Весна научила мечтать

Была какая-то особенная прелесть в таком времяпрепровождении. Помочь пересадить растение, напитать его силами, вложить особые свойства в энергию, попытаться скрестить один вид с другим, или восстановить внезапно зачахнувшее деревцо. Хотя сам мастер преимущественно занимался тем, что копал лунки, помогал избавиться от уже усохших и не подлежащих восстановлению экземпляров. В такие моменты Сивина бледнела и отрешенным взглядом наблюдала за процессом. Будто человека хоронили, а не растение… И на слова о том, что не стоит принимать так близко к сердцу, не реагировала. Лишь однажды произнесла:

– Они тоже имеют право на жизнь. А я не успела, хотя и могла бы помочь…

Он не знал, что на это ответить.

После они обычно отправлялись в подсобку. На крохотной печке к тому моменту вскипал чайник.

Как-то раз Джемтир спросил:

– Ну а как же чайные листья, их вам не жаль?

Или Сивина не услышала в вопросе насмешки, или же поняла ее по—своему, но с присущей ей серьезностью она ответила:

– Живое дерево поделилось с человеком тем, чего ему не жаль. Ведь дерево при этом не погибло, не зачахло и продолжает и дальше расти себе и нам на радость.

Мастеру показалось, что Сивина все же над ним смеялась, хотя ничем не выдала этого.

– Ну а, например, корень аниса? Само же растение гибнет, – продолжал расспросы он.

– Ну так ведь не зря гибнет.

– На все-то у вас есть ответы, – покачал головой мастер.

Теперь Сивина позволила себе улыбку.

– Не на все.

И вновь прямой, в чем-то даже вопрошающий взгляд. Джетмир его не выдержал. Отвел глаза, спешно пытаясь найти другую тему для разговора.

***

Он не позволял себе никаких неприличных намеков, да и приличных тоже. Вообще никаких. Учтивое поведение, дружеская помощь и участие. Но с чего? Кто она для него? Сивина терялась.

Йеннер приходил практически каждый день. Сначала просто наблюдал. Это она позже поняла.

А потом она решилась на шалость: вызвалась с этой экскурсией. Была уверена, что он или сбежит, или, в конце концов, расскажет, зачем сюда ходит. Ни того, ни другого не случилось. Сивина специально принялась нудно говорить об оранжереи и не заметила, как увлеклась сама. А потом поймала заинтересованный взгляд мастера. В его взгляде не было той обычной мужской заинтересованности, которую хоть и редко, но все же ловила в свою сторону Сивина. Она давно привыкла, что внимание в основном обращали на ее сестру. И дело не в том, что Исгельна старше. Да и она уехала к теперь уже мужу…

Вот поэтому Сивина и не знала, что ей делать, как реагировать. Опасности от него она уж точно не ощущала, тем более знала, что Йеннер близкий друг семьи Астари.

Ну а потом привыкла, что он приходит, даже пробует ей помогать. Предложила ему в шутку, а он взял и согласился. И даже будто получал удовольствие от обычного выкапывания лунок, например.

А еще он начал рассказывать. Не только слушал Сивину, но и сам делился разными историями из своей богатой практики. Но неизменно сворачивал все свои разговоры к одному – к ней. И вновь она не понимала зачем.

Когда Сивина ему что-то рассказывала, ей становилось не по себе от его взгляда. Внимательного, изучающего. Не знай она, кто он по специальности, уверилась бы, что мастер – менталист, который безуспешно пытается пробраться в ее голову, мысли. Это-то и пугало и словно будоражило.

Иногда ей казалось, что он просто развлекается за ее счет. Уставший от своей насыщенной жизни, Йеннер нашел себе такое занятие. И то она на него злилась за это, то жалела. Напрямик же спросить не решалась. А намеков он будто бы не понимал или попросту не хотел понимать.

Иногда ей казалось, что он обычный одинокий человек, который цепляется за любой повод, чтобы не погрязнуть в одиночестве.

В общем, в Сивине боролись два чувства: жалость, вызванная романтизацией образа мастера, и злость, на его непонятные игры.

В конце концов, она как-то не выдержала.

– Вы довольно занятой человек, но здесь проводите непозволительно как для себя, так и для меня, большое количество времени. Почему?

Мастер отставил чай и внимательно посмотрел на Сивину. Она уже почти привыкла к такому взгляду, поэтому спокойно встретила его.

– Мне здесь хорошо, – кратко ответил он.

– И это все? – удивилась Сивина.

– Разве этого мало? – Она покачала головой. И вдруг он спохватился, будто только понял что-то. – Простите богов ради! Если я вам навязываюсь, то лучше так и скажите. Если мое общество вам в тягость, то… Я не имею дурных намерений, но если что-то вас смущает, то лучше скажите.

– Мне ваше общество не в тягость.

Ей показалось, будто он ожидал другой ответ.

***

Насладиться дома покоем и тишиной Сивине не дали.

– Зачем Йеннер ходит в оранжерею? – Рун задал вопрос суровым тоном, хмуро сдвинув брови.

Сивина рассмеялась и отложила книгу.

– Ты не поверишь, но я тоже не знаю.

– Вы проводите слишком много времени вместе, – продолжал ее брат.

– Там людное место, поэтому все в рамках приличий.

– Иви!

– Что?

– Между вами что-то есть? Он к тебе пристает? Что у вас там происходит?! – В конце концов, он не сдержался и перешел на крик.

– Ничего такого, за что тебе стоит переживать. – Сивина же себе гневных реплик не позволяла.

– Не стоит, говоришь… – уже спокойнее произнес Рун. – Тебе-то я верю, Иви. А вот ему… Что-то же ему нужно от тебя.

– Он ведет себя прилично, не переживай. – Она похлопала брата по руке.

– Если бы я мог. – Рун вздохнул и приобнял сестру за плечи. Потёрся щекой о ее макушку. – Ты же знаешь, что о нем говорят.

– Не знаю и знать не желаю, – твердо произнесла она и отодвинулась от брата. – Какое мне дело до чужих разговоров? У меня самой есть уши, глаза и немного ума.

– Иви! – Рун ошарашено смотрел на сестру. – Я тебя не узнаю…Ты не знаешь, что он за человек, он же…

– А ты откуда знаешь? – Насмешливо спросила Сивина. – От Ульрики? Помнится, раньше ты о нем отзывался в весьма восторженных тонах. Теперь же…

– Теперь, когда он увивается вокруг моей сестры, я вынужден некоторые его поступки рассматривать иначе.

– Он не увивается.

– Да? А как это еще можно назвать?

– Я не знаю как, но не так точно.

– Видимо, для тебя разговор бессмысленен. Значит, я сам поговорю с Йеннером.

– Это уже не смешно, Рун.

Его губы исказила злая ухмылка.

– А я и не смеюсь, дорогая моя.

– Успокойся, пожалуйста! – Теперь Сивина уже действительно начала волноваться. – Я клянусь тебе, что никаких дурных намерений он не выказывал. Ты не можешь просто предположить, что… что он приходит в оранжерею отдыхать? У нас же тихо, спокойно, люди хоть и появляются, но все же не нарушают чужой покой. Ну а я… я просто как… да как приложение к этому месту.

– Дурочка ты, а не приложение, – тихо вздохнул Рун и все же притянул к себе сестру.

Теперь уже Сивина не возражала. Брат лишь недавно начал демонстрировать так свою любовь и привязанность. И хоть к Ульрике Сивина не питала нежных чувств, но вот за это была готова простить ей все. Ведь с ее появлением в жизни брата, он начал возвращаться.

– Мне, честно говоря, странно, что только сейчас кто-то рядом с тобой возник. Ты же у меня красивая. – Он взял лицо сестры в руки и нежно поцеловал в лоб. – И мне так страшно, что и ты…

– У Исгельны все хорошо. Она же счастлива.

– Надеюсь. И все же с Йеннером я поговорю.

Переубеждать брата было уже без толку.

***

Джетмир пригласил посетителя присесть на стул напротив.

Рунгвальд Натсен заявился к нему в школу с требование поговорить. Мастер тему разговора понял сразу же, еще до того, как гость открыл рот. Тем более он даже не соизволил поздороваться.

– Я настоятельно попросил бы вас прекратить посещать оранжерею, – сразу же начал Рунгвальд.

– Не вижу причин, – спокойно возразил мастер Джетмир.

– Давайте тогда сразу начистоту. Меня не устраивает ваш интерес к моей сестре. Мне не ясны ваши мотивы. Меня не устраивает сложившаяся ситуация.

– Так интерес к оранжерее или вашей сестре? – с совершенно серьезным выражением лица поинтересовался мастер. – Понял, понял. – Он поднял руки и отбросил шутливый настрой, после того, как гость побагровел и хотел уже было высказаться. – Хотите начистоту? Хорошо, будет вам чистенькая правда. Я не знаю, почему туда хожу.

– Да прекратите уже шутить! – взревел Рунгвальд. – Когда Сивина высказала желание работать в оранжерее, я ей отказал. Эдель¹ совершенно нечего там делать. Но она настояла, да и я понимал, что для ее дара это оптимальный вариант. Ее совершенно не заботило то, что про нее говорят – кто за спиной, а кто и в лицо. Все эти насмешки я принимал на себя, ведь знал, как ей важно это занятие. Она бы не успокоилась, а нашего маленького сада ей было уже мало… И все эти напыщенные эдельки, которые в своей жизни ничего полезного не сделали, твердили Иви вслед, что она позорит себя, свою семью, что она низко пала. Сивине было все равно, а я терпел ради нее. А теперь про нее твердят, что она новая игрушка пресыщенного Йеннера. Вы хоть понимаете, что творите?!

Щеки мастера покрылись ярко-красными пятнами. Карандаш в его руке сломался.

Рунгвальд перевел дух и продолжил:

– Как бы вы себя сейчас не вели прилично, слухи про вас бегут далеко впереди. Мне, в сущности, плевать, что говорят про вас. Если только не приписывают сюда еще и мою сестру.

– Но ведь мы всегда были на виду. Ничего не было, я даже ее за руку не брал… Проклятые сплетницы! – Джетмир с яростью отбросил остатки карандаша.