Читать книгу: «Сабрес. Истории со Святой земли», страница 3

2. Линии жизни

Между двумя точками недолгой человеческой жизни – рождения и смерти – можно провести великое множество линий. Прямых и жирных, словно мажорные аккорды. Еле заметных пунктирных. Синусоид с подъёмами и спадами. Парабол и гипербол, уносящихся в бесконечность или бесконечно приближающихся к нулю. Ломаных, спиральных, витиеватых.

Основы жизненной геометрии Эли начала постигать в детстве. Скромный домик её родителей располагался у самого побережья. По утрам, когда она выходила во двор, слышался неумолкающий гул прибоя. Море не пахло, но воздух здесь абсолютно отличался от обычного городского воздуха. С годами, когда Эли навещала маму с папой, домик казался ещё меньше и скромнее, словно бы съёживался, как съёживаются, старея, люди. Но при этом, по мере удаления от него во времени, он становился для Эли всё ближе и роднее. Она хорошо помнила себя лет в одиннадцать-двенадцать, когда надёжность жизни казалась незыблемой. От всего дурного её охраняли родители. И где-то неподалёку, словно ещё одна стена от всяких неприятностей, – бабушка с дедушкой. Впервые она узнала тогда, что такое смерть. То есть, Эли, конечно, видела мёртвые деревья, тела кошек, собак, жуков, ящериц, птиц, она слышала от друзей и подружек, что кто-то из их родственников умер. Но это было далеко, как бы её не касалось. А детские впечатления сводились обычно к страху перед мёртвым телом или боязнью войти в комнату с трупом, к страшным рассказам про кладбище. Когда же в неполные двенадцать лет девочка Эли увидела неподвижное, восковой бледности тело своей бабушки, лежащее на столе – а всего лишь неделю назад бабушка была розовой, любящей, бесконечно балующей свою внучку, – сердце Эли наполнилось леденящим ужасом и болью, словно часть её самой умерла. Она села тогда обессиленная на стул около мёртвой бабушки и смотрела на неё, даже сквозь неё, по-детски ещё не осознавая неотвратимость и необратимость смерти. По прошествии двух или трёх лет мама взяла её на кладбище. Эли тогда спросила:

– Мамочка, а что там, под землёй?

Мама Эли смутилась от неожиданности, решая, придумать ли что или наскоро рассказать какую-нибудь сказку, но вовремя вспомнила, что дочке уже четырнадцать, и, тяжело вздохнув, сказала:

– Кости да волосы, дочурка, от нашей бабушки, – голос её прервался, и она заплакала.

– Ну, мамочка, не плачь, не надо. Ты-то ведь у меня не умрёшь, я знаю. Ты всегда будешь со мной. Скажи, не умрёшь, правда?

Мама ничего не сказала, а только отрицательно закачала головой – мол, нет, не оставлю тебя.

А ещё года через два Эли загрустила, поняв как-то, после очередной прочитанной книги, что не только её милая мамочка, но и она сама должна покинуть этот лучший из миров. Грусть поселилась в ней надолго, пока вечно занятая мамочка не обратила внимания на состояние Эли. Начала её пытать – что же случилось? – пока дочка, не выдержав, не зарыдала и не рассказала всё. Мама гладила ей волосы и приговаривала: «Успокойся, моя радость, скоро учёные что-нибудь придумают, лекарство от рака и других ужасных болезней, люди тогда будут жить долго-долго, почти вечно». Эту наивную трогательную выдумку рассказывала ей ещё покойная бабушка. Наверное, сказка передавалась из поколения в поколение.

Пролетели, словно миг, ещё несколько сот дней, грусть Эли растворилась, уступив место первой незабываемой любви. Однажды вечером девушка, вся горя от страсти, вдруг вспомнила свою прошлую грусть и мысли о смерти, и рассмеялась, подумав, какая это пошлая вещь – тоска из-за бренности. Да, наверное, любовь создана только для того, чтобы не думать о смерти.

Такой вспомнилась ей линия её жизни до восемнадцати лет. На улице уже запели первые птицы, когда Эли погрузилась в краткий предутренний сон.

3. Энрике

А первой её любовью был Энрике. Первая любовь, как самый дорогой алмаз, лежит у каждого человека в шкатулке памяти. Только с годами туда всё реже и реже заглядывают. С Энрике они встретились в доинтернетовские времена, когда знакомились просто на студенческих вечеринках, в кино, у друзей. В этом парне текло много испанской крови, которая проявлялась в необузданном темпераменте, сразу захватившем Эли. Он был высок и строен, как олень. Самое интересное, что в ту их первую осень он казался ей сотканным из одних достоинств. Кто-то из друзей Энрике пошутил: Энрике, как нарцисс, упивается своей красотой и следит за собой, как женщина. Действительно, у него была длинная коса, чёрная как смоль, миндалевидные глаза, смуглая гладкая бархатистая кожа. Всё это притягивало Эли. А секс с ним был как наркотик, к которому привыкаешь, и хочется ещё и ещё. Он её окончательно покорил, когда предложил посетить Калифорнию. Конечно же, она не была там никогда, а Энрике снисходительно заключил:

– Я не люблю Флориду, она и в подмётки Калифорнии не годится. Поедем на озеро Тау и побудем в Сан-Франциско.

Она держала его за руку, смотрела снизу-вверх, поддакивая:

– Да, да, и я хочу в Калифорнию, особенно с тобой.

Сразу по приезде в Калифорнию, Энрике взял на прокат огромную, в полквартала, американскую машину, на которой они и начали своё турне. Энрике в тот вечер искрился остроумием. Они ехали по Голден-Гейт Бридж под музыку Иглз.

– Дорогая, посмотри налево. Там огни ночного Фриско, – так по-местному он называл город. – Посмотри направо. Там Тихий океан – самый большой океан в Калифорнии.

Эли смеялась, не выпуская его правой руки и во время езды. В сотый раз за день она говорила ему, как его любит, да и Энрике не отставал, рассыпался в комплиментах:

– Я думаю, если Тихий океан самый большой в Калифорнии, то ты – самая прекрасная девушка этой изумительной страны.

Этим вечером они шли на невероятно фешенебельную вечеринку, которыми Эли совсем не была избалована.

Энрике нацепил чёрную атласную бабочку и фамильный перстень с гигантским рубином. Природный вкус Эли подсказывал ей, как претенциозен перстень, но любовь заглушала эти подсказки. Эли надела чёрное, как чулок, платье.

– Я хочу, чтоб ты была в перчатках, – сказал Энрике, но перчаток не было, и за пару часов до вечеринки они поехали в магазин, и он купил ей дорогие, длинные, до локтей перчатки. Всё шло великолепно. И настроение у Эли и Энрике соответствовало событию. В холле подавали ананасы, клубнику и шампанское. После коротких речей околополитических деятелей объявили танцы. Первый танец Эли и Энрике был упоительным. Он обнимал её, шептал что-то на ухо, а она таяла от его близости и очередных комплементов. Уже начали разносить на подносах калифорнийское вино, креветки и суши.

Энрике заговорил с каким-то джентльменом, представил ему Эли. Их разговор продолжался, а Эли отошла чуть в сторону. Когда вновь зазвучала музыка небольшого оркестра из угла зала, к Эли подошёл невысокий и приятный молодой человек и пригласил на танец. Она искала глазами Энрике, но он стоял в пол-оборота к ней, что-то доказывая своему собеседнику. Эли подала кавалеру руку, и они пустились в танец. Прошло не больше минуты, как Эли почувствовала чью-то чужую руку на своём обнажённом плече. Продолжая танец, она оглянулась и увидела искажённое злобой лицо Энрике. В ту же секунду его точный нокаутирующий удар в челюсть повалил партнёра Эли на паркетные полы зала. Изо рта парня брызнула кровь. Музыка сбилась, прервалась. Люди расступились, и два копа заломили руке Энрике, выводя его на улицу. Всё это заняло секунды и было похоже на дешёвый голливудский боевик.

Эли взяла такси до гостиницы, позвонила из номера маме, рассказывая о случившемся. Энрике в её глазах был героем. А мама суховато сказала:

– Доченька, с таким человеком опасно связывать свою судьбу. Он неуравновешен, не сдержан, будь, пожалуйста, осторожна…

И тут Эли взорвалась. Впервые в жизни она закричала на свою любимую мамочку:

– Ты ничего не понимаешь! Он самый лучший! Самый красивый! И любит меня, как Ромео. А ты желаешь мне несчастья! Ты глупая и ограниченная!

На другом краю океана мама повесила трубку, а Эли в отчаянии зарыдала. Утром в дверь постучали, и Эли после бессонной ночи побежала открывать. Энрике отпустили из полиции под большой залог.

– Так будет с каждым, кто приблизится к тебе, – сказал Энрике. – Поэтому будь осторожна, детка.

– Ты прав, мой хороший, прав. Извини, что я пошла с ним танцевать. Но было скучно, а ты с кем-то так долго разговаривал.

– Я встретил своего товарища и бывшего компаньона.

Так они коротко и дружелюбно объяснились.

Дни после этого происшествия прошли у них в разъездах – и в порывах страсти.

Энрике пришла фантазия снять яхту на пару дней и сделать маленький круиз у западного побережья Штатов. Яхта оказалась фешенебельной, с несколькими парами молодых людей их возраста. Две ночи пролетели в любовных утехах, а два дня в непрерывных развлечениях. Они вернулись в Сан-Франциско, чтобы наутро оставить его.

Был приятный вечер, ласковый тихоокеанский ветерок гулял по улицам города. Эли в номере читала местный журнал, а Энрике вышел. Его не было минут двадцать. Эли решила его поискать и спустилась на лифте в лобби. Выйдя из лифта, она тотчас увидела его сидящим на красном кожаном гостиничном диване рядом с какой-то дамой. Рука Энрике лежала у неё на колене, а второй рукой он поправлял ей волосы за ухом и на виске.

4. Гало

Ревность мгновенно лишила Эли разума. Она бросилась обратно в лифт, повторяя про себя:

– Подлец, подлец! Обманщик!

Хорошо, что никто её не видел в таком состоянии, в амоке, с залитым слезами лицом. Войдя в номер, она начала лихорадочно забрасывать вещи в чемодан, закрыла его на молнию. На столике оставались сиротливо лежать купленные перчатки.

– Пусть знает, что я в нем не нуждаюсь, негодяй!

Энрике не возвращался.

– Очень хорошо! Не желаю его видеть!

Она вошла с чемоданом в лифт. Чтоб не встретить его, поехала наверх и вышла у кафетерия. Приняла нарочито спокойный вид, чтобы не вызывать ненужного любопытства окружающих, и заказала кофе. Отметила время. Голова Эли оставалась абсолютно пустой. Она не знала ещё, куда ей деваться сейчас, но знала точно, что с Энрике расстаётся навсегда.

«Есть два варианта, – она потихоньку начала приходить в себя и размышлять. – Либо ехать напрямую в аэропорт и купить билет домой, либо переехать в другую гостиницу».

Только сейчас она вспомнила лицо дамы, сидевшей рядом с Энрике. Кажется, эта женщина плыла с ними на яхте.

Посидев некоторое время в кафе, Эли рискнула спуститься в лобби. Только бы его не встретить – стучало в висках. Нет, в лобби Энрике уже не было. Эли быстро вывезла чемодан на улицу. А там чернокожий служащий в ливрее предупредительно раскрывал дверь такси и затаскивал в багажник чемодан.

– Куда едем, мисс? – спросил водитель.

– Мне нужен недорогой отель в даун-тауне.

– В даун-тауне всё дорого, но могу порекомендовать «Айсидору» за парком.

– Хорошо, едем в «Айсидору».

Выйдя из такси, она сразу же столкнулась с чернокожим служащим, почти неотличимым от того, который провожал её в «Эксельсиоре».

«Черт, не галлюцинации ли у меня? Может я вернулась обратно к Энрике?»

– Давайте чемодан, мисс, я вам помогу.

– Погодите, – сказала она, – мне нужно такси.

– Вы же только что отпустили такси.

– Мне нужно ещё одно.

– Хорошо, хорошо, вот стоит рядом.

И Эли повторила манёвр, сменив и эту гостиницу на случай, если Энрике начнёт искать её. Был уже час ночи. Еле живая от усталости и переживаний, Эли повалилась спать.

Её утреннее настроение она сама назвала похоронным, так говорил её дедушка. Ещё бы. Она наговорила маме гадостей по телефону, защищая подлеца, который ей же и изменил. Прежде чем спуститься к завтраку, Эли не нашла ничего лучшего, как вынуть из мини-бара пару маленьких бутылочек водки и, не закусывая, осушить их. Потом села на незастланную гостиничную постель и закурила, стараясь так заглушить боль двух разрывов.

В ресторане сидела отрешённая, автоматически пережёвывая еду. Вдруг к её столику подсел темнокожий мужчина. Он заговорил с ней, пожелал доброго утра и представился: Николас, Ник.

– Сегодня вечером в гостинице будут музыка и танцы.

Видя, что она не откликается на намёк, он прямо пригласил её.

– Ник, спасибо, но у меня не то настроение, чтобы идти на танцы. Да я и не уверена, что хочу провести этот вечер с вами.

– Я и не настаиваю, чтоб со мной. Будет немало моих знакомых, так что вы сможете выбрать любого, если захотите, разумеется.

– Хорошо, я подумаю. До свидания.

Эли, не допив кофе, вернулась в номер. Днём она занималась своим билетом, отложив полёт на несколько дней. Долго набиралась смелости, чтобы позвонить маме.

– Мамочка, извини меня за грубость, – сказала Эли. – С Энрике всё кончено, так что ты, как всегда, права. Расскажу подробно, когда вернусь. Со мной всё нормально. Я хочу ещё немного побыть в Сан-Франциско.

После обеда она спала, не раздеваясь, и проснулась уже затемно. Умылась, включила телевизор. Взглянула на часы, и вдруг вспомнила утреннее приглашение на танцы. Через двадцать минут начало.

А почему, собственно говоря, нет? Она хочет продолжать наслаждаться жизнью! Друг изменил ей, а у неё есть полное право изменить ему. К тому же, до отлёта она должна пробыть несколько дней в этой гостинице. Неужели ей нужно умереть с тоски в таком прекрасном городе?

И ответила сама себе тем, что быстро сбросила одежду и прыгнула в ванну. Потом долго накладывала косметику, причём ей самой показалось, что переборщила с этим. Оделась экстравагантно, даже вызывающе. Вечеринка уже началась, но Эли решила немного опоздать. Чтобы провести время, включила телевизор. Ей не сиделось, сегодня ни сигарета, ни виски не успокаивали. Спускаясь вниз, она думала, что в Сан-Франциско начала много курить и пить.

Там внизу уже гремела музыка, было тесно, шумно. Почти сразу же появился Ник, начав знакомить Эли со своими товарищами. Она не запоминала ни одного имени, голова её оставалась пустой от усталости, переживаний, виски и сигарет.

Около двух часов ночи, после беспрерывных танцев под музыку транс, Эли отошла в угол зала, взяв стакан колы. К ней подошёл один из знакомых Ника по имени Самюэль.

– Хотите закурить? – спросил он.

– Не откажусь.

– Только эти сигареты с добавкой.

– С какой?

– С очень лёгкой. Марихуана.

– А я года два назад пробовала, абсолютно ничего не почувствовала.

– Попробуйте сейчас, может, через два года подействует.

Она закурила, жадно вдыхая дым и стараясь ощутить действие наркотика.

– Нет, всё как тогда.

– Выкурите ещё одну, если хотите понять марихуану.

Эли курила вторую сигарету подряд, и через некоторое время ей показалось, что подействовало. Наступило расслабление, пришла лёгкость в теле. Она готова была снова танцевать.

В следующие три дня она без перерыва курила марихуану, которую ей давали то Ник, то Самюэль. Почему-то ей расхотелось возвращаться домой. Она снова связалась с агентством и отложила на неделю полёт. Для смелости выкурила две сигареты подряд и набрала номер мамы. Разговор с ней выдался нелёгким. Эли применила всё своё красноречие, чтоб успокоить маму, сразу заподозрившую что-то неладное.

В этот же вечер ей впервые дали попробовать экстази. Через неделю Эли снова звонила в агентство, прося отсрочить билет уже на месяц. За это полагался немалый штраф, и Эли пришлось выложить большую часть своих денег. Кроме того, нужно была решить вопрос с жильём – оставаться больше в гостинице она не могла. Ник помог ей снять недорогую квартиру типа «студия».

«Куда меня несёт?» – возникал иногда непрошенный вопрос, но она заглушала его новой порцией марихуаны. За эту неделю она с помощью новых друзей уже попробовала крэк.

Однажды утром Эли вышла из дома купить кофе. Впереди неё шла пара высоких мужчин. Эли чувствовала себя неплохо после долгого сна, даже песенку напевала. И вдруг вокруг головы одного из идущих впереди она увидела эллипс, отдалённо напоминавший сияние вокруг святых ликов на иконах. Только цвет был какой-то странный, тревожный, с багровыми и серыми тонами. Эли не свернула в магазин, а продолжала идти за парочкой. Ей почему-то вдруг ужасно захотелось увидеть момент, когда исчезнет это странное «гало» *¹. Она шла и думала, что слова «гало» и «галлюцинация» имеют один корень.

Она прошла за мужчинами ещё метров триста-четыреста, миновала страховой офис, банк, магазины, и вдруг парень с гало быстро раскрыл свой чемоданчик-кейс, вытащил какую-то штуковину и метнулся в сторону. Эли закричала, понимая, что происходит неладное, но никто не откликнулся.

«Может я уже с ума схожу от наркотиков?» – подумалось ей.

Потеряв из виду мужчин, Эли повернула назад к дому, не забыв купить свой любимый кофе. Сегодня не буду курить. Хватит, у меня же есть сила воли. Докурилась, уже какие-то чудеса вижу, гало. Ничего и не было в действительности. Правильно, что в банк не зашла, ещё бы в психушку забрали.

День в Сан-Франциско выдался необычно влажный, и Эли собралась в душ, но перед этим автоматически, как обычно делала, включила телевизор. Для неё телевизор был как человек в доме: появлялись звуки, отступало одиночество – известная иллюзия телевизионной эпохи.

Но сейчас полицейские сирены делали шум от телевизора невыносимым. Эли усилила звук. Сирены, оказывается, гудели не только в телевизоре, но и на улице. Передавали экстренное сообщение. Всего несколько минут назад двое неизвестных ворвались в банк и под угрозой оружия вынесли наличными более двадцати миллионов долларов. Сработала видеокамера, и вот они – фотографии бандитов.

– Боже! – вскрикнула Эли. – Это же они! И вот он, этот тип с гало! Так значит, не зря она видела это кольцо вокруг его головы. Фантастика какая-то!

– Всех, кому что-то известно о событии, просят обратиться в полицию по телефону…

Она обязана пойти, но что сказать? Правду – так никто не поверит, а если ещё и узнают про наркотики…

5. Гипотеза Вейна

Прошло всего несколько дней после памятного видения, о котором она всё-таки сообщила в полицию, и ей позвонили домой. Мягкий мужской баритон спросил:

– Госпожа Коэн, (это была фамилия Эли), вы можете уделить мне несколько минут?

А так как Эли, несмотря на все её приключения, оставалась правильной и послушной девочкой, помнящей мамины наставления, она почти без колебания согласилась встретиться в кафе неподалёку от её дома.

Мужчина, который ей позвонил, на деле оказался очень обычным, практически стандартным американцем. Вид его был абсолютно не запоминающимся. Он ей сразу показал удостоверение, но сунул его так близко к глазам, что она ничего не могла прочитать, а попросить объяснить подробнее она не решилась. Но он ей сам всё пояснил.

– Мы не ФБР, но работаем с ними в тесном контакте.

А потом, как бы невзначай, добавил на хорошем иврите:

– Вэ ма ат митковенет ляасот кан?*² – и снова перешёл на обычный, без акцента, американский.

– Ани**,³ – Эли запнулась от неожиданности, – ани…

– Инглиш, плиз ***⁴, – тихо поправил он.

При всей своей неопытности, наивности, Эли взяла себя в руки, сделав вид, что ничего не случилось, и, как ни в чём ни бывало, продолжала беседу.

– Я собираюсь вернуться домой, но у меня пока временные денежные трудности, поэтому я отложила свой полет.

Разговор был недолгим и каким-то размытым, неконкретным. Лишь в конце он сказал:

– Хорошо, я подумаю, как мы можем помочь вам, госпожа Коэн. Вот мой телефон на всякий случай. Но я позвоню вам сам завтра или послезавтра.

Возвращаясь домой, Эли не замечала ничего вокруг из-за мыслей и эмоций, переполнявших её юную голову. Она не могла понять главного: хотят её поймать на наркотиках? Или ко всей компании Ника-Сэма подбираются? Ей стало страшно. Наверное, Ник и Сэм покупают или продают, а это серьёзное преступление. Боже! – подумала она, – что делать, сказать парням, что спецслужбы уже рядом, или нет? Решила подождать всё-таки до следующего звонка агента. Назавтра утром он ей позвонил, назначив повторную встречу в том же месте. Эли хорошо подготовилась, проиграв в уме предстоящий разговор.

– А если я больше не хочу с вами встречаться?

– Это полное ваше право. Но только я боюсь, если вы не пойдёте на контакт, могут пострадать люди, много людей.

К такому повороту она была не готова.

– Поясните, пожалуйста, – попросила она, сама удивившись своей наглости.

– Я отвечу на любой ваш вопрос, госпожа Коэн, но только при встрече.

И не дав ей передохнуть, сказал, как о решённом:

– Мы встретимся сегодня в пять часов в том же кафе, и со мной будет ещё один человек. Не пугайтесь, солидный профессор, он вам понравится. До скорого.

И, не успев выслушать её возражений, отключился.

Эли потеряла покой. Она даже не сообразила, что он дал ей телефон, по которому можно перезвонить ему. И не с кем было посоветоваться. Вдруг она отчётливо поняла, что одна, совершенно одна. И для чего профессор будет на встрече? Всё это бурлило в ней, и ни на одном вопросе она не могла сосредоточиться. Так прошёл день, вернее, пролетел. Почему-то в последний час перед встречей её мучил совершенно женский вопрос: что надеть? В конце концов, за десять минут до выхода она надела самое простое – джинсы и чёрную блузку. И, не наложив косметики, выбежала на улицу.

На этот раз она почему-то волновалась меньше, апатия овладела ею, как говорится – перегорела. А может быть, высокий седовласый мужчина лет шестидесяти так повлиял. Его звали Вейн, профессор Вейн. Вначале, как и в первый раз, разговор шёл как бы ни о чем. Эли решила устроить проверку агенту и профессору. Будто невзначай, она вдруг вплела ивритское восклицание – «Ма ихпат ли!» *⁵ И бросила быстрый, но пристальный взгляд на своих собеседников.

– Ху ло мейвин иврит*⁶, – спокойно, без эмоций сказал агент и продолжил беседу.

– Мы внимательно изучили ваше сообщение в полицию после ограбления банка.

У Эли словно груз с души упал – значит не наркотики, слава богу!

– Профессор Вейн – известный специалист в области изучения мозга, памяти, человеческих эмоций, мы попросили его встретиться с вами.

У Вейна было лицо, перерезанное глубокими морщинами, и потому выглядевшее суровым. Но глаза! Глаза поразили Эли сразу же, а сейчас, когда профессор заговорил с ней, голубизна глаз стала напоминать кусочки чистого весеннего неба, озарённого солнцем. Он обратился к Эли тоже спокойно, но не равнодушно, как агент.

– Я знаю весь ваш рассказ о «гало». Полиция записала его на плёнку, когда вы позвонили. Интересно, чрезвычайно интересно! Я изучаю подобные явления много лет и сейчас являюсь консультантом их агентства, – и он кивнул на сидящего рядом. – У меня имеется несколько любопытных теорий по поводу этих вещей, называемых многими паранормальными. Я не люблю термина – паранормальный, никто точно не знает, что такое норма в психике. Кстати, я готов поделиться с вами некоторыми соображениями, но вначале одна просьба. Я прошу вас прийти в мою лабораторию и пройти не очень долгое и совершенно безвредное обследование.

– Я боюсь. Я читала, как спецслужбы зомбируют, воздействуя на мозг. Но расскажите, что за исследование?

– Это один из видов электроэнцефалографии, разработанный мной. Оно позволяет регистрировать, а потом и анализировать так называемые минорные ритмы мозга. Я думаю, что в них зарыта собака в случае с вашим гало, как и с другими подобными феноменами.

Хотя Эли ещё и не сказала – да, она уже как бы доверилась Вейну, ей казалось подсознательно, что человек с такими глазами не сможет причинить вреда.

И тут Вейн применил тот же психологический приём, что и его предшественник. Он не стал спорить с ней или доказывать что-то, он просто сказал:

– Я вас жду ровно через два дня в лаборатории, вот визитная карточка. Только прошу вас все эти сорок восемь часов не пить алкоголь, не принимать наркотики и психотропные препараты. Кстати, возьмите листок, там написано, как вести себя – и он протянул Эли маленький флайер с общеизвестной картинкой мозга в верхнем углу.

Самое интересное состояло в том, что Эли – кроме Энрике, разумеется – увлекалась в последнее время психологией и психоанализом, даже читала в подлиннике Юнга и Адлера. Конечно, разрыв с Энрике привёл её к наркотикам, но сейчас он, а может быть судьба, свели её с Вейном. Профессор сразу покорил её. И она забыла даже о спецслужбах, агенте, своём «гало», ей хотелось так много спросить у Вейна.

Гипотеза Вейна словно лежала на поверхности, доступная каждому смертному, но далась в руки только ему – небесноглазому гению из Огайо. Пока Эли отдыхала после первой части исследования, профессор сидел неподалёку, перелистывая журнал, посасывая трубочку и излагая своей испытуемой то, что он рассказывал на своих блестящих лекциях в университете.

– Есть два важных момента во всей истории с паранормальными явлениями. Внутренняя предрасположенность, которая существует примерно у одного процента людей на свете, и второе – стимул, способный возбудить необычную способность. Например, способность распознавать пальцами температуру предмета. В этом ничего необычного нет. Но, моя дорогая Эли, у одного индивидуума температурная чувствительность позволяет различить полградуса, а у другого – два. Около одного процента – опять-таки, заметьте это магическое число – могут различать до пяти сотых градуса! Фантастика, правда? Но эти люди уже способны при определённых обстоятельствах раскрыть необычную способность к рецепции тепловых волн. Поверьте мне на слово, но сходная ситуация и с радиоволнами, например, или с магнитным полем. Вы можете себе представить, что человек чувствует радиоволны? Я не могу. Почти два года я делал эксперименты, тысячи экспериментов. И нашёл. Правда, их меньше, чем в случае с температурой, но двое-трое на тысячу есть, этаких гениев чувствительности! Далее мы занялись их рецепторами и способностью мозга обрабатывать информацию. Тогда-то я и обнаружил минорные ритмы. Во всех учебниках вы найдёте только описание четырёх главных мозговых ритмов. А минорные ритмы определяют способности к паранормальному восприятию. Я вас утомил, дорогая.

– Нет, что вы, я будто слушаю фантастический рассказ…

– А вторая часть его связана с так называемыми разрешающими факторами. Оказывается, что только у одного человека с повышенной чувствительностью из тысячи определённые ситуации способны проявить эту чувствительность. Давайте продолжим исследование, Эли.

– Перед тем как сесть в ваш энцефалограф, скажите, профессор, я правильно сосчитала: вероятность моей ситуации – один на несколько сот тысяч?

– Почти. На деле же, раз в десять меньше, один на несколько миллионов. Объясню вам потом, но теперь вы не удивляйтесь, что ваши спецслужбы сразу занялись вами. В вашей маленькой стране таких, как вы, возможно, только несколько человек, да и у нас их не так много.

И Вейн усадил Эли в кресло, установил электроды ей на голову и включил прибор…

Спустя три дня Эли и Вейн сидели на уютной старомодной лавочке Русского Холма, молча глядя на Алькатрас*⁷ и поджидая Джеймса. Именно так звали агента, необычайно заинтересовавшегося её сверхспособностями. Он должен был подойти с минуты на минуту, а пока профессор рассказывал Эли результаты расшифровки её энцефалограммы.

Джеймс подошёл к ним сбоку так тихо, что они и не заметили. Поздоровались, и он тотчас протянул Эли конверт.

– Тут две важных бумаги. Одна – ваш билет на самолёт, а вторая – контракт между Эли Коэн и нашим агентством. Билет вы можете сразу взять, а контракт подписать, предварительно прочитав его, разумеется.

Голова у Эли немного кружилась, потому что после исследования профессор перевёл её на метадоноподобный препарат, заменяющий наркотики и позволяющий постепенно отказаться от них. Она взяла себя в руки и начала читать. В это время Вейн и Джеймс отошли в сторону, о чем-то негромко разговаривая. В контракте было много всего написано формальным, трудным адвокатским языком. Эли поняла, что ей нужно будет сотрудничать с агентством минимум три года. Зарплата полагалась королевская, равная примерно четырём средним зарплатам в её стране. Были положены бонусы в случае успехов. Через несколько минут Джеймс подошёл к Эли.

– Я отпустил профессора, он потом вам позвонит, а мы должны с вами закончить формальности. У вас есть вопросы по контракту?

– Ещё бы! Во-первых, вы уже говорите о нем, как о чём-то решённом. Я даже не поняла из написанного, что вы хотите от меня.

– Госпожа Коэн, если вы вернётесь, то вас почти тотчас должны взять в армию, не так ли?

– Да, мне уже восемнадцать с половиной лет, и я получила перед поездкой в Штаты предписание.

– Так вот, вместо службы в армии, которая защищает страну от враждебного окружения, вы будете служить у нас и заниматься особыми заданиями оборонного характера.

– Поняла идею, но не поняла, как…

– Мы хотим использовать ваши исключительные способности в исключительных целях, например, в поимке опасных врагов – шпионов, террористов. Поэтому вспомните мои прежние слова: если вы откажетесь, то могут пострадать многие.

Чёрт, он знал, на какие кнопки Элиной души нажимать и какие её струны трогать. А чтобы закрепить успех, Джеймс напомнил про зарплату.

– Месячный заработок у нас будет равен вашему годовому заработку в армии, и, если говорить честно, я думаю, вы стоите больше. Я отдельно включил бонусы… – но Эли отключилась и про бонусы уже не слушала. Лучшее, что она могла сообразить – это попросить дать ей подумать, но она уже знала, что вместо желанной учёбы у Вейна она в ближайшие годы будет служить у Джеймса.