9 Этажей

Вдруг я почувствовал прилив чего-то. Похоже скорее на опьяняющий эффект алкоголя, но в пять раз слаще и насыщеннее. Я разразился в буйственных движениях тела и конечностей, образующий одному только мне известный танец. Цвет казался ещё ярче, челюсть была ходуном, начал сильно потеть. Тогда мне казалось, что это последний совершённый мной всплеск эмоций и открытости.

Я кричал и выл в такт ритмичной музыке, глядел в лица танцующих рядом людей, а они смотрели в ответ. Это было прекрасно. Я любил этих людей всем сердцем и хотел, чтобы они разорвали мою плоть в ответном, столь желанном порыве любви. Я не хотел, чтобы это когда-нибудь закончилось. Этот взрыв серотонина, методично и плавно задевающий нейронные струны мозга, заставил меня полюбить мир.

Бзик.

*Правильное ли решение было принято тобой этим вечером? Уже не важно. Во всяком случае, ты уже под кайфом, оторвись так, как не делал это никогда*

Раскрыл глаза. Я в туалетной комнате, с рыжей девушкой в обнимку. Она тоже «обдолбана радостью», смотрит на меня. У входа в одну из кабинок лежит полуголый мужик, с облёванным вокруг полом и лицом. В другой кабинке раздаются женские стоны. Внезапно, рыжая бестия обхватила рукой мой затылок и страстно вцепилась красными губами в мои. Тёплый, не смотря на резкость, мягкий поцелуй.

Она всё ещё держала меня за затылок, в то время как я одной рукой обхватил её талию, а второй неспешно провёл по мочке уха. После нежно укусил её за шею, хватаясь за ключицы. В эту минуту она незаметно расстегнула мой ремень и стянула штаны, схватив за член. Я не ощутил растерянность или злость, как бы случилось до этого вечера. Она стянула с себя трусики и подпёрла платье, повернувшись задом, прижалась к раковине перед зеркалом.

Почувствовав до сели неизвестное мне возбуждение, безумное и пламенное, стянул трусы до колен. Обхватил за бёдра. Вошёл в неё, начав процесс, который ранее был загадкой. Ритмичное и резкое трение отдавалось раздражением в члене, однако делал всё рефлекторно, инстинктивно, с яростным желанием обладать её телом. Её нежные стоны приводили меня в ещё большее возбуждение, и процесс ускорялся. Я почувствовал, как внутренний «бес» высвобождает всю осевшую на дне моего нутра энергию, сладострастную и похотливую.

Через несколько минут многократного вхождения в вагину, я поднял голову и увидел своё отражение в зеркале: большие как пятаки зрачки глаз, спутанные волосы, красное от напряжения, наркотика и алкоголя лицо, красные от поцелуя губы. Это лицо, казалось, выглядело лучше, чем вчерашнее в зеркале на работе, но процесс я всё равно остановил.

Она развернулась, достала из сумочки что-то маленькое и плоское, прямоугольной формы. Сломала на две части, сделав два квадратика. Сказала, что сейчас мы повысим планку удовольствия и положила эти квадратики себе на язык, после чего медленно поцеловала, проведясь языком по моим дёснам.

После поцелуя, я почувствовал над верхним строем зубов что-то. Она предупредила меня, чтобы не глотал этот квадратик. Эффект от розовой таблетки ещё кружил мне голову, и я хотел продолжения банкета, поэтому не стал возражать. «Ну как ты, философ? Не пожалел о своём решении?», – насмешливо спросила она, смотря в растолстевшие зрачки. Ответив, что нормально себя чувствую, мы вышли из уборной.

Бзик.

*Итак, умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которые есть идолослужение.

К колоссянам, глава 3, стих 5*

Через полчаса безумных плясок и разговоров с людьми, я понял, что большинство из них обдолбаны не хуже чем я, а порой и лучше. Ещё через полчаса, прямо на танцполе, покуривая сигарету какого-то подростка, я увидел первую галлюцинацию.

Лица всех танцующих перемешались в длинную линию, разрубающую стены клуба пополам. Затем весь спектр цветов и источников света, которые только могли уловить мои глаза, сделали по мне залп фотонов, точно космические орбитальные пушки будущего. Я всем нутром прочувствовал эти фотоны, как они проходят сквозь меня, пробивая всю кожную оболочку, с ног до головы.

Затряслись колени и торс – это была дрожь страха. Люди всё так же проносились по кругу, всё быстрее и быстрее, и я был среди них, улавливая калейдоскоп кричащих цветов от ламп и прожекторов. В какой-то момент это столпотворение образовало бушующий ураган, поглощающий всё, что сможет втянуть. Я видел как другие бьются о скалы и утёсы, сам пытаясь не убиться. Челюсть опять затрещала, чуть не откусив язык, а во рту выросло третье ухо, которое заставило меня раскрыть пасть руками, чтобы вслушаться в цветастый рокот музыки. Оно услышало Миноса, стоящего у лестницы и смотрящего на толпу. Я остановился и взглянул на его шею.

Змей, бывший раннее татуировкой, освободил его шею и бросился на меня, шершавыми чешуйками обвивая всё тело. Сердце вот-вот было готово разорваться, я заорал что есть сил, дёргая головой в стороны и пуская жгучие, словно кислота слюни, по пластилиновым подбородку и шее, из глаз вытекала лава. Вскоре, в меня что-то с силой врезалось.

Бзик. Бзик. Бзик.

*Переступив границу будних лет, покрытых серостью и пеленой ненастья, ты в тёмный лес зашёл, и заблудился. И понял, что назад дороги нет*

Момент падения. Пролетел восьмой этаж. Сладострастные фрагменты памяти переменяются одна за другой, учащая сердцебиение ещё сильнее. Ещё не всё. Ещё цветочки, а впереди виднеются ягодки, если бы эти ягодки воняли болотом греха и порока. Впереди семь этажей. Время как будто замедлилось. Это невыносимо.

Глава 3. Седьмой этаж

Чревоугодие

Комната. Девушка. Пристанище. Звонок. Голод. Пища. Дилер. Незнакомец. Цербер.

1,930 секунд с момента падения. Я помню голод и лай собак. Я помню слёзы неба и полумрак.

Очнулся в тусклом помещении и душном помещении. Обнаружил себя лежащим на белой и мягкой, словно облако кровати. Приподняв голову и протерев пульсирующие от боли глаза, увидел её – рыжую девушку, с вчерашней вечеринки в клубе, стоявшую на другом конце у комода с зеркалом, расчёсывающей распутанные волосы. Это была её комната, слегка захламлённая и душная, куда не проступал дневной свет. Обои были выдраны местами, шкаф с одеждой раскурочен, люстра висела как на соплях, покачиваясь от малейшего дуновения пролетавших мух, а зеркало было в трещинах.

Увидев, как я проснулся, она поздравила меня с пробуждением, и, продолжив расчёсывать волосы села на угол кровати. Спросила о самочувствии, и о том, не кружится ли голова. Состояние и вправду было паршивым, без сильного головокружения, но с болью в затылке, звоном в ушах, болью в области рёбер, живота и паху. Посмотрев на неё, спросил о вчерашнем, так как не мог вспомнить как отрубился.

Она заявила, что я после того как я внезапно остановился посреди танцпола и начал кричать, в меня врезался какой-то парень, плясавший с другими хороводом. «Он вмазался макушкой тебе в затылок, после чего вы оба отрубились», – весело сказала она, расчёсывая волосы и посмеиваясь, – «Что с тем парнем не знаю, но вот тебя пришлось волочить до машины Влада, а где ты живёшь, он не знал, поэтому ты проснулся здесь, understand?». Протерев высохшие и покрывшиеся красными нитями глаза, я спросил:

–Слушай, а вчера мы…

–Потрахались? Да, и мы сделали это, закинувшись экстази и ЛСД.

–ЛСД?

–Ну да, знаешь, ЛСД… Такая квадратная пластинка, которую я тебе дала в уборной после секса, помнишь?

–Кажется, припоминаю. Это от неё я подумал что умираю?

–Ага, – отвечает она, делая забавное выражение лица, – это психоделик, вызывающий галлюцинации, обычно он не опасен для людей с крепкой психикой и самоконтролем.

–У меня лава из глаз текла вчера, а у этого Миноса, змея на шее ожила и набросилась.

–Хах, наверное, стоило дать тебе половину пластинки, ты ведь в первый раз вообще на таком мероприятии, – говорит она, одновременно нанося макияж на лицо.

–И в последний, – дополняю я, надевая штаны.

–Да ладно тебе, было же круто, ну, в целом, – пытаясь утешить, произносит она, – просто не стоило давать тебе «кислоту», но за то теперь ты познал вкус ночного кутежа.

–Я познал на вкус серную кислоту, плескающуюся во рту вместо слюны.

–Хахах, да-а, слюни у тебя вчера текли только так. Даже подумывали скорую помощь вызвать, но Влад сказал, что это пройдёт.

–Влад много чего вчера говорил, – без неприязни, но с долей упрёка сказал я.

–Как и ты с Миносом. Позабавил, конечно, ваш вчерашний разговор о философии и законе природы.

–Его так и зовут? Минос?

–Понятия не имею, раньше думала, что это шутка такая у него с братанами по бизнесу, но все его как называли Миносом, так и называют.

–Понятно, – сухо ответил я, доставая из кармана пачку сигарет, – что это?

–Эм, сигареты? – с веселым голосом недоумения ответила она.

–Я вижу что сигареты. Что они делают у меня в кармане?

–Наверное, чтобы покурить, – уже чуть ли не смеясь, промолвила она.

–Но я не курю, – удивлённо, почти выкрикивая слова, говорю я.

–А вчерашний ты не согласился бы с этим. Четыре сигареты выкурил как паровоз, и это ещё при мне, да и на танцполе не стеснялся дуть в лица людей.

Бзик.

*Теперь ты курящий, пьющий, и, возможно, употребляющий наркотические вещества индивид «не такой как все»*

–Я не употребляю наркотики! – громко проговорил я, нарушив спокойный тон разговора.

На пару секунд, тусклая комната погрузилась в молчание, и лишь пыльная люстра, свисающая посередине, мерно покачивалась на рваном шматке резины, нарушая состояние безмолвия. Рыжая девушка, закончившая наносить макияж на лицо, стояла напротив и смотрела. На её лице застыло выражение: «какого хрена ты орёшь?»

–Что? – произнесла она, наклонив голову вперёд и выпучив глаза.

–И не курю. Я не знаю, зачем я вчера делал то, что делал, почему не отказался.

–Может потому что на самом деле давно хотел чего-то подобного? Или потому что согласился подкинуть монету и проиграл? А сейчас пытаешься отрицать самому себе. Это же как раз в духе философов.

Бзик.

*Давай, скажи это. Признай это. Будь откровенен с этим человеком, ведь вас связывает как минимум один половой акт в засранном туалете ночного клуба*

–Я будто попал во временную петлю скорби, в бесконечный цикл тоски, и мне хотелось отвлечься от этого, заполнить пустоту внутри чем-то. Почувствовать тягу к этой бл*****й жизни!

–Да уж, чувак… Может тебе действительно стоит заняться творчеством, как советовал Минос? Книгу написать, например.

–Да кому она будет нужна? – ответил я, с безразличием в голосе, – да и не знаю, о чём написать.

–Ну не знаю… Напиши что-нибудь про саморазвитие, или может детективчик какой, они вроде сейчас хорошо продаются.

–Фу… – промолвил я, испытав лёгкий приступ тошноты от этих слов.

–Ха-ха, поняла мысль. Слушай, если хочешь поесть, я могу по-быстрому приготовить яичницу, не шик конечно, но вполне съедобно.

–Не упоминай о еде. Последнее что я хочу сейчас это запихнуть в себя пищу.

–Тогда мне скоро уходить на работу, так что спеши одеться и покинуть сие жилище, – быстро говорит она, бросая в меня белую рубашку.

–Ты работаешь по воскресеньям?

–У меня редко бывают выходные, – спешно проговаривает рыжая, надевая облегающую футболку.

–Что это за профессия, где молодая девушка работает по воскресениям?

–Я бы могла назвать любое место, где девушки вроде меня работают по воскресеньям до изнеможения в качестве обслуживающего персонала, но нет, я работаю в профессии, которая будет актуальна всегда – шлюхой, которая проститутка, которая путана.

Бзик.

*Тёплые отголоски вчерашнего вечера плавно раздаются эхом по твоим жилам. Неплохое начало. Главное – не думать о матери*

–Наверное, мне бы стоило возмутиться и осудить, но я понимаю, что у тебя были свои причины пойти на это.

–Ох, какой душка, – нежно, и как будто с сарказмом произнесла она, – ты прав, у меня были на то причины, как например, свалить подальше из этой дыры.

–Из квартиры или региона? – натужно спросил я, надев рубашку и подойдя к входной двери.

–Из двух этих дыр, квартира это так, временное пристанище, – тараторит она, надевая джинсы.

–А куда собираешься уехать?

–Уж точно не в другой регион, который будет похож на этот как две капли воды. Да и вообще, с чего вдруг тебе стало интересно?

–Действительно. Ладно, я пойду, – сказал я, положив кисть на ручку входной двери.

–Что, даже не спросишь, больна ли я ВИЧ? Или был ли у нас вчера секс с презервативом?

–Был ли у нас секс с презервативом?

–Нет, но я принимаю противозачаточные.

–Ты больна ВИЧ-инфекцией?

–Понятия не имею, надо будет провериться у врача на днях, но скорее всего не больна.

У порога квартиры, лежал розовый шерстяной коврик для обуви, рядом с которым были расположены по паре туфлей со шпильками и помятые кроссовки, а так же новые детские ботинки в пёстрой подарочной упаковке. Из угла постельной комнаты выглянула рыжая:

–Эй, я вот тут вспомнила, что представилась тебе вчера, а если забыл, меня зовут София.

–Да, я учту, спасибо – промямлил я, подняв уголки рта вверх.

–А ты собираешься сказать своё?

–Имя это просто имя, оно не имеет для меня осо…

–Пфф… окей, я поняла тебя Ницше, – закатав глаза, перебила она, – мог хотя бы вымышленное имя назвать для приличия. Увидимся ещё, надеюсь.

Выйдя из захламлённой квартиры рыжей бестии, попал в загаженный сыростью подъезд, с выбитыми лампочками и исписанными нецензурной бранью стенами, по типу «Маша шлюха!». В воздухе стоял коктейльный смрад кошачьих экскрементов, просроченного пива и палёных кнопок, исходившего со стороны лифта. Из мусоропровода, пахнущим тухлыми яйцами и прогнившим мясом, доносилось едва слышное потрескивание, как будто кто-то маленький, но безмолвный пытался подать знак и выбраться из этой металлической кишки.

Спустившись на два этажа ниже, услышал, как со скрипом отворилась одна из дверей. Обернувшись в сторону этого звука, заметил пронзительный взгляд хозяйки квартиры – старушки лет семидесяти, с высохшим, как изюм лицом, точно мумия из саркофага. Мы смотрели так друг на друга секунд пять-шесть, пока она не завопила со свистом в зубах низким, мерзким голосом: «Ты кто такой? Что здесь забыл?». Я кратко объяснил, что ночевал у подруги живущей сверху и что уже собираюсь уйти. В ответ на это, она харкнула в сторону моих ног, сказав, что ей надоели все эти сатанисты, шлюхи и наркоманы, снующиеся то тут, то там, и что будь сейчас на дворе Советский Союз, нас бы всех расстреляли у стены двора, на потеху публике. «Не веруете вы в Господа. Гореть адским пламенем вашим несчастным грешным душам», – злобно, но с толикой грусти в голосе прошептала она, с грохотом закрыв входную дверь, да так, что с потолка посыпались белые хлопья штукатурки.

Бзик.

*Рыхлый представитель прошлого, затерянный в пучине своих идеальных представлениях о несбывшемся будущем, и разочаровавшийся в настоящем. Потерянное поколение*

На улице было холоднее, чем обычно. Понял я это, потому что сверху была одна рубашка, сквозь которую проникал, как нож в масло, утренний, северный ветер. У входа в подъезд стоял бомжеватого вида мужичок, с шапкой-петушком и седой бородой. Он стоял с пакетом, наполненным стеклянными бутылками, одну из которых держал в руке, смотря на безоблачное серое небо. Я подумал, что это тот самый бомж из паба, но приглядевшись, понял, что это не он. Увидев, как я уставился на него, попросил сигаретку. Отдав бело-коричневую раковую палочку мужику, неспешно побрёл вдоль улицы к проспекту.

По пути словил себя на мысли, что всё ещё местами ощущаю наркотические грёзы от ЛСД, ведь светофор подмигнул мне, тонкие ветви дворовых деревьев протягивались в мою сторону, пытаясь схватить, жёлтые газовые трубы, растянувшиеся по серым зданиям, буквально впивались в бетон, уходя глубоко внутрь, а троллейбус жадно пожирал входящих в него людей, аки ненасытный демон. В уши доносились рваные звуки улицы: лепетание птиц, крики детей на площадке, гул и рёв многочисленных моторов, уносящих машины вдаль по дороге, гудки этих самых машин, суетливое копошение работников ресторанов и службы доставки. Люди всё так же в спешке ходили туда-сюда, погрузившись в свои мысли, и будто не замечая друг друга, словно призраки, парящие в потоке будничной скорби.

Бзик.

*Призраки, оставаться среди которых ты не желаешь. Сойди с этих рельс серости*

Поднявшись до шестого этажа десятиэтажного здания, и встав у входа в своё пристанище, я вспомнил, что за вчерашний день ничего не ел. «Просто аппетита нет», – произнёс я вслух, просовывая ключи в замочную скважину.

В пристанище было темно, вследствие закрытых шторами окон. Тишина, обволакивающая всё пристанище, наводила на мысль об успокоении и размышлении всего произошедшего вчерашним вечером. Голые, белые стены, как и всё пространство пристанища, казались полыми и свободными, в силу отсутствия какой-либо мебели и не нужных принадлежностей. Пристанище было арендованным, а не купленным, так как не хотелось тратить деньги на покупку стен, пола и потолка с балконом, где я буду тратить время на медитацию и сон, после чего снова пойду на работу. Наверное, можно даже сказать, что я копил средства, но сам не понимал на что именно.

Лёжа на затхлом матрасе, покрытым желтушными пятнами, закрыл глаза и стал вспоминать вчерашнюю ночь. Попытка увенчалась успехом лишь отчасти, после чего внезапно вспомнил лик рыжей девушки в платье. То, как она сегодня одевалась, говоря со мной о случившемся, поселило приятное жжение в груди, ощутив которое я открыл глаза и вышел на балкон. Вдохнув полной грудью свежего воздуха, достал из кармана пачку сигарет. Закурил. Струйки дыма изо рта мгновенно подхватывались и смешивались с холодными потоками северного ветра. Волна табачного никотина проносилась по всему организму, подарив расслабление в ногах и смыв всякую тревогу. В том же кармане нащупал монету бомжа из паба, раздумывая о том, чтобы отправить её в полёт вместе с бычком сигареты. Недолго постояв на балконе, принял решение не выбрасывать. Впереди маячил целый день свободного времени.

Всю следующую рабочую неделю крутился в колесе рутины, как и раньше. День за днём, с понедельника до вторника выписывая уведомления о налоговых задолженностях частным лицам и некоторым предприятиям. Большой инспектор, между процессом организации надлежащих условий труда и уединением с двадцатилетней стажёркой в своём кабинете, любил лично проходится от сотрудника к сотруднику, заставляя тех отчитываться о проделанной работе по отслеживанию производства-оборота табачной и алкогольной продукции. Никто не задавался вопросом, почему он так увлечён этим занятием, так же как и я не задавался вопросом о том, зачем я вообще этим занимаюсь. Занимаюсь тем, к чему испытываю отвращение, день ото дня.

Отслеживание выплат и сборов, ведение дел о банкротстве, контроль по открытию очередного счёта в банке, очередным сыном очередного народного депутата. И как я понял, делал я это не для того чтобы стать смазанным винтиком в мосту между гражданами и государством, а чтобы максимально отдалится от религии, посредством работы в экономической среде, мирской среде, хотя иногда вынужден наблюдать позолоченные купола посреди серости и озарённого праведной истиной епископа за рулём роскошного автомобиля. Голода я так и не почувствовал за всю неделю, лишь иногда питаясь фруктами и орехами средней паршивости, из-за чего похудел на несколько килограмм. Но это меня не сильно волновало, так как мысли о том, что мне довелось лицезреть после приёма ЛСД.

Бзик.

*Поверь, земной страдалец, горести нет хуже, чем вспоминать о счастье в дни печали*

После окончания рабочего дня, сбрасывая папки бумаг в ящик документов, решил позвонить Владу и назначить встречу. Звонил с беспроводного рабочего телефона, не вдаваясь в подробности о цели встречи. Влад отвечал бодро и радостно, словно ребёнок, получивший новогодний подарок. Связанно это было с успешным заключением сделки по продаже недвижимости, уже третьей за неделю. Он настоял на встрече в его офисе, так как ближайшие несколько часов он будет находиться там. Отец всё ещё не позвонил.

Положив трубку, быстрым шагом побрёл к выходу, и только находясь у порога, вспомнил, об общем совещании сотрудников, назначенном большим инспектором сегодня. По-хорошему, надо было вернуться и предупредить о своём уходе, но я решил подкинуть монету. Сделав несколько оборотов, она приземлилась в ладонь, показывая цифру «9», что означало окончание мысли со словами «Ну и в жопу это совещание», после чего я промчался к троллейбусной остановке.

Половину дороги проехал стоя, непрерывно уступая место пожилым дамам, уже при входе включающих биологический радар на наличие свободного места, и сверлящих твою душу желчным взглядом, если не уступить им сокровенный, потёртый множеством задниц трон. Странное чувство удушья преследовало меня с момента принятия решения отправиться к Владу, но я старался не придавать этому значение.

Бзик.

*Удушье, вызванное давящим чувством спонтанного выбора, пронзительно хрустящего в скомканном, но ясном как день лабиринте сознания*

В троллейбусе пахло ржавым железом, затхлостью кожаных сидений, потом и нафталином. В уши доносился звук допотопного двигателя троллейбуса, нескончаемые гудки озлобленных водителей, старческие сплетни пожилых дам и непонятный трёп двух таджиков в хвосте транспорта. В грязном от пыли и дождя окне, я то и дело рассматривал рекламные баннеры различного назначения, от рекламы новых кроссовок известной фирмы, до призыва вступить в профсоюз для решения всех вопросов, вплоть до независимого голосования на следующих выборах президента. Один из таких баннеров приобрёл белый оттенок птичьего помёта, из-за чрезмерной любви последних к возвышенному слогу и фразам.

Подъезжая к месту работы Влада, я стал рассуждать о наркоманах и зависимых, точнее о том, почему у них возникает желание погрузиться в мир грёз и наслаждения. Смотря в грязное окно, за которым была серость и уныние, буквально ожившее чувство тревоги, столь бескомпромиссно подталкивающее на изменение этой реальности, если не снаружи, то хотя бы внутри себя, в своём сознании. Серо? Дурно? Бесперспективно? Бам! Одна таблетка или ампула шприца, и ты в своём собственном раю. Без мглы повседневности, без правил, без ограничений, без скорби и боли. В самом своём лучшем сне, не иначе.

В этот момент мне вспомнился тезис Шопенгауэра, о неискоренимом зле и неизбежности страданий, о счастье как иллюзии, временным островком спокойствия, ведущем к новому страданию – тоске. Поняв и приняв это, многие наркоманы решают погрузиться в наркотический омут, на самое дно, не выходя на поверхность как можно дольше. Однако неужели они не осознают, что придётся рано или поздно выплыть со дна в реальность, или же дело… «Остановка Круговая!!!» – оповестил всех шофёр, оборвав нить мысли. Выйдя из троллейбуса, направился к входу в пятиэтажное здание, по пути услышав яростные вопли шофёра в след двух убегающих таджиков, судя по всему, не заплативших за проезд.

Офис агентства был расположен на четвёртом этаже здания. На остальных этажах находились мастерские по ремонту техники, офис быстрого займа денег, ювелирная мастерская и ещё что-то. Всё агентство напоминало напомаженный кукольный домик, театральную декорацию, призванную как можно чаще ублажать глаз работников и приходящих людей. Белоснежно чистые стены с приливом зелёного, увешанные картинами в разном стиле и креативными рисунками, идеально безукоризненный ламинированный пол, высокий потолок со светодиодными лампами, роскошные кресла и столы, на фоне разноцветных горшков с цветами, огромная карта города, с отмеченными местами продаж. Большая часть из них было в спальных районах и на окраинах. Полная противоположность моему месту работы. Даже не знал что хуже.

Влад сидел в отдельном небольшом кабинете, обставленном также как и весь офис. Увидев меня, он поднялся и раскинул руки в стороны, воскликнув: «А вот и он, лучший тусовщик на районе!». Пожимая руки и обнявшись, как это делали в студенческие годы, уселись за стол для обсуждения причины моего визита. Язык будто онемел, губы высохли как черви под солнцем, я помешкал, но собравшись с мыслями, посмотрел в его «зеркало души» и сказал: «Мне нужно ЛСД», после чего он взглянул на меня как на психа. «Ты пришёл сюда, чтобы сказать мне это?», – с долей удивления ответил он, показывая недоумевающий жест рукой, – «Я ведь не барыга какой, у меня нет с собой сейчас».

В ходе непродолжительного диалога, он дал мне адрес дилера в одном из спальных районов города, а так же сказал кодовое слово, во избежание подозрений и конфликтов. Посоветовал не налегать на психоделики, обосновав это волнением за моё здоровье и психику. Я ответил, что это нужно для практических целей на один день, и что подсаживаться на наркоту я не собираюсь. Перед уходом я спросил у Влада, где работает рыжая девушка, у которой я ночевал на прошлой неделе. Он поделился её предположительным адресом работы, потому что не был уверен, что она ещё работает на данной точке, заодно предупредив о злобных сутенёрах. Кивнув головой и пожав его руку, я резво побрёл к выходу, вознамерившись выполнить задуманное без передряг.

Проехав больше половины пути на троллейбусе, я почувствовал дикий голод. Я бы мог доехать до нужной мне остановки, но голод настолько сильно начал разъедать желудок, что казалось, вот-вот упаду замертво. Разум будто затуманен, мысли заплетаются в клубок из негатива и превращаются в липкую, смоляную топь. Как будто организм специально отказывался всю неделю принимать пищу, чтобы под её конец взорваться неудержимым желанием сожрать всё и вся. Я решил поесть в небольшом кафе, находящегося ближе всего ко мне. Наверное, не будь у меня сейчас чувства жуткого голода, смог бы насладиться по-домашнему уютной обстановкой этого заведения. Заказал миску куриного супа, овощной салат, картофельное пюре с говяжьими котлетами, а пока жду всего этого, купил шоколадный батончик и кофе. Как и ожидалось, оба этих продукта были поглощены мной за минуту. Голод только нарастал. От нетерпения и стресса задрожали руки и колени, потянуло курить.

Вышел на улицу, достал сигарету и принялся заглушать голод никотином. Помогло лишь отчасти – руки и колени перестали дрожать, но голод всё также рвал душу. Пришлось ждать ещё несколько минут, пока не принесли суп и салат. Я не замечал никого вокруг, сконцентрировавшись только на супе, уплетая его в полный рот, и закусывая белым хлебом. Ложку за ложкой, я черпал из миски жидкость с курицей и плавающей в ней картошкой так быстро, что на это ушло секунд сорок. Затем принялся за салат, торопливо протыкая серебренной вилкой крупные дольки помидора и огурцов, ненасытно разрывая листья укропа в клочья. Пюре с котлетами принесли через четыре минуты, после чего две нежные и сочные котлеты мгновенно оказались в моей ротовой полости, пережёванные и проглоченные. Из-за восхитительно приготовленных котлет я позабыл о пюре, которого не стало через несколько секунд. Остатки на тарелке соскрёб куском хлеба, придав ей блестящий облик. Чувство голода улетучилось. Заплатив кассиру, я поблагодарил официанта и повара, затем вышел наружу.

Решил не ехать вновь на троллейбусе, так как до нужного адреса оставалось триста метров. Я уже подумал поразмыслить над внезапным порывом базовой человеческой потребности, как она снова дала о себе знать, гулким раскатом вопля в желудке. В это было сложно поверить, по той простой причине, что я никогда не ел так много за один раз, а всегда дозированно, как приучила мать. Я начал осматриваться по сторонам в поисках очередного кафе, и взор мой пал на ресторан, так маняще подталкивающий мои ноги к входу.

На пороге столкнулся с натянутой улыбкой официанта с подбитым глазом и пластырем на носу, он провёл меня до свободного столика из дубового дерева, вручил меню. Недолго думая, заказал пасту со сливочным соусом и сыром, грибной суп с сухариками и две бутылки пива. Ждать пришлось дольше, чем в кафе. За соседним столиком взгромоздилась туша в пиджаке, отдалённо напоминавшая человека, а нынче скорее гибрид слона и свиньи, уплетающий за пятерых.

Бзик.

*Пища для чрева, и чрево для пищи; но Бог уничтожит и то, и другое

К коринфянам 1-е, глава 6, стих 13*

Я лёг на диван, который служил сидением, и стал смотреть в покрытый трещинами потолок. Его белизна, на контрасте с чёрными трещинами, вызывали во мне кислотный фонтан тревоги. Закрыл глаза и попытался что-то представить. Обычно у меня хорошо это получалось, но в этот раз ничего не вышло.

Бзик.

*Пустота, и ты томишься в ней, подобно не упокоенному духу, находящемуся в забвении. Вернувшемуся туда, где он и пребывал до своего рождения в оболочке. Домой*

«Ваше блюдо, сударь», – с намеренным повышением голоса произнёс официант, дабы я открыл глаза. Распахнув очи, увидел перед собой большой серебренный поднос, а на нём всё что я заказал. Голод за всё это время будто испарился и есть уже не сильно хотелось. Однако я всё-таки принялся за трапезу, потихоньку поедая всё аккуратно уложенное на стол. Толстая, словно ленточный червь лапша, вдоволь обмазанная белым соусом и тягучим сыром, мигом всасывалась в мой рот, как поезд, впитываемый мрачным туннелем. За пастой последовал грибной суп, на удивление очень вкусный, наверное, самый вкусный суп из всех, что мне доводилось пробовать. Вместо десерта ждали две бутылки пива, и обе выпил как воду. Вместе с оплатой заказа, оставил чаевые официанту и вышел навстречу вечернему бризу спального района.

В желудочном котле будто шла третья мировая, вздувшая живот до неприличных размеров. Я принял решение, что после встречи с дилером, обратно пойду пешком, чтобы переварить содержимое желудка быстрее. За поворотом на соседнюю улицу, в переулке, я увидел маленького цыганёнка с собакой, сидящих на битом стекле. Их глаза выдавали то самое чувство голода, испытываемого мной некоторое время назад. «И всё-таки, сливочный соус был похож на сперму», – сказал я вслух, зашагав дальше, – «Не удивлюсь, если официант постарался».

Спустя десять минут ходьбы, наконец-то дошёл до заветного адреса. Панельное здание, пять этажей в высоту, казалось, ничем не отличалось от других своих копий по всему городу. Но нет, это здание выглядело куда паршивее своих собратьев в мелочах: уничтоженный многочисленными трещинами фасад, выбитые окна на первом и втором этажах, вывернутая наизнанку плитка, обоссаная дверь подъезда, раздолбанный вдребезги козырёк над одним из подъездов, заполненный всяческим мусором двор, со сломанными качелями, на которых резвились дети, граффити на стенах по типу «Искусство – всё что нас окружает. Мы есть искусство!». В подъезде ситуация обстояла не лучше. Понял я это по пакетам с отходами, распространяющих по этажам удушливое зловоние кислятины.