Разлом. Книга 1

Такая манерность управляющего невольно настраивала на серьёзный лад.

Джеремая по-прежнему молчал, всё так же разглядывая меня.

Я рассматривал его в ответ и ждал.

Тип был странным. Среднего роста, насколько я мог определить – он так и не встал со стула – темные волосы зачесаны назад и блестели, широкое лицо, волевой подбородок, густые брови, карие, почти чёрные глаза и тонкие, плотно сжатые губы. Одет был во всё черное: рубашка, брюки, боты, тонкий плащ. Таких нарядов мне не встречалось за время моих путешествий. В скупых движениях ощущалась сила, хотя особо крупным я бы его не назвал. Мне почему-то показалось, что под плащом у него скрыто оружие. Хотя складывалось впечатление, что, если дойдёт до драки, оно ему не понадобится. При взгляде на него в голове крутилось одно слово: «опасный».

А может во мне просто говорила усталость и бутылка сливового вина.

– Я видел, как хладнокровно вы действовали утром, – вдруг «ожил» Джеремая.

Он быстро развернул салфетку, заправил её за воротник рубашки, потом взялся за приборы и перемешал лапшу. Переход от сосредоточенного разглядывания и молчания к беседе произошёл так резко, что захотелось обойти сзади и поискать, где у этого типа выключатель.

А между тем разговор продолжался, будто мы вели его уже продолжительное время:

– Мои познания в авиационном искусстве слишком малы, чтобы воспринимать всю полноту картины, но тем не менее, я оценил ваше мастерство. Я правильно заметил: первый раз вы пытались сесть на платформу с уже неработающими двигателями?

В его голосе слышалось неподдельное любопытство. Это если не располагало, то как минимум не отталкивало.

– Ага.

– Впечатляет, – Джеремая многозначительно покивал. – Трудный выдался полёт?

– Бывали и легче, – я пожал плечами. – Но, на самом деле – ничего особенного. В такие моменты главное – сохранять спокойствие.

– Вина?

– Нет, благодарю.

– Тогда «за спокойствие», – собеседник отсалютовал мне бокалом.

Отпив глоток, он вдруг спросил:

– Вы русский? – и добавил: – Не доверяю русским.

– Я не торгую доверием, у меня работа попроще, – я сделал движение, намекающее, что готов встать и уйти.

Мне кажется, я уделил ему достаточно внимания и был совершенно не в настроении тратить время на светскую болтовню.

– Знаете, – он будто и не заметил моего движения. – Хо выдал вам самые лучшие рекомендации, что я вообще слышал о пилотах, а потом и сам смог убедиться в его правоте. Поэтому хочу предложить вам контракт.

– Если честно я немного устал, да и не планировал брать заказ в ближайшее время, – от этого типа так и веяло неприятностями.

– Если возьмётесь за контракт, – сказал Джеремая, – то сможете очень хорошо заработать, и получить постоянные бонусы.

Я вопросительно посмотрел на него.

– Заказ крайне важный, очень срочный и весьма… деликатный.

– О какой сумме и каких бонусах речь? – поинтересовался я небрежно, всё ещё демонстрируя готовность встать и уйти.

– Если справитесь, вознаграждение составит две тысячи золотых юаней или монет любой другой чеканки в эквиваленте. Техническую поддержку в трёх Пределах без лишних вопросов. И регулярные заказы.

Это мне начинало нравиться. Усталость и желание бездельничать пару дней подождут ради эдакого куша! С другой стороны, богатые заказы не бывают богатыми сами по себе. К ним обычно прилагается и мешок с проблемами. Но две тысяч монет! Дело стоило любых рисков.

– Продолжайте, – сказал я максимально равнодушным голосом.

– Если по какой-либо причине вы не справитесь с заданием, или отступите от условий контракта, эти деньги будут объявлены в награду за вашу голову во всех обитаемых Пределах. Поверьте, вас найдут очень быстро.

Так мне ещё никогда не угрожали. Но угрозы всегда оставались частью моей работы. Главное тут: взвесить все риски. Сумма была весьма существенной. Нет, я знавал людей, у которых имелось и побольше. Да чего уж там, мой отец обладал намного более солидным капиталом, даже сравнивать нечего. Но для пилота-контрабандиста, типа меня, это было целое состояние.

– Что нужно доставить и куда?

– Письмо. В Кейптаун. Через два дня, ровно в полдень на площади "Гранд парад" вы должны передать конверт получателю.

У меня отлегло от сердца, но ощущал я не только облегчение, но и разочарование. Две тысячи монет уплывали из моего кармана, едва успев там обозначиться.

– Я думал, вы сказали, что следили за моим утренним полётом?

– Именно так.

– Тогда вам должно быть известно, что мой самолёт пострадал, и на починку сколько уйдёт… неделя, две?

Я поискал глазами управляющего платформой.

Тот будто материализовался возле стола, хотя ещё секунду назад находился в нескольких метрах.

– Твой самолёт начали ремонтировать несколько часов назад, инженеры доложили, что он будет готов завтра ещё до обеда.

Ух ты, как интересно. Они, похоже уже всё решили. Причём и за меня тоже. Красавцы!

Я скорее всего соглашусь, надо быть дураком, чтобы отказаться от такого контракта, но это будет мой выбор, а не их. Поэтому я сделал задумчивый вид, покачал головой и сказал:

– Мне надо подумать. О своём решении я скажу завтра. Аревуар.

И вернулся к своему столу.

– Голди! Где ты был? – пророкотал Фрэнк. – Мы тебя искали! Я… хочу сказать в своё оправдание, что овцы – новозеландские! А на этом острове все безумные, что люди, что животные. С австралийскими овцами такого не случилось бы!

Будущий папашка уже здорово нарезался.

С меня же хмель слетел, словно не вино, а воду пил. Мысли о предложении Джеремаи не давали покоя. Я не мог перестать думать о нём. Оно было заманчивым, но вызывало неприятное волнение. Захотелось выйти на воздух.

Я поднялся.

– Куда ты опять уходишь?! – проворчал Фрэнк, схватив меня за руку.

– Пусти его, – Элис сурово посмотрела на мужа и громила стал кротким и послушным, как дрессированный пёс.

Я вышел из бара, поднялся на смотровую палубу и полной грудью втянул свежий горный воздух. Над головой чернело небо с искрами звёзд, вдали розовела стена Барьера, вокруг стояла тишина, и только ритмично ухали лопасти гигантских импеллеров на цепеллинах.

Я постарался очистить сознание и понять, стоит мне браться за заказ или нет.

– Не соглашайся.

Вздрогнув от неожиданности, я повернулся на тихий девичий голос.

– Ты кто?

Она находилась в паре метров от меня. Среднего роста, с ладной фигуркой. Лица я разглядеть не мог. Девушка стояла так, что на него падала тень от флагштока на каюте управляющего – самого верхнего помещения платформы. Видел только, что у неё темные волосы, собранные в пучок, и одежда, кажется, шёлковая. Одна из девочек Хо? Пройдоха так и хочет, чтобы я согласился? Или наоборот – не соглашался? Я запутался.

– Если хочешь жить – не соглашайся на контракт Джеремаи. Ты не знаешь, что это за человек.

– А ты знаешь?

Ответа не последовало.

– Да кто ты вообще такая? Тебя Хо прислал?

Она опять не ответила. Я вздохнул, состроил недовольною мину, планируя высказать всё, что думаю об интригах управляющего, но стоило мне отвести взгляд, как девушка исчезла. Будто её и не было.

Я огляделся по сторонам. Никого. Может я не настолько протрезвел, как думал.

Вдруг подступила злость. Надоело, что решают за меня. Ну и две тысячи – большие деньги, не говоря уже о бонусах. Выбор созрел сам собой: надо соглашаться. Завтра подпишусь на заказ. А сейчас я хотел повеселиться с друзьями.

И мы повеселились. Вечер быстро превратился в мельтешение лиц, звон стаканов и тяжёлый гул в голове. Потом была ночь, и я летел на своём “Беркуте” куда-то вниз, ожидая столкновения с землей, но земли всё не было, и я даже устал бояться.

Утро началось с того, что мне в лицо плеснули ледяной водой.

– Ы-а-а-а-а!! – заорал я. – Тебе что, урод, жить надоело?!

Возле кровати спокойно стоял вчерашний тип в тёмной одежде. Как его там звали?

– Джеремая, – он словно мысли читал. – Господин Златов, по моим подсчётам, чтобы успеть выполнить условия контракта, вам нужно собираться. Если вы не берёте контракт, я отправляюсь искать другого пилота.

Голова у меня раскалывалась, во рту жутко пересохло, я туго соображал, а этот тип требовал принятия каких-то решений и немедленно. Две тысячи. Речь шла о двух тысячах монет!

– Я согласен, – голова ещё плохо соображала, но считала уже хорошо.

– Отлично, – кивнул он. – Вот задаток.

Джеремая выложил на стол кожаный мешок, звякнув содержимым.

– Остальное по прибытии обратно. Инструктаж и письмо получите позже. Жду вас через два час в баре за тем же столиком, что и вчера.

Когда он ушёл, я откинулся на мокрые подушки и, с трудом пытался сообразить во что же я только что вляпался?

Глава 3

– Злотый! Что за дела?!

Войцех ворвался в мой номер, едва я уединился в клозете. Это поляка не остановило, он начал дубасить в дверь.

– Злотый! Ну-ка поясни мне: что это за козёл сегодня разбудил меня?

– Войцех, дорогой, ты не мог бы обождать пару минут?

Поляк сделал вид, что ничего не услышал и продолжал разоряться:

– Этот пирдолоний козёл в приказном тоне велел мне собираться и готовиться к вылету, будто я его слуга!

– От меня-то чего хочешь?

– Он сказал, что аванс за мои услуги уже у тебя и назвал какую-то сумасшедшую цифру.

– Так и есть. Если согласен быть прикрывающим в этом заказе, то на столе кошель, забирай свои тридцать процентов.

Войцех затих.

Когда я вышел в комнату, поляк с изумлением пересчитывал рассыпанные на столе монеты.

– И что от нас потребуется за такую сумму?

– Один рейс: в Кейптаун и обратно. Послезавтра ровно в полдень надо быть на площади Гранд Парад и передать конверт.

– Конверт? – переспросил Войцех.

– Ага. Но это ещё не всё. Если облажаемся, за наши головы, ну за мою точно, объявят награды.

Поляк присвистнул.

– Так что, подумай, надо оно тебе? – я начал собираться.

Перебирая в руке горсть золотых, Войцех размышлял. Я его понимал. Работа прикрывающего и так может быть не из лёгких: опекать транспортник от любых возможных опасностей, перехватывать истребители пограничников в тех Пределах, где таковые имелись, уводить ракеты, как было вчера, без раздумий ввязываться в бой, перетягивая на себя желающих подбить самолёт с грузом, а если потребуется, то и уничтожать нападающих, ради защиты ведущего. Но сейчас, ставки значительно выросли. Если я вдруг не справлюсь, проблемы могут возникнуть и у моего прикрывающего – просто, за компанию.

С другой стороны, далеко не всегда прикрывающему приходится что-либо делать. Большинство полётов всё-таки проходят без эксцессов. Но даже в этом случае, мы – пилоты транспортников или почтмейстеры, как нас нередко называют, отдаем напарникам тридцать процентов гонорара.

Некоторые, кстати, прекрасно обходились без прикрывающих. Я же был из числа тех, кто предпочитал перестраховываться.

– Кейптаун неблизко. Мне потребуется несколько дозаправок, – решился Войцех, доставая свой кошель и ссыпая в него золото.

Самолёты прикрывающих более скоростные, манёвренные, лучше вооружены и защищены титановыми вставками, оберегающими пилота от пулемётного огня и осколков, но при этом здорово уступают транспортникам в дальности полёта. Это приходилось учитывать при построении маршрута.

– Думаю, оптимально было бы через Карачи и Джибути. Будем надеяться, что выбросит где-то поблизости от этих городов.

Поляк скривился.

– Что?

– В том Пределе сейчас война идёт. Сорок Великих шудров напали на Сомалийского короля пиратов.

– Слышал, – я кивнул. – Но вариантов других особо и нет. Потом Додома, Хараре и Кейптаун. Два Прокола. Можно иным маршрутом, но это не меньше трех Барьеров.

– Чем меньше Барьеров – тем лучше, сделал выбор Войцех. – Ещё какие-то трудности ожидаются?

Я пожал плечами: кто знает?

– Увидимся у ангаров.

Как и обещал Хо, ремонт моего «Беркута» стал для местных технарей настоящим авралом. Первое, что меня поразило, когда я вошёл в ангар – количество людей, снующих вокруг самолёта. Спящие вдоль стен в спальных мешках рабочие, вероятно трудились в предыдущую смену. Серьёзный подход. С учётом, что до кубриков тут идти было минут десять от силы. Видимо, я действительно был нужен Джеремайе, а у Хо имелся во всём этом свой интерес. И я смело предположил, что в накладе старый пройдоха не окажется.

Вторым сюрпризом оказалось то, что старший бригадир вполне сносно владел русским. Присовокупив к этому мои познания в китайском, мы достаточно быстро наладили контакт и провели совместную инспекцию. Обшивка выглядела как новая, не осталось даже следов повреждений от удара о плотный снег. Потом бригадир показал, что починили внутри.

Едва мы забрались в самолёт, как навстречу из кабины выпорхнул воробей.

Да вы издеваетесь?! Птица в салоне перед самым полётом?! Нехорошо это, ох нехорошо! В душе зародилась неясная тревога.

Закончив с кабиной, мы перешли к двигателям. Оба оказались повреждены осколками от ракет, потому и отказали. Да, уходили мы с Войцехом из родного Руссийского Предела красиво: с фейерверками и салютом. Пограничники знатно нас погоняли.

Ближе к полудню бригадир объявил, что ремонт закончен.

Я поставил ногу на трап, собираясь подняться на борт, и вдруг рядом что-то звонко стукнуло, звякнуло и раздался вскрик. Один из ремонтников, завершающих мелкие работы, то ли попал по пальцам молотком, то ли ещё что, но, громко вереща, он заскакал на месте, прижимая руку к животу, а потом повернулся к “Беркуту” и начал орать. Я не настолько хорошо знал китайский, чтобы понять все ругательства, но и того, что сумел перевести, хватило: рабочий костерил мой самолёт на чём свет стоит.

– А ну заткнись! Завали варежку! – рявкнул я на него.

И добавил несколько фраз из собственного лексикона.

Но китаец не унимался, пока бригадир не прикрикнул и не велел ему убираться прочь. Ремонтники ушли, а моя тревога разгорелась с новой силой. Нельзя! Нельзя ругаться на самолёт, тем более перед вылетом!

Я прошёл в кабину, устроился на своём месте, провел предстартовую подготовку и, неслабо так волнуясь, запустил двигатель.

Самолёт едва заметно вздрогнул, словно стряхивал с себя оковы сна. С тонким свистом и глухим рокотом, дизеля начали набирать обороты и вскоре уже радовали слух и сердце ровным гулом. Тревога немного отступила.

Я вывел «Беркут» из тени ангара под яркое солнце и остановился.

Пора пойти пообщаться с заказчиком.

Бар пустовал, лишь несколько рабочих разгружали ящики с провизией.

Джеремайя ждал, где и договаривались.

Едва я подсел к столу, как рядом снова материализовался Хо.

Ремонт твоего самолёта закончили, как я и обещал.

Мне показалось, что этот доклад предназначался больше не мне, а моему заказчику. Тот тоже правильно всё понял, кивнул и небрежным жестом велел управляющему уйти.

– Вот, держите, – конверт появился из-под чёрного плаща.

Я взял послание и убрал за пазуху, в специально пошитый карман в подкладке куртки. Застегнул клапан на пуговицу. Важную почту по-другому не возят.

– Напоминаю, – Джеремайя внимательно посмотрел мне в глаза. – послезавтра в полдень, площадь Гранд парад, Кейптаун. Опоздание даже на минуту будет считаться нарушением контракта. Что повлечёт за собой объявление награды за вашу голову. Вашу и вашего прикрывающего. На время исполнения контракта, вам запрещено брать другие заказы, доставлять грузы, равно как и пассажиров. Кроме этого рекомендую Вам совершать остановки только для дозаправки или ремонта и, по-возможности не покидать территорию аэродрома.

Он сделал небольшую паузу, потом продолжил:

– В случае нарушения хотя бы одного из пунктов, вам не помогут ни ваш отец – полковник Златов, ни брат – уполномоченный посол Императора, и скрыться в имении в Вологодской губернии, подаренном вам покойной матерью, Софией, тоже не получится.

Если он хотел впечатлить меня своей осведомлённостью о моей персоне, то ему это удалось. Я постарался не показывать вида, но его слова меня сильно озадачили. Вряд ли он узнал всё это за ночь, значит готовился заранее. Предположим, о брате и отце мог рассказать Хо, который знаком с обоими, но вот об имении управляющий платформой точно не знал.

– Оставшуюся сумму получите по возвращению, здесь. Управляющий платформой об этом позаботится. Если есть вопросы – самое время их задать.

Темные зрачки буравили меня, словно собирались сделать пару новых дыр. Захотелось передернуть плечами, но я сдержался.

– Как я узнаю, кому отдать конверт?

– Они вас узнают. Говорить с ними также не рекомендую.

– Как вы узнаете, что я выполнил заказ и не нарушил условий?

– Это вас не касается. Что-то ещё?

Хотелось сказать этому напыщенному индюку, что если он заговорит о моей семье ещё раз, то я пристрелю его как бешеную собаку, но потом передумал. К чему это позёрство? Заговорит – пристрелю.

– Вопросов не имею, – ответил я, поднялся и направился к выходу.

Настроение испортилось окончательно. Внутри отчего-то кипела злость. Непонятно на кого. То ли на Джеремайю, то ли на Хо, очевидно уже давно сосваташего меня на этот заказ, то ли на самого себя, что повёлся на деньги. От всего этого прямо-таки разило неприятностями. Да ещё приметы эти.... Многие пилоты в них верили. Вот Фрэнк с Элис ни за что не полетели бы, даже при одной из них. А тут сразу две.

Задумавшись, я случайно задел у выхода одного из рабочих. Тот оступился и выронил коробку. С глухим звоном, она грохнулась на пол, раскрылась и из неё вылетела бутылка. Вино покатилось к углу барной стойки, сверкая этикеткой с надписью “Golden Harvest”.

Нет, нет, нет! – запричитал рабочий на китайском, вытянув руку в сторону бутылки в беспомощном жесте.

Стекло звякнуло, столкнувшись со стойкой, и разлетелось на осколки. Красная лужа растеклась по доскам пола, а я как зачарованный смотрел на остатки разбившейся вдребезги бутылки и этикетку, на которой по слову “Golden” стекали темно-красные капли.

Мурашки пробежали по позвоночнику и на затылке зашевелились волосы.

Причитая, рабочий кинулся убирать осколки, а на меня напала оторопь. Я смотрел то на бутылку, то на Джеремайю, черной кляксой видневшегося в глубине бара. Надо было идти, либо к самолёту и отправляться в путь, либо к заказчику, отказываться от контракта и выяснять, насколько реальны угрозы. Мне почему-то представилось, что Джеремайя воспримет всё совершенно спокойно, молча заберёт конверт и продолжит трапезничать. А потом… Не знаю, что будет потом, но в одном был уверен на сто процентов: в себе я буду крайне разочарован. Войцех, может быть и поймёт, а вот на платформу Хо доступ мне будет закрыт, наверняка.

– Что-то случилось? – прервал мои размышления голос Джеремайи.

– Нет. Всё в порядке, – ответил я и вышел наружу.

Вернувшись к «Беркуту», забрался внутрь, закрыл дверь, снова устроился в кресле и надел наушники.

– Войцех? – произнес в микрофон.

– На связи.

– Ты готов? Не вижу тебя.

– Ещё в ангаре. Последние приготовления. Ты взлетай, я нагоню.

– Хорошо.

Связался с диспетчерской и сразу получил добро на взлёт.

Одна рука привычно легла на штурвал, другая на рычаг тяги. В такие моменты я словно сливался с самолётом. Малейшие вибрации передавались мне от «Беркута» через кончики пальцев. Прохладные рукояти быстро нагрелись до температуры моего тела и казалось, что руки срослись с самолётом, тело потяжелело на несколько тонн, а крылья стали его неотъемлемой частью. И вот я уже не сидел в кресле, а вытянулся над взлётной полосой, шасси отлично отрабатывали на неровностях, поглощая вибрацию. Белые пунктиры под брюхом мелькали так быстро, что превратились в сплошную полосу. Я чувствовал сопротивление воздуха и его податливость под моим неудержимым напором.

Ускорился.

Гул в кабине оглушал, но это была приятная глухота, вызванная стремительной мощью. Моей мощью!

Мне даже не требовалось смотреть на указатель скорости, чтобы определить рубеж – я его чувствовал. Потянул штурвал и тысячи невидимых рук подхватили меня и увлекли ввысь.

Гул сразу стих и превратился в ровный негромкий рокот.

По бокам сверкнули серебром цеппелины платформы. На их фоне «Беркут» казался мелкой птахой, а устрашающих размеров импеллеры, не просто стабилизирующие всю эту гигантскую постройку, но и снабжающие её электричеством, вызывали невольное чувство благоговения.

Белые груды облаков, ослепительные на фоне ярко-голубого неба, устремились навстречу.

Иногда я думал, с чем можно сравнить эти ощущения? Единственное слово, приходящее в голову и хотя бы немного отражающее суть – свобода. Каждый раз взлетая, я окунался в неё с головой. И чем бы полёт ни обернулся дальше, момент отрыва от поверхности оставался неизменно прекрасным.

Заложив вираж и одновременно набирая высоту, я занял эшелон четыре-девятьсот и поставил «Беркут» на курс.

Внизу искрились снегом горные пики. Только наблюдая с высоты можно было оценить величие, раскинувшихся на многие километры, хребтов. Некоторые прятали вершины в облачных шапках, другие подставляли крутые бока солнцу. Бесконечные ущелья, блестящие реки, каменистые плато…

Но любуясь всей этой красотой, я не забывал поглядывать на экраны – вдруг местным на земле снова захочется пострелять?

Тем более, что я пока без прикрывающего. Из-за поспешного отлёта я не успел расспросить Хо, что за ерунда теперь происходила вокруг платформы. Такого раньше не было. По самолётам не палили из ЗРК. Впрочем, эти мысли следовало как можно быстрее отбросить. Во-первых, можно пропустить что-то важное, например, какие-то показания на приборах. Во-вторых, это отвлекало от ощущений и мешало наслаждаться полётом. Поэтому я быстренько очистил мысли, включил автопилот и принялся разглядывать пейзаж.

Солнце светило сзади, и можно было видеть тень от «Беркута», скачущую по заснеженным склонам. В голове всплыл любимый мотивчик, и я принялся негромко напевать. Эйфория, вызванная взлётом, прошла и осталось лишь беззаботное настроение. Понятное дело – это ненадолго, но, считаю, нужно уметь наслаждаться моментами.

Рядом с тенью от моего самолёта вдруг появилась ещё одна. Меньше размером и заметно быстрее. Войцех нагнал, хотя я ожидал его позже.

– Что-то ты быстро, напарник, – проговорил я в микрофон.

Поляк не ответил. Странно.

– Войцех? – попробовал я ещё раз.

В ответ – молчание.

Может показалось? Да нет же, вон четкая тень на склонах. Она была уже впереди моей и удалялась. По идее, «Шмель» прикрывающего должен быть где-то надо мной. Я прижался к стеклу фонаря, пытаясь рассмотреть самолёт напарника. Но ничего не увидел. Только синь неба и рваный слой перистых облаков.

Бросил взгляд вниз. Вторая тень никуда не делась. Что за бред?! Если есть тень, должно быть то, что её отбрасывает. Может какой-то оптический эффект… ну там солнечный свет отразился от снега, потом от облаков, исказился, переместился и бла-бла-бла… Бред! Слишком чёткая и совершенно не похожая на моего «Беркута» тень. А если присмотреться, то и на «Шмеля» тоже не вполне смахивает. Другой рисунок крыла, странно вытянутый фюзеляж, какой-то чуждый, незнакомый. Невольно передернул плечами и снова попытался рассмотреть, что или кто её отбрасывает.

В какой-то момент мне показалось, что на фоне редких облачных лоскутов что-то промелькнуло. Какое-то марево, воздушная рябь. Взгляд не сумел за неё ухватиться, и видение исчезло, будто призрак.

Мне показалось, что я слышу гул моторов, но очень слабо, едва различимо, и это вполне могло быть гулом ветра.

Взглянул вниз: тень «Беркута» снова плыла в гордом одиночестве.

Я даже привстал, чтобы поискать глазами, но скоро опустился обратно, слегка разочарованный.

Интересно, что это было? Может галлюцинации? Остаточные эффекты после вчерашнего Прокола? Кажется, я где-то читал, что подобные вещи возможны, но сам раньше никогда не испытывал, и от других не слышал.

Если же, я действительно видел тень от другого самолёта, то, где тогда он сам? Не невидимка же. Это из разряда сказок для деток. Самолёт – невидимка. Надо же! Нет. Всё-таки не зря после Прокола положено отдыхать пару-тройку дней. Вот чтобы как раз таких моментов и избегать.

И вдруг меня как током ударило: я вспомнил давнюю байку, гуляющую среди Почтальонов. Об одном из первых пилотов, ушедших в Прокол и застрявшем в Барьере. И вырвалась оттуда только его тень, и теперь сопровождает пилотов, которых ждёт подобная же участь.

Сердце заколотилось, стало трудно дышать. Я понимал, что всё это иррационально. Глупости, страшилки, россказни…. Но теперь всё сложилось: птица в салоне, ругань ремонтника, разбившаяся бутылка вина, “Золотой” в кровавой луже, а теперь и тень от невидимого самолёта… или от несуществующего?!

Вселенная не просто намекала, а прямым текстом кричала мне: откажись от заказа! Откажись! Вернись на платформу, отдай конверт и аванс, даже неустойку заплати, но откажись!

Только что я мог ей ответить?

Контракт заключен. Отказаться от него – означало объявить на самого себя охоту. Не знаю, действительно ли Джеремая обладал такими возможностями, но если допустить такое, то как потом жить? Трястись, ловить косые взгляды, шарахаться от каждой тени? Спасибо, я лучше уже от одной, чем от всех подряд.

Я помотал головой и несколько раз вздохнул, успокаивая сердце и подавляя вспыхнувший страх.

Выбор сделан, пути назад нет. Что будет – то и будет, отступать поздно, да и не привык я.

Ещё раз осмотрев небо, убедился, что другого самолёта поблизости нет. Потом проверил на всякий случай показания приборов и стал ждать Войцеха. От беззаботности не осталось и следа, её место заняла тревога.

Напарник нагнал меня спустя час. Рассказывать о призраке я ему не стал. Незачем.

– Злотый, зацени! – в голосе поляка звучали восторженные нотки.

Войцех пролетел надо мной, потом сбросил тягу и показал мне брюхо своего «Шмеля». Под крыльями машины висел полный комплект ракет, и не абы каких, а отечественного производства. Даже гадать не стану, откуда и какими способами Хо их заполучил, но сам факт того, что их поставили на самолёт моего сопровождающего – говорил о многом.

Что же такого ценного было в конверте?! Такие затраты, чтобы доставить какую-то бумажку!

– Мы точно только конверт везём? У меня столько вооружения ни разу на «Шмеле» не было. Едва от полосы оторвался.

– Ну так сбрось, если не нужно.

– Даже, если падать буду, лучше выброшу парашют и кресло, чем пожертвую хоть одной ракетой. Кстати, а ты знаешь, что за тип нас нанял?

– Понятия не имею.

– Я успел пообщаться с Хо перед вылетом. Он рассказал мне, что господин Джеремайя представитель одного крайне влиятельного клана из Дублина.

– Клана? – переспросил я. – У них разве клановая система?

Напрягая память, пытался вспомнить, что знал о Альбионском Пределе. Кажется, какая-то там монархия, правит король и двенадцать рыцарей, общество разделено на сословия, технически недоразвито. Регулярной армии нет, но вооружение водится очень даже продвинутое. Король и рыцари – агрессивные и жадные паразиты, и будь у них приличная армия или хотя бы хорошая авиация – разделённый мир всплакнул бы и не раз, несмотря на Барьеры. Но, как говорят, бодливой корове Бог рогов не дал.

– Слушай, не помню я чтобы у альбов какие-то кланы были, – поделился я с Войцехом.

– Хо сказал, что это неофициалы. Что клан – могущественнее их короля, гораздо агрессивнее и злее. Назвал их как-то странно: «мобы». Как я понял, это типа наших ордынцев. А скорее – просто бандиты.

Я пожал плечами, хотя Войцех и не мог это видеть.

Думаю, что такие имелись почти в каждом пределе. Называться могли по-разному, но суть одинаковая. У альбионцев мобы, в Руссийском Пределе – ордынцы, в Нижнем Китае – ксяндао, у австралийцев – асаги.

Я, правда не слышал о настолько могущественных организациях, чтобы могли открыть на нас охоту по всем обитаемым Пределам, но это вовсе не означало, что таких нет. К тому же, сам Хо явно побаивался Джеремайю, а это что-то – да значило.

За разговорами время летело незаметно, и мы прервали их, только когда впереди, сквозь сизую дымку, показалось тусклое розоватое свечение.

Барьер.

Глава 4

Пейзаж внизу изменился, добавились краски. Горы обрели совершенно мрачный вид. Настроение стало соответствующим. Мы замолчали, тем более что ближе к Разлому связь всё равно прервётся.

Нечто, исходящее от него, так до конца и неизученное, и названное учеными «Барьер», гасило любые радиоволны. Да и не только их: до недавнего времени эта тускло-розовая с медным отливом стена оставалась непроницаемой вообще для всего, кроме ветра, воды и, может, бактерий. Точно никто сказать не мог, потому что организмы людей, животных, птиц, рыб и даже насекомых переставали функционировать, приближаясь к Барьеру. Да что там – техника вырубалась!

Отлично помню, с каким воодушевлением об этом рассказывал нам – курсантам Императорской академии Почтовой службы – ведущий преподаватель истории Степан Евграфыч Качубей. Почему-то именно этот раздел абсолютно все курсанты слушали затаив дыхание. И даже спустя четыре года в голове звучал драматичный голос старого ученого.

«Когда случился Великий Разлом и появились Барьеры, чего только с ними ни пытались делать. Сначала изучали: собирали данные, измеряли различными приборами, создавали и отправляли к пропасти десятки, а то и сотни зондов. Лучшие умы прилагали все усилия, чтобы постичь тайну, изменившую жизнь целой планеты. Когда у ученых ничего не вышло, за штурвал взялись военные, – при упоминании последних, Степан Евграфыч всегда делал паузу, на краткий миг будто погружался в себя, затем возвращался к реальности и продолжал: – и попробовали уничтожить: стреляли по Барьеру, чем только могли. Израсходовали сотни тысяч снарядов, ракет, тонны взрывчатки, даже ядерные заряды использовали – бесполезно! Только напрасно истерзали и без того покалеченную землю…».

Конечно, какие-то слова из его живописания уже улетучились из памяти, но общий смысл рассказанного засел накрепко. И каждый раз, подлетая к Барьеру, я вспоминал старого историка и его лекции, куда более эмоциональные, чем сухие тексты учебников. Что тогда, что сейчас, все, описанное старым профессором, вызывало в душе благоговейный трепет перед неизведанным и непокоренным явлением.

Единственное, о чём никогда не рассказывал Степан Евграфыч, так это почему и как Барьер вдруг стал проницаемым.

Не знал этого старый историк. И никто не знал. Догадок высказывали множество, теорий строили не меньше, но верного ответа не было ни у кого. Точно известно, что около десяти с небольшим лет назад первыми всполошились орнитологи, когда стали обнаруживать дохлых птиц незнакомых, а как позже выяснилось – хорошо забытых старых, видов, потом рыбаки наткнулись на всплывших кверху брюхами рыб, доселе ими не виданных, но, как оказалось, описанных в старинных энциклопедиях и обитающих за границами нашего Предела. С этого и началась новая эра. Исследования показали, что Барьер можно пересечь, хотя дано это далеко не всем – на такое был способен лишь один из десяти тысяч. К таким уникумам принадлежали и мы с Войцехом.