Марк, выходи!

***

Кто-то из наших сказал, что завтра мы бьемся с «Мадридом». Это значит, что следующим вечером мы стенка на стенку подеремся с пацанами из соседнего двора. Вечер должен быть не очень поздним, чтобы нашим родителям еще не захотелось звать нас домой.

Никто из пацанов не помнит, когда случилась первая битва с «Мадридом». Наверное, с самой постройки наших дворов. Я помню два года войны. Костян говорил, что помнит пять лет. Отец Струковых жил тут с самого детства и тоже воевал с соседним двором. В прошлом году было четыре сражения, и во всех наш «Тринадцатый» победил. Но этим летом все поменялось, и мы уже проигрывали три − ноль.

Воюем с «Мадридом» мы вот как: от нашего двора дерутся все старшие и несколько мелких на выбор Костика и Ромы. Старших у нас во дворе человек десять. Участвовать в битве они должны все. За отговорки у нас чмырят, причем даже старших. Но отговорок и сачков – тех, кто драться с «Мадридом» не хочет, − обычно и не бывает. Старшие все рвутся в бой.

Малышей у нас штук восемнадцать, но на каждую битву отбирают тоже лишь десять. За хорошее поведение, за силу и ловкость. И возраст важен. Так, прошлым летом меня не взяли ни разу: я был десятилетним шкетом, на которого дунуть-плюнуть и пальцем размазать. А в этом году я всегда в постоянном составе, потому что хорошо научился стрелять из рогатки и совсем не боюсь получить по роже от «Мадрида». Ну как… боюсь, конечно, но вида не подаю.

Всего получается двадцать пацанов.

В «Мадриде» живет меньше народа, поэтому выбирать им не приходится. Чтобы подраться с «Тринадцатыми», или с Пиратами, как они нас сами называют, «Мадрид» берет всех. От десяти лет до пятнадцати. И получается тоже около двадцати человек, так что, считай, поровну.

За день до битвы мы все вооружаемся. Малыши обычно крутят шпоночные рогатки из проволоки, старшие натягивают самодельные арбалеты и обклеивают изолентой щиты из картона. Много и другого оружия.

Рогатки к каждой битве мы режем и крутим новые. Сделать хорошую рогатку – это очень важная штука. Сначала надо решить, какую ты хочешь рогатку – каменку или шпонку. Каменка, ясное дело, стреляет камнями, и делать ее сложно. Для каменки надо найти хорошую рогатину на молодой и прочной ветке, спилить ее или отрезать. Ломать ветку нельзя: тогда она пойдет трещинами и может сломаться, если натянуть ее слишком сильно. А если сломается, то так можно и без глаза остаться: жгут «каменной» рогатки бьет очень сильно. Дальше нужно прорезать на каждом пальце рогатки желоб и туда примотать по куску жгута. С хорошим жгутом у пацанов всегда были проблемы. Годился лишь тот, что продавался в аптеке, но стоил он дорого. Редко у кого из малышей такие деньги были. Те пацаны, у которых были машины в семье, таскали жгуты из автомобильных аптечек. Но ни у меня, ни у Струковых машины никогда не было, а значит, и воровать было неоткуда. Некоторые пацаны пытались приделать на рогатку резинку от трусов, но она была слишком мягкая и хорошего выстрела не давала. И наконец для каменки нужен был кусок кожи или дерматина. По обеим сторонам к нему приматывались жгуты, а в сам кусок кожи вкладывался камень, и рогатка была готова к бою.

Однако в войне с «Мадридом» каменки были запрещены. Не знаю, как двум дворам удалось договориться, но пацан, который приходил с каменкой на бой, сразу же выгонялся Костяном. Иногда с пинками. Да, была пара таких случаев среди малышей. Почему? Потому что каменка – это страшная и мощная штука. С близкого расстояния она вышибала мозги. Или глаз. Говорят, был давний случай, когда после одного такого сражения на каменках пацанов развозили на скорой. Теперь никаких каменок.

Рогатки у нас разрешены только шпоночные. Шпонка – это согнутый в букву U или V кусок проволоки или маленький гвоздь. Кладешь шпонку на резинку, натягиваешь и отпускаешь. Если рогатка хорошая и пружинистая, то такая шпонка летела метров на двадцать, иногда пробивала картонный щит и оставляла царапину или синяк, если попадала по месту без одежды. А с близкого расстояния и одежда небольно спасала. Шпоночные рогатки мы делали из проволоки. Проволоку можно было найти на свалке.

В поход на свалку за проволокой меня позвал Санек Струков. Это он узнал, что завтра новый раунд «мадридской» войны, и рассказал об этом мне. Его брат-двойняшка Диман валялся дома с ветрянкой и в армию «Тринадцатого городка» на этот раз не вошел.

Струковым лет было так же, как и мне, но оба были повыше и посильней. Их еще в прошлом году пару раз старшаки звали драться против «Мадрида»: такие они были развитые. В прошлом году сражения для Струковых обошлись без травм и синяков. Пронесло. В прошлом году мы и победили всухую. В этом же все пошло по-другому: в последнем бою две недели назад Димана в упор по ногам расстреляли из шпонок, и ему пришлось сдаться, а Санька старшие исключили из битвы. Он перед самым началом случайно наступил в собачье говно, поскользнулся на нем и ушел домой отмываться.

По пути на свалку мы встретили Жирика и взяли его с собой. Жирик – еще один мелкий пацан из наших. Почему все его называли Жириком, никто не знал, но так уж повелось. Жирным Жирик не был. Скорее наоборот, Жирик был тем еще дрищом. Кажется, дунешь − и снесет Жирика. Драться с «Мадридом» Жирика никогда не звали. Все старшие были в курсе, что отец у Жирика был ментом. Милиционером. А лишних бед от Жирикова отца никто из старших пацанов не хотел. Мало ли, может, Жирику кто-то из «Мадрида» засветит, а ты потом перед его папаном робей. Жирик очень хотел драться и всегда переживал, что его не берут. Но ни я, ни Струковы тут ему помочь не могли. Все решали старшие.

– Да ладно, – сказал в этот раз Санек Жирику, когда тот опять начал ныть о том, чтобы мы уговорили старшаков его взять на войну, – ты все равно подходи завтра: может, у нас кто выбудет, и ты заменишь. А если проявишь себя хорошо, то вообще всегда звать будут, и все равно, кто отец у тебя.

Я на это сказал, что лучше все же сначала спросить у старших пацанов, но Жирик от слов Санька уже загорелся и намылился с нами топать на свалку за проволокой. Прогонять его мы не стали: Жирик – наш друг.

Наша свалка была очень большая. И тут не было ничего, что гнило бы и воняло. Всю эту пищевую парашу увозила машина-мусорка, которая приезжала к нам во двор дважды в день: утром и вечером, − и все местные спешили закинуть туда свои ведра. А на эту свалку выбрасывали только строительный мусор: трубы, куски цемента, какие-то деревяшки. И еще иногда здесь валялись коробки, телевизоры, приемники, другая старая неработающая электроника и всякий остальной хлам. Свалка совсем не пахла свалкой. Скорее, стройкой. Находилась она прямо за нашим двором в сторону Урала.

Я, Санек и Жирик полезли копаться в мусоре. Нам повезло. Мы почти сразу нашли хороший моток проволоки, кусок сетки-рабицы, круглый и тяжелый пылесос, огромное радио без половины кнопок и крутилок и большую картонную коробку. Все это добро мы оттащили от свалки в сторону и принялись вооружаться к завтрашнему дню. Санек сбегал домой и притащил кусачки и изоленту, а я и Жирик скрутили нам троим по рогатке.

Тонкий жгут для шпоночных рогаток у нас остался еще с прошлого раза. Я привязал его к своей рогатке, прижал к нему проволоку и сел резать кусачками шпонки из рабицы. Но дело с ней шло плохо. Металл оказался слишком толстым и прочным, и я выбросил рабицу обратно на свалку. Санек и Жирик за это время расколошматили пылесос, достали из него электрический блок и стали вытаскивать из него сюрикены. Никакие это, ясен пень, были не сюрикены, но именно так мы называли тонкие железные пластинки, похожие на букву Е или Ш, которые закрывали электрический блок в любом приборе, будь то телевизор, радио или вот этот наш пылесос. В каждом блоке таких сюрикенов было штук сто, а внутри располагалась штуковина с магнитом и намотанной вокруг него медной проволокой. Мы разделили сюрикены между собой. Они красиво летали и вполне могли сойти за оружие в завтрашней битве. Если такой сюрикен попадет кому-нибудь по лицу, шрам останется на всю жизнь. К счастью для «Мадрида», сюрикены метали мы плохо, попасть ими в кого-то было почти невозможно, и использовали их мы только затем, чтобы нагнать шухера.

Потом я взялся за рыжую медную проволоку. Она годилась на шпонки. Я нарезал кусачками штук двести маленьких отрезков, согнул их и разделил между Жириком, собой и Саньком. Жирику боезапаса досталось меньше: мы же не знали, будет он вообще драться завтра или его, как обычно, задвинут. Жирик был понятливый и не спорил.

Пришло время проверить рогатки. Мы нашли на свалке несколько бутылок и банок из-под газировки, выставили их в ряд, отошли метров на десять и расстреляли. Санек был самым метким. Каждая вторая шпонка у него попадала в цель. Я был вторым: каждое третье попадание, − а Жирик косил. Он слишком сильно натягивал жгут со шпонкой и слишком резко его отпускал. Шпонка всегда летала выше цели, а рогатка каждый раз гнулась, и ее приходилось выправлять. Мы с Саньком показали Жирику, как надо стрелять, и он стал метче.

Картонную коробку, которую мы тоже взяли с нашей свалки, мы разодрали себе на щиты. Да, щит − это очень важная штука. Если вдруг придется бежать вперед в сам «Мадрид», то нет ничего лучше, чем картонный щит. Без него соберешь на себя все шпонки и стрелы. Если потрудиться и сделать щит хорошо, то спасет он не только от шпонок, но и от луков и других снарядов, которые обязательно полетят в тебя от «мадридских» пацанов.

К щитам мы приделали изолентой ручки и несколько раз для пробы выстрелили по ним из рогаток в упор. Шпонки застревали в картоне, но не пробивали его. То что нужно. Жирик тоже смастерил себе щит из остатков коробки.

Пока мы занимались обстрелом щитов, из-за свалки показался Дрон. Дрон − это еще один пацан из двора. Старший. Было ему то ли четырнадцать, то ли пятнадцать. Вообще, у него имя было Андрей, но никто его так не звал. Только Дрон. Дрон был наркоман-одиночка, он ни с кем не дружил, ни с кем не водился, а только слонялся по двору и окрестностям в поисках до кого бы из малышей докопаться. Малыши боялись Дрона даже больше, чем Костяна с его друзьями. Для Костяна мы были свои, а у Дрона своих никогда не было. Дрон был полным дебилом, а значит, совсем ничего его не пугало. Он мог полезть драться с самим Костиком или Ромой, получить по шее, а потом полезть драться снова. Даже Костик смотрел на Дрона осторожно. Костик был просто жестоким бандюком-наркоманом, Дрон же был непредсказуемым торчком.

Дрон был невысоким пацаном, но сильным, с сиплым, прокуренным голосом. У Костяна голос тоже был сиплый, но громкий. Дрон же как будто говорил в себя. Волосы у него были коричневые и длинные. Длиннее, чем у всех остальных пацанов. Когда он начинал говорить, то постоянно вставлял английские словечки из телевизора.

– Хай, мелюзга, – крикнул он нам с Саньком и Жириком из-за свалки. – Чего ковыряетесь?

– Привет, Дрон, – ответил Санек как самый смелый из нас. – Завтра с «Мадридом» воюем.

Дрон подошел поближе. Вид у него был, как обычно, обкуренный, одежда на нем была грязная и потертая. В руке он держал неполную пол-литровую банку с чем-то очень похожим на разведенное водой смородиновое варенье. Мы пригляделись к банке Дрона. Это точно была смородина. А это значит, что Дрон только что ширнулся какой-то дрянью, и его пробило на сладкое. Кто-то мне говорил, что после таких дел очень тянет на сахар. А раз Дрон был под кайфом, значит, с ним лучше не связываться.

– Дай рогатку, – приказал Дрон Саньку и протянул руку.

Санек замялся, но рогатку не дал.

– Сука, дай рогатку, я сказал, – повторил Дрон. – Кам он! – выкрикнул он свою любимую английскую фразу и сплюнул.

Я стоял немного позади Санька, и он оглянулся на меня. Мы оба знали, что есть только два способа отвязаться от Дрона: или, как Костян, вломить ему, чтоб у этого нарика ребра затрещали, или сбежать от него. Дрон, конечно, бегал быстрее нас, когда был необколотый, но сейчас его шатало, и далеко бы он не убежал. Я двинул локтем Жирика. Санек произнес шепотом: «Во двор!», − и мы втопили со свалки. Дрон крикнул вдогонку нам пару матерных слов, но следом не побежал.

– Фух, – сказал Санек.

Даже он боялся Дрона. Хорошо, что сегодня от него удалось убежать.

Во дворе все тоже готовились к завтрашней войне. Я не видел наших главных − Костяна и Рому, − но остальные старшие пацаны только тем и занимались, что выпиливали, выстругивали и обматывали.

Старшаки делали себе арбалеты. Вокруг валялись несколько разломанных стульев, ветки деревьев и гвозди. Самодельный арбалет − очень опасная штука. Стреляет он мощно, картонный щит пробивает как бумагу и оставляет хороший синяк, если попадает по телу. Мне попадало.

Делать арбалет сложно. Из старого стула надо выломать ложе для арбалета − ту часть, которую держат руками, потом проволокой и гвоздями приделать две свежие ветки по бокам от ложа, а на ветки привязать разрезанный вдоль и сплетенный в косичку ремень. Натягивать такой арбалет приходилось крюком, иначе можно было разодрать пальцы. На стрелы шли шампуры, или оструганные ветки деревьев. Кольцо у шампура надо было отломать, острие − загнуть и намотать на него изоленту для утяжеления и баланса. Все. Арбалет к бою был готов. Арбалеты, хоть и убойно стреляли, часто ломались. Почти к каждой новой битве старшакам их приходилось сколачивать заново.

Мы подошли к старшим и спросили про Жирика: можно ли ему завтра участвовать? Жирик в это время стоял чуть поодаль и переступал с ноги на ногу.

– Нет, – ответил Даня. – Он пинка получит и потом папке на нас нашпочит.

– Ничего не нашпочу, – дрожащим голосом с расстояния крикнул Жирик.

– Не, не надо. Костику не понравится, – сказал Даня и вернулся к своим арбалетным делам.

Мы с Саньком подошли к Жирику. Тот совсем повесил нос, отбросил в сторону щит и сказал, что лучше пойдет домой. Я кивнул. Мне было Жирика жалко, но ни я, ни Санек ничего не могли с этим сделать.

Во двор пришли еще наши пацаны и принесли новое оружие. В руках у них было много-много маленьких целлофановых пакетов, набитых сухим цементом. Это были наши дымовые гранаты. Мы всегда в каждом сражении с «Мадридом» их использовали. Если такую штуку закинуть посильней, то целлофан от удара об асфальт рвался и цемент разлетался облаком пыли на пару метров. Толку от такой бомбочки было мало: она могла разве что вызвать чих у «Мадрида», но взрыв ее выглядел очень красиво, по-военному. Как дымовуха.

Вот и все. Все наше оружие. Арбалеты, рогатки, цементные бомбочки. У Костика и у его брата, мы знали, всегда в карманах было по газовому баллончику на случай, если совсем придется туго. Еще у Костяна была настоящая пневматичка, но в атаку на «Мадрид» он ее не брал.

Наш двор всегда нападал. Пацанов у нас было много, каждому хотелось попасть в следующий боевой состав, и каждый хотел себя проявить. А в обороне себя не проявишь. Только в атаке. Поэтому наши всегда ломились в чужой двор и частенько попадали в «мадридские» засады.

У «Мадрида» во дворе пацанов жило меньше. Бодаться за участие в бою им не приходилось. Все пацаны у них и так уже были в составе. «Мадрид» всегда оборонялся: рассаживался по углам домов, подъездам, гаражам и готовил нам засады.

Шпоночные рогатки у «Мадрида» были, но они из них почти никогда не стреляли. Арбалетов у них совсем не было. Просто и то, и другое лучше именно для нападения. Из арбалета легко пальнуть на бегу. Из рогатки тоже. А «Мадрид» чаще всего пользовался луками. Да, обычными луками. Они хорошо подходили для обороны: засядешь в одном месте и «кидаешь» стрелу за стрелой, пока в кого-нибудь не попадешь.

Чтобы сделать луки, «мадридцы» срывали свежие пруты, обстругивали ножами, гнули их в дугу и натягивали тетиву. Стрелял такой лук метров на тридцать. Хорошо стреляли «мадридские» луки! Стрелы были из прямых веток клена с набалдашником из изоленты на толстом конце. Попади такая стрела кому-нибудь в лоб – с ног собьет точно. Поэтому у нас были щиты.

Время от времени «Мадрид» свои стрелы запаливал. Да, прямо так: «изолентовый» набалдашник поджигался, и стрела запускалась в нашу сторону. В полете она, ясное дело, тухла и лишь чадила, но выглядело все это очень пугающе. Мы боялись горящих стрел и отсиживались за щитами. Хорошо, что разжигать стрелы было долго и «Мадрид» запускал их только в начале сражения. Потом уже было не до того.

С «Мадридом» дрались мы только летом, в каникулы. Никакого расписания боев не было. Все решалось старшими случайно. Встретился Костян во дворе с каким-то «мадридцем», сказали они друг другу пару «матов» и назначили бой. Зашел кто-нибудь из наших в «Мадрид», ему дали пинка, и опять назначили бой.

Завтра будет четвертый раунд этого лета. Предыдущие три мы продули так, что и стыдно вспоминать. Я сказал уже: мы всегда атаковали. «Мадрид» сидел по гаражам и подъездам. И этим летом, помимо своих опасных луков, они научились делать ловушки. В гаражах, в подъездах − везде. Помню, забежали мы втроем в гаражи: двое старшаков и я. Арбалеты и рогатка заряжены, мы наготове. Идем. Крадемся. Тут старший ногой дергает какой-то сучок, и на нас с гаража валится бревно. Одному старшему попало в голову, другой был повыше, и бревно треснуло его прямо в грудь, а я успел отпрыгнуть. Но отскочил я так, что споткнулся и растянул себе голеностоп. Все. Трое подбиты. И таких ловушек у «Мадрида» было полно. Мы постоянно этим летом попадали в них. А «выживших» в гаражах наших пацанов «мадридцы» потом расстреливали из луков и рогаток, а иногда и «добивали» врукопашную. После ловушек в гаражах «Мадрид» оставался в большинстве и поэтому побеждал.

Наш главный − Костян − от поражений бесился, орал диким хрипом на своих, но этим летом вся наша война с «Мадридом» так и была в одни ворота. Мы проигрывали, ушибались и хромали каждый раз, когда после боя возвращались домой.

– Что, Костян, каски, может, наденем? – предложил кто-то из старших, когда мы все собрались обсудить завтрашнюю стратегию. – У меня батя со стройки принесет.

– Каски – не, – ответил Костик. – Осторожней просто надо. Не по трое, а по двое, и еще двое сзади прикрывают. И под ноги смотреть.

– Палки надо взять, – сказал еще кто-то, – идти и перед собой проверять на ловушки.

– Палки, арбалет − рук не хватит, – ответил Рома.

– Малыши пусть первыми в гаражи идут, – сказал Костян. – Их там выкосят, а мы подхватим.

Здорово. Значит, нам теперь идти на «Мадрид» первыми. Отлично. Раньше все было наоборот: старшие резались с «Мадридом» в кровь, а мы были лишь на подхвате. Ну и ладно, главное – «Мадрид» победить.

Пацаны решили атаковать в семь вечера. Дворовые мамы с колясками в это время уже разбредутся по домам, все остальные взрослые выкинут мусор, и двор опустеет. Можно будет затеять войну.

Старшие разошлись, малыши − тоже. И я остался во дворе с Саньком Струковым. Завтра пойдем с ним в атаку вдвоем. Мы запрятали рогатки, шпонки, цементные бомбы в тайники во дворе и собрались по домам.

– Я перед войной всегда сплю плохо, – сказал мне Санек, когда мы стали прощаться.

Я тоже всегда ворочаюсь и таращусь в потолок ночью перед боем. Страшно это и волнительно − воевать.

***

На следующий день мы начали войну в семь вечера, как и хотели. Народ во дворе рассосался, а солнце еще светило. Громко свистнул Даня: он был мастер по этому делу и всегда предупреждал всех о начале боя свистом. Мы парами двинулись на «Мадрид».

В «Мадрид» было два входа. Первый − напрямую из нашего двора мимо ортопедической больницы. Второй − в обход через гаражи.

Десять пацанов пошли напрямую. Это было опасно: спрятаться негде, дорога, а в руках только щит и арбалет. Зато тут нет ловушек, и никакое бревно тебе не даст по балде. Еще десять из наших пошли в гаражи. Я и Санек были среди этих гаражных десяти.

Перед самым началом боя я заметил Жирика. Он сидел во дворе на «шахматной» лавке, далеко от места нашего общего сбора. Он ведь надеялся, что его все же позовут, иначе зачем еще ему там сидеть одному? В руках у Жирика были рогатка и обклеенный для прочности изолентой щит. Жирик был готов. Но Жирика никто не позвал, и он остался сидеть во дворе. Плохо, что Жирик не с нами. Он же не виноват в том, что его отец − мент.

Перед первой группой наших из «Мадрида» выехали два велосипеда с двумя пацанами на каждом: один рулил, другой сидел на багажнике и палил по нашим из рогатки. Велики – это что-то новое. «Мадрид» никогда не высовывался раньше времени. Наши такой атаки не ожидали. Я видел, как Даня схватился за щеку и отбежал назад. Шпонка попала ему прямо в лицо.

Наша гаражная группа остановилась. Мы думали было ломануться на помощь против велосипедистов, но Костян, а он был главным в первой группе, крикнул нам идти в гаражи, а тут они разберутся сами. Пацаны и правда разобрались. Двое из старших разрядили по велосипедистам свои арбалеты. Одна стрела пролетела мимо, но вторая попала прямо в шею стрелка на багажнике. Тот дернулся и свалился с велосипеда. Его водителя тоже мотнуло, он грохнулся вместе со своим великом и завопил от боли. Видимо, прищемил себе ногу. Наши подбежали к подбитым «мадридцам» и пинками вывели их из боя. Два − ноль в нашу пользу по потерям. Начало хорошее. Хотя нет. Даня все-таки выбит. Он сложил руки крестом, а это значит, что из боя он выходит. Его щека кровила, и он поплелся в наш двор. Два − один. Велосипед номер два быстро смотался обратно в «Мадрид».

Мы нырнули в гаражи и разбрелись. Почти сразу на крышах я увидел двух пацанов из «Мадрида». Они натянули луки, мы с Саньком быстро закрылись щитами, но дымные стрелы пролетели мимо. Из-под щитов мы бросили по цементной гранате в сторону «мадридцев» − над крышей гаража поднялась пыль. Пацаны выпустили еще две стрелы в нашу сторону и смотались из поля зрения. На этот раз они попали лучше. Одна стрела помяла мне щит, а вторая заехала Саньку по локтю. Он поморщился, потер ушиб и сплюнул. Мы медленно пошли вперед.

Гаражи были как лабиринт. Нужно было пройти метров триста, повернуть раз пятнадцать, чтобы выйти к «Мадриду». За первым поворотом раздались хриплый вопль Ромы и стук чего-то глухого о металл. Мы побежали туда. Там наши пацаны спустили двух «мадридцев» сверху и заломили им руки. Счет четыре − один. У Ромы были подпалены волосы. Один из старших колотил луком врага о гараж. Еще один лук, уже сломанный, валялся под ногами.

– Нормально тебя спалили, Ром, – сказал Санек.

Рома посмотрел на него зло.

– Вперед давай топай с Маркушей, а то наших там сейчас расфигачат, – сказал он.

Мы побежали вперед. Мне почудилось за углом чье-то шевеление, мы застыли и натянули рогатки. Но это был кот. Просто серый дворовый кот. Мы двинулись дальше. Ловушек пока не попадалось. За следующим гаражным поворотом притаились два «мадридца». Они выпустили в нас по стреле, но мы с Саньком вовремя спрятались за гараж. Началась перестрелка. Врагов было двое. Два малыша из «Мадрида». Кажется, я даже помню, как их зовут: Петёк и Руль. Руль − это кличка, потому что фамилия у этого пацана была Рулевой. Леха Рулевой. У Руля была старшая сестра. Очень красивая. Когда она проходила через наш двор, даже Костян ничего не кричал матерного ей вдогонку.

Мы высунулись из-за угла, и мимо нас пролетели стрелы. Мы выстрелили из рогаток. Потом еще раз выстрелили. Шпонки застучали по гаражам и ни в кого не попали.

– Так мы можем долго сидеть, – сказал Санек и запустил цементный мешок в сторону противника.

Я сделал то же самое. Санек выглядел очень храбро. Даже казалось, что ему совсем не страшно получить стрелу или шпонку в лоб и он готов биться врукопашную. Я же немного трусил. Сидеть за гаражом и перестреливаться для меня было самое то.

Сзади показались наши старшие. Это значило, что нам с Саньком надо было действовать активнее, иначе мы получим пинка от своих.

– Давай просто со щитами вперед побежим и навалимся, – сказал Санек. – Не успеют они шмальнуть по нам.

Я согласился. Мы еще по разу пальнули из рогаток и ломанулись вперед. А «мадридцы»? Руль и второй пацан задумали сделать то же самое – выбежать и навалиться. Мы треснулись друг с другом лбами на полпути, упали от удара, вскочили и начали друг друга мутузить. Рогатки и щиты полетели в сторону. Санек быстро вывернул за спину руку Рулю, а другой «мадридец» то же самое сделал со мной. Рука заболела так сильно, что у меня выступил пот на лбу.

– Отпусти его, – сказал Санек «мадридцу», который держал меня. – А то я другу твоему клешню откручу.

– Тогда и я твоему откручу, – ответил пацан.

Этого мне не хотелось.

– Вон наши идут. Сейчас вы огребете. Так что отпусти лучше, – сказал я и мотнул головой в ту сторону гаражей, где, наверное, были наши старшаки.

– Вместе отпустите просто, и все, – сказал скрученный Руль. Санек держал его крепко и больно.

– Ладно. На счет три, – ответил «мадридец», посчитал до трех и отпустил мою руку.

Санек сделал то же самое со своим пленным. Руль и Петёк убежали. Мы с Саньком подобрали щиты и рогатки и пошли дальше. Я покрутил рукой, размял ее.

– Спасибо, – сказал я Саньку.

– Да ладно, – ответил он. – А давай на гаражи залезем? Лучше видно будет, да и подстрелим, может быть, кого-нибудь.

Санек подсадил меня, я вытянул его, и так мы влезли на плоскую крышу гаража и огляделись. Наверху никого не было. Кто-то пару раз крикнул из самого «Мадрида». Похоже, что наши были уже там. Санек и я по гаражам поспешили вдогонку.

Гаражи кончились, и мы оказались перед «Мадридом». За деревьями притаились все наши из второй группы. Первая группа сидела за стеной ортопедической больницы и постреливала вглубь «Мадрида».

– Побеждаем, – сказал кто-то из старших, когда я спросил, как дела. – Рома подбил их главного. Коляна Бажова.

Да, у «Мадрида» тоже был главный. Колян Бажов. Очень странный пацан. Ему было пятнадцать. Он не пил, и не курил, и не кололся, как наш Костян. И еще он был умный. Ботан. Все знали, что Бажов отлично учится в школе, книжки читает и постоянно выдумывает какие-то загадочные штуки.

Наши его ненавидели. У нас никто никаких книжек не читал, в школу все ходили только из-под палки родителей, а Костик и Рома вообще со школой были не в ладах. Короче, Бажов был «чужак», и очень странный чужак. Сам он никогда с нами не воевал, а лишь отсиживался у себя в «Мадриде» и командовал своими войсками издалека. Поэтому новость, что Рома подстрелил самого Бажова, была неожиданной и очень хорошей.

– Из арбалета ему в ухо прямо вставил! – понеслись слухи.

– Не в ухо – по плечу попал.

– Лучше б в ухо, чтобы больше не рыпался урод «мадридский».

«Мадрид» выбил у нас трех бойцов: Даню в самом начале, и еще двух малышей накрыло ловушкой в гаражах. Несильно, жить будут, но из боя им пришлось выйти. Все остальные были с ссадинами от шпонок и стрел, но здоровы и целы.

Мы же у «Мадрида» подбили семерых: двоих на велосипедах и еще пятерых в гаражах. Что все-таки случилось с Бажовым, подстрелили его или нет, мы так и не поняли, а Рома был далеко и ничего рассказать нам не мог.

План у наших пацанов был таков: бежать в «Мадрид» и решать все врукопашную. Стрелы и шпонки у всех кончились, щиты таскать надоело, поэтому мы побежали. В этот самый момент из «Мадрида» раздался длинный свист, а потом еще один. Два свиста значили, что «Мадрид» сдается. Да, такого давно не бывало. С прошлого года.

Мы остановились, переглянулись и радостно стали хлопать друг друга по спине и рукам. Особенно здорово было то, что «Мадрид» сдался сам и никого добивать не пришлось. В прошлых боях, когда проигрывали мы, у нас никто не свистел. Некому было свистеть. Все двадцать пацанов были побиты и покалечены. Хорошо, что сейчас все закончилось быстрее. На весь бой ушло часа полтора.

Мы сбились в кучу, Рома ткнул всех малышей кулаком в плечо и отправил нас по домам.

– Завтра поговорите, – сказал он и закинул за нижнюю губу насвай − темные шарики из известки и чего-то еще. – Сегодня все. По хатам. Мамы ваши ждут.

Мы с Саньком послушались и пошли домой. Рогатки мы заныкали по дворовым кустам: еще пригодятся. Жирика во дворе уже не было, и начинало темнеть.

– А зачем Рома насвай кидает? – спросил я Санька.

– Ну, это как сигареты. У старших когда сигареты кончаются, то они насвай за губу закидывают и кайфуют.

– А берут они его где? Он дорогой?

– Да на рынке. Я сам видел, где продается, – ответил Санек. – Два рубля за пакетик.

Два рубля − это чуть дороже мороженого. Дешево. Раза в три дешевле любимого всеми старшаками «Мальборо» красного.