Здесь. Философия данности

Текст
0
Отзывы
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

Учение о данности. Антигуманизм

Я узнал о существовании все, что мог узнать.

Антуан Рокантен


Антуану открылся мир как данность. В этом мире нет причин и следствий. Одно не обуславливает другое, не определяет и не предопределяет. Необходимости, как того, что непременно произойдет, что нельзя отвратить, и чему нужно подчиниться. Необходимости как общеобязательности, независимой ни от чего, в данности нет.

И в таком мире каждая вещь предстает как лишняя. Лишняя в отношении других вещей, в отношении прошлого и будущего. Вещь стоит вне связей, вне целесообразности. Ничто ни для чего не создано. Вода не для того, чтобы пить, воздух не для того, чтобы дышать. Лишняя вещь – это разрыв целостности мироздания, утверждение бессмысленности и ненужности.

И если посмотреть на такой мир со стороны, можно открыть его абсурдность. Друг другу ненужные вещи, ни откуда не пришедшие, ни к чему не стремящиеся, ничему не служащие. Вещи, бегущие от других вещей, от обусловленности и зависимости. Мир, не требующий объяснений и доказательств, проживший бессмысленную историю, этот мир-данность есть абсурд и как абсурд он не интересен.

Данность есть беспричинность и отсутствие необходимости, есть лишнее и абсурдное. В эти четырех словах вся суть открытия мира, которое сделал Антуан. И он выразил это предельно четко и просто: «существовать – это быть здесь, только и всего». Для человека, которому такое открылось, мир предстает как «беспорядочные массы – голые бесстыдной и жуткой наготой». Все, чем пытались прикрыть мир ученные от физиков до философов, писатели и пророки, оказывается совершенно ненужным и мешающим.

Казалось бы, что страшного в этом? Ничего, если бы мир как данность не уничтожил самого ценного для любого человека – права на существование. «Жалкая ложь – ни у кого никакого права нет; существование… людей так же беспричинно, как и существование всех остальных, им не удается перестать чувствовать себя лишними». Право в Чистом Виде может их спасти, но и оно оказывается только лишь данностью. А раз так, что может быть ценного в человеке и гуманизме? «Чего вы добились вашей наукой? Чего вы добились вашим гуманизмом? Где твое достоинство, мыслящий тростник?». Человек, лишенный права на существование, это уже не субъект, которому противостоит мир как объект, человек не мера всех вещей, он всего лишь вещь, такая же, как любая другая в данности. И когда Антуан говорит, что и он «тоже лишний», это есть приговор человечеству, это есть антигуманизм.

Этот антигуманизм, бросающий вызов привычным, опытом данным ценностям, разрушающий отношения между людьми, выводящий других людей за пределы осмысленности, действительно может испугать. Антигуманизм есть то, на чем любая теория проверяется и получает право на всеобщее признание. Все, что соответствует гуманизму, признается, все, что ему противно – нет.

Гуманизм означает не только предание ценности жизни и личности человека, но и преклонение перед разумом, а значит перед причинно-следственными связями, необходимостью, целесообразностью и осмысленностью. То есть перед тем, что учение о данности отвергает. В этом месте они сталкиваются, именно в вопросе, что выбрать, происходит разделение на тех, кто за гуманизм и человека, и кто против гуманизма и, следовательно, против человека. И это же есть спор о том, кто за данность, за бессмысленность, и кто за упорядоченность, за цельность мира.

Антуан Рокантен лишь на мгновение принял сторону данности, лишь несколько дней существовал, а затем отверг то, что ему открылось.

Лето 2008 г.

Всеобщая декларация прав человека: опыт антигуманистической критики

Опыт антигуманистической критики Всеобщей декларации прав человека (ВДПЧ) есть попытка показать, на чем основано сознание людей, что как стержень держит мысль, независимо от того, формы каких философских и иных систем эта мысль приобретает.

В самом своем основании человек и науки о нем держатся на прочном фундаменте представлений, которые нужно характеризовать так: человек – субъект, он субъектен. Из этого развитие получает все: и искусство, и мораль, религии и политические воззрения.

Субъектность есть утверждение человека, предпосылка вопросов о человеке и мире его окружающем. Сколько было придумано и написано в связи с этим, говорить не приходится. Но как цветы в поле, будучи различны, от одной земли питаются, так и эти системы и взгляды суть одно.

Субъектность есть Право в Чистом Виде. Это Право на существование, право на противопоставленность человеку мира (объекта), право искать и обретать смысл, право укорениться в обществе.

И это Право в Чистом Виде закреплено и поднято на всеобщую высоту в ВДПЧ.

1

Мир есть данность.

Данность нельзя объяснить или описать, можно лишь указать. В данности нет причин и следствий, нет необходимости, и все предстает лишним.

Категории эти потребовали бы подробного разъяснения и толкования. Но так ли это важно?

Вера в слова и их способность связывать людей, объединять единым пониманием – вера старая и никуда не годная. Какими бы не были слова, главным для человека останется его восприятие, ни от чего не зависящее. Поэтому и неправильно искать в словах объяснения. Как кто поймет, так и есть.

Можно, конечно, нарисовать образы. Камень падает совсем не потому что есть закон тяготения; и совсем не обязательно, чтобы камень падал; и камень совершенно не нужен, пускай он и будет опорой. Эти образы не о многом говорят. Но разве в том задача, чтобы о многом говорить?

Данность есть и другое. Данность означает «быть здесь, только и всего». Поэтому-то можно указать, но не объяснить данность.

Ничего не изменяется в данности. Движения нет, как нет предпосылок. Нет вчера и сегодня, нет завтра. Нет предыдущего, как и последующего. Все только здесь, но от того, что здесь ничего не зависит.

Человек тоже данность. Не более и не менее. Он не субъект и для него нет объекта. Он не выше и не ниже. Прав у человека не более чем у всего остального.

Человек живет Опытом, тем, что знает или чувствует. Он живет Правом. И первый принцип Права: быть. Человек по Праву есть замкнутое, ограниченное существо. Границы ему – тело, да еще душа, сознание. Более просто – основа Права – утверждение: «Я». Вокруг этого обрастает разум и воля и все остальное.

Но человек лишь данность, и как данность он лишний…

2

Человек есть целое и единое. Он наделен «разумом и совестью» (ст. 1). В отношении этого человека Право в Чистом Виде гласит, что он имеет право «на свободу мысли, совести и религии» (ст. 18), «на свободу убеждений и свободное выражение их» (ст. 19). Человек имеет право «на такой жизненный уровень, включая пищу, одежду, жилище, медицинский уход и необходимое социальное обслуживание, который необходим для поддержания здоровья его самого и его семьи» (ч. 1 ст. 25).

Все это есть субъектность человека. Представление о значимости его. Человек, признанный разумным, получает право думать и говорить, что хочет. При этом обладая свободой. Поэтому-то любой бред человека предстает как священное достижение его великого ума. Поэтому-то фальшивые представления, обряжающие мир многочисленными связями и закономерностями, подыскивающие основания под каждое событие, получают защиту Права.

Но человек есть лишь данность. И как данность он такая же вещь, лишенная защиты временем и пространством, законами причинно-следственных связей, необходимости. Человек столь же лишний, как и камень.

Данность есть разрыв. Разрыв любых связей и целостности, всякого единства. Все, чем разум связал этот мир, все те системы координат, кои он выстроил, должны быть разрушены. И они разрушаются данностью. И человек, разум его ничего поделать не могут.

Свобода человека есть обман, как обман – воля. Свобода мыслима в цельном мире, где каждая часть подгоняется под остальные. Свободно бросить камень может тот, кто уверен в связи камня с землей, в наличии законов для этого камня. Свобода есть наибольший обман, поэтому-то под ее лозунгом совершаются наихудшие преступления. Как нет субъектности человека, так и нет его свободы.

Субъектный человек создает вокруг себя и для себя защитные бастионы. Право в Чистом Виде диктует, что люди «должны поступать в отношении друг друга в духе братства» (ст. 1), что «никто не может подвергаться произвольному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произвольным посягательствам на неприкосновенность его жилища, тайну его корреспонденции или на его честь и репутацию» (ст. 12). И чтобы обеспечить все это человек «имеет право владеть имуществом» (ст. 17).

Человек есть человек, осажденный своими «братьями». Поэтому-то он выискивает средства, чтобы защитить свою субъектность, бесценную, содержащую его великие преимущества – разум, совесть, свободу.

И если он сам не справляется, то в помощь ему – закон. Ведь «все люди равны перед законом и имеют право, без всякого различия, на равную защиту закона» (ст. 7) Гарант этого – «эффективное восстановление в правах компетентными судами» (ст. 8).

Таков человек, и таким его творит общество. «Начальное образование должно быть обязательным» (ст. 26). Только так слепому от рождения можно открыть его предназначение быть человеком. Цель такого предназначения проста: иметь «обязанности перед обществом, в котором только и возможно свободное и полное развитие его личности» (ст. 29).

3

Как человек должен жить?

Вопрос излишний, ибо есть вопрос субъекта о субъектности. Пожалуй, разум может дать ответ на него. Но будет ли ответ этот стоить чего-либо?!

Бессмысленные вопросы и поиски ненужных ответов заполняют человеческую мудрость. Человек хочет научиться жить, и непременно в согласии с «разумом и совестью». В этом нет необходимости.

 

Одиночество есть начало и конец человека, как и всего иного в данности. Что еще можно сказать?!

Август 2008 г.

Одиночество

Одиночество есть фундаментальная категория данности. Есть ее, данности, положительная сторона.

Отрицательная известна. Беспричинность, отсутствие необходимости, лишнесть всех предметов-вещей. Мир предстает вне изменений, как только то, что «быть здесь». Движения в мире нет2. Есть только обновление. Всегда новые сцены, но никогда – единая пьеса. Нет и развития, прогресса.

Человек в данности лишен субъектности, своего «Я». Разум, подчиняющий ли мир, исследующий ли его, предстает как частный случай лишнести. Человек и разум тоже только данность. Вместе же с этим все категории и понятия, коими опутан человеческий мир, одеяния наук и религий, сила учений и идеологии, власть фактов и слабость необычного и фантастического – все это растворяется в данности, в том, что есть и иным быть не может.

Опыт есть спасение для человека. Голый и растерзанный, потерявший единство и цельность, осмысленность мир тяготил бы человека, если бы не прикрытие – Опыт. Опыт прошлого, опыт законов и морали. То, что укореняет человека, делает его нужным и необходимым, навешивает ярлык и загоняет в систему отношений, в общество.

Опыт есть уверенность. Есть надежда, что законы природы, морали, государства, будут работать, неизменно работать на благо того, что делает человека человеком. Опыт и есть осмысленность жизни.

Только с высот Опыта можно говорить и увещевать, приказывать и объяснять. Опытом можно оправдываться или оправдать. Опыт есть судья, именем его же наказываются слабые, караются сильные.

Одиночество же есть нечто противное Опыту. Мир, лишенный Связи, непонятный, предстающий как «беспорядочные массы» – этот мир Одинок, ничего не знает, ни в чем не уверен.

Разрыв есть сущность Одиночества. Связь есть сущность Опыта и есть зависимость и превращение. Прислуживают Связи причины и следствия, необходимость и целесообразность, Божья воля. Но Связи, окутывающие мир, распадаются. Привычное единство теряется. Целесообразность исчезает. И это есть Разрыв.

В мире, являющемся как Разрыв, появляется Одиночество.

Лето 2008 г.

Часть II. Философия Льва Шестова

Раздел I. Манифест очевидности

Манифест очевидности

Ты, разум, создал основания, ты разрушил данность, чтобы собрать мир возможного и невозможного, ты дал человеку успокоенность, наделив его жаждой поиска согласованности и установления необходимости.

Ты, разум, взял человека, когда он только покинул утробу матери, ты нашел человека, испугавшегося данности, и превратил в человека разумного. Ты сделал человека своим рабом.

Ты, разум, взял данность и превратил в мир возможного и невозможного, где у всего есть основания, мир, перед которым человек не испытывает страха. Ты подчинил данность себе, ты сделал ее своей рабыней.

Ты, разум, изобрел основания, ты изобрел и еще много чего, но основания – это твой титул на владение, основание – это твое право подчинить человека и средство завладеть данностью.

Ты, разум, придумал, что данность должна быть согласована, что к каждой частичке данности должна быть подобрана другая, что между такими частичками должна быть связь, которую ты назвал обязательной. Ты придумал согласованность и необходимость, что каждое есть посредством другого.

Ты, разум, взял в рабство человека и данность, ты сыграл на слабости человека и его страхе, ты подменил данность миром возможного и невозможного, а человека обрек на поиск оснований.

Ты, разум, должен быть превзойден, человек должен перерасти тебя и вновь вернуться к данности.

Ты, человек, явившись на свет, был испуган данностью, ты не мог выдержать страха перед неизвестным, ты хотел подчинить данность, дабы не страшиться ее. И ты пришел к разуму.

Ты, человек, принял данность как мир возможного и невозможного, как мир, полный оснований.

Ты, человек, должен избавиться от ига разума, должен сбросить оковы оснований и вернуться к данности. Ты выбрал неверный путь, ты стал соучастником порабощения данности, ты испугался. Но ты должен вернуться к данности и принять данность.

Ты, человек, чтобы вернуться к данности, должен пройти путь к очевидности, путь от удивления к отчаянию, только так ты можешь отказаться от своей рабской роли – порабощать очевидность.

Ты, человек, должен удивиться миру, должен усомниться в его основаниях, должен искать согласованности и необходимости, должен искать другого, посредством которого есть каждое, но не должен доверять основаниям.

Ты, человек, должен отчаяться в основаниях, ведь ты не можешь их отыскать, хоть и ищешь со всем усердием, должен отказаться от оснований, должен увидеть, что невозможное возможно и возможное невозможно, что все одновременно возможно и невозможно, должен выйти за узкие рамки разума, отказать разуму в доверии.

Ты, человек, должен презирать разум, который обманывал тебя своими основаниями, ты должен поставить разум перед одновременно возможным и невозможным.

Ты, человек, должен вынудить разум отступить перед одинаково возможным и невозможным и тогда тебе откроется очевидность, тогда ты станешь неведающим3, вернешься к данности и примешь ее!

Ты, очевидность, есть предстоящая перед неведающим человеком данность, только и всего. Человек принимает тебя и обретает веру4. Страх, загнавший человека в рабство к разуму, уступает вере.

Ты, очевидность, есть данность, лишенная согласованности и необходимости, есть данность без оснований, в тебе каждое не есть посредством другого.

Ты, очевидность, не знаешь порождения каждого от другого, в тебе каждое не служит другому, не совершается ради другого, а другое не оправдывает каждое, каждое в тебе не нуждается в другом, как и другое в каждом.

Ты, очевидность, только дана, только данность, о которой нельзя сказать большего.

Ты – очевидность, и человек принимает тебя, человек верит в тебя!

Ноябрь 2010 г.

Первое эссе

Задача писателя: идти вперед

и делиться с читателями своими новыми впечатлениями.

Л. Шестов «Апофеоз беспочвенности»


1

Закон достаточного основания. Шопенгауэр свою раннюю работу посвятил закону достаточного основания, который в формулировке Вольфа гласит: «Ничто не существует без основания того, почему оно есть». Или, как уточняет Шопенгауэр: «Общий смысл закона достаточного основания сводится к тому, что всегда и повсюду каждое есть лишь посредством другого».

Артур Шопенгауэр выделяет четыре формы закона или, что он считает одним и тем же, необходимости: «1) логическая, по закону основания познания, в силу которой, если допущены посылки, должно быть обязательно признано заключение. 2) Физическая, по закону каузальности, в силу которой, как только дана причина, действие не может не произойти. 3) Математическая, по закону основания бытия, в силу которой каждое отношение, выраженное правильной геометрической теоремой, таково, как оно его выражает, и каждое правильное вычисление остается неопровержимым. 4) Моральная, в силу которой каждый человек, как и животное, должно при наличии мотива совершить то действие, которое соответствует его врожденному и неизменному характеру». Закон достаточного основания философом наделяется самыми лестными характеристиками: «главное основоположение всего познания», «он сам есть в себе и для себя, возвышаясь над богами и судьбой», «есть принцип всякого объяснения»5. При этом закон достаточного основания, требуя для всего в мире оснований, доказан быть не может. Ведь, как пишет Шопенгауэр, «сам закон достаточного основания… не допускает дальнейших объяснений, ибо нет принципа, который мог бы объяснить принцип всякого объяснения».

С помощью закона достаточного основания мир предстает через необходимость и согласованность как обязательная связь между отдельными осколками данности, подобранными по принципу «каждое есть лишь посредством другого». В этом заключается основание мира как его понимали раньше и как понимают сейчас.

2

Только верою: философия Л. Шестова. Лев Шестов пишет, что человек, «прежде чем сдвинуться с места, озирается вокруг себя, спрашивает, опасается: он вперед хочет знать, куда придет». Человек привык жить с оглядкой на разум и его истины. Осветить мир светом разума, значит сделать мир приемлемым для жизни. Можно было бы жить среди людей, готовых каждый час изменять свою точку зрения на природу вещей? Нельзя, как и нельзя жить в мире, в котором камни сегодня падают, а завтра начинают летать. Поэтому-то установив истину, обретя ведение, человек получает гарантию не только в неизменности окружающего мира, или что мир будет изменяться в известном направлении, но и в прочности мировоззрения других людей.

Истина приобретается с помощью разума, который подводит под данность основания, используя необходимость и согласованность. Ведь, как пишет Шестов, человек создает «вокруг себя атмосферу согласованности», в которой «над всем царствует необходимость». И только так человек может принять окружающую его действительность – как предстающий перед ведением мир возможного и невозможного, держащийся основаниями.

Разуму с его законом достаточного основания Шестов противопоставляет веру, которая достигается на пути от удивления через отчаяние к очевидности.

Удивление – есть состояние, когда человек сомневается в основаниях, когда требуется ответить, почему и для чего камни падают на землю, отчего бы им не взлететь. При этом «нужно, чтобы сомнение стало постоянной творческой силой, пропитало бы собой самое существо нашей жизни».

Для человека привычно задавать вопросы, искать ответы. Но удивление как первый этап на пути к очевидности, отлично от привычных вопросов и ответов тем, что касается буквально всего, что человека окружает. И, в то же время, требуя ответов, удивленный человек по поводу каждого основания продолжает ставить вопросы и искать более глубокие основания, ни с одним из них не соглашаясь и не доверяя разуму. Удивленный человек ощущает, «что даже там, где все… представляется ясным и понятным, все необычайно загадочно и таинственно».

Отчаяние является результатом того, что человек, удрученный бесполезностью поисков оснований, признает как полную свою неспособность к такому отысканию, так и отсутствие предмета поиска. И именно первое и второе. Не так чтобы мир был непостижимым или, хоть и постижимым, но не для человека. Нет, мир это прозрачное стекло, через которое человек смотрит со всей остротой зрения и не обнаруживает его оснований. И, как раньше полагали, что земля держится на трех китах, а затем от этого отказались, так и теперь, отчаявшийся человек отказывается от оснований, как от фундамента, несущего конструкцию мира.

 

«Повседневный опыт показывает, что если кислород соединить в известных пропорциях с водородом, то получается вода, а если с азотом – воздух. Но ведь это явно не возможная вещь. С чего это вдруг из кислорода и водорода быть воде? Почему кислород не остается себе кислородом, а водород – водородом? Все тут совершенно произвольно, ни на чем не основано, и, стало быть, по существу совершенно невозможно».

Здесь кроется парадокс. Если возможно, значит невозможно, то есть возможно как действительность, но невозможно как действительность, лишенная оснований, не защищенная необходимостью и согласованностью.

Уже от этого Лев Исаакович приходит к тому, что не только возможное невозможно, но и невозможное возможно. Шестов говорит, что «…только одно утверждение имеет и может иметь объективное значение: в мире нет ничего невозможного». То есть нет ничего невозможного, но ставшее возможным является и невозможным, поскольку не имеет оснований. Из этих двух утверждений рождается третье: «все одинаково возможно и невозможно».

Шестов приводит различные примеры одинаково возможного и невозможного. Так, он пишет, что есть «…все основания думать, что хотя до сих пор камни падали, но в один прекрасный день они начнут летать» или «…из того что было, решительно нельзя заключать о том, что будет». Все это позволяет философу утверждать, что «мы в своем уме и в своем опыте не находим решительно ничего, что бы давало нам основание хоть сколько-нибудь ограничивать произвол в природе. Если бы действительность была иной, чем теперь, она бы от того не стала нам казаться менее естественной». В другом месте Шестов пишет, что «все что угодно может произойти из всего что угодно».

С помощью парадокса, что все одинаково возможно и невозможно, преодолевается состояние, которое Шестов описывает словами «дерево познания навсегда заслонило от человека дерево жизни», и это есть последнее препятствие на пути от разума к вере. Достигается это потому, что разум становится бессильным перед таким парадоксом и ему приходится уступить. Человек, сбросивший груз навязываемых разумом оснований, обретает неведение, перед которым рушится мир возможного и невозможного, освобождая место очевидности.

Шестов в последних своих работах большое внимание уделял сказанию об изгнании человека из рая. Пребывание человека в раю означало отсутствие истин разума в мире. Мир был лишен лжи, принесенной разумом. Сорвав плод с дерева познания, человек согрешил и, первым делом, в том, что привнес в свободную от необходимости и согласованности очевидность истины разума, став зависимым «от всего понятного, связывающего, объясняющего». Путь, который описывает Шестов, от истин разума к истинам веры, на котором требуется отказаться от оснований, путь, на котором встречается одинаково возможное и невозможное – это есть путь преодоления греха, путь отказа от плодов познания ради плодов жизни.

Преодолев грех, человек освобождается от поиска оснований и преклонения перед согласованностью и необходимостью. Пройдя свой путь, человек открывает очевидность. Теперь человек готов принять очевидность как неведающий, а очевидность, отвечая ему, открывается как данность без оснований. Человек отказывается от оснований, а очевидность показывает себя как лишенную согласованности и необходимости, а значит – как данность, только и всего. Принятие неведающим человеком очевидности есть вера, обретя которую, человек начинает жить в очевидности, как предстающей перед неведением данности, только и всего.

3

Антуан Рокантен6. Антуану Рокантену закон достаточного основания предстал как Право в Чистом Виде. Право завладело всем, оно окружило человека, даже в мельчайших деталях повседневной суеты: «биение его сердца и глухие шумы всех его прочих органов являлись ему в форме сиюминутных, отчетливых прав». Если в мире все идет по заведенному порядку, то что бы ни произошло, происходит потому, что у него есть такое право. Так решено разумом.

О людях, уверовавших в Право, Антуан говорит, что «сто раз на дню они лицезрят доказательство того, что все работает как отлаженный механизм, все подчиняется незыблемым и непреложным законам. Тела, брошенные в пустоту, падают с одинаковой скоростью, городской парк каждый день закрывается зимой в шестнадцать часов, летом в восемнадцать; свинец плавится при температуре 335 градусов; последний трамвай отходит от ратуши в двадцать три часа пять минут…».

Антуан принадлежал к числу уверовавших в Право в Чистом Виде. Для него все в мире имело основания и прочные опоры. Но в один момент все изменилось. Антуан вдруг осознал, что играл с жизнью в игру, и «партия проиграна». Игра заключалась в том, что Рокантен хотел навязать миру свою волю, свои правила, и порой ему казалось, что это удалось. Однако уже несколько раз он осознавал, что все его теории рушатся, что нельзя ни в чем быть уверенным и нет ничего прочного. Но ему еще не хватало понимания того, что «проигрыш неизбежен всегда».

Путь Рокантена – это путь человека, удивившегося миру, не сумевшего это удивление преодолеть и отчаявшегося. Оборотной стороной такого отчаяния стало то, что для Антуана все в мире стало одинаково возможно и невозможно. Это абсурд. Абсурд этот перерастает в очевидность, в стену, не имеющую опор, в которую упирается разум в поисках истины, стену, которая в одно время и есть, и не может быть.

Удивление приходит, когда человек по поводу окружающих вещей ставит вопрос об их основаниях. Антуан удивляется, как возможна эта галька или кружка. Он уже не может применить к ним знания, какими его голову наполняли с детства. Поэтому он и старается «не видеть», ведь «теперь меня всюду окружают вещи – к примеру, вот эта пивная кружка на столе. Когда я ее вижу, мне хочется крикнуть: «Чур, не играю!».

Человек, удивленный вещью, стремится подвести основание под вещь, чтобы вернуть себе право смотреть на нее. Но нигде не находит прочных опор, потому как разуму не может довериться. Антуан начинает думать, «что доказать вообще ничего нельзя… Вялые, ленивые факты группируются в том порядке, какой им придал я, но этот порядок навязан им извне». Существование камня становится загадкой и проблемой. Никакие объяснения здесь не помогают. И желание «вспороть и укрепить изнутри» вещи уже не может исполниться. Здесь и наступает отчаяние, которое приводит Антуана к абсурдности.

Вещи предстали перед Антуаном как невозможные, как «зыбкие предметы, которые в любую минуту могли рухнуть». «Настоящее, ничего, кроме сиюминутного настоящего… настоящее… это то, что существует, а то, чего в настоящем нет, не существует… все на свете является только тем, чем оно кажется, а за ним ничего». В мире только настоящего была «уйма существований, которые сами себе мешали, сами себя стесняли; как у одних, так и у других не было никаких оснований находиться здесь, каждый существующий, смущаясь, с безотчетным беспокойством ощущал себя лишним по отношению к другим. Лишний – вот единственная связь, какую я мог установить между этими деревьями, решеткой, камнями».

Но в то же время все возможно – «мир только потому не меняется до неузнаваемости за одну ночь, что ему лень». Антуан ощущает, что «случиться может все, что угодно, все, что угодно может произойти». Так, Антуан представляет, как вдруг оживет одежда или язык превратится в сороконожку, а может быть, у ребенка откроется третий глаз. «Третий, который распространится по всему лицу, конечно лишний, но не более чем два первых».

Для разума, требующего оснований, абсурд, вдруг открывшийся Антуану, как головокружение, вызывающее тошноту. «Тошнота… и есть эта бьющая в глаза очевидность» и в этой очевидности «остались чудовищные, вязкие и бессодержательные массы – голые бесстыдной и жуткой наготой», которые «не хотели существовать, но не могли не существовать». В мире даже для корня «нет ничего, по отношению к чему он не был бы абсурдным… Абсурден по отношению к камнями, к пучкам жесткой травы, к высохшей грязи, к дереву, к небу, к зеленным скамейкам».

Разум, испытавший головокружение от абсурда, уже не может подчинить себе человека и вынужден отступить. Благодаря этому Антуан открыл, что суть мира «случайность… [что] существование не является необходимостью. Существовать – это значит быть здесь, только и всего; существования вдруг сказываются перед тобой, на них можно наткнуться, но в них нет закономерности». Это и есть данность, которая открывается перед неведающим человеком как очевидность.

4

Путь к очевидности. Человек, испугавшийся данности, подчиняется разуму, который предоставляет человеку возможность безопасной и комфортной жизни, позволяя предвидеть, как будет изменяться действительность. Подчинившийся разуму человек принимает то, что его окружает, как предстающий перед ведением человека мир возможного и невозможного, который держится основаниями.

Основания, отыскиваемые разумом – есть необходимость в согласованном мире. Или, иными словами, основания – есть обязательная связь частичек мира, подбираемых по принципу «каждое есть посредством другого».

Человек, проходя путь от удивления к отчаянию, открывает для себя очевидность.

Удивление – есть поиск оснований, но проходящий в сомнениях поиск, когда ни одно из предлагаемых разумом оснований не может человека удовлетворить и ни одним успокоиться человек не может.

Отчаяние – есть убежденность человека в том, что основания, которые он пытается обнаружить, не могут быть им найдены, поскольку все усилия человека обнаружить то, чего нет, занятие бесполезное и обреченное на провал.

Отчаяние – есть убежденность в том, что в мире все одинаково возможно и невозможно. Возможно как действительность, но невозможно как действительность, лишенная оснований. Человек, осознавший это, становится неведающим.

Отчаяние открывает очевидность. Очевидность – есть предстающая перед неведающим человеком данность, только и всего. Как то, что дано человеку, но без участия человека. Как мир без домыслов человека о его основаниях.

Принятие предстающего перед ведающим человеком мира возможного и невозможного – есть подчинение человека разуму. Принятие предстающей перед неведающим человеком очевидности – есть вера. Между этим лежит путь через удивление и отчаяние – путь к очевидности.

2Это одно из тех положений, с которым я не могу сейчас согласиться. Движение – это также данность.
3«Неведающий», «неразумный» не стоит понимать так, что речь идет о глупом, необразованном человеке. В этом случае имеется ввиду нечто совершенно иное. «Неведующий» – означает, что человек не принимает оснований, смотрит на данность, но не превращает данность в действительность.
4Как и в прим. 2 не надо понимать веру, как веру религиозную. Вера в данном случае означает, что человек принимает действительность без оснований.
5Эти эпитеты не столько отражают отношение самого Шопенгауэра к закону достаточного основания, сколько представление о законе, сложившееся в философии в частности и в науке в целом.
6Главный герой романа Сартра «Тошнота».
Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?
Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»