Диверсант Петра Великого

© Агишев Р.Р., 2021

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2021

© «Центрполиграф», 2021

Пролог

Когда-то, в самом начале моего пути, я еще имел глупость задумываться о том, кто я такой. Меня терзали вопросы о дальнейшей судьбе, о возвращении домой, об оставленных близких. Я со страхом ждал каждого нового поворота в жизни и с замиранием сердца гадал, куда меня выбросит злой рок на этот раз. Теперь же, когда прошло столько лет, я с грустным смехом вспоминаю свои прошлые терзания и страхи.

Сейчас это уже совсем не важно, ибо я превратился в мифического Скитальца. Кем-то или чем-то всесильным я был обречен на бесконечное проживание сотен жизней в разных мирах и вселенных. Личину здоровяка солдата с залихватскими усами сменил на тело вихрастого и чумазого подростка в ветхой одежде, который в очередном мире уступил очередь седому старцу в роскошном одеянии и короне правителя. Затем был калека в грязном рубище, матрос с юркой фелуки, штаб-сержант с ударного линкора флота Федерации гуманоидных миров и еще десятки людей и существ, названия которых совсем чужды человеческому уху.

Сейчас, когда у меня есть немного времени, я вспоминаю своих бесконечных аватаров. Их черты, имена, привычки сливаются, накладываются друг на друга, превращаясь в неразличимую череду образов. Ха-ха-ха, я почти ничего не могу вспомнить! Кем я был еще две жизни назад? Рыбаком из жалкой деревушки, который каждое утро без страха выходил в море на утлой лодчонке в надежде поймать хоть что-то? Как меня звали? Хик? Тари? Может, просто Старик? Не помню… А десять жизней назад? Неужели в моей памяти ничего не осталось? Кажется, я был юным баронетом и собирался принять участие в сражении. Меня звали… Роланд. Точно, Роланд.

А еще раньше? Как меня звали в самом начале? Все смешалось, в голове настоящий кавардак… Боже, я забыл свое имя! Как меня звали? Энгельд? Торвальд? Рекерт? Уи? Нет, не то! Совершенно не то! Я не помню, ничего не помню! Я совсем не помню, кем был в самом начале! Ха-ха-ха! Это же настоящее сумасшествие! Я забыл свое имя! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Я человек без имени! У меня нет имени! Я никто! Я ноль, зеро! Меня просто не существует…

Подожди-ка, надо успокоиться. Не надо истерить. Я обязательно все вспомню. Просто нужно немного посидеть и подумать. Сейчас, посижу и все обязательно вспомню. Все хорошо, все нормально. Мне просто нужно немного времени.

…Кажется, я что-то вспоминаю. Меня зовут, зовут… Д… Дэн. Нет! Денис! Да, да, точно! Я вспомнил! Денис Антонов! Искусствовед и антиквар! Хорошо, хорошо. Я вспомнил родителей, нашу квартиру, дачу, «буханку» деда. Ха-ха, я вспомнил и ту проклятую картину, с которой все это дерьмо и началось! «Штиль» Айвазовского, черт его побери! Как же я мог забыть про это сатанинское творение, это наваждение, преследовавшее меня все детство и всю юность? Я же буквально бредил этой картиной, с самых младых ногтей окружая себя ее копиями. Вырезки из журналов и музейных проспектов, размытые и нечеткие фото этой картины висели на стенах моей комнаты, стояли на письменном столе, лежали в портфеле и тетрадях, каждую секунду приковывая к себе мой взгляд… Ха-ха-ха! Из-за этой проклятой картины я и выбрал профессию искусствоведа, чтобы попытаться разгадать загадку ее магической притягательности.

Боже, это точно творение Сатаны! Разве что-то иное может быть дверью в другое время и место? Проклятая картина оказалась порталом, который необъяснимым образом переместил меня в татарского царевича, последнего хана свободной Казани. Теперь-то я вспомнил то самое первое мое путешествие, окончившееся на дыбе в царских казематах подземной Москвы. Помню и дикую боль от рвущихся сухожилий и мышц, и рвотную вонь от прижигаемого раскаленным металлом человеческого тела, моего тела, и свой отчаянный хрип. Тогда меня спасла другая картина – царская икона, к которой мне позволил приложиться перед смертью сам царь Иван Васильевич Грозный. Оказавшись порталом, икона выбросила меня в очередной мир и другое время.

Теперь я вынужден скитаться в разных личинах и мирах в поисках той самой единственной картины, которая гениальным талантом неизвестного мастера сможет отправить меня в мою вселенную и мое время. Я не знаю, сколько еще это будет продолжаться и какие испытания мне придется перенести. Возможно, моего очередного аватара ждут страшные пытки, издевательства и смерть. Правда, все это меня не пугает. Я очень устал от своих скитаний и уже давно жду конца своего путешествия. Честно говоря, мне уже не так важно, каким он станет… Ладно, хватит лирики и нытья! Мне пора. Я нашел очередную картину и вновь буду испытывать свою Судьбу. Вдруг на этот раз мне повезет больше. Прощайт…

Глава 1. В новом теле

Как всегда после переноса, сознание ко мне вернулось одним резким толчком. Я резко открыл глаза, но сразу же закрыл их от нестерпимо яркого света.

– Черт, неужели я в райских кущах? Светло, тепло… Все-таки добегался по порталам, – с каким-то странным облегчением выдохнул я. – Стоп, – вдруг потянуло резким, тошнотворным запахом, – чем это так воняет? Навоз, что ли?! Блин! Откуда дерьмо в раю?!

В полном недоумении я снова попытался открыть глаза. На этот раз получилось лучше. Мне даже удалось кое-что увидеть. Серый камень. Не асфальт. Дорога вроде. Людей много…

– Портал меня, похоже, снова куда-то выбросил, – одними губами прошептал я, вновь осторожно открывая веки. – Куда же я попал на этот раз? Драконов не видно. Штурмовиков из звездных войн тоже.

Я завороженно таращился по сторонам, пытаясь понять, что это за место и, главное, время? «Толпа народа. Продают, покупают. Рынок… Окают, сопят и ёкают, но все понятно. Значит, к своим попал». Вокруг меня раздавалась русская речь с замысловатыми словечками. Слышалась брань, разухабистый смех. Одежда вышагивавших мимо людей напоминала средневековую: кушаки и смятые шапки на головах, длиннополые кафтаны и охабни на плечах, широкие разноцветные пояса, лапти, сапоги и безразмерные торбозы. «Средневековье… Век только какой? Может, опять к Ване Грозному закинуло? Не дай бог!»

– Блин! – зашипел я, когда наконец-то обратил внимание и на себя. – Я что, карлик? – сознание взрослого мужчины никак не хотело принять вид довольно худых спичек-рук, покрытых болячками и ссадинами. – Не-ет, я подросток. Пацан, точно, пацан. Хоть тут подфартило, – усмехнулся я, рассматривая себя дальше. – Что это на мне за рвань такая надета?

Старая, в многочисленных прорехах, рубаха на мне была из грубого, уже посеревшего полотна. Ее ворот и рукава были пусты: ни вышивок, ни украшений не видно. Под стать рубахе были и порты, подвязанные куском простой веревки. В чем-то испачканные и ощутимо пованивавшие, они тоже нуждались в стирке и штопке. Из штанин задорно торчали две грязные шевелящиеся ступни, пальцы которых находились в постоянном движении. Не было ни тапок, ни лаптей.

– Черт, я, получается, бомж! – в сердцах воскликнул я, начиная приподниматься с каменной брусчатки. – Пироги еще какие-то валяются, – прямо подо мной лежала парочка здоровенных, умопомрачительно пахнущих рыбой, расстегаев, а чуть в стороне – широкий деревянный лоток. – Уроды! Пироги-то зачем бросать?

Вдруг по моему плечу чем-то постучали. Не сильно. Палкой какой-то.

– Хей, малшик!

Я развернулся и увидел кончик трости почти у самого своего носа.

– Малшик! Поднимайсь! Здесь веег! Здесь дорога.

Рядом со мной стояла странная фигура, внешний вид которой был совсем не похож на запомнившийся мне облик бояр и дворян Ивана Грозного. Высокий статный мужчина был, о боже, безбород! За время моей прошлой эпопеи в мир царя-тирана я так свыкся с видом растительности на лицах мужчин, что уже не представлял себе что-то иное. Борода в эти времена для мужчины была едва ли не показателем его статуса. Не случайно в правовых документах этих эпох вольная или невольная порча бороды каралась строже, чем нанесение физических увечий. Иностранец, значит! Наши бы голыми подбородками не щеголяли. Для них это ущемление чести.

На нем сидел богато украшенный камзол с несколькими рядами ярко надраенных бронзовых пуговиц, доходивших до широкого воротника. На ворот камзола спадали тщательно завитые кудри светлых волос или парика. «Точно, иностранец. Завитый парик. Камзол необычный. Ха-ха! Это у него чулки или колготы?! Прямо д’Артаньян какой-то местного разлива. Хм… И попахивает от него чем-то странно знакомым. Блин, это же табак! Черт! Раз здесь курят или нюхают табак, то я точно не в Ванином времени! Тогда за это так наказывали, что можно было уродом на всю жизнь остаться. В XVII веке тоже, кажется, табак не сильно жаловали. Может, я, конечно, и ошибаюсь, но вроде за это ноздри рвали… Вот ближе к Петру Алексеевичу все начало меняться. Получается, выбросило меня далековато».

Не менее странно был вооружен этот человек. Вместо привычных мне слегка изогнутых сабель, а то и мечей, у его пояса висели ножны то ли с палашом, то ли со шпагой.

– Я Франц Лефорт, – скаля крупные чуть желтоватые зубы, дружелюбно пролаял он с таким видом, словно его имя известно каждой собаке; у меня же оно никаких значимых ассоциаций не вызвало. – Я давно видеть тебя Jeden Tag… Каждый день вижу тебя. Ты торговать пирог. Ты есть кароший работник. Мне потребен кароший малшик для службы. Ты не бражничать, не пускать газы и служить мой слуга…

Видит бог, в первые мгновения я заподозрил этого человека в чем-то очень нехорошем. Этот его странный, напоминающий немецкий, акцент, его то ли чулки, то ли гольфы, вдобавок длинные кудри насторожили меня. Кто знает, что на уме у этого непонятного человека, так отличающегося от остальных на рынке? Я прекрасно помнил исторические байки о засилье скрытых содомитов в средневековых замках, монастырях и дворцах, где процветали целые общества извращенцев. Правда, свою ошибку я осознал почти сразу же.

– Ты стать настоящий зольдат, кароший зольдат. Разве тебе это нравиться? – Лефорт презрительно указал на валяющиеся вокруг раздавленные пирожки. – Его величеству Петру Алексеевичу нужны карошие зольдаты. Тъебя будут карашо кормить. Млеко, яйки, сало. Ты есть учиться стрелять… пуф-пуф фузея и получать много-много серебряный пфенниг. – Он вновь оскалил крупные желтые зубы и характерным жестом потер пальцы. – Очень много серебряный пфенниг.

Пытавшийся встать на ноги, я тут же бессильно повалился обратно. Теперь-то до меня дошло, куда очередная картина забросила мою грешную душу. «Конец XVIII века! Это же тот самый Франц Лефорт, швейцарец на русской службе, который станет ближайшим сподвижником будущего первого русского императора. Выходит, здравствуй, свет Петр Алексеевич со своими войнами! Опять буду, значит, мотаться между плахой, виселицей и отравленным кинжалом, пытаясь добраться до очередной картины. У-у-у! Как же так?! Меня не могло забросить в другое время? В более спокойное время, когда не было войн? А когда у нас не было войн? Когда у нас не гнобили людей? У нас в какое время пальцем ни ткни, обязательно попадешь или на кровавую войну, или на людоедские реформы, или на все это одновременно! Каждые двадцать – тридцать лет кто-то к нам лезет из-за границы, или мы туда премся, или очередной правитель начинает ставить новый эксперимент. Нет у нас спокойного и мирного времени! Нет, от слова совсем! Ха-ха-ха, мое время, кажется, самое спокойное…»

Едва не раздавленный этими мыслями, я чуть не пропустил, как Лефорт меня поднял на ноги одним сильным рывком и быстро оглядел мои раны. В его ловких, выверенных движениях чувствовался большой опыт то ли врачевания, то ли, наоборот, убийства. Пожалуй, более верным будет второе.

– Я давно приметить тебя, малшик. Ты есть ловкий, сильный и… ха-ха-ха, наглый. – Он быстрыми движениями вытер кровь с моего разбитого лба и повел за собой. – Это кароший качества для настоящего зольдата! Слушаешь? Будешь у меня в услужении. Плачу в месяц четверть пфеннига и кормлю в своем доме. Будет сытная, гут, пища! Малшик, ты меня понимайт?

Я, конечно, утвердительно кивал на его вопросы, но больше машинально. В голове в эти минуты крутились совершенно иные мысли. «Не-е-ет, я не хочу быть солдатом. К черту эту романтику! Первый петровский набор в армию едва ли не весь в землю ляжет. Не нужно мне этого! Таким макаром я свою картину точно не найду. Сгину где-нибудь в поле или под стенами крепости. Не-е-е! Если уж и сдохнуть тут, то лучше с пользой».

Одним ухом я время от времени продолжал вслушиваться в бодрые разглагольствования Лефорта, в ярких красках описывающего мне все прелести «карошего зольдата».

Хватит! Мне хватило такого рода романтики при Ване Грозном. Тоже там старался плыть по течению и особо не отсвечивать. А что в итоге? На дыбе распяли и все нутро отбили! Тут я пойду другим путем… Хватит сиськи мять! Я этот мир поставлю на рога! Или, если понадобится, обломаю их. Да, да, да! Пусть про эту эпоху я не знаю всех подробностей и не смогу назвать цвет кальсон ближайших сподвижников будущего императора Всероссийского или проследить до самых тонкостей весь маршрут похода русской армии до реки Прут. Однако я знаю главное! Я знаю, с чего все начнется и чем все закончится. Не надо быть провидцем, чтобы понимать, что сейчас в истории России наступает та самая реперная точка, после которой дальнейшее развитие страны может пойти по совершенно другому пути. Вот грохну сейчас царевича Петра куском деревяшки, и престол окончательно останется за царевной Софьей, которая придерживалась совсем других взглядов на будущее Московского царства. Властная, малообразованная, она во многом придерживалась старинных обычаев и традиций.

А могу стать и ярым петровским сторонником. Думаю, мое знание будущего позволит без труда занять то самое положение, что занял Александр Данилович Меншиков. Напротив, я даже уверен, что мне с легкостью удастся это сделать! Разве я не знаю, что в таком возрасте хочется подростку? У сеструхи сын почти такого возраста, и у нас с ним прекрасные отношения. Понятно же, что юный Петя едва ли не физически ненавидит атмосферу дворца, где он, мягко говоря, не первый наследник. Это живой, любознательный пацан, который жаждет приключений, открытий, нового, пусть и негативного, опыта. А кто ему может дать этот самый опыт? Кто перед ним может открыть совершенно новый, взрослый мир, который ни капли не похож на его собственный? Глупый вопрос! В том мире это был Лефорт со своими единомышленниками из Немецкой слободы, которые очаровали будущего правителя Российского государства романтикой дальних морских путешествий, необычайной свободой нравов, ниспровержением авторитетов! Дав ему пищу для ума, они завоевали его сознание. Подложив ему пронырливую девицу Анну Монс, они завоевали и его тело. Все, с этого момента он стал их на все сто процентов!

Однако теперь все это в прошлом. Теперь не Лефорт должен стать его кумиром, а я! Я, обычный подросток, недавно торговавший пирогами, должен стать тем, кому Петр будет смотреть в рот и на кого стараться во всем походить. Не думаю, что для меня это непосильная задача. Не нужно только щелкать хлебалом, и все получится…

– Кароший зольдат может стать большой человек! – Лефорт все продолжал говорить, и, как это ни странно, его слова удивительным образом ложились на мои мысли. – Государь даже может пожаловать тебя в благородное сословие. А большой человек может очень многое. У тебя будут земли, свой замок, много серебра и, может, даже баронство.

«Земли? Замок? Баронство? Ха-ха-ха! А почти пол Сибири не хочешь? А княжеское достоинство? А регентство при императоре? А может, чем черт не шутит, и сама императорская корона?!»

Я на мгновение обернулся назад, окинув взглядом оставляемый позади многолюдный рынок, распавшийся деревянный лоток и раздавленные пирожки. Я прощался со своей прошлой жизнью, где сначала был ханом Ядыгаром, бывшим правителем Казанского ханства, чернокнижником и изобретателем, а потом обычным пацаном – торговцем пирожками. «Какая ирония судьбы. Я был, пусть и недолго, ханом, повелителем жизни и смерти тысяч подданных. Через несколько дней стал заложником и почти сразу же ближником самого Ивана Грозного. А пару минут назад этот проклятый портал сделал меня никем! Нет, я даже меньше чем никто! В местной иерархии продавец пирогов Алексашка находился чуть выше нищего погорельца, стоящего на паперти, и ниже такого же пацана, но торгующего мясными обрезками. Вот это карьера!»

Правда, чуть позже, когда внутри меня утих гнев и уверенности стало чуть больше, я осознал, что совершенно несправедлив к судьбе, кляня ее на разный лад. «Я должен судьбу, провидение или Бога на коленях благодарить, что не затерялся в портале, не погиб от яда какого-нибудь не в меру обидчивого боярина или не сгинул в царских пыточных подвалах. Мне же несказанно повезло жить! Мне дан еще один шанс все исправить! А я же вновь скулю и жалею себя…»

– Ты што молчишь, малшик? Оглох от шастья? – Я настолько погрузился в свои мысли, что Лефорту с трудом удалось до меня достучаться, когда мы оказались перед воротами его двора в Немецкой слободе. – Я тебя карашо понимайт. Я тоже был очень сильно радоваться, когда меня взял в обучение мой дядя, старый наемник. – Швейцарец ностальгически закатил глаза, видимо вспоминая свои детские годы. – Это было очень карашо. Конечно, малшик, я должен был много, очень много работать, чтобы стать кароший зольдат!

Горделиво приосанившийся, Лефорт поправил на своем боку ножны с клинком и отворил ворота во двор, где его уже ждал какой-то коротконогий и согнувшийся в поклоне мужичок.

– Ганс, – я едва не упал от имени мужичка самого затрапезного вида, у которого просто физически не могло быть такое имя, – этот малшик есть мой слуга. Звать его Лексей, – в меня тут же воткнулся колючий взгляд Ганса. – Покажи ему его место…

После чего Лефорт повернулся ко мне и прищурился.

– Ты не забыть мои слова про много и много работать, чтобы стать кароший зольдат?

Я, конечно же, отрицательно мотнул головой, мол, все прекрасно запомнил и помнить буду до конца своей жизни.

– Карашо! Вот тебе первое задание, которое нужно выполнить зер гут! Очень карашо, Лексей! Здесь папир, маленький бумажка.

Перед моим носом помахали небольшим куском желтоватой бумаги, сложенной в несколько раз.

– Ты должен отнести папир в дом моего знакомого, герра Монса. Понимайт? Это в конце слободы. Дом с высоким шпилем и резными воротами. Бегом, бегом! Чтоб пятки сверкат! Я внимательно смотрет! Гляди, малшик, я не люблу лентяй и неуч! Для них у меня всегда наготове много-много кароших розг!

Глава 2. Первые шаги

«Приветствую тебя, о нашедший этот свиток! Ты достойнейший из достойных, раз смог преодолеть сотни верст пути через девственную тайгу, быстрые горные реки и бездонные ущелья в поисках моего последнего убежища, в котором я, повелитель одной шестой части земной суши, скрылся от всех в желании в одиночестве встретить свой последний миг. Возрадуйся, путник! Наградой твоему упорству станет приобщение к величайший тайне нашего мира, которая откроется на страницах этого свитка…

Позволь прежде назваться своим именем, которое здесь, в окружении беззаботных птах и диких зверей, я не слышал уже целых шесть с половиной лет. Я был известен под именем Александра Великого. Подобно великому воителю седой древности я смог железной рукой объединить в одном царстве сотни народов и подарить им мир и благоденствие вместо бесконечных войн и болезней. Были у меня и другие имена, и грозные прозвища, и пышные титулы, перечисление которых займет слишком много времени и сил, которых мне отмерено не так уж и много. Я расскажу лишь об одной своей жизни, с которой и началось мое путешествие сквозь время и пространство.

В той, прошлой жизни, многие события которой уже благополучно стерлись из моей памяти и больше не докучают мне долгими ночами, меня звали Денис Антонов. Я был обычным человеком прошлого, настоящего и обычного, как я был уверен, будущего. Однако у неумолимого рока или фатума на мой счет были совсем иные планы, в которых спокойствию и предсказуемости совсем не было места.

Я бредил одной картиной, в которую гениальный маринист вложил всю силу своих эмоций и которую наделил способностью переносить людей сквозь время и пространство. С самого детства мне снились ее изумрудные волнистые линии, изображавшие полуденное море. Я бредил ею…

Первый раз я шагнул в пучину времени, когда лицом к лицу встретился с той проклятой картиной. Неведомой силой и волей меня забросило на десятки веков в прошлое, где я был обречен через кровь и боль искать путь домой. Я стал подручником одного из сильнейших правителей древнего мира, за могущество и жестокость которого проклинали и столетия спустя…

Через ужасную смерть я обрел шанс вернуться домой, но рок вновь зло посмеялся надо мной. Теперь я был заточен в босоногого незнатного юнца, Сашку Меншикова, который добывал себе пропитание продажей пирогов на рынке и мечтал лишь о теплой кожаной обувке. Страшнее постоянно испытываемого мною голода, лютых побоев отчима здесь было лишь терзающее меня знание о грядущих тяжелых испытаниях, ожидающих и меня, и окружающих людей, и страну. Приближался полный трагичных и страшных событий XVIII век, который, словно борец на ринге, переломит через колено мою страну и направит ход ее истории в совершенно ином направлении…»

Здесь на жарком июньском солнце, сидя на охапке душистого сена, было так уютно, так приятно мечтать, что я едва не мурлыкал от испытываемого наслаждения. Нежась на солнце, я вспоминал, что было со мной, и строил планы на будущее. «Что за херня в голову лезет?! Прямо как начало из какого-то фантастического романа. Что-то я совсем расслабился, а мне нельзя расслабляться! Совсем нельзя расслабляться! Сейчас я Алексашка, и только от меня самого зависит, смогу ли я стать могущественным Александром Меншиковым, приближенным самого Петра Великого, и вернуться назад».

– Ах ты, зараза! Вона, паскудник, куды забрался, – мое убежище, наконец, было раскрыто; у сарая снизу вверх на меня глядел обозленный Ганс, или, по-нашему, Гришка, слуга моего хозяина Франца Лефорта. – Хозяин его кличет, а он в ус не дует. Рожу отворачат. Быстро слазь! – Задрав вверх свою жидкую бороденку, он яростно тряс жилистыми кулаками. – Говорил я хозяину, ужо говорил, шта палок тобе требытся. Пяток как дать, чтобы шкура-то лоскутами слезла, туточки бы ласковым стался!

Не став слушать его разглагольствования о пользе вымоченных в густом рассоле березовых прутков для воспитания неразумных отпрысков, я сиганул с сеновала и понесся к хозяйскому дому. Вот так я, Денис Антонов, бывший неплохой искусствовед и антиквар неполных тридцати лет, и оказался в шкуре не по годам развитого шестнадцатилетнего паренька Алексашки Меншикова, бегущего на зов своего нового хозяина Франца Лефорта, полковника российской армии на службе у правительницы Софьи.

– Беги, зараза, беги! – несся мне вслед вопль сразу невзлюбившего меня Ганса. – Все равно быть тобе битым. Хозяину усе кажу…

Что мне угрозы этого зловредного мужичка высечь или наябедничать, когда я строил поистине наполеоновские планы. С первых же минут в этом времени, в личине юнца Меншикова, я решил не повторять ошибок своей прошлой жизни, из-за которых и закончил ее в мучениях на дыбе. Больше никаких поисков картины-портала, пока я не встану крепко на ноги! «Хватит ныть про свою прошлую жизнь. Все! Все эти воспоминания о мягком диване, жестяном ящике с полупроводниками и микросхемами, пиве „Яггер“, гигантских бургерах, скорости под полторы сотни на хорошей тачке и т. д. нужно на время задвинуть на самые задворки моей памяти. Сейчас это только мусор, отвлекающий меня от цели! Выжить и возвыситься! Кулаками, зубами и ногтями прогрызть себе путь наверх. Ну что, Петр Алексеевич, надевай корону быстрее, а то это сделает кто-нибудь другой. Я, например…»

– Лексей, я тебья искал. – Лефорт, как всегда «при параде», затянутый в строгий мундир прусского фасона, уже меня встречал на крыльце дома, постукивая стеком по голенищу ботфорта. – У меня есть для тьебя поручение. Тебе идти к Монсу.

Я с трудом сохранил невозмутимое выражение лица, едва вновь, уже четвертый раз за пару дней, всплыла эта фамилия. «Как на работу к ним шатаюсь. Что-то немчура явно замышляет…»

Мне в руки лег небольшой клочок бумаги, свернутый в конвертик и украшенный сверху капелькой сургуча. Выдавленный на сургуче оттиск перстня Лефорта словно подмигивал мне – мол, все запечатано и тебе вряд ли удастся сунуть сюда свой любопытный нос.

Провожаемый внимательным взглядом хозяина, я быстро прошмыгнул за ворота и вприпрыжку побежал по широкой улице. Правда, через пару сотен метров я перешел на шаг. До семейства Монсов здесь было версты три-четыре, и спешить особо было не нужно. Кроме того, мне было о чем поразмыслить.

«Нюхом чую, что-то намечается. Лефорт носится словно стрелянный в одно место. С Монсами идут какие-то постоянные терки. Они определенно что-то готовят… Уж не переворот ли?» Я мысленно примерил Лефорта на роль вождя восставших или хотя бы его помощника. Но тут же отринул это предположение. «Не-а. Собственно, какого рожна ему мутить бучу? Правительница Софья его более или менее привечает. Вчера сам мне хвастался, что она его полковником пожаловала. Да и толком нет за ним силы. Те две роты иноземного строя, короче наемников, которыми он командует, даже близко не стояли рядом с четырьмя, а то и пятью десятками тысяч стрельцов царского войска… Если не заговор, тогда что? Не знаю!»

Словом, я в очередной раз за последние дни начинал крыть последними словами свои провалы памяти в отечественной истории. При всей массе моих специфических знаний – об итальянских, голландских, испанских живописцах эпохи Возрождения, составе масляных красок Леонардо да Винчи, устройстве испанской аркебузы середины XVI века, характере переплета первых западноевропейских печатных книг, смысле геральдических символов и т. д. – эпоха Петра I оставалась для меня полной многочисленных белых пятен. Конечно, общеизвестные вещи о великом правителе и его верном сотоварище, которые уже давно стали нарицательными, мне были известны. Это и пресловутая продажа пирожков на заре карьеры Меншикова, и необыкновенная сила, и рост Петра, и знаменитые пьяные кутежи и дебоши царской компании в России и Голландии, и царское увлечение токарным делом. Однако, очень многое другое, что для местных было ясным и понятным, я просто не знал. Поэтому мне приходилось вести себя крайне осторожно.

«Ладно, если я не помню, что вскоре произойдет, то попробуем подумать. Знаний нет, но башка-то на плечах осталась… Итак, Лефорт о чем-то активно договаривается с Монсом. Оба они, в принципе, фигуры невеликие в местной политике. Лефорт – командир неполных двух сотен наемников, а Монс – торговец вином, пусть и довольно зажиточный. Никто из сильных мира за ними не стоит, на помощь людьми и деньгами им тоже рассчитывать не приходится. Вообще, что их может связывать? Деньги? Не факт. Родственные чувства? Вряд ли. Общий бизнес?»

В какой-то момент я остановился, поняв, что, глубоко погруженный в себя, свернул не в том месте. Эта часть Кукуя – другое название Немецкой слободы – мне не особо была знакома. Вокруг меня находились преимущественно каменные двухэтажные дома с нависавшими над ними черепичными крышами и аккуратными башенками. В вытянутых стреловидных окнах домов блестела слюда, а кое-где и цветное стекло.

Дорогу я все же нашел, хотя мне и пришлось потратить на это еще полчаса. Дом господина Монса оказался довольно большим. Каменные палаты возвышались на два этажа. С боков к ним были пристроены две аккуратные башенки с остроконечными крышами, напоминавшими башни средневековых замков. Средневековая тема повторялась и на кирпичном заборе, верх которого напоминал крепостную стену. По всей видимости, господин Монс очень хотел быть бароном с собственным замком, а может, и графом.

Дальше просторной прихожей меня, как и в прошлый раз, не пустили. Видно, рылом не вышел. Слуга с пренебрежительной миной на лице взял у меня письмо и, положив его на поднос, понес в соседнюю комнату, откуда доносились два голоса – грубый мужской и тоненький женский.

На цыпочках я подошел к здоровенному деревянному комоду под добрых два метра и вытянул шею в сторону голосов. С этого места мне было не только слышно, но и видно тех, кто находился в гостиной.

– …бр-бр-бр, Аннет, – полный мужчина с несколькими подбородками что-то выговаривал девушке-подростку, которая стояла напротив него с независимым видом, уперев руки в бока. – Бр-бр-бр-бр бр-бр-бр-бр Питер! – Монс, по всей видимости это был именно он, говорил явно на немецком, поэтому некоторые слова мне были знакомы. – Либе бр-бр-бр-бр! Ду бр-бр-бр бр-бр-бр. Питер бр-бр.

Я почти вжался в этот злосчастный комод, что не давал мне рассмотреть девицу получше. Несмотря на то что деревянный монстр не поддавался, увидеть мне кое-что все же удалось. Анна оказалась довольно привлекательной, на мой вкус, девицей. Чуть выше среднего роста, с копной роскошных каштановых волос, которые свободно спадали на девичьи плечи, она чем-то напоминала леди Винтер из советского фильма о мушкетерах. Она также гордо вскидывала подбородок, когда была чем-то недовольна или с чем-то не согласна. Губы чуть припухлые, подчеркнуто красные, подведенные выразительные глаза довершали образ роковой соблазнительницы.

– Фатер, бр-бр-бр, – что-то недовольно ответила она отцу, отрицательно мотнув головой. – Бр-бр-бр-бр бр-бр-бр!

В этот момент вошедший в гостиную слуга передал Монсу письмо, которое им сразу же было распечатано. Не знаю, что было внутри, но хозяин дома едва сдержал радостный возглас. Сияя лицом, он еще более энергично начал что-то втолковывать дочери.

– Бр-бр-бр-бр бр-бр-бр Питер! Бр-бр-бр кайзер! – Он повышал голос все громче и громче. – Аннет, бр-бр-бр-бр бр-бр-бр! – продолжал напирать Монс. – Бр-бр-бр бр-бр-бр!

Качавшая головой Анна шагнула в сторону, совсем исчезнув с моих глаз. Не сдержавшись, я уже наметился влезть на стоявший рядом стул, но кто-то вдруг с такой силой вцепился в мое ухо, что на глаза аж слезы навернулись.

– Ах ты, щенок! – Незаметно подскочивший слуга Монса отвесил мне леща, отчего я кубарем полетел на пол. – Куды буркалами своими зыркаешь? На хозяйку?! – наседал на меня мордатый парень, растопырив руки в стороны. – Рылом грязным не вышел! Такой красе князя подавай, а то и кого поболе…