Вселенная в тебе…

Я уже продумал свой план действий: денег мало, но должно хватить на розу да коробку конфет – тогда мне казалось, что я самый романтичный парень на свете. Я отправился отыскивать мелочь по карманам своих вещей – может где-то завалялась лишняя монета. Нашёл около сотни мелочью. «Чёрт…как придурок… буду выглядеть глупо, будто ребёнок расколотил свою копилку и вытряс оттуда все свои сбережения» – сказал наивный ребёнок.

Мне всё равно не хватало на то, что я задумал, если только на стебель от цветка. Отчаянный мальчишка. Я решил взять в мамином тайнике столько, сколько мне не хватает: около 500 рублей. С одной стороны стороны, меня мучила совесть, ведь маме эти деньги очень трудно достаются, а с другой стороны, это же Летта. Чувство к девушке растоптало все попытки поступить по совести, и не брать маминых денег.

И вот я гордой походкой, с пышной розой и коробкой конфет иду домой к той, которая даже не поздоровалась со мной – глупец. Тёплый ветер раздувает мои волосы в стороны, машины гудят, словно рой пчёл над ромашковым полем, лучи яркого солнца слепят мне глаза, и мне радостно, хотя совсем неясно почему: мне не известно, чем закончится эта авантюра, но сам процесс доставляет огромное удовольствие, наверное, отчасти осознание того, что я решился действовать.

Чувство эйфории, которое у меня возникло по пути, напрочь накрыло мои глаза какой-то розовой плёнкой; я шёл по дороге, но на самом деле мой разум был где-то далеко, наверное, слишком далеко, что я решился на такой отчаянный, нисколько не похожий на меня поступок. На этой плёнке были замечательные картинки: я стучу в дверь, однако вместо одной розы у меня целый букет, да и сам я симпатичнее, чем обычно являюсь себе в зеркале; открывается дверь, и появляется Летта, её волосы, слегка вьющиеся, плавно скользят, гладя плечи, от дуновения ветра, лицо выражает загадочность, а глаза смотрят прямиком в душу.

– Привет. Это тебе – непринуждённо, с небольшой хрипотцой в голосе (может быть, даже брутально).

– Как? Мне? Но…как же ты догадался? Это мои любимые цветы!

– А я знаю о тебе больше – перейдя на шёпот – чем ты можешь себе представить – и наклонился к ней, чтобы передать этот замечательный букет.

Она приняла его, и наши лица оказались совсем близки друг к другу. Небольшая пауза, неловкое молчание. И вот она заключила мои губы в жарком поцелуе.

Мечтая о своём успешном признании в любви, иногда шевеля губами, уж очень увлёкся, я подошёл к заветной многоэтажке. «Тааак-с, мне, если не изменяет память, нужно на пятый этаж». Я открыл двери, сердце начало стучать немного сильнее, чем обычно, с каждой ступенькой, с каждым лестничным пролётом оно стучало то подобно вальсу (раз-два-три, раз-два-три), то внутри меня на органах играл хардкор барабанщик, а вместо «бочки» от ударной установки было как раз-таки моё сердце, и оно сотрясалось больше всего. К моменту, когда я подошёл к двери Летты, от брутала в моих мечтах остался лишь блеющий ягнёнок, да и букет, как тыква из «Золушки», снова стал одним цветком, но справедливости ради стоит заметить, что количественное различие никак не убавило его красоты – я крайне старался, когда выбирал его, быть может, свёл продавца с ума, и он сейчас проклинает меня.

Итак, я подошёл к двери. От тишины на лестничном пролёте было слышно, как я ежесекундно глотал слюну от волнения. «Как же тяжело. Я думал, что будет проще…». Переминаюсь с ноги на ногу, в моём сжавшемся сердце не нашлось храбрости, а она так сейчас нужна. Я развернулся и начал спускаться на нижний этаж, но потом развернулся и снова поднялся и подошёл к двери. Это продолжалось несколько раз. «Уууух, так, Летта, безумно красивая, ты, я, мы вместе, если не вместе, то я все равно это самое, ну, ты поняла…ааааа!» – тихонько заорал я от каши в своей голове и неудачной репетиции перед соседской пепельницей, которую он сделал из жестяной банки из-под морепродуктов. «Так, засранец, на счёт три ты стучишь, а там как пойдёт. Раз. Два. Три».

Стук в дверь. Лёгкий шорох. Признаки жизни за дверью.

Кто там? Кто там?

Открылась входная дверь, сопровождающаяся протяжным скрипом.

Странно, никого нет.

Дверь закрылась. А я был этажом ниже, прижался к стене. Интересно, чтобы было, если бы она решила спуститься, может быть, я бы от страха слился со стеной, как хамелеон.

После закрытия двери я вытер пот со лба и всё-таки решил осуществить задуманное. С каждой ступенькой каждая нога прибавляла по килограмму. С окончательно окаменевшими ногами, я снова постучал в дверь. На этот раз, при всём желании, я не смог бы сделать ноги, даже если бы за дверью оказалось нечто страшное и невообразимо пугающее.

Снова за дверью раздались шорохи, говорящие о жизни за деревянной входной дверью. Знакомый мне протяжный скрип.

Привет, я знаю, мы давно не общаемся как прежде, но как прежде уже не будет, потому что я не такой как те, но и не хочу таким быть (что ты придурок несёёёёшь). Короче, ты мне нравишься, вот… этот цветок…тебе – самое интересное, что всё это я говорил с закрытыми глазами, а кому же я это говорил…

– Здравствуй – ошарашил меня голос, совсем не похожий на голос Летты.

– Здравствуйте – сказал я робким голосом, замолкающим на каждом слоге, – а где Летта?

– Она у бабушки. Ей что-нибудь передать?

– Да, пожалуйста. Передайте ей этот цветок и конфеты. А у Вас есть бумажка?

– Да – едва сдерживая улыбку, сказала мама Летты, – подожди минутку.

– И ручку.

– Само собой.

Она принесла мне небольшой листок и школьную ручку Летты. Я написал ей ровно то, что сказал её маме, но более внятно, отдал листок и пошёл прочь униженный, но сильно облегчённый.

Вечером, когда я сидел на кровати и просто обдумывал пережитые мной сегодня обстоятельства, мне пришло сообщение в соцсети. От волнения сводило ноги, поэтому я решил встать и на ходу начал читать это сообщение. Дословно оно звучало так: «Привет, давно не общались, как-то не получалось. Я получила твой подарок, мне очень приятно. Твоё внимание мне правда очень приятно. Я помню деньки, когда мы разговаривали на разные темы, я никогда их не забуду. Но для меня ты навсегда останешься тем отличным парнем, с которым мы познакомились в столовой, который ответил мне с набитым ртом. Понимаешь, я смотрю на тебя как на друга, но как парень ты меня не привлекаешь. Прости. Зато ты понравился моей маме!»

– И только! Как парень…Маме понравился, чёрт возьми!

Я начал набирать сообщение: «Я всё понимаю. Конфеты хоть понравились?».

Она лишь ответила «Какие конфеты?». Эта чёртова мамаша слупила конфеты и ничего не сказала! Ещё бы не понравился!

Полный отчаяния я ровно с того же места, где стоял, повалился на кровать, с мыслью о том, как бездарно я потратил мамины деньги: мне было стыдно. Но я не упал на твёрдую кровать, а вошёл сквозь неё, как в воду в бассейне, в свою привычную тёмную тюрьму, где мне только и остаётся, что находится в нескончаемом падении.

Глава 8

Злобный, завывающий ветер, который в процессе моего падения растягивал моё лицо, предавал моим мукам новые оттенки боли. Сначала я, можно сказать, «парил», подобно пёрышку, а теперь метеором несусь в бездну. По инерции хочется открыть глаза, хотя это абсолютно бессмысленно, так как перед мной только тёмная неизвестность, но ничего не выходит – поток ветра, будто выцарапывает глазные яблоки.

В этом театре обмана самое страшное в том, что едва поверишь в то, что ты снова ребёнок, юнец, у которого ещё вся жизнь впереди, как сразу же тебя снова выбрасывает в этот тёмный бездонный тоннель. Ни один космонавт во время своих космических путешествий не испытывал таких перегрузок. Я устал. Я морально истощён. Меня уже нет.

Будто не замечая жестоких порывов встречного ветра, я широко раскрыл глаза от испуга: вдали мелькнули небольшие светлые точки. Я подумал: «Это снова те проклятые осколки. Нет-нет, только не это». Но в отличие от осколков эти точки не увеличивались по мере приближения. «Хм, странно, – подумал я – может это всё-таки не осколки…». Я нёсся с огромной скоростью, но эти «плевочки» не увеличивались, а только притягивали меня своим тусклым и приятным блеском. Я любовался ими. Это жуткое место вновь пытается навязать мне какую-то иллюзию. «Нет уж, не выйдет!» – я ухмыльнулся и посмотрел прямо перед собой.

Пустынная улица. Настолько тихо и спокойно, что не слышно ни жужжания комара, ни треска сверчка, ни шороха ветра. Наверное, уже давно стемнело, так как лишь в немногих домах горит свет в окне.

А я, подобно уличному фонарю, скучающему в тёмном переулке, стою и завороженно смотрю вверх, на прекрасное звёздное небо. Оно чертовски прекрасное! Вон, прямо над головой, созвездие Большой Медведицы, а правее от неё Малая. Из меня астроном не совсем хороший: я знаю, как выглядят, лишь эти два созвездия. Но мне нисколько не надоедает любоваться их красотой. Каждый раз я поднимаю голову вверх, и вижу всё, будто впервые. Каждая из звёзд сияет с своим индивидуальным блеском, но все вместе они пульсируют, будто танцуют, отмечая общий праздник ночной умиротворённости.

Уметь наслаждаться прекрасным – это великий талант.

Всё же было поздно, поэтому я опустил голову и пошёл домой. Но изредка, не выдерживая соблазна, я поднимал голову, чтоб вновь увидеть приветливые блески небесных красавиц, и тут же спотыкался о какой-нибудь камень или бугорок.

– Чёрт побери! Как из-под земли вылезло, – бранил я неодушевлённый предмет вместо своей невнимательности.

Мне нравилось идти одному. Городская суета не для меня. Безусловно, я люблю каменные джунгли, но обезьян, населяющих их, я хронически не перевариваю. Хотя иногда размышления приводят меня к мысли, что я равно такая же обезьяна и ничем не отличаюсь от других приматов, но человеческое самолюбие, присущее каждому, пытается оспаривать факт такого родства. Что ж сказать – пожалуй, ничего и не добавишь.

Очередные мои думы прервал огромный баобаб – высотка, в которой примат, а именно я, снимал своё жильё. Мне не хотелось заходить внутрь, моё жилье меня совсем не радовало, если бы не моя усталость, то, возможно, я бы ещё немного прошёлся, осматривая окрестности, погружённые в ночное спокойствие. Однако я, действительно, очень утомился, и мне нужно было дотащить своё бренное тело до 5 этажа. В иерархии этажей моей высотки это была не самая большая высота, но человеку, вымотанному от тяжёлого рабочего дня, это то же самое, что подняться на Эверест. По пути на Эверест я разглядывал наскальную живопись: «Ленка из 6 мразь», «Cool», голова какого-то беса, однако он не вселял ужас, так как на дьявольскую сущность был нарисован отнюдь не профессиональный шарж, и просто беспорядочные абстрактные фигуры, возможно, в них был какой-то скрытый смысл, что маловероятно. Подобная мазня была на каждом этаже. Идя и рассматривая эти изображения, каждый раз возникает разное впечатление – всё зависит от настроения. В один день это похоже на поход в музей, где висят смелые произведения современных художников, которые никому не понятны, но каждый пытается найти в этом дерьме немного смысла. Как говорится, на вкус и цвет… да ладно. В другой день чувствуешь себя историком: такие рисунки присущи лишь неразвитому человеку, времён древних общин и ходивших по земле мамонтов; рассматриваешь и пытаешься увидеть скрытое послание, а видишь только «Ленка из 6 мразь» – сразу возвращаешься обратно в реальность. Забавно то, что «Ленка из 6» съехала несколько недель назад, однако в квартиру заехали другие жильцы, у которых в семье своя Ленка, но мразь ли она, покажет время.

Пройдя галерею подъездной живописи, я открыл дверь квартиры, которую снимал за вовсе небольшие деньги, но они всё равно были ощутимы в моём бюджете. Так как была ночь, и мне очень хотелось спать, я даже не включил свет в коридоре, а в абсолютной темноте прошёл в комнату, где в спешке разделся и быстро-быстро улёгся на диване, придаваясь мечтам и фантазиям, которые посещают нас перед сном, а после выливаются в яркий фонтан грёз.

Перед глазами мелькали отрывки сегодняшнего дня, что-то из прошлого, обрывки киноленты, которую я посмотрел на днях (кстати, так себе фильмец), просто цветные линии и пятна, перерастающие в цветную кашу – сон. Далее последовал фрагмент того, как я откуда-то упал, но предшествующие события я совершенно не помнил; моё тело резко дёрнулось, нога ударилась об угол дивана, и я на мгновение проснулся, однако боли не было, либо я её просто проигнорировал, и провалился снова в свой мирок внутри мозга. На этот раз до самого утра.

Среди тишины резко раздался хриплоорущий голос мужика, который курить начал, наверное, в утробе матери, ему подыгрывали шумом гитаристы и ударник – кто ставит тяжелый рок на будильник? Либо у тебя проблемы с пробуждением, либо ты напрочь отбитый шизик. В моём случае всё-таки проблемы с пробуждением. Да, мне крайне тяжело даётся подъём с постели. Мне кажется, что даже залп пушки лишь колыхнул бы мои волосы, и я перевернулся бы на другой бок. Однако от этих воплей можно было не только проснуться, но и уже сходить по утренней нужде, а может и не только утренней…

Широко раскрыв глаза, я резко очутился в вертикальном положении, схватил телефон и отключил этого гада. Мозг начал зазывать меня обратно в мир грёз, которые, кстати, улетают, как только откроешь глаза, я даже лёг обратно, но психологическая травма от вокалиста с ангельским голосом не дала закрыть мне глаза обратно, я снова встал и понял, что нужно приводить себя в порядок, так как скоро на работу.

Я заметил, что даже не переоделся со вчерашнего дня: вещи были такими же помятыми, как и моё лицо. На работу так идти точно нельзя. Через пару минут вещи были в корзине для грязного белья, а я в душе. Несколько минут я стоял под тёплой водой и пытался что-то вспомнить… «Мой сон. Очень странный сон: темнота…я падаю…точно ничего хорошего». С этой мыслью я отключил воду. Некоторое время спустя я уже достаточно свежий был на кухне: готовил яичницу, как обычно делала мама. Могу без стеснения сказать, что в приготовлении яичницы нисколько ей не уступаю. Что уже мелочиться? В целом я готовлю совсем не плохо.

Приняв душ, позавтракав, у меня осталось ещё достаточно времени, чтобы пролистать утреннюю ленту в социальной сети. Абсолютно бесполезное занятие, однако иногда это бывает интересно, хотя кого я обманываю. Там просто мусорка, в которой находится политический сёр, плоский юмор школьников и просто бесполезная информация, засоряющая мозг. Но почему-то никто без этого не представляет свою жизнь, да что жизнь? Утро. Героин 21 века…

Часы показывали ровно 8 часов утра, через час я должен трудиться на благо общества. Не хочу. Нет, я не лентяй. Да и кто вообще придумал назвать человека, отдыхающего от ненавистного рода деятельности, «лентяй». Каждое обидное для человека слово несёт лишь одну функцию – принуждение. Вас назовут «лентяем», а вы, чтобы доказать обратное, будете вкалывать, словно запряжённая лошадь, тем самым ведётесь на провокацию – это и нужно было тому человеку, который оскорбил вас.

В 8:30 утра я уже ехал в автобусе. Передо мной мелькали все те же картинки детства, но в каких-то серых тонах. Чёрт возьми, время так быстро пролетело: только вчера пинал бутылку до остановки и видел водителя-пришельца, а сегодня куча потных людей, трущихся друг об друга в автобусной давке, матерящийся на светофорах водила и я, считающий весь этот прогнивший быт нормой. Ловлю себя на этой мысли каждый раз, как только захожу в автобус.

8:48 – под давлением внутри автобуса, созданным столпотворением, меня как пробку от бутылки шампанского выкинуло на остановку около коллцентра «Связист». Это было моё место работы.

У «Связиста» было две особенности. Первая – мы сдавали свои мобильные телефоны в шкафчик для хранения личных вещей сотрудников, вторая – мы не должны общаться друг с другом, «всё внимание на клиента», – любит говорить наш начальник. С Геннадием Викторовичем у меня были неплохие отношения, но он постоянно обвинял меня в отсутствии энтузиазма. Конечно, его нет – я ненавижу это место, однако мне пока нужно находиться хотя бы на этой работе. Безусловно, я строю планы на будущее, планирую, как поступить дальше, как переменить место работы да и вообще о том, как выбраться из этой калии.

9:00 – я сел за свой рабочий стол, нажал на кнопку питания на компьютере и закрыл лицо руками. Веки были границей, отделяющей мир «сейчас» от мира без времени и законов физики, в нём все нереальное может быть реальным, всё невозможное возможным. Пару секунд в этом мире равна паре минут в настоящем. За пределами серого, скучного быта я любовался тёмными восходами и яркими закатами, деревьями исключительно необычных цветов и форм. Я окинул взглядом огромные просторы моей фантазии.

9:08 – раздался звуковой сигнал, информирующий меня о звонящем клиенте. Я медленно открыл глаза, словно огромные ворота в средневековом замке, поднимающиеся большим количеством людей маленькими рывками.