Пляшущие тени

Звёзды загораются над лесом…

Звёзды загораются над лесом.

Звёзды отражаются в воде.

Тёплой ночью первой трети лета

Хорошо, наверное, везде.

Тишина. И всплеск воды глубокой -

Это остров сбросил ком земли.

Соловей, как все земные боги,

Сердце растравил мне до молитв.

Но молю я не удачу в частном,

Не богатство, не успех пера.

Я молю о том, чтоб не кончалась

Молодости жгучая пора.

Надушенная в сумочке…

Надушенная в сумочке

Светилась сигареточка…

С героем опереточным

Жила всего треть суточек.

Треть суточек от слабости,

Вранья чистосердечного,

Пригубленной беспечности

Для смелости, для сладости.

Треть суточек до чёртиков:

Когда ещё востребуют,

И ночь придёт воскресная

Для жизни перечёркнутой.

Оскудевшее чудо, любви отголосок…

Оскудевшее чудо, любви отголосок:

Под сиянием пыльного старого бра,

Окрылённые тЕла обманчивым лоском,

Две души истязали себя до утра.

И в какой-то момент благодарного шока

Им уже показалось, что тени сплелись,

Показался божественным чувственный шёпот

И священным союз – до конца, до земли.

И трамвайный звонок возвестил вдруг не утро

И не соль роковой и отчаянной лжи.

Он пришёл как сигнал, что весь мир старый умер,

Что пришла настоящая, новая жизнь.

И не нужно спешить уходить до рассвета,

И не будут часы по ночам досаждать,

И озябший, безжалостно ветром раздетый,

Не расстроит бульвар тихим шагом дождя.

Отголосок любви, как подарок нескромный,

Унижает ошибкой и краской стыда.

И кончается сон, утро близится сроком,

Оставляя лишь крошечный памяти дар.

Но, наверно, в дожде нет предела исканий,

А под стареньким бра не хватило тепла.

Гонят стрелки часов дорассветную сказку,

Обретая опять беспредельную власть.

Где-то там, придавленный ночами…

Где-то там, придавленный ночами,

Свет в окне. Он манит и влечёт.

Он – как и рождение – нечаен.

Как судьба, где нечет или чёт.

Свет в окне. Окно. И дом. И город.

Как пасьянс разложена судьба.

Дама треф. Во взгляде – только гордость.

В сердце – сатана, он «правит бал».

Будто бы нечаянно прохожий

Бросит взгляд в надменное окно.

И во взгляде, на сентябрь похожем,

Без луны и звёзд, слепая ночь.

Тень густая на знакомой шторе,

Ну а в ней – иконная печать.

Две обиды в молчаливом споре.

Свет в окне – и крепость, и причал.

Он, как и рождение, нечаян,

Как судьба, где нечет или чёт.

Жёлтый свет – сродни земной печали –

В нём и в ней. Он манит и влечёт.

Какая тишина…

Какая тишина.

Прозрачный лунный сумрак.

Такое время суток -

Стихия яви-сна.

Как омут глубина,

Как мысль…

И вдруг взгрустнется.

И вдруг, в меня врастая,

Шум музыкой прольется

И поездом растает.

И вспомнится, как чудо,

С глазищами иуды

Лицо коварной феи

И завитки у шеи.

И вспомнится картина

Исповедальной ночи -

Мне мой двойник пророчил

Ее неотвратимо.

И снова тишина.

Прозрачный лунный сумрак.

Такое время суток -

Стихия яви-сна.

В контрастности теней,

При лунном освещении,

Сквозит здесь совершенство

И говорит о ней.