Больше чем деньги. Финансовая история человечества от Вавилона до Уолл-стрит

Медичи. Повелители Флоренции

Флоренцию, ставшую знаменитой благодаря расцвету искусств, называли вторыми Афинами. Этот город, не менее богатый, чем Венеция, славился производством тканей. Однако, в отличие от Венеции и Генуи, Флоренция находилась в стороне от побережья и не могла конкурировать в транзитной морской торговле. А вот на ткани существовал хороший спрос в других странах, и флорентийские купцы создали обширную сеть международных связей, достигавшую Англии. Общины флорентийцев появились во многих городах^[145]. Их называли по-латыни natio florentina – «флорентийский народ», потому что всех нефлорентийцев жители Флоренции считали иностранцами.

В торговых делах флорентийцы достигали успехов с помощью денег. Проще подкупить королей и правителей других стран богатыми подарками и обещаниями дать кредит на выгодных условиях, чем воевать с ними. «Флорентийская товарная торговля с самого начала еще более… чем торговля других наций, связана с денежными операциями», и эти операции «составляют с незапамятных времен одну из главных отраслей флорентийской деловой жизни»^[146].

Флорентийские золотые монеты (флорины) стали международной валютой. А семьи знаменитых флорентийских финансистов Аччаюоли, Барди и Перуцци создали крупные банкирские дома с филиалами в разных странах. Затем их потеснило новое поколение банкиров – Фрескобальди, Гватеротти, Строцци и, конечно же, самые знаменитые из них – Медичи, достигшие наибольшего влияния в XV в.

Медичи на протяжении трех столетий так или иначе управляли всей Флоренцией, а контроль этой могущественной династии над финансами папы римского создал условия для свободного развития в городе предпринимательства. Макиавелли недаром назвал новых повелителей Флоренции династией ростовщиков. Многие представители этого рода из поколения в поколение были менялами и носили имя Камбио. Начинали они скромно, входили в цех кампсоров (Arte del Cambio) и сидели за столиком для обмена денег на углу нынешних улиц Виа Порта Росса и Виа дель Арте делла Лана. Путь Медичи к цели был непростым: с 1343 по 1360 г. пятерых из их семьи по разным причинам объявили преступниками и приговорили к смертной казни.

Граждане Флоренции хорошо помнили об этом, что не помешало Медичи получить власть над городом. На гербе Медичи вначале изображали три золотых шара^[147], висевшие, как фонари, на перекладине, – всем известный знак ростовщиков (шары – символ золотых монет). Говорят, что Медичи сами придумали и распространили легенду, по которой святой Николай так впечатлился плачем трех бедных девушек, не могущих найти себе мужей, что дал им три мешка золота. Из этого золота сделали три золотых шара, а святой Николай стал покровителем ростовщиков. И семьи Медичи с их золотыми шарами.

Медичи хорошо умели заигрывать с гражданами Флорентийской республики, обеспечивая себе популярность. В 1378 г. Сильвестро Медичи выступил за демократизацию управления городом, что сразу привлекло к нему внимание и обеспечило поддержку многих богатых флорентийцев, оттесненных от власти. Однако наибольшую славу принес знаменитый семейный банк, основанный в 1397 г. Джованни Медичи, одним из самых успешных итальянских банкиров. С 1360 по 1429 г. Джованни увеличил в несколько раз общее богатство семейной компании, первоначально занимавшейся торговлей тканями. Оказалось, что банковский бизнес гораздо прибыльнее^[148], и компании пришлось открывать филиалы в разных городах – Неаполе, Пизе, Милане, Женеве, Лионе, Авиньоне, Брюгге и Лондоне. При Джованни банк Медичи стал крупнейшим кредитором королей и папы Иоанна XXIII.

По сути, Медичи во времена своего расцвета стали больше ростовщиками, чем купцами. В их документах нет упоминания об аренде кораблей, отправлявшихся во Фландрию или на Восток. Если они и торговали какими-то товарами, то предметами роскоши для своих состоятельных клиентов – произведениями искусства, коврами или породистыми лошадьми. Основные доходы им приносили кредитные операции. Правда, в отличие от мелких ростовщиков Медичи давали в долг большие деньги, а их клиентами были папа римский, короли и аристократы^[149].

До нас дошли финансовые записи Джованни Медичи – Libro Segreto (итал. секретная книга), раскрывающие механизм успеха семьи. В нашем сегодняшнем понимании он был несложен: децентрализация и диверсификация. А тогда это был совершенно новый подход. Обычно итальянские банкиры рассчитывали на одного или нескольких крупных клиентов – королей или людей из их окружения. Однако отказ от уплаты долга (а с королями такое часто случалось) ставил под угрозу существование всей банкирской компании, как это произошло с Барди. Простая мысль, что чем больше клиентов, тем меньше риска, в те времена почему-то пришла в голову только Медичи. Кроме того, фирма Медичи изначально создавалась как группа компаний, каждая из которых имела собственные капиталы^[150]. Такая децентрализация и обеспечила успех их банку.

А в 1434 г. на три десятилетия правителем Флоренции стал Козимо Медичи (1389–1464), сын Джованни и, пожалуй, самый знаменитый из всех Медичи. Путь к власти оказался непростым. В 1415 и 1417 гг. его избирали членом синьории – правительства Флорентийской республики, и вокруг него образовалась политическая партия сторонников. Противником была аристократическая партия Ринальдо Альбицци, правившая тогда во Флоренции. В 1417 г. Козимо стал управляющим римским филиалом семейного банка Медичи, а в 1420 г. возглавил весь банк. А после смерти отца в 1429 г. Козимо получил наследство – 180 тысяч флоринов, по тем временам очень большие деньги.

В 1430 г. Флоренция решила подчинить себе город Лукку и начала с ним войну. Козимо входил в комитет, руководивший военными действиями. Там он узнал, что Ринальдо Альбицци присвоил себе часть денег, выделенных из городского бюджета на военные расходы. Наличие такого компромата вызвало сильную личную неприязнь Ринальдо к Козимо, которого обвинили в распускании ложных слухов и подготовке мятежа, чтобы захватить власть. От Медичи потребовали объяснений, и он явился во дворец Синьории, где его сразу же арестовали. За четыре дня в тюрьме Козимо почти ничего не ел, опасаясь, что его отравят. Альбицци требовал казнить Медичи как опасного заговорщика. Но одни колебались, а другие сочувствовали Медичи, и решение так и не принималось. Козимо понял, что нужно срочно действовать, и подкупил необходимых людей в правительстве. Смертную казнь заменили десятилетним изгнанием из города.

Ему пришлось отправиться сначала в Падую, а потом в Венецию. Везде Козимо Медичи принимали с почетом, как знаменитого банкира и государственного деятеля. Изгнание длилось недолго – в следующем году в синьорию избрали восемь сторонников Козимо, и партия Медичи победила. Запаниковавший Ринальдо Альбицци был готов сохранить власть любой ценой, вплоть до вооруженного восстания. Но это уже было слишком для его сторонников из аристократической партии, и они отказались участвовать в таком плане. А Медичи в 1434 г. с триумфом вернулся во Флоренцию и правил городом 30 лет.

Козимо любил повторять, что он рядовой гражданин Флоренции и простой купец. Все понимали, что не такой уж он простой купец, раз стал богатейшим правителем богатейшего города. Но этот нехитрый прием срабатывал, и Козимо любили в городе. За бесплатную раздачу хлеба в голодный год его стали называть «отец отечества». Козимо помогал художникам, ученым и поэтам – благодаря такой финансовой поддержке Флоренция стала главной культурной столицей эпохи Возрождения. Представители рода Медичи занимали папский престол (Лев Х, Климент VII), а Екатерина и Мария Медичи были королевами Франции. Козимо Медичи был похоронен в церкви Сан-Лоренцо. По указу синьории на памятнике написали: Pater Patriae («Отец отечества»).

После смерти Козимо прибыль банка Медичи стала нестабильной. Забытыми оказались децентрализация и диверсификация, являвшиеся залогом его успеха, и банк все больше зависел от крупных клиентов. К чему это приводит, нам уже известно – когда король Англии Эдуард IV и герцог Бургундский не полностью вернули взятые у Медичи кредиты, банк оказался под угрозой краха. В конце XV в. компании пришлось закрыть большинство филиалов, а в 1494 г. во время французского вторжения во Флоренцию имущество Медичи конфисковали, а семью выслали из города.

Гора долгов. Первые государственные облигации

В 1263 г. началась очередная война Венеции с Византией. В самой по себе войне не было ничего примечательного – этот город-государство постоянно с кем-то воевал, расширяя сферу своего влияния. Примечательным стал способ финансирования войны. В те времена военные расходы обычно покрывались из казны короля или правителя, пополнявшейся налогами. Или займами у частных банкиров. Но денег на войны постоянно не хватало.

Когда в Венеции городской бюджет обременили непредвиденные военные расходы, издали указ, запрещавший тратить на военные нужды из бюджета больше 3 тысяч дукатов в месяц. А все остальное предполагалось брать в долг у граждан Венецианской республики. Для этого заем делили на доли (напоминавшие бездокументарные облигации) и эти доли продавали инвесторам. Прибыль (5 % годовых) выплачивалась два раза в год. Имена участников займов, суммы купленных ими долей и выплаченная прибыль фиксировались в специальных городских книгах. Эта система получила название monti – «го́ры» (в смысле «гора долгов») и вскоре стала использоваться регулярно. В 1274 г. так же стали занимать деньги и в Генуе^[151].

В средневековой Европе длительное время долги государства рассматривались как обычные долги физического лица – короля, не передававшиеся его наследникам. Когда король хотел взять деньги в долг, он их брал, ни с кем не советуясь. Если не хотел отдавать долг – не отдавал. Однако во время экономического подъема в итальянских торговых республиках государство уже начали воспринимать как юридическое лицо, не тождественное личности правителя. Появилась возможность совершенно по-новому взглянуть на саму идею государственного долга и особенно его распределения среди многих инвесторов^[152]. В то время долги итальянских городов-государств начали быстро расти, и налоги не могли восполнить дефицит бюджета. Вот тогда-то у итальянских банкиров и появилась идея обеспечить городские власти деньгами с помощью займов.

Доли в займах (в Венеции они назывались prestiti) не имели вид документа, это были записи в учетных книгах. Однако их покупали и продавали, поэтому такие доли можно считать первыми прототипами государственных облигаций^[153]. Хотя запись занимала всего лишь одну строчку в огромной книге в кожаном переплете, эта строчка оказалась весьма ликвидным активом. Продавали доли часто, и так возник вторичный рынок prestiti – цена их колебалась в зависимости от обстоятельств. Купить или продать доли было несложно: в Венеции торговавшие облигациями финансовые посредники собирались на мосту Риальто^[154]. В XIV в. общая сумма займов стала настолько большой, что венецианцы назвали их monte vecchio – «старой горой» долгов^[155].

Как бы там ни было, займы не просто давали возможность властям получить немалые капиталы, а еще и консолидировали общество – участие граждан в займах соединяло их с судьбой государства намного теснее, чем любые лозунги. Облигации prestiti распространились среди инвесторов не только в Венеции, но и в других крупных городах Европы, где сформировалась обширная финансовая сеть итальянских банкиров^[156].

Во Флоренции долги выросли с 50 тысяч флоринов в начале XIV в. до 5 млн в 1427 г. Образовалась невероятно огромная «гора долгов» – monte comune, «общая гора». В то время займы давали 70 % поступлений в городской бюджет. И брали эти деньги флорентийцы в долг у самих себя. Вместо уплаты обязательного для всех налога на собственность они принимали участие в этих займах.

Государственные займы Флоренции (monte comune) размещались примерно так же, как и в Венеции^[157]. Доли займов назывались здесь prestanze. Прибыль по облигациям в середине XV в. стала основным источником дохода для 10 % флорентийцев (при населении города в то время около 50 тысяч человек)^[158]. Всего же во Флоренции почти 70 % домохозяйств стали в большей или меньшей мере владельцами государственных облигаций^[159]. Такого количества индивидуальных инвесторов больше не было никогда в истории.

В Генуе государственные займы (их называли здесь compera) появились почти так же давно, как и в Венеции, и примерно по такой же схеме, как там. Их прибыльность достигала 8–10 % годовых. При каждом новом займе городские власти создавали коммерческие общества инвесторов – маоны, между которыми распределялась сумма займа.

Итальянские коммерческие общества

Итальянские города расцвели в большой мере за счет способности предпринимателей к сотрудничеству, а если точнее – к объединению своих капиталов. Чтобы отправить в торговое путешествие корабль, в этих приморских городах приходилось собирать немалые деньги. Для этого создавались общества. Их называли по-разному (в Генуе – commenda, в Венеции – colleganza, во Флоренции – compagnia). Первые из них возникли в ХІ в. в Амальфи и Венеции. Они напоминали арабские объединения гирад и создавались для организации и финансирования одного торгового морского путешествия^[160].

Большинством торговых перевозок – в Англию, Фландрию, торговые колонии на берегах Черного моря – занимались не долгосрочные компании, а создававшиеся на короткое время коммерческие общества. Обычно организаторы таких обществ возили одни и те же товары^[161], получив на них монопольное право^[162].

Чтобы собрать капитал для плавания корабля (а он обычно вмещал 600–700 т товаров^[163], при этом корабли шли караванами), купец мог создавать много обществ – иногда двадцать и даже тридцать, – получая сумму, в 5–10 раз превышающую его собственный капитал. Всего в таком проекте принимало участие от нескольких десятков до 200–300 мелких инвесторов, никак не связанных между собой. Мужчины и женщины всевозможных профессий и занятий из разных слоев общества, от мелких лавочников и ремесленников (ткачи парусов и др.) до вдов, вносили свои небольшие капиталы, чтобы купить долю в обществе и получить прибыль. Они не имели ни возможности, ни цели участвовать в путешествиях, поэтому без особого риска для себя вкладывали свои деньги (чаще всего несколько дукатов), покупая долю или ее часть в обществе. Купить или продать долю можно было в любой момент у кампсоров и банкьери на центральной площади.

Во множестве сохранившихся договоров о создании обществ не упоминаются имена крупных купцов или финансистов. Участие в обществах было доступно всем, любой желающий мог приобрести в них долю^[164]. И граждане итальянских городов-государств активно пользовались такой возможностью. Называть все это «народным капитализмом» или «демократией владельцев акций» (shareholders democracy), как в Америке во второй половине ХХ в., – пожалуй, слишком пафосно. Но то, что мелкие индивидуальные инвесторы активно участвовали в итальянских обществах, – это факт.

Прибыль в них была немалой и достигала 50 % от вложенного капитала^[165]. Для участия в обществе инвесторы приобретали его доли. Они еще не имели формы ценных бумаг в нашем понимании, а представляли собой записи в учетных книгах. Однако сам факт объединения капиталов инвесторов и долевого участия приближал такие общества к акционерным компаниям.

Появились и другие долговременные общества – семейные предприятия. Они создавались на срок от одного года до четырех лет и не были связаны с торговыми путешествиями. Чаще всего их называли компаниями (compagnia). В них капиталы и труд участников объединялись на условиях неограниченной ответственности. Иначе говоря, все партнеры коллективно отвечали за стоимость всего принадлежавшего им имущества. Принцип совместной и равной ответственности отражало и само слово compagnia (лат. cum и panis – «вместе разделяем свой хлеб»). Может быть, первые итальянские compagnia были не очень похожи на современные акционерные общества, но они, несомненно, стали их предтечами^[166]. Такие семейные фирмы оказались долговечными – в Париже, Брюгге или Лондоне представительства^[167] итальянских компаний существовали по 40–50 лет (а флорентийской компании Барди больше 70 лет).

Кстати, из-за краха компаний Барди и Перуцци, которым их крупные должники из числа коронованных особ не вернули огромные кредиты, Флоренция пережила в 1345–1347 гг. «великое бедствие и поражение, подобного которому никогда раньше не знала», особенно когда вкладчики потребовали у Барди вернуть свои депозиты на 500 тысяч флоринов – а их просто не оказалось. Это привело к краху девяти других компаний и множества простых ремесленников, которым не смогли заплатить за работу. «Из-за этого наша республика лишилась всякого влияния, а граждане остались без средств к существованию, за исключением разве кое-кого из ремесленников и ростовщиков, своим лихоимством отбиравших последние крохи у жителей города и его окрестностей»^[168], – писал современник Джованни Виллани в своей хронике.

Предтечи акций

Грегорио Фьески из состоятельной семьи родственников генуэзских правителей ничем не торговал. Однако, купив три пятых доли, он стал членом общества, занятого снаряжением торговых кораблей^[169]. Участие в обществах давало возможность людям из разных социальных слоев, далеким от финансов и торговли, выгодно вложить свои деньги. Кто был беднее, рассчитывал жить на этот доход, кто побогаче – может, и не очень рассчитывал, но для всех это было выгодно.

В морских обществах (лат. societas maris), где нужно было собрать деньги для снаряжения (а иногда постройки) корабля и покупки товаров, капитал обычно состоял из 24 долей (называвшихся carati и дававших доход 5–10 % годовых), которые без ограничения дробились. Такую долю (либо ее часть) можно было легко купить и продать у маклеров, собиравшихся на торговых площадях итальянских городов. Покупка или продажа оформлялись внесением записи в учетные книги. Иногда несколько мелких инвесторов объединяли свои капиталы, чтобы совместно купить хотя бы небольшую часть доли.

В тех итальянских обществах, доли которых обращались на вторичном рынке (генуэзские маоны, морские общества и общество Сан-Джорджо, о котором речь пойдет ниже), эти доли действительно напоминали акции, несмотря на то что они не являлись ценными бумагами в прямом смысле слова. Доли представляли собой записи в учетных книгах, а покупка или продажа их на вторичном рынке происходила тоже путем внесения записей в книги. Те, кто хотел приобрести долю в обществе (или ее часть), обращались к маклерам, продававшим государственные облигации. А возможность дробить доли на части сделала их рынок доступным для мелких инвесторов.

В генуэзских маонах сумма займа также делилась на доли, которые распределялись среди членов общества. Каждая доля, называвшаяся luogo de la compera (или просто luogo, мн. ч. luoghi), имела номинал 100 генуэзских лир. Доли-luoghi не являлись документами и представляли собой лишь запись в учетной книге. С одной стороны, эти доли напоминали прототипы облигаций. А с другой – когда инвестор приобретал долю, он становился участником общества. Этим они походили на акции^[170].

Casa di San Giorgio – «Дом святого Георгия»

Моряки и купцы, в XV в. приближавшиеся на кораблях к Генуе, видели первым делом не только знаменитый генуэзский маяк Lanterna, ставший символом этого гордого и сурового города, но и особняк «Дома святого Георгия». Он принадлежал обществу, которое часто называют и банком, и первой акционерной компанией.

В начале XV в. в Генуе появилось больше 30 «компер» (compera) – ассоциаций владельцев частей государственного долга. Выпущенных ими ценных бумаг luoghi (продававшихся и покупавшихся на городской площади) стало так много, что сосчитать их количество уже не было возможности. В 1407 г. правитель города (в Генуе по примеру Венеции его называли дожем) издал указ о слиянии ассоциаций в единое общество, которое вначале называлось Compere di San Giorgio («Компере ди Сан-Джорджо») – по имени святого Георгия, покровителя города. Чтобы унифицировать выпущенные облигации, в указе определялась их номинальная цена – 100 лир и годовая прибыль – 7 %. Позже название общества изменили на Casa di San Giorgio («Каза ди Сан-Джорджо») – «Дом святого Георгия». Вскоре общество стало заниматься и делами колоний – в 1447 г. городские власти передали ему на 29 лет право управлять Кипром, а потом и колониями на Черном море.

Хотя общество обычно называют банком, оно не занималось кредитами или рискованными инвестициями. Это была скорее надежная сберегательная касса, выпускавшая свои ценные бумаги. Основной капитал общества состоял из суммы государственного долга, разделенной на доли (loca), которые обращались на вторичном рынке. В общем собрании принимало участие 480 членов, каждый из которых должен был иметь не менее 10 долей. При этом в обществе следили за тем, чтобы к управлению допускали только определенных людей, а количество их долей строго контролировалось^[171].

Ежегодно «Дом святого Георгия» продавал свои облигации на полмиллиона лир. Рынок стал настолько насыщен ими, что эти облигации распространились среди всех слоев общества. Их начали использовать для уплаты долгов и других безналичных расчетов. В завещаниях генуэзцев XV в. обычным делом стали подробные указания, как управлять оставленными в наследство облигациями общества Casa di San Giorgio и как распоряжаться процентами. В 1450–1460 гг. количество владельцев облигаций общества достигало 10–11 тысяч (при населении Генуи около 100 тысяч).

Курс постоянно колебался, и стали возникать целые финансовые компании, единственной целью которых было спекулировать на этих колебаниях^[172]. В ноябре 1458 г. такую компанию создали 30 генуэзцев. Они собрали огромную по тем временам сумму – 170 тысяч лир и купили 3740 облигаций. Некоторые пайщики залезли в долги, чтобы принять участие в этом выгодном, как им казалось, деле. Вроде бы и момент выбрали правильно: курс облигаций был минимальным и составлял всего 48 лир. Но быстрого роста не произошло, и через четыре года курс поднялся всего до 60 лир. А прибыль составила менее 7 % годовых. Более удачной оказалась другая компания, в 1463 г. продавшая по 33 лиры облигации, купленные годом раньше по 24 лиры. Прибыль на этой операции достигла 37 % годовых. Бывали и случаи сознательной игры на повышение или понижение – может быть, впервые в истории.

Со временем проценты по облигациям сократились – с 1420 г. до 5,25 %, а затем до 4–3 % в разные годы^[173]. Состоятельные купцы не проявляли к ним особого интереса – доход по облигациям был слишком мал для них.

Общество святого Георгия дожило до 1797 г., когда Генуэзскую республику захватили французские войска и она перестала существовать.