Властелин 2

Освободивший сам себя из-под домашнего ареста, герцог вышел в сад. Бойцы его приветствовали криками «Виват, герцог Орлеанский», тут же подхваченными огромной толпой.

***

Полицмейстер Ленуар примчался в Версаль поздним вечером того же дня, 7 июля 1789 года. Когда королю доложили о его прибытии, он болезненно поморщился. Ничего хорошего этот визит не сулил. Как же он устал от плохих новостей! Но что поделать, такова уж королевская участь, и он махнул рукой лакею, что могло означать, что угодно. Однако лакей правильно его понял, и впустил генерал-лейтенанта полиции.

– Ваше величество, в Париже бунт! – на ходу доложил Ленуар.

– Как бунт?! – встревожился король

– В саду Пале Рояля собрались толпы народа, и они освободили герцога Орлеанского из-под стражи.

– И…что они делают сейчас?

– Веселятся, пьют, занимаются всякими непотребствами. Я попытался отправить туда полицейские патрули, чтобы навести порядок, но их не пустили в сад.

– Так если они веселятся, то зачем нам вмешиваться?

– Но они выпустили герцога Орлеанского!

– А полноте, Ленуар. Я и сам собирался снять с него домашний арест, – на самом деле, ничего подобного его величество делать не собирался, но он всеми силами старался убедить себя и других, что до сих пор контролирует ситуацию.

– Ваше величество, это ошибка! Герцог Орлеанский опять что-то затевает. Из провинции к нему вновь стекаются вооруженные люди. – Ленуар с огромным трудом произнес эти слова. Он впервые в своей карьере возражал королю. До этого он лишь выполнял его приказания.

– И что вы предлагаете?

– Подчините мне Французскую гвардию и отдайте приказ разогнать толпу. Завтра же в Париже наступит порядок.

– Нет, нет и нет, Ленуар! Я не дам пролиться крови в Париже.

– Она и так прольется, ваше величество. Только вместо крови бунтовщиков прольется кровь ни в чем не повинных горожан.

– И тем не менее, я запрещаю вам стрелять на улицах Парижа.

– В таком случае, я не смогу защитить ни парижан, ни вас, ваше величество и я сегодня же подаю прошение об отставке.

– Нет, Ленуар! Вы не можете меня бросить в такое сложное время!

– Дайте мне войска, сир, и я спасу и вас, и Францию.

– Не могу. Просите, о чем угодно, только не об этом.

– Тогда прощайте, ваше величество.

Ленуар четко, по-военному, развернулся и зашагал прочь. Завтра же он передаст дела своему заместителю и навсегда покинет Париж. Ему здесь делать больше нечего.

***

9 июля Национальное собрание объявило себя Учредительным. 10 июля Учредительное собрание приступило к выработке Конституции. 11-го король вызвал к себе министра финансов. Когда Неккер вошел, король не сидел, как обычно, в кресле, а раздраженно расхаживал по кабинету.

– Вы в курсе, Неккер, чем занимаются ваши депутаты, – едва завидев министра, заговорил король.

– Они не мои, ваше величество.

– Вы же их все время защищаете! Так скажите мне: когда они займутся налогами?

– Я не знаю, ваше величество.

– Вы обещали мне, Неккер, что найдете слова для убеждения третьего сословия. Где ваши слова?!

– Я ошибся, ваше величество и готов подать прошение об отставке.

– Нет, Неккер! Это я даю вам отставку! У вас есть один час времени, чтобы собраться. После этого вас под конвоем выдворят за пределы Франции.

– Благодарю, ваше величество, – склонился в легком поклоне Жак Неккер и покинул кабинет.

«Благодарю, ваше величество, – повторил про себя Людовик, – я ему что, награду вручил? Или он ожидал более строгого наказания? Может, его нужно было в Бастилию заключить?».

***

Гонец с донесением об отставке Жака Неккера прибыл в отель маркиза де Монферрат в тот момент, когда возок с опальным министром в сопровождении двух верховых швейцарских гвардейцев отправлялся из Версаля. Новость была прекрасная, но несрочная. Все спокойно можно начать завтра.

На следующее утро, в воскресенье 12 июля маркиз вызвал к себе Лафайета и Сийеса. Заседания Учредительного собрания в этот день не было, и оба депутата свободно явились на вызов.

Монферрат усадил гостей за стол, накрытый легким завтраком, а сам прохаживаясь по комнате вещал:

– Ну вот и все, господа. Наступил решающий момент. Король, наконец, дал отставку Неккеру.

Маркиз заметил, как оба депутата удивленно переглянулись и продолжил:

– Не удивляйтесь, господа. Это прекрасный повод взять власть в Париже и по всей Франции. Конечно, лучше бы его величество заключил Неккера в Бастилию, но и так сойдет. Вот что вам предстоит сделать. Завтра с самого утра нужно принять несколько декретов Учредительного собрания. Во-первых, об образовании органов самоуправления в городе и каждом его районе. Далее необходимо при каждом таком органе создать отряды вооруженной милиции. Во-вторых, весь парижский гарнизон, включая гвардию и расквартированные здесь Прованский и Винтимильский полки преобразуете в Национальную гвардию. Возглавите ее вы, маркиз де Лафайет.

– Да, мессир, – согласно кивнул бывший генерал американской армии, только где взять оружие для милиции?

– Тридцать тысяч ружей уже ждут своего часа в разных районах города. Когда закончите завтрак мы пройдем в мой кабинет, и я дам вам карту, где указаны все склады с оружием.

– А порох и пули? – уточнил Лафайет.

– Ящики с пулями – там же, а вот порох придется забирать в Бастилии.

– Нам придется штурмовать Бастилию?

– Не вам, маркиз. Бастилию должны штурмовать парижане. Нам не нужен военный переворот. Нам нужна народная революция.

– Но как штурмовать крепость, не имея пороха?

– Будем надеяться на благоразумие коменданта Бастилии. Думаю, ему достаточно будет огромной толпы под стенами тюрьмы и документа городской управы об открытии пороховых погребов. Вы позавтракали? – обратился хозяин к обоим гостям

Оба ответили утвердительно, и он пригласил их пройти в кабинет. Там он вручил карту Лафайету и заговорил с Сийесом.

– Вы, Жозеф, сегодня же пошлете сигнал первому звену о начале восстания по всем провинциям.

– Сделаю, мессир.

– И еще. У вас в ложе есть хороший оратор?

– Найдется мессир, – подумав о молодом подмастерье Камиле Демулене, ответил аббат.

– Тогда уже сегодня его нужно отправить в сад Пале Рояля. Там, благодаря нашему «другу» герцогу Орлеанскому, ежедневно собираются толпы народа. Поставьте вашему оратору задачу призвать всю эту толпу к оружию.

– А повод взяться за оружие – отставка Неккера? – с сомнением поинтересовался Сийес.

– Не только это. Граф д’Артуа стянул к городу войска немецких и швейцарских наемников и готовится утопить в крови весь Париж. Такой повод подойдет?

– Это правда, мессир?

– Что правда, аббат?

– Про наемников.

– То, что войска под Парижем – правда. Будут ли они атаковать, не знаю. Это зависит от красноречия графа д’Артуа: сможет ли он убедить короля отдать приказ войскам.

– Тогда, думаю, двух этих поводов достаточно.

– Тогда за дело, господа.

***

В саду Пале Рояля народ веселился. Выпитое вино будоражило кровь, бродячие артисты поднимали настроение, а доступные женщины позволяли сбросить бурлящую энергию.

Камиль Демулен вместе с двумя помощниками пришел в сад после полудня. Помощники сразу же растворились в толпе, готовясь выполнять функции провокаторов, а сам он взобрался на стол около одного из павильонов, сдвинув в одну сторону пустые глиняные кружки.

– Свободные граждане Парижа! – громко выкрикнул он, привлекая к себе внимание, и увидев, что ближайшие к нему люди обратили взгляды в его сторону, продолжил, – знаете ли вы Жака Неккера?

– Да, да знаем, – поочередно крикнули оба провокатора.

Их крик несмело повторило еще несколько человек в толпе, и оратор продолжил:

– Это он не давал королевскому окружению грабить народ, это он заставил короля созвать Генеральные Штаты. Это он не давал королю и графу д’Артуа разогнать Национальное собрание. Достоин ли такой человек награды?

– Да, да достоин, – подали голос провокаторы.

Теперь уже больше половины собравшихся поддержали провокаторов мощным хором. К столу с митингующими подтягивалось все больше зевак, и все спрашивали друг друга, о чем толкует этот молодой человек.

Видя, что толпа прибывает, а о чем речь, не в курсе, Демулен, как мог громко, воскликнул:

– Жак Неккер – это герой в глазах народа! Согласны?!

– Да!!! – взревела толпа

– Но герой в глазах народа, – продолжил оратор, – совсем не герой в глазах короля. Вы знаете, что сделал король?

– Нет, нет не знаем, – отрабатывали свою роль провокаторы.

– Вчера он выгнал Жака Неккера и даже выслал из Франции.

Сначала по толпе прошел недовольный гул, потом народ подхватил затравку провокаторов и начал скандировать:

– Позор, позор королю!

– Я разделяю ваш гнев, свободные граждане Парижа, – возобновил речь Демулен, когда крики стали стихать, – но король на этом не успокоился. Он окружил Париж иностранными войсками, и они скоро будут в городе. Они придут нас убивать. Позволим ли мы убить нас, как баранов?!

– Нет!!! Не позволим!

– Тогда к оружию парижане! Защитим себя, своих родных и свой город!

– К оружию! – подхватил народ.

– Забирайте оружие в ружейных лавках, отбирайте у полицейских и стражников на заставах, захватывайте в полицейских участках. И пусть каждый, кто с нами, прицепит себе на шляпу или на грудь зеленый лист, как символ свободы.

Демулен сорвал с дерева и приколол на шляпу зеленый лист, и толпа тут же кинулась к деревьям обрывать листья.

– А теперь вперед! За оружием!

Толпа рассыпалась по городу. Начали с грабежа ружейных лавок, но распаляясь и пьянея от вседозволенности, люди врывались и в хлебные и мясные, и сырные, и винные лавки. Несколько сот ружей и две пушки захватили в Доме Инвалидов

К ночи в руках пьяной толпы оказалось около двух тысяч ружей, две пушки и множество сабель, шпаг, палашей и другого холодного оружия. Люди с зелеными «кокардами» бегали по городу и убивали тех, кто не знал, что такие кокарды с сегодняшнего дня в моде.

***

Следующим утром граф д’Артуа разбудил короля с восходом солнца.

– Сир, парижане вооружаются. В Париже беспорядки. Если не предпринять экстренных мер, завтра они будут здесь.

– Жалко, что Ленуар ушел, – спросонья посетовал король.

– Ленуар бы здесь не помог. Отдайте приказ войскам занять Париж, сир.

– Я этого не сделаю, Карл, вы же знаете. Если мы поступим так, как вы говорите, народ нас уничтожит.

– Народ нас уничтожит, если мы этого не сделаем, Луи! – в отчаянье воскликнул брат короля. – Позвольте хотя бы проехаться по Парижу нескольким батальонам драгун и кавалергардов! Возможно, их вид устрашит толпу.

– Хорошо. Передайте мой приказ. Пусть выступают.

Далеко за полдень посланный в Париж отряд вернулся с двумя десятками раненых бойцов, потеряв шестерых убитыми. Оказалось, что, увидев едущих в конном строю кавалеристов, толпа принялась забрасывать их камнями. Из ружей не стреляли, хотя у многих горожан оружие на руках было. Драгунам и кавалергардам удалось рассеять толпу, но тут появились Французские гвардейцы и пехотинцы под командованием Лафайета. Они повели прицельный огонь по верным королю войскам и вынудили отступить.

Выслушав отчет брата о бездарной вылазке, Людовик кивнул головой:

– Я знал, что так и будет. А представьте, Карл, что они так же разбили бы и посланные нами войска. Сейчас они уже были бы здесь. И я даже боюсь представить, что бы они с нами сделали.

– А я знаю одно, сир: мы должны защищаться.

– Нет, Карл. Французы меня любят и не допустят насилия над королем и его семьей. А вам, Карл, следует немедленно покинуть пределы Франции.

– Я вас не брошу, Луи.

– Поезжайте, Карл. Этим вы мне поможете. Когда вы будете в безопасности, я скажу, что вы стянули войска к Парижу без моего ведома.

Граф д’Артуа с жалостью посмотрел на короля, молча обнял его, несколько мгновений постоял, прижавшись к груди старшего брата, затем резко повернулся и ушел. Когда стемнело он вместе с семьей покинул Версаль. Больше они с королем не виделись.

***

Этой ночью гулянье в саду Пале Рояля не стихало до утра. Но это было единственное место в городе, где царил шум и хаос. По всем остальным районам Лафайет разослал патрули Национальной гвардии, и они жестко восстановили порядок, расстреляв на месте несколько мародеров и грабителей.

С рассветом 14 июля по Парижу началось движение военных. Лафайет приказал на всех дорогах, ведущих в Париж поставить заставы из бойцов Национальной гвардии. Из арсеналов, расквартированных в Париже частей, были изъяты и перевезены на заставы все пушки до одной. Крупные отряды гвардейцев расположились поблизости, прямо на улицах города. Часть Национальной гвардии разместилась на Марсовом поле, как резерв на случай атаки верных королю войск. Париж приготовился к круговой обороне.

К обеду начало просыпаться «воинство», всю ночь опустошавшее винные запасы герцога Орлеанского. Естественно, что после обильного излияния, здоровье приходит к полному упадку, а настроение к полной апатии. К счастью, в полдень слуги герцога выкатили в павильоны очередные бочонки с вином, и уныние стало покидать сад Пале Рояля.

В этот момент там появились агитаторы. Они начали убеждать «выздоравливающих воинов», что ружье без пороха не стреляет. Да воины и сами в этом убедились вчера, когда пришлось отбиваться от кавалеристов камнями, держа в руке тяжелое ружье. А это не очень удобно.

Сыграли роль агитаторы или вино, но к часу дня над Пале Роялем вновь проснулся боевой дух. То тут, то там раздавались возгласы: «на Бастилию!», «за порохом!». Через час эти возгласы слились в единый гул, и толпа двинулась на Бастилию.

Только что избранный глава районной управы, в чьем районе располагалась тюрьма-крепость, оказался самым главным представителем новой власти, участвующим в захвате крепости. Он предложил коменданту Бастилии подчиниться требованию управы и сдать крепость.

Комендант отказался и приказал открыть огонь по толпе, наводнившей небольшую площадь перед тюрьмой. С башен крепости раздались ружейные и пушечные выстрелы. Толпа в панике рассыпалась. На площади остались лежать убитые и раненые.

Комендант был уверен: крепости бунтовщикам не взять. Ее окружал глубокий ров и проникнуть внутрь можно только через подъемный мост, который опускался изнутри. Но чтобы напугать штурмующих, покинувших площадь и укрывшихся за стенами домов, он выдвинул встречный ультиматум: если через час в окрестностях Бастилии окажется хоть один бунтовщик, он взорвет крепость и разнесет полрайона.

Однако, ультиматум коменданта напугал не штурмующих, а его собственных солдат. Мало, кто из них мечтал о такой смерти: быть разорванным на куски взрывом. Солдаты, стоящие на воротах, опустили мост, открыли ворота и кинулись прочь со всех ног. Никто их не задерживал.

Комендант, видя такое дело, помолился, зажег факел и стал спускаться в пороховой склад. Но дорогу ему преградили солдаты, ощетинившись штыками. Они-то сбежать не успели.

В это время толпа штурмующих узкой рекой через мост уже вливалась в крепость. Коменданта и всех офицеров окружили, забили прикладами, и искололи штыками. После чего уже мертвому главному защитнику Бастилии отрубили голову, водрузили ее на пику и понесли по улицам Парижа в сторону Пале Рояля. Там пику с головой воткнули посреди сада, и прерванное на три часа веселье продолжилось.

Охрану крепости взял на себя подошедший отряд Национальной гвардии. Сразу же из порохового склада стали выкатывать бочки с порохом и грузить их в подъезжающие повозки, присланные районными отрядами милиции. К исходу дня в городе насчитывалось больше сорока тысяч вооруженных защитников, с полным боекомплектом. С такой армией можно было выдержать любой штурм.

Только что избранный мэр Парижа, Жан Сильвен Байи, отправил королю ультиматум с требованиями отвести от города войска, вернуть Жака Неккера на должность министра финансов и выдать графа д’Артуа, как главного виновника кровопролития 13 июля. В противном случае, Национальная гвардия получит приказ идти на штурм Версаля.

Но король не получил послание Байи этим вечером. Его величество был на охоте в Рамбуйе. Он уехал туда сразу после проводов брата. Настроение короля в ту ночь было хуже некуда, а поднимать его Людовик умел только одним способом: охотой.

Вернулся король 15 июля отдохнувшим и бодрым. Но лучше бы не возвращался. Не дав снять его величеству сапоги, министр двора де Вийедей огорошил:

– Вчера парижане взяли штурмом Бастилию, ваше величество.

– Бастилию? Зачем?

– Не знаю, ваше величество. Может быть они объяснили это в письме?

– В письме? Где оно?

– Оно на вашем письменном столе, ваше величество.

– Хорошо, я почитаю.

Дав слугам себя переодеть, король уселся за стол и вскрыл конверт. Ультиматум Байи его не на шутку напугал. Он немедля вызвал секретаря и продиктовал приказ войскам, окружившим Париж, вернуться к месту расквартирования. Посыльный с приказом еще только садился на коня, а король уже отправился в зал «Малых забав». Неожиданное появление короля прервало обсуждение депутатами очередной статьи Конституции. Все замолчали и в тишине король прошествовал к тому месту, где обычно стояло его кресло. Он подождал традиционного приветствия депутатов, выражавшегося всеобщим вставанием с мест. Однако депутаты не спешили соблюдать традиции, и король, скрепя сердце, простил им такое невежество. Он не присаживаясь в кресло, объявил:

– Спешу вас уведомить, господа, что я только что распорядился отвести войска от Парижа и прошу вас известить столицу об этом моем распоряжении.

Весь зал взорвался аплодисментами.

Король покинул собрание вполне довольный собой. Народ его любит, а тактика соглашательства приносит свои плоды.

Аббат Сийес не присутствовал на этом заседании Учредительного собрания. Весь день он просидел в своем кабинете отеля Клюни. Дежурный монах не успевал носить ему записки, присланные с голубиной почтой. Анжер, Лион, Амьен, Бордо, Вернон, Кан Дижон, Марсель… везде одновременно вспыхнули вооруженные восстания, создавались органы самоуправления и отряды Национальной гвардии. Сийес тщательно переписывал донесения на большой лист бумаги. Завтра эта бумага ляжет на стол маркиза де Монферрат.

***

Король не спешил сообщать в Париж о выполнении остальных требований ультиматума. Он хотел дать время своему брату уехать как можно дальше от столицы и лишь когда посчитал, что граф д’Артуа находится в безопасности, отправился в парижскую ратушу с небольшой свитой.

При выходе из кареты, вместо обычного «виват король», его встретила тишина. Немного обидевшись, король принял какие-то ключи, которые ему подсовывал на подушке тот ненавистный маленький человечек, что докучал ему во время похорон сына, и вошел в здание ратуши. В зале, куда его сопроводили, было полно народа. К кому тут обращаться, совершенно непонятно. Наконец, в безликой толпе он увидел знакомое лицо маркиза де Лафайета. Король заговорил, глядя ему в глаза.

– Я приехал вас уведомить, что войска по моему приказу отведены в места своей постоянной дислокации, Жаку Неккеру отправлено письмо с просьбой вернуться на свой пост. Что касается графа д’Артуа, то еще до получения письма господина…мэра, я отправил его в отставку и выслал за пределы Франции.

– Это очень хорошо, сир, что вы откликнулись на нашу просьбу, – ответил за всех Лафайет. – Еще вам надлежит своим указом утвердить все решения Учредительного собрания, начиная с 13 июля по сей день.

– Хорошо, я рассмотрю их в ближайшее время.

– Мы уже подготовили текст указа, сир. Вам нужно его лишь подписать.

Такого нажима королю еще не приходилось испытывать. Но раз уж начал уступать, надо идти до конца. Да и что изменится, если он не подпишет указ? Фактически все уже свершилось. Его подпись лишь узаконит свершившееся. Законно или незаконно, они будут действовать. Пусть уж тогда действуют законно. И король подписал указ.

Когда король вышел из Ратуши, народ встретил его ликованием. «Виват король, виват народ, виват Франция», – кричали люди.

***

Герцог Орлеанский узнал, что графа д’Артуа уже нет при дворе, от своих шпионов в Ратуше. Эх, жалко! Очень жалко. Теперь уступкам короля никто не помешает. А то, что король будет уступать, он сегодня доказал, узаконив власть бунтовщиков в Париже. Надо срочно что-то придумать. Самое лучшее подставить королю советника, подобно графу д’Артуа, защищающего дворянские привилегии и королевскую власть. Но где такого взять? Король окружил себя бездарностями, под стать себе. Придется, видимо, самому идти на примирение с королем и пытаться остудить тот пыл, с которым он сбрасывает с себя власть.

Когда стратегия понятна, тактический план затруднений герцога обычно не вызывал. Через полчаса он вызвал барона д’Энгре.

– Что-то слышно из провинций, барон?

– Пока нет, монсеньор.

– Плохо. Времени у нас мало. Боюсь, король отдаст свою власть до того, как армии баронов придут его защищать. Вот что я решил: я вернусь ко двору и попробую помочь королю, как можно дольше удерживать власть в своих руках. А вы мне в этом поможете.

– Что я должен сделать монсеньор.

– Сейчас я выйду в сад, а ваши люди пусть кричат: «виват герцог Орлеанский, хотим королем герцога Орлеанского». Что-то в этом роде, поняли?

– А вдруг король об этом узнает?

– Мне и нужно, чтобы он узнал. После этого я поеду и сдамся сам. Скажу, что не имею к этому никакого отношения. Поверьте, после этого король меня уже от себя не отпустит.

– Гениально, монсеньор! – поразился тонкому уму патрона д’Энгре. Он отправился в сад, чтобы дать распоряжения своим людям.

Выждав полчаса вслед за ним отправился и герцог. Не успел он показаться на ступеньках крыльца, как из толпы раздались выкрики: «Виват герцог Орлеанский, герцог Орлеанский наш король, хотим королем герцога Орлеанского…».

Луи Филипп заулыбался, помахал толпе рукой и скрылся во дворце. Он дал время шпионам короля донести до сведения его величества о данном непотребстве и спустя четыре часа, не спеша, поехал в Версаль.

Герцога никто не задержал по пути в покои короля. Значит, король еще не приказал его арестовать. Это было на руку Луи Филиппу. Он собирался оправдаться перед Людовиком еще до своего ареста. Поэтому, найдя короля в его кабинете за письменным столом, герцог Орлеанский сразу приступил к выполнению своего плана:

– Я здесь ни при чем, сир! – воскликнул он.

– В чем ни при чем, Филипп?

– В том, что люди кричали в моем саду.

– А что они кричали?

– Как? Разве вам еще не доложили?

– Перестаньте говорить загадками, Филипп. Что мне должны были доложить?

План рушился. Это просто бардак, а не государство, если, спустя пять часов, королю не доложили о таком значимом событии. Надо как-то спасать положение.

– Тогда я сам вам докладываю, сир. Только что в саду Пале Рояля народ кричал: «Виват герцог Орлеанский, герцог Орлеанский наш король, хотим королем герцога Орлеанского».

– Вот как? – удивленно произнес король, – и что вас побудило рассказать мне об этом?

– Да то, что это просто крики пьяной толпы. Я к ним не имею никакого отношения.

– Разве? А не ваше ли вино они пьют?

– Мое. Но это не повод провозглашать меня королем. И я не хотел бы, сир, чтобы вы видели в моих действиях злой умысел. Вспомните, как я предостерегал вас от созыва Генеральных Штатов. Разве я был не прав?

– Да, тогда вы были правы, Филипп. Сто раз правы.

– Вот видите, сир. Я и сейчас смогу быть вам полезным. Позвольте мне остаться при дворе.

– Ну, хорошо, оставайтесь.

Тем временем аббат Сийес не мог продавить через Учредительное собрание пакет законов, снимающих часть налогового бремени с третьего сословия и переносящего его на дворян и духовенство. Эти законы могли быть принятыми только квалифицированным большинством, а для этого голосов третьего сословия не хватало.

И, как по мановению волшебной палочки, во всех провинциях вспыхнули крестьянские бунты. Крестьяне убивали своих сеньоров, сжигали долговые податные списки, грабили усадьбы помещиков.

Две недели депутаты «высших сословий» стоически переносили чужое горе. Но когда стали поступать сведения из их вотчин о сгоревших усадьбах соседей, один за другим дворяне переходили в лагерь Сийеса. Наконец, 4 августа необходимое количество голосов было набрано, а 6 августа все волнения прекратились.

***

Лафайет теперь редко ездил в Версаль на заседания Учредительного собрания. Ему хватало забот с организацией Национальной гвардии. Размещение, обеспечение продовольствием, создание структуры управления, подбор командиров – все это ложилось на плечи тридцати-двух-летнего генерала. Когда ему передали, что его ждет маркиз де Монферрат, Лафайет обрадовался. Он попросит отставки с этой должности. Не подходит он для исполнения полицейских функций. Ладно еще, когда отдаешь приказ стрелять в преступников, но ведь может так случиться, что придется стрелять в народ. К этому он уж точно не готов.

Но Монферрат, будто угадав намерения Лафайета, не дал возможности генералу о них заявить.

– Я знаю, Лафайет, – сказал он, – вас тяготят полицейские обязанности, но придется потерпеть. К счастью для вас, это ненадолго. Вскоре нам предстоит бороться с внешними врагами, а не с внутренними.

– Почему вы так думаете, мессир?

– Все ведь считают, что сегодня, как никогда, Франция слаба и непременно захотят поживиться. Вот вы и будете доказывать, что они заблуждаются. Но сегодня я позвал вас не за этим.

Монферрат взял с края стола листок бумаги и положил перед Лафайетом.

– Я набросал черновик документа, который предварительно назвал «Декларация прав человека и гражданина». В нем десять пунктов. Возьмите его, обсудите с аббатом и другими депутатами. Можете дополнить преамбулой, можете добавить несколько пунктов. Но эти десять должны остаться неизменными.

– Но у меня совсем нет времени этим заниматься, мессир.

– Ничего. Передайте организационные дела своим помощникам. Декларация сейчас важнее. Ее необходимо принять в самое ближайшее время. И вот еще что: зачитать окончательный вариант перед собранием должны именно вы.

К обсуждению декларации присоединились многие депутаты. Каждый хотел внести в нее что-то свое и, если бы Лафайет не пресекал такие потуги, итоговый документ мог вырасти до нескольких томов.

И все же семь пунктов депутатам общими усилиями удалось внести. Преамбулу написал аббат Сийес. 26 августа Лафайет зачитал Декларацию перед Учредительным собранием:

Представители французского народа, образовав Национальное собрание и полагая, что невежество, забвение прав человека или пренебрежение ими являются единственной причиной общественных бедствий и испорченности правительств, приняли решение изложить в торжественной Декларации естественные, неотчуждаемые и священные права человека…

Национальное собрание признает и провозглашает перед лицом и под покровительством Верховного существа следующие права человека и гражданина.

– Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах. Общественные различия могут основываться лишь на общей пользе.

– Цель всякого политического союза – обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека. Таковые – свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению.

– Источником суверенной власти является нация. Никакие учреждения, ни один индивид не могут обладать властью, которая не исходит явно от нации.

– Свобода состоит в возможности делать все, что не наносит вреда другому: таким образом, осуществление естественных прав каждого человека ограничено лишь теми пределами, которые обеспечивают другим членам общества пользование теми же правами. Пределы эти могут быть определены только законом.

– Закон имеет право запрещать лишь действия, вредные для общества. Все, что не запрещено законом, то дозволено и никто не может быть принужден делать то, что не предписано законом…

Лафайет в полной тишине зачитал все семнадцать пунктов, и зал взорвался бурными овациями. Декларацию приняли подавляющим большинством голосов. В этот же день ее вместе с остальными августовскими законами отнесли на утверждение королю.

Секретарь Учредительного собрания, принесший документы, видел, что король занят. В его кабинете находятся герцог Орлеанский и Жак Неккер, и они разговаривают. Но это его не смутило. Он прошел к столу, за которым сидел король и положил перед ним бумаги.

– Эти документы необходимо подписать, ваше величество.

– Да, да, – взялся за перо король.

Но тут Неккер неожиданно громко набросился на секретаря:

– По какому праву вы врываетесь в кабинет вашего короля, когда он занят?! Оставьте свои документы и идите! Когда его величество их рассмотрит, вам сообщат.

Секретарь испуганно выбежал из кабинета, и герцог Орлеанский захохотал:

– Ха-ха! Браво, Неккер. Они теперь пожалеют, что вернули вас в Версаль.

– Ненавижу бесцеремонность. Должны же быть какие-то нормы приличия, – ответил министр.

– Сир, может, вы зачитаете то, что собрались подписать? – обратился герцог к королю

– Пусть Неккер зачитает.

Министр начал читать законы, которые снижают налоговое бремя третьего сословия, и обременяют два высших, а когда дочитал, выдал свое резюме:

– Я против, ваше величество.

– Но почему? Вы же всегда ратовали за отмену привилегий высших сословий.

– Да, но при этом я никогда не говорил, что нужно снижать налоги для третьего сословия. Если принять эти законы, то казна будет не пополняться, а пустеть.

– Вам не угодишь, Неккер.

– Не нужно мне угождать, ваше величество. Пусть они просто утвердят те меры, которые мы с вами предлагали на первом заседании Генеральных Штатов.

Пока король со своим министром переговаривались, герцог прочел текст Декларации и бросил ее на стол.

– Это бред, – заявил он, – они хотят себе прав, равных с королем. Где тут вообще король?! Чем он будет править, если над всем стоит закон? Эти документы нельзя утверждать, сир.

– Вы меня толкаете на противостояние с Учредительным собранием. А вдруг они решат совсем упразднить королевскую власть?

– Мы еще посмотрим, кто кого упразднит, сир. Скоро в Версаль начнут стекаться ваши сторонники и мы сумеем вас защитить.

Герцог знал, о чем говорил. Его план поднять против Парижа провинцию провалился. Революционные силы его опередили и прочно удерживали власть на местах. Тогда герцог поменял план и с помощью барона д’Энгре призвал сторонников короля съезжаться в Версаль и его окрестности.

Король колебался. Он в который раз стоит перед выбором: довериться Луи Филиппу Орлеанскому или поступить наперекор ему, как он обычно и делал. Глубоко в душе Людовик чувствовал безотчетную неприязнь к этому человеку, но если честно признаться себе, то, следуя советам герцога, он бы не довел Францию до сегодняшнего плачевного состояния.

– Хорошо, господа, – наконец решился король, – я не буду подписывать эти бумаги.