Властелин. Книга 3. Император Европы

Следуя выбранной тактике, Суворов на целую неделю задержался в Вильно. Губернатор предоставил Александру Васильевичу свой дом, где высокий гость мог устраивать приемы и балы. Балы Суворов не устраивал, а вот приемы, больше похожие на посиделки, проходили в доме губернатора каждый вечер.

Разговоры велись на разные темы, но тему реформы армии Александр Васильевич оставить не мог. Он знал, что императору докладывают о каждом произнесенном им слове и вел с Павлом, как бы, заочную беседу. Нет, генералиссимус не критиковал императора, наоборот, он отмечал возросшую дисциплину в войсках, но для побед этого мало. Не страх перед наказанием, а боевой дух толкает солдата на подвиг, не механические действия, предписанные Уставом, а быстрота, смекалка и инициатива дают шанс солдату выжить в самом смертельном бою. Суворов приводил множество примеров, подтверждающих эти, казалось бы, простые истины.

Виленский полицмейстер был полностью согласен с генералиссимусом в этом вопросе. Поэтому без всякого зазрения совести отправлял в столицу военному коменданту графу Палену отчеты о беседах в доме губернатора.

Пален критически обрабатывал эти отчеты. Он выписывал из них все, что могло скомпрометировать Суворова в глазах императора и лично доставлял свои докладные записки в Зимний дворец.

Докладные Палена ничуть не удивляли царя. Он и без них знал взгляды Суворова. Бесили Павла не мысли генералиссимуса, а их публичное высказывание. Неужели он не понимает, что этим роняет авторитет императора? Нет, такого прощать нельзя. Не будет ему никакой торжественной встречи. И лучше, если сам князь догадается, что в столице его не желают видеть. Странно, что он не догадался до сих пор. Ведь он получил уже две претензии от государя: одна – в дурном влиянии на сына, другая – в плохом исполнении Устава. Неужели недостаточно? Если мало, найдем еще. Император долго не мог найти, в чем еще можно упрекнуть князя, пока, наконец, не вспомнил о докладе одного из своих соглядателей при штабе Суворова. В докладе мимоходом говорилось, что фельдмаршал послал генерал-адъютанта туда-то. Вот оно!

Царь сел за стол и быстро написал письмо:

«Господин Генералиссимус Князь Италийский Граф Суворов-Рымникский! Нами получены сведения, что Вы имели при себе генерал-адъютанта, что дозволено Уставом только для царских особ. Чем вы это объясните?».

Суворов получил это послание уже в Пскове. На мгновенье у него возникло желание бросить все и повернуть на Кончанское. Там и подлечиться окончательно можно. Но это было бы отступлением. Да что там отступлением – бегством. Нет, он должен поговорить с государем. Судя по всему, он не видит главной опасности для государства, а опасность сия – есть Бонапарт. С Бонапартом по уставу не повоюешь. Этот дерзкий генерал разорвал и выбросил на свалку всю прежнюю военную науку. Пока государи европейские это не поймут, всегда биты им будут. Надо показать императору свой труд «Науку побеждать». Может быть написанное слово на него больше подействует, чем сказанное. И Александр Васильевич продолжил свой путь в столицу.

На последней перед Санкт-Петербургом почтовой станции его ждал приказ императора: въезжать в столицу ночью. Это означало, что торжественной встречи не будет. Да и бог с ним. Суворов отправил адъютанта к Дмитрию Ивановичу Хвостову, мужу своей племянницы, у которого всегда останавливался, будучи в столице. Дмитрий Иванович считал великого полководца своим благодетелем и принимал в своем доме в любое время дня и ночи.

К вечеру у Александра Васильевича возобновился жар. Когда в доме Хвостова он разделся, чтобы умыться с дороги, то увидел, что зарубцевавшиеся язвы на ногах разрослись и превратились в большие синие пятна. Суворов не хотел верить, что это конец. Он попросил Дмитрия Ивановича сообщить государю о своем приезде. Хвостов тут же написал письмо фавориту царя Кутайсову, с которым находился в приятельских отношениях. Утром он лично отнес письмо, на которое Павел так и не ответил.

К больному наведывалось множество военных лекарей, но определить, чем болен командующий, они не смогли. Опухоль и пятна на ногах были похожи на гангрену, но чем она вызвана? Да, вдобавок, пятна стали появляться и на животе, и на спине, и на боку. Гангрена так себя не ведет. Она движется от зараженных участков постепенно, а не скачет по всему телу. Не зная причины болезни и чем с ней бороться, врачи сошлись во мнении, что виноват порядок питания больного. Суворов ел один раз в день, рано утром, что по мнению врачей было совершенно недопустимо. Александра Васильевича стали кормить три раза в день. Но это не помогло. Ему становилось все хуже и хуже. У него начались провалы в памяти, он перестал вставать с постели.

Через две недели после своего приезда в Санкт-Петербург, 6 мая 1800 года генералиссимус, князь Италийский, граф Суворов-Рымникский, скончался.

Свою гвардию, Преображенский, Семеновский и Измайловский полки, император на похороны не пустил. Сопровождать гроб разрешили лишь двум армейским и одному конногвардейскому батальону. Не появился на церемонии и сам царь. Его примеру последовала вся придворная челядь.

Зато, казалось, весь остальной Петербург пришел проститься с великим полководцем. Пришли все иностранные министры и поверенные. Шесть верст траурного пути от дома Хвостова до Александро-Невской лавры были забиты народом. Люди толпились у стен домов, теснились в открытых окнах, на балконах и даже на крышах домов. Большинство из них присоединялось к траурной процессии.

Когда колесница с гробом подъехала к воротам Александро-Невского монастыря, процессия остановилась. Все стали спрашивать, почему стоим? Оказалось, что траурный балдахин над колесницей слишком велик и не пройдет в узкие ворота монастыря. Распорядители уже отдали команду разбирать балдахин, когда один из ветеранов, стоящих в строю выкрикнул: «Небось пройдет! Наш Александр Васильевич везде проходил». Лошади тронулись, и, каким-то чудом колесница прошла.

Даже для мертвого Суворова не было непреодолимых преград.

***

В то время, когда в Санкт-Петербурге народ прощался со своим великим полководцем, Наполеон Бонапарт выехал из Парижа в действующую армию. Наконец-то он сможет отдохнуть. Да, впереди его ждут тяжелые переходы и новые битвы, но это его стихия. В ней он чувствует себя, как рыба в воде.

Для того, чтобы устроить себе такой «отдых», ему пришлось немало потрудиться. Ему в руки упала страна, доведенная Директорией до крайнего разорения. Казна пуста, сельское хозяйство в упадке, товары не производятся. Потеряны территории, завоеванные в ходе революционных войн. Хуже того, Франция продолжает эти территории терять.

Возврат этих территорий – первоочередная задача, поэтому в первый же свой рабочий день в Люксембургском дворце первый консул продиктовал Бурьенну письма к английскому королю и австрийскому императору с предложением о мире. Да, именно такое странное наставление получил Наполеон в Большой пирамиде. Маркиз де Монферрат предостерег Наполеона от захватнических войн. «Никогда не нападай первым, – говорил он, – делай что хочешь: притворись слабым, проси мира или наоборот веди себя вызывающе, но только добейся, чтобы на твою страну напали либо тебе объявили войну. Тогда твоя война будет освободительная, а, значит, справедливая. Твои солдаты будут осознавать, что умирают за правое дело». Наполеон решил для себя неукоснительно следовать этому правилу.

Предложения о мире он разослал, но что делать дальше? Как брать бразды правления целой страной? Не покоренной страной, где можно повелевать, наплевав на мнение аборигенов, а там, где народ должен тобой восторгаться и прославлять. Как управлять страной, которую ты собираешься превратить в могущественную и процветающую метрополию всей Европы?

Когда об этом говорил его Покровитель в Большой пирамиде, все казалось простым и понятным, но как только наступил черед действовать, на Бонапарта обрушилась лавина проблем. Первая из них – где брать людей? Нужны сотни управляющих территориальными и отраслевыми департаментами, а среди знакомых первого консула, способных к такому роду деятельности, не набирался и десяток. В кадровом вопросе мог бы помочь Сийес, но Наполеон не стал к нему обращаться. Первый консул откровенно боялся оказаться под влиянием ближайшего помощника маркиза. Бонапарт принял от Сийеса Конституцию и согласился с его добровольной почетной отставкой.

Новая Конституция предоставляла первому консулу всю полноту исполнительной власти в стране. Упразднялись все выборные должности. Первый консул назначал сенаторов, которые «избирали» две ветви законодательного собрания: Трибунат и Законодательный корпус. Причем, Трибунат мог только обсуждать законопроекты без голосования, а Законодательный корпус – голосовать без обсуждения.

Первый консул назначал всех министров, и судей Верховного суда, которые, в свою очередь назначали глав и префектов в отраслевые и региональные департаменты и окружных судей.

В теории все было хорошо, а на практике…. Наполеон назначил на пост министра внутренних дел своего брата Люсьена, брату Жозефу он предоставил место в государственном совете и на этом его кадровый резерв закончился. Из-за нехватки специалистов пришлось оставить на своих постах министра иностранных дел Талейрана и министра полиции Фуше. Хотя Бонапарт не сомневался: эти двое продадут его, не задумываясь, как только появится выгодный покупатель.

Работа с гражданскими кадрами выматывала Наполеона, отнимала у него всю жизненную энергию. Если бы это была единственная задача первого консула, он бы безропотно продолжал ей заниматься, но и другие дела запускать было нельзя.

– Я сойду с ума от всего этого, – пожаловался он однажды Бурьенну.

– Я могу помочь, – отозвался тот.

– Ты и так помогаешь. Что ты еще можешь сделать?

–Я мог бы заняться подбором людей.

– Подбором людей? – удивился Наполеон, – а ты знаешь, что для каждой должности нужно найти человека не просто с определенными навыками, но и с определенным характером, складом ума, душевными качествами.

– Я все это понимаю. Я могу проделывать всю черновую работу, отсеивать кандидатов, а окончательное утверждение будет за тобой.

Наполеон непроизвольно поморщился. Его стало коробить от обращения к нему на «ты». Он теперь не просто генерал, он глава государства, почти король. А разве мог хоть кто-нибудь говорить королю «ты»? Даже самые ближайшие родственники не могли, не говоря уже о каких-то секретарях. Но по сути Бурьенн говорит дело. Если он взвалит на себя эту нудную и кропотливую часть забот первого консула, то высвободится куча времени для всего остального. И Наполеон согласился.

Правда, свободного времени у него от этого не появилось. Не успевал он решить одну задачу, откуда-то из небытия всплывала новая. То разбойничьи шайки активизировались и грабили любой экипаж, стоило ему появиться на дороге, то Вандея вновь подняла мятеж, то спекулянты резко взвинчивали цены на продукты. Где жестокостью, где уговорами Бонапарту удалось уничтожить, усмирить и обуздать все то, что мешало нормальной жизни французов. Наполеон работал по 18 часов в день и по 9 дней в декаде. Лишь изредка, вконец измотанный, он приезжал к Жозефине в Мальмезан. Только здесь он мог себе позволить не думать о делах. Один день отдыха в роскошном особняке возвращал его к жизни. Хотя бы частично этим окупались немалые затраты на покупку дворца

Проблем могло быть гораздо больше, если бы не Мартен Годен. Это имя всплыло в Большой пирамиде, как имя единственно возможного кандидата на должность министра финансов Франции. Этот человек служил на поприще финансов, начиная еще с первого «пришествия» Неккера. Уходили и приходили королевские министры, теряли головы на гильотине республиканские министры, а Годен бессменно сидел в кресле заместителя и управлял финансами. Лишь в короткий период правления Директории маркиз де Монферрат приказал Годену покинуть свой пост.

«Ты не должен себя скомпрометировать связями с этими ненасытными ворами», – так объяснил свой приказ его покровитель.

Благодаря Годену, Наполеон мог не углубляться хотя бы в эту сферу управления. Он лишь подписывал те декреты, которые готовил для него министр финансов. Декреты о создании Банка Франции, о налоговой системе, о таможенных тарифах, о контрольных финансовых органах… жизни бы не хватило во все это вникнуть.

Как бы ни было трудно, но всего за полгода Наполеон создал почти совершенную пирамиду управления. И пусть не он был ее автором, но он сумел в такой короткий срок воплотить план Благодетеля на практике. Как же он за это время устал! Он чувствовал полное эмоциональное опустошение. Самое обидное, ты можешь из кожи вон лезть, улучшая условия для жизни французов, но никто не замечает твоих усилий. Все происходит, как бы, само собой. На этом поприще не дождаться ни признания, ни славы.

Другое дело – война. Одна битва, одна победа – и тебе обеспечена слава и восхищение народа, а твое имя навсегда вписано в анналы истории. Поэтому Наполеон жаждал войны с нетерпением любовника, которому возлюбленная обещает незабываемый вечер, но каждый раз его откладывает.

На его счастье и австрийский император, и английский король ответили отказом на его мирные предложения. Наполеон немедленно распорядился напечатать в газетах выдержки из писем враждебных монархов, в которых они требуют территориальных уступок и возвращения Бурбонов на трон. Первый консул немного слукавил: требование восстановления Бурбонов было лишь желательным, но необязательным. А только это несправедливое требование могло вызвать справедливый гнев французов. Оно и вызвало. Газеты поддерживали пламя народного гнева призывами сплотиться и встать всем на защиту завоеваний революции. Когда объявили набор в армию, недостатка в добровольцах не было. Быстро собрав войско, Наполеон отправился в поход.

Главные силы австрийцев оставались на том же месте, куда их привел Суворов год назад. Удаляя Суворова из Италии, австрийский Генштаб рассчитывал легко справиться с остатками французской армии, но не тут-то было. Генерал Меласс уже год осаждал Геную, держа под ее стенами огромную армию. Такие силы для осады не требовались, но у генерала были и другие соображения. Он выбрал отличную позицию для «достойной встречи» войска Бонапарта.

Зная это, Наполеон повел армию не туда, где его ждали. К 16 мая 1800 года он с главными силами вышел к подножью перевала Сен-Бернар в Швейцарии. Авангард генерала Лана в это время уже перебирался через вершину. Через десять дней вся французская армия перебралась через Альпы. Армия потеряла или оставила на швейцарской стороне почти всю артиллерию. Кавалерийские части не досчитывались половины лошадей. Зато Наполеон оказался в глубоком тылу австрийской армии и перед ним не было ни одного крупного военного соединения.

За две недели он вернул себе всю северную Италию, за исключением окрестностей Генуи. Армия Меласса оказалась отрезанной от всех коммуникаций.

Наполеон понимал, что у Меласса один выход: прорываться к границам Австрии. Но где он будет это делать? Ответа Бонапарт не знал. Поэтому он рассредоточил свою армию на возможных направлениях прорыва, а дивизию генерала Дезе отправил обходным маршрутом с задачей выйти в тыл австрийцам.

Меласс всей своей армией ударил по французам в районе деревушки Маренго. Деревню защищал один корпус, и вскоре под ураганом картечи и натиском превосходящих сил французы отступили. Прибывающие на шум орудийной канонады подкрепления попадали в ту же «мясорубку» и вскоре присоединялись к отступающим. Наполеон прибыл к месту сражения именно в этот момент. Не раздумывая он бросил в бой все свои резервы, включая восемьсот солдат личной гвардии. Ничего не помогло. Французы отступали. Еще мгновение, и они обратятся в бегство.

Меласс уже праздновал победу. Ему оставалось добить раненого врага, и он отрядил для этого кавалерийскую бригаду и два пехотных полка. После чего генерал отправил гонца в Вену с донесением о разгроме хваленого Бонапарта и пошел обедать.

Тем временем генерал Дезе спешил в тыл австрийской армии, ориентируясь на грохот пушек. Когда бегущие со штыками наперевес французы внезапно появились на позициях австрийцев, те уже спокойно расположились на обед, сложив ружья в пирамиды. Паника в рядах австрийцев была полная. В считанные мгновения все развернулось. Теперь австрийцы не просто отступали, они метались под огнем и штыками наседающего со всех сторон противника.

Каким-то чудом Мелассу удалось вырваться из окружения с небольшими остатками своей армии. Он немедленно отправил к Бонапарту парламентеров с предложением о перемирии.

Наполеон был в трауре. Во время атаки погиб его соратник по Италии и Египту, генерал Дезе. Он спас армию от разгрома, обратил неминуемое поражение в победу, но цена этой победы оказалась слишком высока. Бонапарт искренне жалел своего генерала. Когда ему сообщили о гибели Дезе, у него даже скупая мужская слеза выкатилась из глаза. Но он не винил в смерти генерала никого конкретно. «На войне убивают» – так он относился к боевым потерям. Поэтому он спокойно принял парламентеров от Меласса и передал им свои условия: австрийцы выводят из Италии все войска до последнего солдата.

Меласс с этими условиями согласился.

Ровно месяц понадобился Наполеону чтобы вернуть себе Италию. Он отправил в Вену предложение о заключении мира на условиях предыдущего мирного договора. Император Франц ответил категорическим отказом. Это не расстроило первого консула Франции. У него созрел план, как заставить австрийского императора заключить мир.

***

Париж встречал Бонапарта всенародным ликованием. Под шум аплодисментов и выкриков «Виват, Бонапарт», Наполеон взбежал по ступенькам парадного подъезда дворца Тюильри. Он торопился дать распоряжения относительно своего плана, но в приемной его ждал министр финансов Мартен Годен.

– Что-то срочное, господин министр? – на ходу спросил Наполеон.

– Думаю, да, господин первый консул.

– Хорошо, идемте.

Наполеон сам распахнул тяжелые двери, остановил жестом своего секретаря Бурьенна и вошел в кабинет. Годен поспешил за ним, с трудом закрыв тяжелые двери за собой.

– Я слушаю, господин министр, – развернулся к нему первый консул.

– Из департамента Жиронда уже четыре месяца нет вестей от моих сборщиков налогов.

– И что? Это вопрос первого консула? Обратитесь к министру внутренних дел, – не пытаясь скрыть раздражение, собрался закончить разговор Наполеон.

– Уже обращался два месяца назад, и уже месяц министр мне повторяет: запрос отправили, ждем ответа.

– Так вы пришли пожаловаться на министра, мсье Годен? – Наполеон начинал понимать, что его ждет неприятный разговор о брате.

– Нет, господин первый консул. Я пришел сказать, что уже четыре месяца из богатейшего департамента не поступает ни одного франка налогов. По моим подсчетам, потери уже составили около половины миллиона франков. Каждый месяц увеличивает потери больше, чем на сто тысяч.

– Сколько там ваших людей?

– Трое сборщиков и полувзвод конвоя.

– А не могли они договориться и сбежать с деньгами?

– Могли. Но для этого нужно, чтобы среди двадцати человек не оказалось ни одного честного. Чаще бывает наоборот: среди двадцати честных попадается один негодяй.

– Хорошо, мсье Годен, я разберусь.

Бонапарт проводил министра финансов за двери кабинета и приказал Бурьенну вызвать министра внутренних дел.

Люсьен Бонапарт появился в кабинете первого консула спустя два часа, хотя если бы поторопился, мог уложиться за двадцать минут.

– О, брат, ты вернулся?! Поздравляю с победой! – кинулся Люсьен к сидящему за столом Наполеону.

– Мсье Бурьенн, выйдите из кабинета, пожалуйста, – не обращая внимания на реплику брата приказал Наполеон.

Дождавшись, когда его секретарь уйдет, он поднял взгляд на Люсьена. И взгляд этот не сулил ничего хорошего.

– К тебе обращался Годен по поводу пропажи сборщиков налогов? – настолько сдержано, насколько смог, спросил Наполеон.

– Обращался.

– И что ты сделал?

– Я отправил запрос префекту в Бордо.

– Насколько я понимаю, это было три месяца назад?

– Ты правильно понимаешь.

– Какие меры ты предпринял, чтобы получить ответ?

– Недавно я отправил еще один запрос.

– Скажи, Люсьен, у тебя есть полмиллиона франков?

– Нет, а при чем здесь это?

– Да при том!!! – Наполеон неожиданно вскочил из-за стола с грохотом опрокинув стул, – если ты за десять дней не выяснишь, куда делись мои сборщики вместе с налогами, то выложишь полмиллиона из своего кармана!

Люсьен не испугался. Он знал, что его брат мог разыгрывать вспышки гнева, оставаясь совершенно спокойным.

– Хорошо, я отправлю кого-нибудь в Бордо, – сказал он.

– Не отправишь, а поедешь сам! – Наполеон начал раздражаться по-настоящему.

– Не поеду.

– Что?!!

– Брат, я давно хотел тебе сказать, освободи меня от этой должности. Не мое это. Я не могу командовать, как ты.

Наполеон поднял стул, уселся за стол и, не глядя на брата, произнес:

– Иди. Я подумаю.

Когда Люсьен ушел, первый консул вызвал министра полиции Фуше и, обрисовав ситуацию, поручил выяснить, куда делись сборщики налогов.

– И вот еще что, – остановил Бонапарт министра полиции, когда тот собирался уходить, – закажите в газеты статью с заголовком «Жест доброй воли» или что-то вроде этого. И пусть в ней сообщат, что первый консул Франции собирается освободить и отправить домой всех русских пленных. Причем, не просто так, а с личным оружием, в новом обмундировании и с захваченными знаменами.

– Я сделаю, господин первый консул, но, простите, зачем? Да еще в обмундировании. У нас, насколько я знаю, около шести тысяч пленных русских.

– В Италии австрийцев я разбил, но в Швейцарии Моро топчется на месте. Австрийцы рассчитывают на свой успех там и отказываются заключать мирный договор. Как вы думаете, напугает их потенциальный союз между Россией и Францией?

– Думаю, да! – Фуше, сам мастер интриг и комбинаций, сразу понял задумку первого консула, – я немедленно дам указания газетам.

Бонапарт остался один. Он не мог не думать о выходке Люсьена. Брат все-таки. Стоит только перестать его опекать, и он покатится по наклонной. Мать этого не одобрит. А Наполеону очень не хотелось давать матери еще одну причину быть им недовольной. Достаточно того, что она не хочет признавать Жозефину. Но здесь уж ничего не поделать. Все попытки переломить отношение матери к своей жене для Наполеона закончились ничем. Вернее сказать, небольшого прогресса он добился. Сначала мать не хотела разговаривать ни с ним, ни с Жозефиной. Теперь она с ним разговаривает, но так, как будто Жозефины нет на свете. Не хватало еще поссориться с ней из-за Люсьена. Нет, с братом надо что-то решать.

***

– Господин канцлер, вас вызывает император.

– Да, да, сейчас буду, – барон фон Тугут оторвал взгляд от газеты и кивнул стоящему перед ним адъютанту императора.

Канцлер догадывался, зачем его вызывает император Франц. Утром ему доставили парижскую газету, в которой сообщалось, что Бонапарт собирается без всяких условий вернуть Павлу всех русских пленных. Этот жест ничто иное, как приглашение к дружбе. Согласится с ним русский цезарь? Безусловно, согласится. У него не осталось перед бывшими союзниками ни одного морального обязательства, мешающего этому. Если Бонапарт с Павлом объединятся, Австрию ждет крах.

Император будет обвинять в этом его, барона фон Тугута. К счастью, пока еще есть чем ответить на эти обвинения.

Идя к своему государю, барон готов был оправдаться. Его не застал врасплох вопрос императора:

– Вы помните, барон, что вы мне обещали, когда предлагали вывести русских из Италии?

– Помню, ваше величество. Я говорил, что Австрия теперь и без русских удержит Италию.

– А что вы говорили по поводу русского цезаря?

– Я говорил, ваше величество, что цезарь Павел не будет возражать, а сам прикажет фельдмаршалу Суворову покинуть Италию.

– Нет, барон! Я ведь спрашивал у вас, не рассорит ли меня с русским цезарем наш демарш в отношении Суворова. Что вы ответили?

– Что не рассорит, ваше…

– А что вы скажете на это, барон?! – Франц внезапно перешел на крик и стукнул ладонью по газетной статье, – французы выгнали нас из Италии, а цезарь Павел вот-вот заключит союз с Бонапартом!

– Человек не может все предвидеть, ваше величество.

– Обычный человек не может, а канцлер должен предвидеть все последствия своих решений. Раз вы не можете, вы больше не канцлер!

– Но, ваше величество! Я как раз занят исправлением наших ошибок.

– Ваших ошибок, Тугут, ваших! – император все еще был в возбужденном состоянии. – каким образом вы собираетесь их исправить?

– Еще весной, ваше величество, я отправил в Санкт-Петербург человека, и думаю уже скоро в России будет другой цезарь. Кроме того, наш штаб разрабатывает план наступления, который приведет к разгрому рейнской армии французов. После чего, под угрозой вторжения в Париж, они вынуждены будут вернуть нам Италию.

– Это все слова, Тугут! Кто из ваших генералов способен разбить Бонапарта?

– Насколько я знаю, ваше величество, Бонапарт не собирается выезжать в действующую армию в ближайшее время, а генерал Моро не такой уж непобедимый.

– И не напомните ли вы мне, кто его побеждал? – ехидно спросил уже успокаивающийся император.

– Эрцгерцог Карл, ваше величество.

– А где он теперь?

– Да, вы правы, ваше величество. Это из-за меня эрцгерцог ушел в отставку. Я признаю, что некоторые приказы штаба были ошибочны. Но ведь не я сам их придумывал. Все генералы штаба в этом участвовали.

– Ну, и кто, по-вашему, разгромит генерала Моро?

– У нас много талантливых генералов, ваше величество. Вот, хотя бы, фельдмаршал Коловрат. А возглавить армию я хочу предложить эрцгерцогу Фердинанду.

– Ладно, барон. Я отстраняю вас от должности канцлера временно. Во главе штаба вы пока остаетесь. Отбросьте французов за Рейн, решите вопрос с Павлом, и я вас восстановлю во всех должностях. Но это ваш последний шанс.

– Благодарю, ваше величество!

***

Август фон Коцебу ехал из Тобольска в Санкт-Петербург в сопровождении конвойного офицера. Правда, в этот раз офицер не конвоировал Августа, а лишь сопровождал, «дабы опасностям по дороге он подвергнут не был». Это стало возможным после указа императора Павла о полной амнистии Августа фон Коцебу. И это было столь же неожиданным, как и предшествующий этому арест и ссылка в Сибирь.

Фон Коцебу был тем человеком, на которого надеялся барон фон Тугут в решении вопроса с императором Павлом. Августа арестовали на самой границе, когда он пытался въехать в Россию. Его обвинили в шпионаже в пользу Франции и по указу царя отправили в Тобольск. Оттуда по этапу его препроводили в Курган.

Это была явно какая-то ошибка. Он, конечно, был шпионом, но никак не французским. Его, известного в Европе драматурга, завербовал австрийский канцлер полтора года назад, воспользовавшись безвыходным финансовым положением Августа. Канцлер тогда погасил все его долги, устроил на должность секретаря венского театра и добился от императора небольшой пенсии.

Такое к себе расположение канцлера Тугута Август получил не из-за своих писательских талантов, а из-за близкого знакомства с Петром Алексеевичем Паленом. Они познакомились еще в бытность Петра Алексеевича рижским губернатором. Этот факт заинтересовал барона фон Тугута сразу, как только Палена приблизил к себе цезарь Павел.

Фон Коцебу отправился в Россию с легендой, будто бы он собирается навестить родственников своей жены, но по непонятной причине был арестован на границе.

Уже будучи в Кургане, он решился написать Палену о полнейшем недоразумении приведшим к его аресту. Это повлияло на его освобождение или что-то другое, но зимовать он будет не в холодной Сибири, а в относительно теплом Санкт-Петербурге.

***

Лорд Чарлз Уитворт не мог уснуть. Он только что провел бурные полчаса с красивой и влюбленной в него до безумия женщиной. Но не воспоминания о страстных мгновениях были причиной его бессонницы. Уитворт никак не мог привыкнуть к своему сегодняшнему положению.

Он двенадцать лет бессменно оставался послом Англии в России. Благодаря ему, английские товары беспрепятственно заполняли российский рынок, а Англия получала корабельный лес, пеньку, зерно, и пушнину. Благодаря ему, Россия всегда плыла в фарватере английской политики. Он поддерживал прекрасные отношения с Павлом, когда тот еще был наследным принцем, и они сохранились, когда Павел стал царем.

И, вдруг, без всякой причины все поменялось. Павел потребовал удалить Уитворта из России и отозвал своего посла из Англии. Статус дипломатических отношений понизился до уровня секретарей посольств. Такое бывает только накануне войны. Война с Россией – это бред! Ни у одной из сторон нет никаких шансов на победу. У России нет флота способного сокрушить английский, а у Англии нет такой сухопутной армии, чтобы противостоять русской. Мало того, Англия останется без русского леса. Из чего тогда строить корабли?

Из России Уитворта срочно вызвали в Лондон. Его принял сам премьер Уильям Питт, и главный вопрос, который он поставил: почему произошло столь резкое охлаждение отношений? Ведь Англия уступила всем требованиям русского царя. Уитворт не знал ответа. Но что-то отвечать было нужно, и он представил Павла, как неустойчивого, полубезумного неврастеника, поддающегося первому порыву. С таким невозможно иметь предсказуемых отношений.

Премьер-министр сразу поверил послу. Таким же сумасшедшим был и английский король Георг III. Но король Англии, каким бы безумным он не был, не так опасен для своей страны и для соседей, как русский царь. Король, опутан законами, решениями Парламента, а царь может творить все, что ему взбредет в голову. Недопустимо, чтобы безумец правил столь важным торговым партнером и стратегическим союзником, каковым на протяжении последнего века является Россия для Англии.

– А что вы скажете по поводу принца Александра, лорд Уитворт? – спросил тогда премьер.

– Это достойный, уравновешенный молодой человек, – ответил бывший посол.

– Как вы думаете, выиграет Англия, если он займет российский престол или, хотя бы станет регентом при безумном государе?

– Безусловно, ваше превосходительство.

– Тогда это ваш шанс исправить свою оплошность, лорд Уитворт. Не упустите его.

«Не упустите…», легко сказать. А как сделать? Да, он мог бы прозондировать почву через нескольких придворных вельмож, хоть того же Никиту Панина. Но как дать им знать? Всю почту, адресованную важным особам, в России вскрывают. Да и не только в России.

Нужна надежная связь. Только он начал обдумывать варианты связи, из России к нему в Лондон приехала Ольга Жеребцова. Это судьба. Влюбленная в него женщина, да еще и по натуре склонная к интригам – это идеальный связной.