Вокруг одинокого шпиля, погружённого навечно во тьму, кружат снежные вихри, окутывая её практически до самого пика, отчего она пребывает в чуждом пространном великолепии. Её окна не светились, навечно потухнув во мраке, как и свет всего комплекса, который погрузился в сумрачное состояние. Несмотря на ту тишину, то безмолвие, что царило внутри зданий, раскинутых горизонтально горам, зажав великолепную башню, в каждой постройке отчётливо слышалось плачевное завывание вьюги, которая так и рвалась внутрь, трясь об камень под смертоносным ледяным напором.

Вся площадка возле построек заметена напрочь и представляет собой один большой пляж со снежными барханами и дюнами, которые сияют ярким серебром под ликом большой прекрасной луны, едва выглядывающей из-за густых облаков. Каждая снежинка, заигравшаяся в безумно стремительном вихревом танце, подпадая под серебряные лучи тусклого лунного света, становилась подобна мелкому и сиятельному брильянту, который удалось поднять в воздух и закружить вокруг целого комплекса построек, сияющего средь величественной снежной пустоты.

Внутри каждой постройки комплекса царит молчание, запустение и тишина, что странной вуалью повисли на этом историческом месте, отчего оно становилось ещё мистичнее и обворожительнее. Ещё неделей назад тут кипела жизнь, а теперь же она являет собой следствие чреды событий, приведших к социальному коллапсу, разлетевшемуся по всему Автократорству.

Если присмотреться, то можно увидеть, как от шпиля на запад уходит целый ряд пристроек, смахивающих на прекрасные готические соборы – такие же устремлённый ввысь десятками остроконечных башен. На востоке же шпиль теснит огромное здание, смахивающее на огромный пантеон, словно противоборствующий по стилю готике востока.

Практически всё укрыла манящая и загадочная тишина, только ветряной напев тут царствует, но не весь комплекс находится в тени истории, прикрывшись пеленой абсолютного безмолвия. На самом верху, где некогда был кабинет самого Консула великого Полк-ордена, таится нечто или некто, что сыграет немаловажную роль в истории континента. Именно там, в темноте комнаты, тени истории и на задворках мира готовились собраться те, кто стремится к спасению жизней, а придут к боле удивительному результату.

В кабинете сидит три человека. Оперившись на подоконник стоит парень в классическом сером костюме и бежевом пальто, снисходившим практически до пола. На его голове повисла неширокая шляпа, так же бежевого цвета, выделяясь из томной темноты целой комнаты. На этом, по виду, мужчине серые, потёртые местами брюки, изведавшие добрую половину судьбоносных событий, коричневые туфли и белая рубашка с жилеткой.

За креслом у деревянного главного стола воссел высокий мужчина, облачённый в ту броню, на которой некогда поклялся в верности Рейху. Сапоги, выполненные в стиле латных, высотой практически под колени. На груди в ночи поблёскивает чёрным металликом специальный пластинчатый нагрудник, и каждая пластина к верху налегала сама на себя. Спину и плечи покрывает кожаное пальто, одетое чисто для вида, для некого статусного вида.

Ну и третий мужчина разместился на зелёном кресле, будто бы абстрагировавшись от двух других. Его одежда намного скуднее всех и больше походит на обычного трудягу или нищего. Грязная поседевшая небольшая борода, потное и блестящее в свете луны лицо старика, такие же засаленные седые волосы. На нём обычные штаны, уходившие под грязные кирзовые сапоги, незнамо откуда. Верхнюю часть тела покрывает банальная телогрейка, ложившаяся на испачканную кофту, а на голове прекрасно уместилась подвёрнутая шапка, чьи края не доходили и до ушей.

Они пришли сюда вместе, к строго установленному сроку, который с каждой минутой должен наступить, чем определит судьбу Империи, хотя мотив каждого из них единственный – спастись. И эти трое понимают всю ответственность, которая на них ложилась, и тем гордились, ибо не каждый день собираются люди, способные изменить мироздание в попытке уберечь свою шкуру от гнева безумцев. В общем, это все те, кто тут пока собрались, но они не предпочитали сидеть в безмолвии, ведя при этом активный разговор.

Никто не помнит, с чего началась эта беседа, то ли с того, что мужчина, сидевший на зелёном кресле, решил узнать про цель этой встречи, а может человек, опёршийся на подоконник, решил начать разговор с некого повествования, что перешло в оживлённый диалог. Всё это было неважно.

Мужчина, сидевший на кресле возле главного стола, немного подался вперёд и обратился к старику:

– Ну, как твои начинания в том городке?

Пожилой человек тяжко выдохнул и слегка усмехнулся, после чего всё же последовал ответ:

– Неплохо, но всё воля Его. Мало кто из моих знакомых, сейчас лоялен «перевороту», но всё вынуждены сохранять внешние подобострастие сегодняшнему правителю, производя мессы во имя него. Да и богосвященная миссия в том городе удалась. Вышло вывезти практически все реликвии сумрачной длани.

– Реликвии сумрачной длани? – послышался удивлённый возглас, исходивший со стороны подоконника.

– Да, священные тексты о «Часе дьявола», сказание о «Эпохе постогоморризации Европы», времени, которое предшествовало Великой Европейской Ночи или «Часу дьявола», так же ещё множество вещей, пришедши из той эпохи. Есть и артефакты поновее, даже моего времени, когда ещё существовала Информократия.

– Плохо тогда было вашему брату, – спокойно, но с толикой язвы сказал мужчина у окна. – Гнали вас тогда на эшафот и загоняли под пяту.

– Любая власть от Бога, – по-старчески тяжело дыша начал старик. – Всё, что творится – творится по воле Его, которая никогда нами не будет постигнута.

– Это точно, – не желая спорить на эту тему, заключил мужчина. – Кажется, что этот безумный мир уже ничего не спасёт.

– Один раз уже людям дали спастись, точнее возможность сберечь души от вечного огня, но насколько же мы безумны, что меняем спасение на что-то ненужное. И вся история перед Великим Кризисом – это акт отречения от Бога, за что мы были и подвергнуты Его гневу.

– Тогда этот мир не достоин спасения, раз так опрометчиво поступил с Его жертвой.

– Ты не прав, – тяжело дыша, говорит мужчина на кресле. – Есть на Земле ещё люди, которые могут войти в Его Царство и ими молитвами, мы грешные, ещё живы.

– Ладно, – прервал всех мужчина, сидящий за стулом у стола. – Приготовимся к встрече.

И когда эти слова слетели с губ, дверь комнаты заскрипела, возвещая о новых гостях. Все обратили внимание на источник звука. В проходе появилась фигура. Это оказался высокий мужчина, и, несмотря на повисший сумрак можно было разглядеть его основную одежду – чёрный камзол, такого же цвета штаны и сапоги.

– Магистр Данте, похоже, это ваше место, – прозвучали слова с толикой покорности и мужчина, сидевший за ним, поспешил встать из-за стола. – Присаживайтесь, пожалуйста.

– Карамазов, это вы. Искренне рад встречи, – словно оксюмороном последовала реплика старого хозяина помещения, когда его речь была выдана с такой эмоциональностью, с которой говорят машины.

Посмотрев на старого седого пожилого мужчину, облачённого в испачканную одежду, везде истёртую, пропитанную потом и грязью, обычного работяги, Магистр обратился:

– Бывший Верховный Отец Флорентин Антинори, я счастлив вас сегодня видеть, – сказал Данте, при этом попытавшись подшутить. – Почему-то всегда так священников и представлял, – кинул Магистр, только чуть позже уловив, что его шутка вкупе с абсолютным холодом в эмоциях похожа на издёвку.

– Позвольте представиться, я…

– Инспектор Морс, – обратил речь Магистр в сторону окна, оборвав мужчину у подоконника.

– Как вы быстро сюда добрались? – тут же поинтересовался Карамазов.

Данте обратил на него свой холодный взгляд и так же прохладно ответил:

– У меня был реактивный самолёт. А потом, сюда в горы, я долетел на вертолёте, который под этот буран практически бесшумно сел.

«Что за несуразица?» – подумал Карамазов – «Самолёт и вертолёт в бурю? Что же ты темнишь?».

После того, как губы Данте сомкнулись, в кабинет вошли ещё два человека, появление которых не было неожиданным, но стало довольно приятным для всех, без исключения.

Первым изволил пройти высокий мужчина, облачённый в обычную военную куртку и штаны серо-чёрной пиксельной раскраски, а на ногах военные берцы. Даже в сумраке ночи было видно, что вся одежда новая, практически только что сошедшая с производства. В объятиях мрака были слабо различимы черты лица этого человека, но основное угадывалось совершенно просто – лицо, имеющие очертание квадрата, в основном мощные, даже грубые, очертания, мощный подбородок, крупные губы и блеснувшие в свете луны светло-голубые глаза, отдавшие чем-то оттенком самого лунного света.

– Ох, Тит, – удивился Карамазов. – Ты выжил.

– Не только, – послышалась безжизненная речь. – Он преуспел там, где нам даже и не снилось. Тит, проходи, – хладно потребовал Данте и добавил. – Ну, теперь вся ваша Тетрархия в сборе, можно начать переговоры.

За крупным мужчиной прошла низкая фигура, чьи очертания под лучами холодного лунного света сильно напоминали формы девушки, несмотря на то, что она была одета в мешковатые чёрные одежды.

– Эмилия, – чуть ли не воскликнув внезапно и, причём довольно бодро и живо сказал человек, стоявший у стола.

– Карамазов? – слегка перепугано от неожиданности, что её окликнут, вопросительно сказала девушка, причём скинув капюшон.

Когда лоскут ткани оказался на спине, на лицо девушки сразу же упали лучи лунного света, которые еле как пробирались из-за поднятх ледяным ветром миллиардов снежинок. Чёрные волосы девушки сразу же отдали шёлковым блеском, прекрасные и во многом милые черты лица стали отражением совершенства, по мыслям одного из присутствующих, а серебряные глаза играли внутренним светом.

– Это Эмилия, господа, та прекрасная девушка, благодаря которой мы собрались сегодня, – как-то скоротечно выдавил из себя Карамазов и, подойдя, встал рядом с ней, что сильно удивило собравшихся.

Всего пару фраз ввели в ступор сразу нескольких человек, ибо такое поведение бывшего инквизитора стало нечто странным, не присущим для него. Данте стоял с лёгким недоумением, не понимая, почему его заслугу пододвинули и даже не его упомянули, ведь Эмилия говорила, что действует от имени и по приказу Магистра и именно он решил собрать Тетрархию. Но, проведя моментальный анализ, сразу понял, в чём тут дело, и не предал этому значения, списав на ещё одну проблему с которой придётся разбираться в будущем. Но помимо Магистра эта фраза выбила из колеи мышления и Флорентина и Морса, свершив их полную протерю мировоззрения, дав им повод сомневаться в том, что Карамазов чуть больше, чем безжалостный государственник, а ещё может и проявлять чувства к людям.

Морс наклонился к уху бывшего Верховного Отца, дабы не смущать своего друга, и мгновенно прошептал, исказив голос в ехидстве:

– Он сказал «прекрасная» или я сошёл с ума? Отец, может мне пора к психокорректору?

Пожилой мужчина едва заметно усмехнулся и дал ответ:

– Пути Господни неисповедимы, сын мой. Нет, тебе не нужно никуда… и прошу, поменьше язвы. Не богоугодно это.

Секундное замешательство было обречено на крах необходимостью. Данте начал ход, стуча сапогом по полу, и подошёл к свойскому столу, затем присел на кресло и открыл тумбочку столика. После чего достал оттуда несколько бумаг, которые оставил на будущее.

– Зачем ты нас собрал сегодня, Магистр Данте? – сурово спросил инспектор Морс, решая уже перейти к делу. – Не зря же мы сюда пилили через снежные барханы, отмораживая носы и… неважно.

– Потерпи немного. Сейчас перейдём к делу, – сухо отвесил хозяин кабинета и продолжил рыться в бумагах, после чего, практически сразу, нашёл нужный лист и положил его на стол, с шорохом убрав все остальные. – Ах вот… секундочку. Вот. Осенью, предположительно полтора года назад была произведена казнь девушки по имени Калья. Приговор подписан всеми двенадцатью Верховными Лордами, а место казни – «заброшенный театр», – и замолчав на миг, осмотрев всех, оценивая их внимание, он продолжил, когда понял, что его речам внимают все. – Эта фальшь, полная и абсолютная. Один из двенадцати знал, что там не жена второго Канцлера, а подставное лицо, – с пущим холодом завершил речь Данте.

– Так вот ты зачем нас собрал. – С лёгкой улыбкой и недовольством в голосе выплеснул Морс. – Тебе нужны лишь сведения.

– Погоди, пусть расскажет всё, – тяжело дыша, сказал бывший священнослужитель, – мы должны знать всё.

– Спасибо, – без всякой дрожи или тембра отвесил похвалу Данте. – Жена второго Канцлера была казнена ему в назидание, но до конца собственной жизни он и не осознавал, что его вечная любовь жива и здравствует… какая ирония. Не знает и нынешний Архиканцлер, что очень хорошо.

– Что вы хотите, говорите конкретнее, – потребовал Карамазов и добавил. – У всех у нас не столько много времени, и ещё меньше возможностей, использовать это время. Таков наш мир и лучше сразу перейти к действиям, если они будут нужными.

– Хорошо, – согласился Данте. – Нам будет предпочтительней, если Тетрархия начнёт свою деятельность по подрыву обстановки на территории, где сейчас жена убитого Канцлера, чтобы мы смогли её вытащить для собственных целей.

Магистру тяжелее всего дались слова, связанные с прошением начать эскалацию обстановки, ибо он всю жизнь стремился к сохранению мира, стабильности, но сейчас вынужден просить об обратном.

– А неплохой бартер! – вспылил Морс. – Мы вам даём информацию, делаем за вас грязную работу, а вы забираете готовое. Где хотя бы гарантии, что мы потом все живы останемся и вы, господин Консул… ах Магистр, не бросите нас.

Внезапно полился милый певучий голос, а это означало, что в спор ввязалась Эмилия:

– Нет никаких гарантий, что и вы нас не обманите.

– Хм, – фыркнул инспектор. – Можем условиться о месте передачи выжившей жены, если она вам так нужна.

– Что ты такое говоришь! – в праведном гневе воскликнул Флорентин, при этом начав тяжело подниматься. – Тебе совсем рассудок затуманило, я тебя совсем не так учил. Она не какая-то вещь, что бы ей помыкать и торговать. Это намучившаяся женщина, забитая в угол. Ей нужна наша помощь и помощь ордена.

– Не думаю, что можно брать поддержку от ордена, – язвительно кинул Морс, обратив упрёк против Данте. – Ведь прошлый орден не смог пресечь прихода к власти безумного тирана и не борется с ним сейчас.

– Пойми Морс, ни мы, ни орден не может сейчас тягаться с Архиканцлером и единственный способ на спасение – это объединиться. Иначе нас разобьют, – вступился Карамазов.

– Морс, я последние дни то и дело боролся с Архиканцлером, и скажу тебе, что его сила непомерна. И даже целой армии не противостоять ему более нескольких дней. Молот его армий сокрушителен. – С явной усталостью проговорил Тит.

– Инспектор, только вместе мы сможем добиться успеха. Ваши связи, ваш гений и наша сила – этого хватит, чтобы добиться цели. – С хладностью льда проговорил Данте, стремясь убедить Морса.

– Нет-нет-нет, – яро запротестовал Морс. – Нас, родину, бросил орден и вы, уважаемый Магистр, когда к власти шёл безумец, по имени Рафаэль. Вы могли его остановить и не допустить массовой бойни везде и всюду. Могли но не стали… почему? Не уж то ваша идея порядка стоит литров крови? А?

– Морс, – пытается сказать что-либо Магистр. – Послушай…

– Скажите Данте, – обрывает собеседника в неприязненной речи инспектор. – По какой цене ваши безумные идеи порядка?

– Послушайте, я не мог передать власть буйствующей толпе. Или вы хотели, чтобы от безумия распалась вся страна, Морс?

Инспектор ещё с полминуты оглядывал присутствующих, остановленный железной холодной речью Магистра. Он видит бывшего Верховного Отца, чья мудрость его убеждает, а слово хоть и кажется слишком религиозным, но всё же понятно. Видел и Тита, который испытал мощь и жестокость «его» войск и знает, что нужно именно сейчас выступить против гнетущего безумия Архиканцлера. Смотрит на Карамазова и Эмилию, стоящих рядом с друг другом и чуть ли не в один голос готовых его убеждать в своей правоте, что кажется ему странным, но в их словах он находит зерно истины. И Морс, с неохотой, но согласился.

– Хорошо, Магистр, – обернувшись к тому, кто сидел за столом, исказив голос в недовольстве, сладился инспектор. – Так уж и быть, Тетрархия единодушно выступит на стороне ваших интересов.

– Отлично, – в голосе Данте можно было услышать некие слабые нотки бодрости, вкраплённые в лёд. – Нам понадобится проработка, нам нужен план, но самое главное, что мы будем делать, это направим все силы, все ресурсы на то, чтобы ослепить око Архиканцлера, направить его в другую сторону. Приковать его внимание к совершенно другой области, а затем моментально нанести удар, обойти все защитные системы Автократорства и вырвать девушку из того кольца, в котором она оказалась. Затем нам нужно будет её вывести из-под одумавшихся слуг Архиканцлера, – и замолкнув, Данте обратил своё внимание на инспектора Морса. – Но что бы всё это сработало, нам нужны точные координаты девушки.

– Господин Магистр, – осторожно обратилась Эмилия. – Тот пакет данных, который я не так давно вам передала, там разве ничего нет?

– Нет, там ничего. Вся информация была проверена и ничего не обнаружено. Похоже, устаревшие данные, – Данте тут же обратился к человеку, с худым лицом и в шляпе. – Морс, ты случаем не знаешь?

Инспектор в прошлом, услышав это, слегка ехидно улыбнулся, потёр нос и назвал место пребывания объекта, чем повергнул остальных в неподдельный шок.

Глава пятая. Златая нить в ночи

На следующий день. Утро.

В доме повисла плотная непроницаемая тишь. Стало даже слишком тихо. Лишь слышны были лёгкие переговоры за окнами помещения, выходившие в сторону невзрачного пейзажа, превращаясь в банальный говор о жизни и политики, которые слышатся в любое точке страдающего земного шара.

В доме всюду стелется лёгкая прохлада, даже гранича с лёгким морозом, который мог спокойно пощипывать незащищённый кожный покров. Всё из-за того, что в доме установлено несколько мощных кондиционеров, которые окатывали этот дом волнами, делая в нём температуру более-менее нормальной, нежели за стенами дома. Но временами эти кондиционеры и тепло целыми массивами выдавали, когда в комнатах становилось уж слишком холодно, обращая хлад в приятное и чудесное тепло.

Внутри дом всюду облицован деревянными плитками у пола, а стены обклеены светло-зелёными обоями, которые отдавали изумрудным цветом, словно сами состояли из драгоценного напыления.

Домик двухэтажный и снаружи выглядит как обычное двухэтажное строение, построенное точь-в-точь в стиль местного колорита, но внутри отделано всецело в стиле английский аристократических поместий викторианской эпохи, которые так и манили своей изящностью и утончённостью из истории давно прошедших времён.

Дом усеивали сотни предметов изыска, не свойственных этому месту, выбиваясь из общего колорита. От прекрасных кувшинов и цветов, до восхитительных резных столиков и помпезных предметов мебели и сервиса, которые так и напоминали о временах роскоши и благоденствия эпох европейского расцвета. На стенах висят картины, выполненные кистью самых лучших мастеров из древних эпох и времён. Произведения искусства, которые могут быть дотированы временами того периода, когда по земле ходили воины, облачённые в стальные доспехи, вооружённые клинками, нарисовавшие на груди кресты и ставшие воевать за веру, не щадя тела своего, ибо верили, что этим душа спасётся. И ко всему этому множество украшений из золота и серебра, что расплескались драгоценным металлом по всему дому.

Но не стоит прельщаться такой, с первого взгляда, роскошью, которая встречалась на каждом шагу, ибо в тени неё стоят те, кто могли переломить хребет любому нарушителю, что посмеет сюда проникнуть. Всё находится под строжайшим контролем пятидесяти одного охранника, что незримо и неусыпно несут службу, втайне от всякой власти и ведома кого-либо.

Вся охрана сводится не к защите одной комнатушки или даже человека, который в нём живёт. Всё было направлено на то, чтобы удержать эту комнату от любого посягательства со стороны, пускай даже и ценой жизни.

Сама комната имеет довольно невнушительные размеры, однако отличалась своей роскошью и даже неприличной помпезностью. В ней и прекрасная кровать с шёлковым и монохромным бельём, качество которого могло посоревноваться с качеством пастели самого Великолепного Султана. Тумбочки, стулья, столы и вся иная мебель без спора по своему качеству и изяществу превосходила мебель многих шейхов из Аравийских Эмиратов и с прекрасной отделкой этой мебели, представленной в виде узоров, форм животных, обивки благородными металлами, гравировки и инкрустации драгоценными камнями, могла поспорить только отделка мебели самих Великих Шейхов. Вилки и ложки были сделаны из столового серебра. С белоснежного потолка, выполненного мраморными плитами, висит довольно приличная люстра, похожая на равно уложенные свисающие виноградные лозы, сделанные из настоящего горного хрусталя, что на свете мог переливаться сотнями самых различных оттенков и цветов. Несмотря на всю роскошь в комнате не было ни телевизора, ни компьютера, ни даже радио, но это обусловлено только безопасностью.

Предметы быта, выполненные максимально изящно говорят только о том, что здесь может находиться только император, но никак иначе. Но действительность была иначе, чем это представлялось и старалось выставиться напоказ.

К комнате неспешными шагами, аккуратно удерживая в руках книгу, подходил человек. Это высокий седой мужчина, с зализанными назад серебряными волосами и начисто выбритым подбородком. Человек оделся в хорошие чёрные брюки, покрывавшие блестящие лакированные туфли, что шаркали по бесценному паркету. На торсе мужчины был чёрный жилет, который покрывал белую рубашку. А в слегка морщинистых руках он удерживает небольшую книгу в чёрной обложке с непонятными символами на лицевой стороне.

Мужчина подошёл к двери и постучал в неё. В ответ прозвучал еле уловимый голос согласия, но его уловил человек и открыл дверь.

Резная дверь отварилась и на вид предстала девушка, сидевшая на кровати и читавшая некую книгу в зелёной обложке. Она одета в весьма обычную, даже неприлично скромную для этих хором одежду. На ней колышется от лёгкого вентиляционного ветра обычная лёгкая кофта, сшитая из серых нитей, белые мешковатые и свободные штаны. Сама девушка была довольно стройная и даже подтянутая. Цвет её кожи напоминал больше слегка побледневший персик и напоминал светло-веленованую бумагу. Лицо прекрасной дамы имеет очертание овала, имевшего треугольные формы. Широкий нос и прекрасные пышные алые губы, идеально сочетались с глазами, которые были цвета безупречного сапфира. А медно-рыжие, но довольно затемнённые, волосы прямыми локонами волнами опускались до поясницы.

– Дюпон, это ты? – напевным голосом спросила девушка. – Проходи, не стой там, прошу тебя.

– Да, госпожа, – со слегка французским акцентом ответил мужчина и продолжил, излагая цель визита. – У вас всё хорошо?

– Ты опять? Ну, зачем, я хорошо себя чувствую, – с отмашкой, исказив губы в лёгкой улыбке, ответила девушка.

– Это моя работа, госпожа и залог вашей безопасности. Я должен.

– Ну, разве тебе не тяжело, не надоедает эта процедура?

Вопрос девушки прозвучал подобно тому, как подросток спрашивает родителя о чём-либо, стараясь сгладить вопрос внутренней игривостью.

– «С долгом всё становится проще» – ответил мужчина и лирически завершил. – Как вы думаете, ваш супруг хотел бы, что бы вы себя подвергали опасности?

– Хорошо, – ответила девушка, тяжело выдохнув и слегка поникнув ликом. – Ты как всегда прав.

Дюпон подошёл к её кровати и достал из кармана специальное устройство, выполненное в форме небольшого чёрного брусочка. Он аккуратно взял руку девушки и поднёс её к бруску. Затем он вынул иголку и ткнул её в палец девушки. На прекрасной коже проступила красная насыщенная жидкость. Мужчина поднёс брусок к крови и приложил его торцом к ранке. Устройство тут же вспыхнуло, пару раз мигнуло зелёным цветом и выдало цифры на лицевой стороне. Дюпон всмотрелся в них и стал внимательно изучать, рассматривая каждый показатель, написанные очень мелким шрифтом. И буквально с минуту простояв, всё просмотрев, он заговорил с девушкой:

– Вот видите, у вас всё в порядке. Все показатели в норме.

– И стоило волноваться, – слегка возмущённо и кинула прекрасная девушка. – Скажи, ты же знал, что всё так будет.

– Конечно, – не поднимая голоса начал Дюпон. – Это залог вашей безопасности. И мой долг, который мне был дан вашим покойным супругом и хозяином.

При упоминании своего недавно умершего мужа девушка поникла лицом, а на её лике начала мрачной тенью проступать коварная печаль. Слуга это заметил и поспешил приподнять настроение своей госпожи, попытавшись увести её от темы мужа.

– Госпожа, кстати, как вам книга? Интересно или новую принести?

Девушка слегка выдохнула и заглянула своими сапфировыми очами в зрелое лицо своего слуги и ответила:

– Ну почему сюжеты этих историй практически одинаковы? Всегда есть пара, у них случается несчастье и парень идёт спасать. Это романтично, но в постоянном повторении – скучно.

– Так люди былых времён пытались показать важность любви и подвига. Они хотели в книгах показать, что без подвига не бывает любви, что человек должен был пойти на всё, чтобы спасти то, что важнее жизни. – Сурово, но достаточно мягко пояснил Дюпон.

– Может ты и прав, но такие истории нужно воспевать в одах и стихах, а не расписывать сухими языком прозы, – до конца не соглашавшись, ответила дама и мгновенно переключила своё внимание на предмет в руках своего слуги. – А это что у тебя за книга?

– Ах, это? – и взяв в обе ладони тонковатую, не более ста страниц книжку. – Это произведение, написанное в конце эпохи Великой Европейской Ночи, называется как «Методы Прикладной Тирании».

– Ох, – засмущалась девушка, услышав странное название. – И что это за методы?

– Писатель говорит, что таких методов всего несколько. Во-первых, это высшая цель, которая никогда не будет достигнута. Если правитель ставит такую цель, желаемую всем людям, утопическую, то народ превращается в его рабов, так как сделает всё ради выполнения этой цели. Во-вторых, правитель наделяет себя божественными свойствами, объявляя «посланником», «рукой господней». Тем самым он позволяет себе творить любые бесчинства от имени того, к кому никаких претензий нельзя объявить. В-третьих, это вездесущий и постоянный контроль. Это даёт человеку опрокинуть любую личную свободу людей, – и, прервавшись, заведя руки за спину, слуга продолжил. – Конечно, писатель перечисляет ещё множество методов, вроде подавления любой свободы или уничтожения всех несогласных с его правлением, но самым главным он называет именно первый метод.

– Почему?

– Потому что, только если в обществе или группе людей есть идея, которая является утопией, становится воплощением движения к идеалу, то тогда все закрывают глаза на то, что может происходить вокруг. Эта идея слепит подобно солнцу, заставляя не видеть ничего по сторонам, и что происходит вокруг. Люди, ослеплённые этим ярким светилом, могут спокойно подчиняться любой несуразице, которую им предлагают. Они попросту не видят ничего, кроме этой идеи. И именно утопическая идея один из методов тирании.

– И что же нам делать?

– Не быть инструментами тирании, трезво смотреть на вещи и не вестись на красивые слова, – скоротечно ответил Дюпон и взглянул на наручные часы. – Ох, мне же идти нужно. Посмотреть, что на кухне наготовили.

– Постой! – воспротивилась девушка. – Ходят слухи среди охраны, что ты можешь…

– Что могу? – Заинтересованно спросил Дюпон.

– Предсказывать будущее. – Выдала, наконец, девушка.

В ответ слуга лишь поморщил бровями, словно услышал клевету на себя, но вспомнив кому служит, смягчился и ответил, зная, что девушка задала этот вопрос скорее от скуки, нежели из практического интереса:

– Моя бабка была прославленной колдуньей и предсказательницей. Вот и говорят, что я могу предсказывать будущее, хотя эта полная чушь. Разве колдовство это правильно? Это скорее антинаучно.

– Но слухов без «дыма» не бывает.

Слуга уже понял, чего хочет его госпожа, но до последнего не собирался исполнять её желание, ибо «никто не должен знать о своём будущем слишком много», как сказано в одном из очень старых фильмов.

– Ну, так это правда? – всё продолжала докапываться девушка.

В ответ слуга слегка улыбнулся и попытался уйти от ответа:

– Ты же знаешь, что в той местности, той стране, где мы сейчас находимся ни о каком колдовстве, прорицательстве и думать нельзя. За любые слухи могут повесить или сжечь. Наш сегодняшний мир не приемлет ничего кроме слепой веры тем, кто его ведёт.

– Я тебя прошу, не пытайся уйти от темы, лучше скажи, что будет дальше, – с полными энтузиазмом глазами вопросила девушка, ожидав то, что слуга всё-таки окажется тем, кем она ждёт его увидеть. – Даже если не пророчества, но анализ ситуации тебе же подвластен?

– Разве я похож на колдуна? На того, кто носит остроконечную шляпу и носит с собой хрустальный шар? Разве я тот, кого можно посчитать пророком? Разве на мне есть балахон, и я перед вашими глазами творю чудеса? – упрекнул свою госпожу слуга, но увидев на её лице лёгкое помрачение, он смягчился, посчитав своё поведение недостойным и даже грубым. – Нет, моя госпожа. Я всего лишь ваш верный слуга, который исполнит любой ваш указ. Который только и живёт указами ваш… Своего первого и единственного хозяина, который заповедовал мне вас хранить как зеницу ока.

Дама уяснила несуразность собственных требований, поняв то, что время пророчеств и великих пророков, вроде Сарагона Мальтийского, Ламеса Иллирийского или Иезекииля Штормопровидца давно и безвозвратно прошло. Её на долю мгновений опечалил тот факт, что это время давно кануло во мрак, сменившись на фанатизм веры, и больше не будет того, что заставляло людей страшиться или возвеличивать будущее на основании того, что произнесли великие пророки. Но девушке прельстило то, что у неё есть столь верный слуга, который ради неё готов всё, что потребуется ради её же блага и спокойствия.

Губы девушки разошлись в широкой улыбке и на свет показались белоснежные зубы. Дама откинулась на кровать и задала вопрос Дюпону:

– Ты уже больше года служишь мне и разве тебе это не надоело? – вкрадчиво прозвучал вопрос.