Жарким кровавым летом

Глава 4

Бар отеля «Карлтон» относился к числу тех мест, где Эрл ощущал себя не в своей тарелке. Здесь преобладали формы, каких никогда не встретишь в природе, главным образом круглые: круглые зеркала с вытравленными матовыми надписями и узорами, круглая стойка коктейль-бара, небольшие круглые столики, округлые стулья с броской полосатой обивкой. Такой бар скорее ожидаешь увидеть в ракетном корабле, направляющемся на Луну или на Марс.

«Хорошо-о-о бы нам бы-ыть поумеренне-е-ей», – пел по радио какой-то славный юноша, делая непонятные завывания в тех местах, где, по логике, ничего подобного ожидать не приходилось. Все были молоды, жизнерадостны, возбуждены, полны энергии. Над баром, уставленным таким количеством бутылок, что можно было бы без труда уложить чуть ли не целую дивизию, плыл челн с молодой богиней, обнимавшей за шею своего любимого оленя. Богиню искусно изваяли из бакелита; ее хрупкие ребра, казалось, двигались в такт дыханию, и ребра оленя тоже, обе фигуры влажно блестели, покрытые мельчайшими капельками воды из фонтанчика, который орошал крошечные, задорно торчащие грудки.

– Эй, вы только посмотрите! – воскликнул старший из новых знакомых Эрла. – Неужели это не переплюнет Всемирную ярмарку в Сент-Луисе?

Эрл мельком взглянул туда. Ему казалось, что все это неправильно. Скульптура была голой. Он был пьяным. Мир был молодым. Он был старым.

Трое мужчин решительно направились к последнему столику в ряду, под зеркалом с изображениями виноградных гроздьев, собак и женщин. Очень странно. Ничего подобного этому на Иводзиме не было.

Подошла девушка. Беккер взял мартини, старик – содовую, а Эрл – тот же самый «Джим Бим», к которому теперь испытывал нежную привязанность.

– Вы не пьете, сэр? – спросил он у старшего.

– Уже нет, – ответил тот и повторил: – Уже нет.

– Во всяком случае, – сказал Беккер, возвращаясь к делам, – я выиграл внеочередные выборы, и мы получили мандат, так как доказали, что подушный налог распределяется городской администрацией неправильно. Мы – это я и еще двенадцать молодых людей, все ветераны, повоевавшие за морями и знающие, что такое долг. Со следующего вторника я становлюсь окружным прокурором Гарленда. Но из тринадцати человек победить удалось только мне одному. Поэтому скажу открыто о том, что меня ждет в конце осени, когда настанут очередные выборы. Ничего хорошего.

Эрл присмотрелся к нему повнимательнее. Красивый парень, очень уверенный в себе. А этот печальный старый трезвенник с настороженными глазами и большими руками никак не годился ему в компанию. Кто они такие? И чего хотят?

– Так что я оказался в неприятном положении, – продолжил Беккер. – Постоянно получаю письма с угрозами, за моей женой следят в открытую, и чем дальше, тем все становится хуже. Хот-Спрингс. Несчастливое место. Полностью коррумпировано. Считается, что городом управляют старый задавака мэр и судья, но можете сразу забыть о них. Реальная власть у нью-йоркского гангстера по имени Оуни Мэддокс, за которым стоят парни с большими деньгами. Они всем владеют и имеют свой кусок от каждого пирога.

– Пока что не вижу, при чем здесь Эрл Свэггер.

– Я как раз подхожу к этому. Сержант, этот самый Оуни Мэддокс очень не хочет, чтобы кто-нибудь встревал в дела его империи. Но я приносил присягу и обязан это сделать.

– Вы, наверное, хотите сделать меня телохранителем, – предположил Эрл. – Но я никакой не телохранитель. И не знаю ровным счетом ничего об этой работе.

– Нет, сержант, я хочу не этого. Чтобы выжить, я должен атаковать. Если я уйду в оборону, то все, пиши пропало. У нас есть шанс, небольшой промежуток времени, когда мы можем прибрать к рукам Хот-Спрингс. Сейчас они спокойны и не боятся меня, потому что остальные кандидаты проиграли. «Что может сделать один человек?» – думают они. Если мы будем действовать напористо, то добьемся своего. Сейчас мы можем их переиграть.

– Но я вовсе не реформатор.

– Зато вы знаете Хот-Спрингс. Вашего отца убили там в сорок втором году, когда вы воевали с японцами.

– Вы копались в моих бумагах? – резко спросил Эрл.

Он не был уверен, что ему это хоть сколько-нибудь нравится. Хотя, в конце концов, этот человек представлял собой закон и был избран должным образом.

– Мы навели некоторые справки, – пояснил старик.

– В таком случае вы должны знать, что это был не Хот-Спрингс. Это был городишко на холме на изрядном расстоянии от Хот-Спрингса, даже ближе к его собственному округу. Маунт-Ида. И я тогда вовсе не дрался с японцами. Я сидел в поезде с двумя тысячами других сосунков, и мы тащились через всю страну, чтобы попасть на пароход и отправиться на Гуадалканал. К тому же Хот-Спрингс мне совсем не знаком. Отец ни за что не пустил бы нас туда. Хот-Спрингс восточнее нас на восемьдесят миль, и дороги там никудышные. Это город дьявола. Мой отец был баптистом до мозга костей, верил в адский огонь и вечное проклятие. Если бы он узнал о том, что я захотел съездить в Хот-Спрингс, то засек бы меня до смерти.

– Э-э, в общем… – только и сумел проблеять Беккер, столкнувшись с упрямством Эрла, которое иногда охватывало его без видимых причин.

Эрл сделал еще глоток бурбона, вернее, смочил губы, поскольку не хотел, чтобы его мозги снова затуманились. Впрочем, у него не возникло добрых чувств по отношению к Беккеру. Он взглянул на свой «Гамильтон». Стрелки подползали к 7:30. Скоро нужно идти. А эти парни… в какую чертовщину они собираются его втянуть?

Он посмотрел на старика, неподвижно сидевшего рядом с Беккером. Почему тот казался знакомым?

– В таком случае, сержант…

Но Эрл пристально уставился на старика, а потом выпалил:

– Извините меня, сэр, я, кажется, не расслышал ваше имя.

– Паркер, – сказал старик. – Ди-Эй Паркер.

И это имя тоже было ему откуда-то знакомо.

– Вы не имели отношения к… Нет.

– К кому?

– Вы не имели отношения к тому агенту ФБР, который разделался со всеми этими джонни в тридцатые годы? С Младенцем Нельсоном, Джоном Диллинджером, Ма Баркер, Бонни и Клайдом. К агенту, который ходил в перестрелки с плохими парнями во время Великой депрессии. Был в свое время знаменит. Американский герой.

– Я не имел к нему отношения, – сказал старик. – Я и есть Ди-Эй Паркер.

– Ди-Эй Паркер!

– Да, это я. Я больше не работаю в Бюро. И кстати, я никогда не стрелял в Джонни Диллинджера, хотя пару раз подбирался к нему довольно близко. Что касается Бонни и Клайда, я тут тоже ни при чем. Это сделали техасские рейнджеры – настигли этих негодяев в Луизиане, и им потребовался целый день серьезной работы. Я нагнал Ма и ее мальчишку Фредди во Флориде, но не думаю, что в могилу ее отправил мой выстрел. Мы полагаем, что она покончила с собой. Я действительно выпустил одиннадцать патронов во Фредди, и это положило конец его карьере. И я действительно дважды сталкивался с Младенцем. Мы обменялись выстрелами. Я до сих пор таскаю при себе не только пулю сорок пятого калибра, которую он всадил мне в ногу, но и пушку, из которой она вылетела.

Паркер подался вперед и шевельнул плечом, отчего пиджак распахнулся. Эрл увидел рукоять пистолета с приваренной к затвору прицельной рамкой. Оружие, упрятанное в необычную кожаную кобуру и придерживаемое ремнем – с первого взгляда было видно, что кожа изрядно потерта, – не причиняло своему хозяину ни малейшего неудобства. Эрл заметил, что курок взведен: верный признак настоящего pistolero^[6].

– Как бы то ни было, Свэггер, – сказал Беккер, пытаясь вернуть себе инициативу в разговоре, – мы намерены устроить рейд.

– Рейд?

– Вот именно. Я собираю специальную команду. Все молодые, неженатые или овдовевшие полицейские, не из Арканзаса, поскольку я не могу допустить даже доли вероятности того, что кто-нибудь из них окажется подкупленным, и не желаю, чтобы их семьи подверглись опасности. Эта группа будет подчиняться только мне и не войдет в состав ни одной полицейской команды, вообще никак не будет связана с полицией – ни изнутри, ни снаружи. Мы ударим по казино, публичным домам, букмекерским конторам, по всем заведениям, которыми заправляют бандиты, и первоклассным, и низкопробным. Мы вооружимся как следует. Мы обложим их. В этом вся суть: обложить их и давить, пока они не почувствуют это и не подожмут хвосты.

Беккер говорил так, будто произносил речь, и Эрл сразу же понял: это лишь часть того, что этот молодой человек запланировал для жителей Хот-Спрингса. В особенности для одного, по имени Фред Беккер.

– Звучит так, будто вам потребуется серьезная огневая мощь, – заметил Эрл.

– Совершенно верно, – согласился Ди-Эй. – Я раздобыл на черном рынке шесть «Томпсонов» двадцать восьмого года. Три БАР^[7]. Несколько карабинов. И поскольку я потратил последние четыре года, работая на «Кольт», мне удалось договориться насчет восемнадцати пушек новейшей модели «Нэшнл мэтч» сорок пятого калибра. Плюс к тому у нас имеется более пятидесяти тысяч патронов на армейском складе в Ред-Ривер, где мы будем проходить подготовку. Я и еще двенадцать парней. Нам недостает только сержанта.

– Понимаю, – сказал Эрл.

– Нам требуется инструктор, – уточнил Беккер.

– Эрл, я уже слишком стар, – сказал Ди-Эй. – Я много лет размышлял на эту тему. Я участвовал в рейдах, когда работал в ФБР, а до того – когда служил в полиции Оклахома-Сити. Я попал в двадцать восемь перестрелок и получил четыре дырки. Я убил восемнадцать человек. Опыт достался мне тяжело, и теперь я глубоко убежден: когда дело доходит до оружия, у американского полицейского очень мало шансов, поскольку он не имеет достаточной подготовки. Поэтому я хочу одного – создать профессиональную, хорошо обученную рейдовую группу. Безукоризненное взаимодействие, полная взаимозаменяемость, обучение, подготовка и тренировки, тренировки, тренировки. Говоря о полицейских, я имел в виду и ФБР, особенно теперь, когда повышибали всех старых стрелков. Младенца прикончили, но он забрал с собой двух прекрасных молодых агентов ФБР, потому что их не учили иметь дело с таким типом, беспредельно жестоким и храбрым, как бешеный бык и раздраженный гусь, вместе взятые. Господи, как жаль, что я не оказался там в этот день! Они всадили в него семнадцать пуль, а он продолжал отстреливаться и уложил обоих. Он был той еще штучкой. Поэтому, черт побери, мне нужна отлично обученная команда, обученная лучше всех. А еще нужен тот, кто станет хлестать этих лодырей шомполами. Я намерен быть старым папашей, мудрым и спокойным. Но мне позарез нужен законченный погоняла, который будет хлестать их по задницам и вбивать в их головы уроки. Мне нужен человек, который не побоится стать ненавистным для всех, потому что быть ненавистным – это часть его работы. Мне нужен человек, который не раз стоял лицом к лицу с вооруженными врагами и убивал их, а не они его. Мне нужен, черт возьми, стопроцентный герой. Теперь вам ясно, при чем здесь Эрл Свэггер?

Эрл чуть заметно кивнул.

– Эрл, – сказал Ди-Эй, – вы годитесь для этой работы, как ни один другой человек на земле.

– Похоже на то, – согласился Эрл, глядя на ярко одетых веселых юношей, которые потягивали шампанское, танцевали джиттербаг, заливисто смеялись, тискали молодую плоть, и подумал: «Проклятье, я снова дома».

Глава 5

За окном тянулась Западная Виргиния, хотя, возможно, это был Огайо. Ночью трудно определить точно, да и поезд неудержимо мчался вперед. Эрл сидел в отдельном купе, наблюдая, как за окном в темноте пролетает Америка, и чувствовал, как вагон потряхивает на стыках. Голова болела, зато после целого дня героического пьянства он чувствовал себя более или менее трезвым.

Отдельное купе было последней подачкой страны одному из ее героев. Обладателю Почетной медали не подобало ехать на сидячем месте, не полагалось пытаться дремать вполглаза в неудобной позе, потому что в ребрах у него все еще сидел металл и спина болела. Но он не пил.

Джун спала на нижней полке. Эрл отчетливо слышал ее ровное дыхание. Но сам он все еще сидел на кожаном диванчике перед маленьким круглым столиком, улавливая ритм колес и устремляясь мыслями вперед, к тому, что станет его новой судьбой. Потом Джун заворочалась:

– Эрл?

– Я думал, ты спишь, милая. Тебе нужно немного поспать.

– Я не могу спать, если ты никак не засыпаешь. Эрл, с тобой все в порядке?

– Да, мэм. Все хорошо.

– Эрл, ведь ты пил, правда? Я чувствую запах.

– Да, я останавливался, чтобы выпить, пока гулял. Я праздновал. Я был счастлив. Я повстречался с президентом. Я побывал в Белом доме. Я получил большую медаль. Меня фотографировали. Таких дней бывает не много.

– Эрл, кстати, о медали. Она оказалась в кармане твоих форменных брюк. Лента вся помялась. Я положила ее в коробку. Ты должен беречь ее. Когда-нибудь ты передашь ее сыну.

– Знаешь, милая, если у меня когда-нибудь будет сын, вряд ли я скажу ему: «Смотри, каким великим человеком был твой отец». Так что если у меня будет сын, я позволю ему просто вырасти без всяких баек о том, какой я славный и знаменитый. Тем более я не припомню в своей жизни ни одного великого дня, черт бы его побрал.

– Эрл, в последние дни ты такой сердитый.

– Я справлюсь с этим, клянусь тебе, Джуни. Знаю, тебе будет нелегко. Ведь я теперь совсем не похож на того человека, за которого ты вышла замуж.

– Тот Эрл был красивым и гордым и в своей форме выглядел просто восхитительно. Кинозвезда, да и только. Все девушки были без ума от него. А я так влюбилась! Боже, я тогда думала, что не доживу до рассвета. А потом он пригласил меня танцевать. Но этот Эрл человечнее того. В нем больше от мужчины, настоящего мужчины. Он делает свою работу, даже если ненавидит ее, и никогда ни на кого не жалуется. Он настоящий мужчина, и теперь он каждую ночь будет дома, и я не получу письма о том, что он убит.

– Сладенькая моя, какой же ты персик. Ты лучше всех на свете.

Он наклонился в темноте и поцеловал жену.

Та прикоснулась к нему рукой – по-особому, давая понять, что нынешняя ночь очень хороша для телесной близости. Но он остался сидеть.

– Сначала я должен кое-что тебе сказать.

– Эрл, мне не нравится этот тон. В чем дело? Это касается тех двоих типов, которые явились в отель искать тебя?

– Да, ты права.

– Хлыщ в дорогом костюме и печальный старик. Хлыщ мне очень не понравился.

– Мне он тоже не слишком понравился, но тут уж ничего не поделать. Его зовут Беккер, и когда-нибудь он станет большой шишкой. Он уже занимается политикой, избран на серьезную должность. Эти два парня предложили мне работу.

– Ты согласился?

– Будет побольше денег. И еще – я не оставлю свои пальцы в пилораме. Мне обещали сотню в неделю. Получается больше пяти тысяч в год до вычета налогов. Кроме того, есть страхование жизни и медицинские выплаты от штата Арканзас, так что можно будет не беспокоиться об оплате докторов. Они даже подбросили деньжат на новую одежду. Я должен купить несколько костюмов.

– Но это опасно.

– Почему ты так думаешь?

– Чувствую по твоему голосу.

– Конечно, может возникнуть некоторая опасность. Но вовсе не обязательно. Главным образом это будет обучение.

– Обучение?

– Придется обучать нескольких мальчишек. Я буду работать с молодыми полицейскими, натаскивать их. Пользование огнестрельным оружием, стрельба, движение, основы тактики, немного дзюдо и тому подобное.

– Эрл!

– Да, мэм?

– Эрл, ты будешь готовить их к войне?

– Ну не совсем, милая. Ничего похожего на войну. Им нужно совершать облавы в игорных заведениях. Этот парень – новый окружной прокурор Гарленда.

– Хот-Спрингс!

– Да, Хот-Спрингс. Он попытается очистить город.

– Мы переезжаем в Хот-Спрингс?

Да будь он проклят, если отложит это хотя бы ненадолго. Он сделает так, что Джун обрадуется переезду из поселка для ветеранов в Кемп-Чаффи туда, где у них, возможно, будет дом со стенами, ровными от пола до потолка, а не сходящимися кверху от середины, с настоящим полом вместо грубого настила из некрашеных, всегда грязных досок, с потолком, который не гремит и не протекает под дождем. У них будет большой холодильник, и ей не придется ходить за покупками каждый день. Душ прямо в доме, а может быть, не только душ, но и ванна. И газовая плита.

– Пожалуй, что переедем, – сказал он, помолчав. – Пожалуй, что скоро. У нас будет хороший дом за городом, подальше от суеты. Там, в этом городе, вскоре может начаться изрядная суета.

– Но ведь я туда не еду, ведь так, Эрл?

– Нет, мэм. Не сразу. Мне нужно сначала осмотреться. Но тебе не о чем беспокоиться. Зарплату будут переводить прямо тебе. Ты сможешь положить часть денег на счет в банке штата, а то, что мне потребуется на текущие расходы, я буду получать по чекам. Ты хорошенько подумаешь, что нам понадобится, а через некоторое время мы переедем насовсем.

Джун ничего не сказала – лишь передернула плечами, повернулась на спину и напряженно уставилась в верхнюю полку. Когда выражение ее лица несколько смягчилось, стало казаться, что мыслями она далеко-далеко от темного купе.

– Понимаешь, в первые дни я просто не смогу устроить тебя там, – сказал он. – Придется немного подождать. Я побуду в Техасе; там мы будем обучать этих ребятишек, а после переберемся в Гарленд. Но я даже не буду ходить в рейды. Я нужен им как инструктор и сержант. Я должен согнать всех этих мальчишек в одно стадо, так же как в корпусе, только и всего. Там действительно небезопасно, по крайней мере, так они говорят, но ты же знаешь, нужно только не забывать об осторожности.

– Мне все понятно по твоему голосу. Ты будешь ходить с ними на облавы. Такой у тебя характер.

– Это не планируется. Они вовсе не хотят, чтобы великий герой вроде меня совался под выстрелы.

– Они-то, может, и не планируют, но твой характер не переделать, и ты будешь следовать его велениям. То есть водить людей в бой и делать все возможное, чтобы они уцелели. Такой уж ты есть.

– Об этом и речи не было. Мы не хотим брать туда с собой женщин из простой предосторожности. В Хот-Спрингсе все прогнило. И уже давно. Все полицейские продажны, газеты продажны, и судьи тоже продажны.

– Я слышала, что там полным-полно гангстеров и шлюх. Что и Аль-Капоне, и Элвин Карпис, и Ма Баркер ездили туда отдыхать и принимать ванны на горячих водах. Что у них есть оружие и убийцы. Что там убили твоего отца.

– Мой отец погиб в Маунт-Иде, но мог погибнуть в любом месте, где только есть мерзавцы, которым нравится грабить других людей, а такие встречаются повсюду. Он не имел никакого отношения к Хот-Спрингсу. Это совсем другая история, не верь никаким слухам. Тут дело в деревенских парнях, которые любили ходить с дробовиками.

– О, Эрл, ты совершенно не умеешь лгать. Ты снова отправляешься на войну, потому что война – то, что ты лучше всего знаешь и больше всего любишь. А меня собираешься оставить в Форт-Смите, где я никак не смогу связаться с тобой. Останется только сидеть и ждать, не притащится ли кто-нибудь с телеграммой и не скажет: «О, миссис Свэггер, штат Арканзас скорбит вместе с вами, потому что ваш муж Эрл погиб. Но не расстраивайтесь, все в порядке, он был настоящим героем, вот еще одна позолоченная железка, которая вознаградит вас за эти неприятности».

– Джуни, клянусь, ничего со мной не случится. А даже если случится… ну, черт возьми… в общем, ты получишь пять тысяч, и ты самая красивая девчонка во всем Форт-Смите, и тебе больше не нужно будет ютиться в хижине. Когда кончится вся эта неразбериха с жильем, ты, вероятно, сможешь подыскать себе хорошую квартиру. Скоро все наладится, клянусь тебе.

– А кто вырастит твоего сына?

– Моего… Но у меня же нет сына.

– Может быть, это дочь. Неважно, сын или дочь, но оно растет у меня в животе.

– Господи… – сказал Эрл.

– Я не стала говорить до окончания церемонии, чтобы ты не отвлекался. А потом ты ушел на весь день.

– Мне очень жаль, милая. Я даже и подумать не мог.

– А чего еще, по-твоему, нужно было ожидать? Думаешь, можно четыре раза в неделю укладывать меня в постель и не получить ребенка?

– Мне казалось, что тебе нравится ложиться со мной в постель.

– Я люблю это. Ты когда-нибудь слышал, чтобы я сказала «нет»?

– Нет, мэм, вроде бы не слышал.

– Но это ничего не меняет, не так ли?

– Я обещал им. Я сказал: «Да». Будет больше денег. Жить станет легче.

– Подумай о своем мальчике, Эрл.

Но Эрл не мог послушаться ее. Разве можно рождать ребенка в мир, где мужчины поливают друг друга пламенем из огнеметов или идут врукопашную со штыками и прочими подручными средствами? А теперь еще атомная бомба, которая может в любой момент превратить любой кусок этой проклятой земли в новую чертову Хиросиму. Он смотрел на лицо жены, неясное пятно, белевшее в темноте, и чувствовал, как Джун отдаляется от него. Он думал о крошечном существе, что росло в ее животе, и эта мысль ужасала его. Он никогда не хотел стать отцом, не считал себя достаточно сильным для этого.

Ему сделалось страшно. Внезапно он почувствовал почти непреодолимое желание сделать то, чего он никогда не делал на Тихом океане: повернуться, убежать, удрать, оставить все это позади.

Он как наяву увидел свое безрадостное детство, почти целиком состоявшее из страха и боли. Он не хотел этого для своего мальчика.

– Я… я не знаю, что сказать, Джуни. Я никогда не думал о мальчике или девочке. Даже и мысли не возникало.

И еще одно чувство владело им, чувство, которое он так часто испытывал прежде: он снова подвел кого-то, кто любил его.

Он хотел, отчаянно желал подарить ей то, что помогло бы исправить положение. Хоть какую-нибудь мелочь.

И наконец придумал.

– Я пообещаю тебе одну вещь, – сказал он. – Твердо пообещаю. Я брошу пить.