Рваные судьбы

Днём Лиза полностью погружалась в заботы о дочери, в работу по дому и в огороде. Не щадила сил, старалась вымотать себя за день, и вечером, сражённая усталостью, падала на постель – и в тот же миг засыпала. Потому что, если только случалось, не брал сразу сон, то тогда полной силой наваливалась на неё тоска и скорбь, разрывая грудь. В эти моменты Лиза готова была бежать, не останавливаясь, куда угодно, лишь бы убежать от этой боли, которая стучала в висках, в ушах, в пульсе – во всём теле. Тогда Лиза хватала подушку, забивалась в угол комнаты, подальше от кроватей мужа и дочери, и, кусая подушку, чтобы не кричать, тихонько выла. Там и находил её утром Григорий, – скорчившуюся в углу на холодном полу, обняв подушку, заснувшую, в конце концов, где-то к середине ночи.

На сороковой день Лиза снова видела во сне Павлушу. Он стоял в лучах яркого света и молча улыбался ей. Лиза, не отрываясь, смотрела на него. Слёзы застилали ей глаза, текли по щекам, но она не вытирала их, боялась пошевелиться, чтобы видение не исчезло. Так она и проснулась в слезах.

А на поминках соседская бабушка Оря сказала Лизе, когда та взяла в руки яблоко, чтобы подкрепиться немного:

– Положи яблочко, детка. Тебе теперь нельзя есть яблочки до Спаса. Не то, когда там всем деткам будут раздавать яблочки на праздники, твоему дитятку не достанется. Женщинам, похоронившим деток в младенчестве, разрешается только раз в году есть яблоки – на праздник Спаса.

С тех пор Лиза забыла вкус яблок, которые так любила. Она ревностно и верно хранила обет Павлуше.

8.

Осенью, незадолго до первого дня рождения Раечки, Лиза обнаружила, что снова беременна. Это была первая радостная новость за долгие полгода траура. Лиза немного ожила, впереди снова забрезжил слабый свет надежды. Лиза очень хотела, надеялась снова родить мальчика. Она вскоре даже имя для него приготовила – Сашенька. Но следующим летом, в июне 1923 года, точно в срок Лиза родила девочку. Так что в семье Григория и Лизы Суботиных было уже две дочери – Рая и Шурочка.

Жизнь продолжалась. Прошло больше года после смерти Павлуши, Лиза сняла траур. Со временем рана в сердце немного затянулась, самую малость – просто боль слегка притупилась, и слёзы не душили каждый день. Лиза была благодарна своим маленьким девочкам за то, что они понемногу отвлекали её от горестных мыслей и помогали дальше жить. Лиза была полностью поглощена мыслями и заботами о своих детях. Григорий, которому она уделяла всё меньше внимания, был и рад тому, что Лиза больше не плачет каждый день, но и обижался на недостаток внимания.

– Что тебе не нравится? – спрашивала удивлённо Лиза. – В доме прибрано, постирано, еда приготовлена. Что ещё надо? Ты лучше посмотри, какие у нас чудесные девочки!

И Лиза сажала ему на колени двухлетнюю Раю, и сама с Шурочкой на руках присаживалась рядышком.

Глава 3.

1.

Нюра всё свободное время проводила в отчем доме, постоянно была возле Лизы и племянниц. Мужу она объясняла, что помогает Лизе с детьми, поддерживает подругу морально.

– Нюра, – спросила как-то Лиза, когда они вместе купали Раю с Шурочкой, – скажи, почему ты из дому бежишь? Тебя Матвей обижает? Как у вас вообще отношения складываются?

– Да никак не складываются, – со вздохом ответила Нюра. – Уже давно. Твоя правда, бегу из дому, потому как невмоготу мне там находиться. Опостылело всё. Живём с Матвеем, как два чужих человека. Целый день хожу из угла в угол, как медведь по клетке, жду: вот придёт, поговорит, приголубит. А он – и слова доброго не скажет, злится, пьёт почти каждый день, а как напьётся, так вообще жизни никакой не даёт. Так другой раз и убила бы. Лишь изредка бывают просветления – так человек человеком, и нежный, и любящий. Вот тогда я снова узнаю того своего Матвея.

– А руки он не распускает? – строго спросила Лиза.

– Ой, Лиза, не спрашивай, – Нюра отвернулась. – Давай лучше не будем о нём. Я бегу к вам, потому что здесь с вами душой отдыхаю; на девочек твоих налюбоваться не могу, люблю их до смерти – они же мне почти как дочки. Ты только не ревнуй.

– Да что за глупости, – Лиза обняла Нюру и поцеловала в щёку. – Когда ты со мной, так мне же легче – и рукам моим, и душе. Ты ж мне роднее родной, ты – сестра моя, Нюрочка.

– Лизонька, спасибо тебе, родная, – Нюра тоже обняла Лизу, и подруги, крепко обнявшись, расплакались на груди друг у друга, каждая о своём, о наболевшем. Вместе со слезами выходили накопленные обиды, боль, страдания, и пустоту в сердцах постепенно заполняло чувство облегчения и успокоения. Вскоре сёстры затихли, и теперь молчали, лишь иногда вздыхая, благодарные друг другу за этот порыв, за эти взаимные очищающие слёзы, как целебный бальзам пролившиеся на их искалеченные души.

– Ну что, – наконец нарушила тишину Лиза, – давай закончим купать наших ангелочков?

Лиза взяла на руки Шурочку, а Нюра потянулась за кувшином с теплой водой. Она закатала повыше рукава, чтоб не намочить их, и Лиза увидела на её руке, чуть повыше локтя, синий кровоподтёк.

– А это что? – спросила Лиза. – Опять о шкаф ударилась?

– Нет, в этот раз не о шкаф. – Нюра опустила взгляд. Потом спокойно добавила: – О дверной косяк. Голова закружилась, вот и качнуло.

– Хорошо же тебя качнуло, – Лиза снова нахмурила брови. – Это Матвей? Скажи мне! Его рук дело?

– Ой, да не выдумывай, – Нюра пыталась казаться беззаботной. – Просто ударилась, и всё.

– Да нет, – вздохнула Лиза, – не просто ты ударилась. Я чувствую, я же вижу – он бьёт тебя. И давно бьёт. А ты молчишь, покрываешь его. Глупая. Ну, гад, мерзавец, получишь ты сполна!

– Что ты надумала? – испугалась Нюра.

– Ничего, – ответила Лиза. – Раз ты не хочешь вмешивать сюда Гришу, значит, я сама поговорю с твоим Матвеем.

– Что?! – Нюра в ужасе посмотрела на Лизу. – Ты что, подруга? Никак, сдурела, жить тебе надоело? Не вздумай, прошу тебя. Будет только хуже, и тебе и мне. Я прошу тебя, Лиза, пообещай мне, что ты не будешь этого делать. Выброси это из головы.

– И не подумаю даже. – Лиза стояла на своём. – Мою подругу, мою сестру избивает муж-сволочь, а я и сказать ничего не могу?

– Да не бьёт меня Матвей. Успокойся. – Нюра вздохнула. – Ну, бывает иногда по пьянке, за руку схватит или в плечо двинет. Ничего страшного. Вон, многие так живут, а то и ещё похуже.

– Да куда уж хуже?! – Лиза покачала головой. – Постоянно в синяках ходишь. Летом на речке даже ног своих не показывала, боялась, что я синяки твои увижу, да?

Нюра молчала. Она сидела с грустной улыбкой на лице, и смотрела на Лизу, но взгляд словно скользил мимо Лизы, её мысли были далеко отсюда.

– Почему ты не уйдешь от него? – внезапный вопрос вывел Нюру из задумчивости. – Ведь уже давно ясно, что ничего путного у вас не выйдет. Сколько же можно терпеть-то?

– Да просто люблю я его, вот и всё, – сказала Нюра.

– Любишь? За что? – Лиза широко раскрыла глаза. – За что можно любить этого нелюдя? Что хорошего ты от него видела? Пьяная рожа, вечный перегар, грубость и побои – разве за это любят?

– А за что любят, Лизонька? И вообще, разве любят «за что-то»? Вот скажи, за что ты любишь Гришу? За что конкретно? Молчишь? То-то и оно. Любят не за что, а потому что. Просто любят. Даже если он оказывается не совсем такой, каким казался поначалу.

Лиза слушала Нюру и молчала. Но не потому что была с ней согласна. Просто она не могла сказать Нюре, что не любит её брата, и никогда не любила. Не могла вслух высказать свои подозрения, что это их с Григорием мать приворожила Лизу, и что, возможно, по этой причине с их Павлушей случилось такое несчастье. Лиза не могла причинить Нюре ещё и такую боль, поэтому просто молчала. Подруги молча сидели, погружённые в свои мысли. Шурочка уже давно спала у Лизы на руках, а двухлетняя Раечка засыпала возле Нюры, положив свою головку ей на колени. Лиза по инерции всё ещё покачивалась взад-вперёд, продолжая убаюкивать крепко спавшую Шурочку, а свободной рукой перебирала тёмные курчавые волосы Раечки, как когда-то делала это Павлуше.

Вдруг Лиза услыхала какой-то шум в сенях, и через мгновение в комнату ворвались четырнадцатилетний брат Лизы – Витя, и одиннадцатилетняя сестра Нюрка, запыхавшиеся от быстрого бега.

– Тише вы, окаянные. Девочек разбудите, – шикнула на них Лиза. – Что случилось?

Витя перевёл дыхание и сказал срывающимся голосом:

– Отцу плохо. Сердце.

Лиза побледнела, резко вскочила. Шурочка дёрнулась во сне, и Лиза прижала её к груди, так и застыв на месте.

– Лиза, скорее, чего ты стоишь? – зашептал Витя. – Надо ехать за фельдшером, а у нас, кроме меня, матери и Любки, никто больше не умеет лошадью управлять. Но мама осталась возле отца, а меня одного отпускать не хочет, потому как темно на дворе. А эта дура Любка побоялась. Вот я и прибежал за тобой. Ехать надо.

– Да, да, скорее, – заторопилась Лиза.

Она положила Шурочку в люльку, и уже на выходе обернулась и попросила Нюру посидеть с девочками, пока Гриша не вернётся домой: что-то он загулял сегодня допоздна, и именно тогда, когда нужен дома.

Лиза набросила пальто и пуховый платок, обула галоши прямо на чулки и бросилась следом за братом и сестрой.

– Что произошло? Почему отцу стало плохо? – спрашивала Лиза на бегу. – И где Костя?

– Костя еще неделю назад уехал на заработки, – ответил Витя, – а отец…

– Слушай, – перебила брата Нюрка. – Папа пришёл с работы, как обычно, всё в порядке. Ничего не болело. Сел ужинать, поел, а когда вставал из-за стола, ноги у него подкосились, лицо побелело, и он упал, держась рукой за грудь, – протараторила Нюрка, совсем как взрослая, слово в слово повторяя мамин рассказ.

– Уже пришла тётка Бышиха, но мама на неё не надеется, – сказал Витя, – вот и послала нас за тобой и за доктором.

Лиза вбежала в родной двор. Сердце защемило от тоски: теперь уже не она здесь хозяйничает вместе с матерью и младшими сёстрами. Она теперь в другом доме хозяйка. Да и хозяйка ли? Ах, почему не послушалась тогда отца? Почему дала себя окрутить? Лучше бы лишний год пожила дома, у мамы с папой под надёжным крылом. Да что там год? Хоть бы полгода, пару месяцев… Лиза особенно остро ощущала эту тоску именно сейчас, когда приходила сюда гостьей. Хоть и бывала часто, и ждали её здесь всегда с нетерпеньем, но Лиза понимала, что молодая жизнь её, беззаботная и счастливая, осталась в прошлом, здесь, в тот день, когда решила выйти за Григория. Она теперь замужняя женщина, мать, она теперь должна заботиться о своих детях, о своей семье. Теперь она заняла такое же положение, как и мать, на плечах которой такая огромная семья и хозяйство, а главное, непреходящее и никогда не прекращающееся беспокойство о своих детях. И если, не дай бог, с папой что-то случится… Лиза даже мысли такой не хотела допустить. Что тогда будет с мамой и всеми её двенадцатью детьми, которые останутся на ней? Что будет с ней, с самой Лизой? Нет, такого не должно произойти! Ведь она, Лиза, несмотря на то, что жила отдельно, всё равно, все эти годы ощущала поддержку и заботу любящего отца. И она не могла лишиться этой поддержки, не хотела, потому что отец всегда был и оставался её главной опорой в жизни.

Лиза вытерла слёзы, бежавшие по щекам, когда вбежала в дом. Посреди комнаты, прямо на полу, полулежал бледный отец, ему под спину и голову подоткнули одеяло, а рядом сидела мать и чем-то поила его.

– Папа! – Лиза бросилась к отцу. – Папочка, родненький, не волнуйтесь, всё будет хорошо. – Лиза глотала слёзы и старалась улыбаться. – Вы держитесь, я скоро! Я сейчас врача привезу. А вы держитесь, ладно?

– Поторопитесь, – сказала Поля. – Пусть Витя едет с тобой. Скорее.

Лиза с Витей выбежали на улицу, прыгнули в телегу, которую уже вывезли за ворота младшие братья, и помчали за врачом. На дорогах лежала грязь вперемежку со снегом. Было начало декабря, морозы ещё не ударили, поэтому колёса телеги буксовали в грязи, ехать было нелегко. Но Лиза лихо управлялась с лошадьми, она стояла в телеге, широко расставив ноги для равновесия, и смыкала за вожжи, подбадривая и подгоняя лошадей криками: «Но! Но!». Платок сбился с её головы на шею, коса растрепалась на ветру, глаза горели под сдвинутыми бровями – Лиза была похожа не воинствующую амазонку, преследующую врага. Она гнала лошадей во весь опор, объезжая ямы и грязь, выезжала на обочину; кричала прохожим, попадающимся на пути: «Осторожно! В сторону!», но ни на секунду не сбавляла скорость. Витя вцепился руками в борта телеги, и с восхищением глядел на старшую сестру.

Наконец, они приехали к дому врача, который, по счастью, оказался дома. Лиза объяснила, что с отцом, и попросила срочно поехать с ними. Врач, захватив пальто и свой чемоданчик, вышел вслед за Лизой на улицу, где в телеге их ждал Витя. Врач сел с краю, свесив ноги, но Витя, вцепившись в борта, сказал ему:

– Вам лучше держаться покрепче.

Врач посмотрел на побелевшие от напряжения пальцы мальчика, быстро сообразил, что к чему, и залез поглубже в телегу, одной рукой сжав чемоданчик, а другой крепко вцепившись в борт телеги, в то время как Лиза уже развернула их «экипаж» и набирала скорость по полуосвещённым улицам. Её сейчас занимала одна мысль: «Скорее добраться до дома. Успеть!»

2.

Сердечный приступ у Павла, по счастью, миновал. Врач своевременно оказал ему помощь. Но предынфарктное состояние – не шутка. Врач предупредил, что Павлу следует беречь своё сердце, что этот приступ был лишь предупреждением.

Лиза отвезла фельдшера домой и вернулась обратно. Она прошла в спальню к родителям. Отца уже перетащили на кровать, и он лежал там, в окружении дочерей, которые сновали туда-сюда, что-то приносили, что-то уносили. У постели отца сидела мать. Лиза глянула на них, и сердце её сжалось: вот сидят два самых близких и родных ей человека (не считая дочек). Как же они оба ей дороги, как она их любит! А главное, как они любят друг друга! Удивительно, что, прожив столько лет вместе, нарожав кучу детей, они продолжают, тем не менее, любить и уважать друг друга.

Как жаль, думала Лиза, что в её жизни так и не случилось большой любви. За шесть лет она, конечно, привыкла к мужу. Но она никогда его не любила. Она даже не могла его уважать, поскольку терпеть не могла пьющих, гулящих, ленивых мужчин, а именно таким и был её Григорий. Лиза же хотела видеть возле себя мужчину, похожего на её отца – сильного, трудолюбивого, властного, и вместе с тем доброго и любящего. Вот такого она бы смогла полюбить.

Лиза смахнула слезу со щеки и подошла к отцу, присела рядом и уткнулась лицом в его плечо. Павел открыл глаза, повернул голову и улыбнулся дочери:

– А ты у меня молодец. Витя рассказал, как ты чуть не угробила нашего фельдшера. – Отец усмехнулся в усы. – Твой брат до сих пор никак прийти в себя не может, говорит, коленки всё ещё дрожат. Вон гляди, собрал возле себя ватагу малышни и рассказывает им про тебя.

Лиза посмотрела в соседнюю комнату, где была детская спальня, и увидела Витю в окружении пятерых младших братьев и сестёр, которые с открытыми ртами и с восхищением слушали рассказ старшего брата. А Витя аж захлёбывался от гордости, что был там, рядом с Лизой и ни капельки не боялся, когда их телега кренилась набок на резких поворотах, или подскакивала на ухабах и ямах, рискуя слететь с колес. Лиза улыбнулась и повернулась снова к отцу.

– Это пустяки, – сказала она. – Главное, что с вами всё хорошо. Просто мы очень испугались за вас, папа.

– Спасибо тебе, дочка. Я всегда знал, что ты – моя главная надежда и опора, знал, что ты не подведёшь. А сейчас иди, отдыхай, ты измоталась за этот вечер.

Лиза вернулась домой уже за полночь. Все в доме спали, кроме свекрови Дуни. Она сидела на кухне и дремала, ожидая Лизу с вестями. Скрипнула дверь, и Дуня очнулась от дремоты.

– Ну, что там? Как дела у твоих? – спросила она Лизу, как только та вошла в дом.

– Да всё в порядке уже, – ответила Лиза. – У отца был сердечный приступ, но мы с Витей привезли врача, и теперь с папой всё нормально. А где Гриша? Почему он не пришёл за мной?

Дуня махнула рукой и с досадой сказала:

– Не пришёл, потому что спит твой Гриша. Еле приполз, уже ближе к ночи. Наверное, с этим, с Матвеем опять напился. Хоть бы ты с ним поговорила? Что же он себе думает? Разве можно так пить безбожно?

Лиза вздохнула.

– Да что я ему скажу? Уже столько всего говорила. Так разве ж он меня послушает? Да ещё этот Матвей его с толку сбивает.

– Чтоб ему пропасть, гаду червивому! – плюнула в ответ свекровь. – Нюрочку мою так изводит. Сам гуляет, кобель, а её ревнует ко всем без разбору. Так обижает её, что она вся исхудала за эти годы. Где он только взялся на погибель нашу?

– Да, мама, я знаю всё, – ответила Лиза. – Я ей всё время говорю: «Уйди ты от него, до добра это не доведёт». А она отвечает, что любит его, и не бросит. Надеется, что всё ещё наладится.

– Да что там наладится? С таким зверем добра не будет. Погубит он её.

Лиза глянула на свекровь. Та сидела за столом, опершись щекой на кулак, а другой рукой перебирала бахрому на скатерти. Лиза впервые за эти годы посмотрела на неё без вражды и обиды, посмотрела, как мать, и увидела несчастную женщину, которая всего лишь хотела добра своим детям. Лиза увидела, почувствовала боль и страдания этой женщины, и ей стало жаль свекрови, жаль по-человечески.

Лиза встала и пошла в спальню, еле передвигая ноги от усталости. В спальне храпел Григорий, спьяну даже не раздевшийся. Лиза подошла к детской кроватке, где, приоткрыв ротики, спали её маленькие дочки, погладила их курчавые головки, поправила одеяльце и присела на свою кровать. Собрав в себе остатки сил, она переоделась в ночную рубашку и легла на край кровати, толкнув Гришку, чтоб перестал храпеть. Тот хрюкнул, заплямкал во сне и перевернулся на бок, затих на время. Лиза прикрыла глаза и в ту же секунду провалилась в сон.

3.

Прошла суровая зима 1924 года, затем и весна. Наступило жаркое лето. 23 июня Шурочке исполнился годик. Однажды тёплым летним вечером Лиза, как обычно, гуляла с дочерьми во дворе дома, качала девочек на качелях, которые для них смастерил Григорий. Скрипнула калитка, и во двор вошла Нюра, вся светясь от радости. Лиза поднялась ей навстречу. Нюра подбежала к подруге, обняла её, затем расцеловала девочек, и снова обняла Лизу.

– Ты чего, Нюрка? – удивилась Лиза. – Что с тобой? Ты здорова?

– Лизонька, я так тебя люблю! И тебя, и твоих девочек, – говорила Нюра, сияя от счастья. – Я сначала сама ничего не поняла, потом думала, что ошиблась. А теперь знаю, что нет, не ошиблась я. До сих пор не верю, что это правда.

Нюра перевела дыхание. Лиза во все глаза смотрела на неё.

– Лиза, у меня будет ребёночек! – воскликнула Нюра, смеясь и плача одновременно. – Я буду мамой! Я уже всякую надежду потеряла, я уже верить перестала, думала, что со мной этого никогда не произойдёт. А тут, через столько лет, такая радость!

– Нюрочка, как я счастлива! – Лиза радовалась вместе с подругой. – Радость-то какая! Представляешь, будем вместе растить детей.

– Да, наши детки будут расти вместе, в школу ходить вместе, а потом нарожают нам внуков. Я теперь только об этом и думаю всё время.

– А Матвей уже знает? – спросила Лиза.

– Нет, ещё никто не знает. Боюсь сглазить. Я только тебе одной и сказала, не могла в себе всю радость удержать. Пусть ещё немного времени пройдёт, чтоб закрепилось. Тогда и расскажем всем. Ладно?

– Как скажешь, подруженька, – согласилась Лиза.

Несколько дней молодые женщины ходили загадочные, улыбались всё время и шептались между собой. А потом как-то вечером прибежала Нюра, босиком, вся растрёпанная, с перепуганными глазами.

– Что случилось? – испугалась Лиза.

– Еле вырвалась от Матвея, – переводя дыхание, сказала Нюра. – Вроде, всё нормально было, пришёл домой трезвый, покормила его. Потом чёй-то нехорошо мне стало, я побежала в уборную. Возвращаюсь, а он в дверях стоит. Как схватит меня за волосы, да как швырнёт о косяк дверной. Еле увернулась, чтоб лицо сберечь. Я ничего не поняла, пыталась успокоить его, уговаривала. А он наступает на меня с бешеными глазами. Я думала, и убьёт. Но удалось вырваться.

Лиза встала, сжав кулаки.

– Так, всё, я иду к Матвею, и всё ему, наконец, скажу.

– Да что ты ему скажешь? – Нюра бессильно развела руками, но уже не возражала так настойчиво, как раньше.

– Скажу, какая он сволочь, если сам не догадывается, – процедила сквозь зубы Лиза. – И скажу ему о твоём положении.

– Да, я так до сих пор и не порадовала его новостью. Хотела сюрприз сделать.

– А я вовсе не собираюсь его радовать. Обойдёмся без сюрпризов. Это для того, чтоб тебя защитить. Может, он, хоть зная о твоём положении, перестанет тебя изводить?

Уже в дверях Лизе встретилась свекровь.

– Что произошло? Ты куда? – спросила она, увидев решительный вид Лизы.

– Нюра вам сама всё расскажет, – бросила она через плечо. – Она в нашей комнате. Когда вернётся Гришка, пусть сразу идёт к Матвею.

Лиза ускорила шаг. Ей не терпелось поскорее добраться до него и плюнуть ему в лицо. Она не боялась Матвея. Наоборот, сейчас он должен был её бояться.

Лиза нашла Матвея на пороге его дома. Он стоял, опершись плечом о дверь, и спокойно курил. Увидев Лизу, он даже не сдвинулся с места.

– Матвей, я к тебе, – сказала Лиза, остановившись прямо перед ним.

– И тебе добрый вечер, родственница, – как ни в чём не бывало, произнёс Матвей.

– Я не желала тебе доброго вечера, – Лиза приподняла бровь. – Я пришла поговорить с тобой.

– Ну что ж, тогда проходи.

Матвей отодвинулся в сторону, освободив Лизе проход в дом. Лиза немного помедлила, сомневаясь, надо ли заходить внутрь.

– Ну, чего не заходишь? – спросил Матвей. – Или ты боишься?

Лиза гордо подняла голову, и смело шагнула внутрь, задев плечом Матвея. Он вошёл следом, закрыв за собой дверь. Лиза прошла в комнату и остановилась. Она обернулась и увидела Матвея – он стоял в дверях и не сводил с неё глаз, как хищник со своей добычи. У Лизы в голове промелькнула мысль, что зря она всё-таки зашла в дом – на улице ей было бы спокойнее и безопаснее. Но было уже поздно отступать, и тогда она сказала:

– Матвей, я пришла поговорить с тобой о Нюре.

– Вот это новость, – усмехнулся он. – Что же ты можешь сказать мне о моей жене?

Лиза сделала шаг вперёд и продолжала:

– Я требую, чтобы ты перестал её изводить. А главное, бить.

Матвей изменился в лице.

– Это она тебе наговорила всякую чушь?

– Нет, она не говорила этого никогда. Но я знаю, что это так. Я вижу постоянно синяки и ссадины на её теле. И я тебя предупреждаю…

– Требую, предупреждаю… – передразнил Матвей. – А тебе не кажется, что ты лезешь не в своё дело?

– Нет, не кажется, – спокойно ответила Лиза. – Нюра – моя подруга и сестра. Мне не всё равно, что с ней происходит. И я не позволю…

– Ладно, хватит! – опять перебил её Матвей. – Я думаю, ты не затем сюда пришла.

Он отстранился от двери и вошёл в комнату. Лиза машинально сделала шаг назад. Матвей криво улыбнулся. Казалось, его забавляла вся эта ситуация. Он продолжал наступать, а Лиза отступала назад, пока не упёрлась спиной в стену. Матвей подошел к ней совсем близко, и Лиза выставила вперёд обе руки.

– Уйди, Матвей.

– С чего бы это? – усмехнулся он. – Сама пришла ко мне, а теперь гонишь?

– Уйди, не то закричу.

Матвей рассмеялся.

– Кричи, кто тебя услышит? Ты у меня дома.

Он взял её вытянутые вперёд руки и сжал их. Лиза сопротивлялась, но силы были неравные.

– Матвей, перестань. Нюра…

– Да сколько можно уже: Нюра, Нюра?! – Матвей начал терять терпение. – Хватит уже о ней. В моей жизни есть только одна женщина – это ты. И ты это знаешь. Я тебе говорил уже, и повторяю: не могу я без тебя. И хватит уже ломаться.

Матвей развёл её руки в стороны, и, преодолев сопротивление, прижал Лизу к себе. Лиза затрепыхалась, как бабочка в паутине, пытаясь вырваться. Матвей приблизил к ней свое лицо. Глаза его горели жадным блеском.

– Я пытался забыть тебя, не думать о тебе. Но всё напрасно. Я люблю тебя, Лиза. Слышишь? Будь со мной, я прошу тебя. Бросай своего Гришку, забирай детей, и уедем отсюда вместе. Ты тоже полюбишь меня. Позволь мне увезти тебя.

Лиза продолжала вырываться, но Матвей крепко сжал её подбородок рукой и прильнул к её губам. Им овладевала страсть. Он целовал её губы, шею, волосы. Лиза грубо оттолкнула Матвея и сказала, глядя ему прямо в глаза:

– Я никогда с тобой не уйду. Я ненавижу тебя за то, что ты издеваешься над моей сестрой. Особенно сейчас, когда она в таком положении…

Матвей отстранился от Лизы и переспросил:

– В каком положении?

– В таком! Нюра ждёт от тебя ребёнка. Ты скоро станешь отцом.

Матвей даже бровью не повёл.

– Это ничего не меняет. Я хочу жить только с тобой.

– Я тебе уже говорила: этому не бывать никогда!

Лиза высвободилась от Матвея и поспешила к выходу. А он произнёс ей вслед:

– Ну что ж, не хочешь по-хорошему, ладно. Но будешь моей всё равно.

Лиза остановилась и обернулась. Матвей стоял посреди комнаты, широко расставив ноги, и смотрел исподлобья, сверкая чёрными глазами.

– Если хочешь, чтоб я твою Нюрку не колотил, значит, будешь со мной.

– Что?! – Лиза не верила своим ушам. – Что ты сказал?

– Что слышала, – процедил сквозь зубы Матвей. – Прямо сейчас, соглашайся, и я больше пальцем её не трону.

– Нет, ты не посмеешь. – Лиза побледнела от ужаса. – Ну, ты и сволочь. Я всем расскажу о тебе! Если только с ней что-нибудь случится… Нет, я не допущу, чтобы ты с ней что-то сделал. Я просто не отпущу её больше сюда. Она будет жить с нами, в отчем доме.

– Ничего у тебя не получится. Твоя подруга-дура любит меня, и ты не сможешь удержать её дома возле себя. Я попрошу у неё прощения, и она тут же прибежит обратно.

Лиза от бессилия кусала губы.

– Это подло. Даже для тебя, Матвей. Для тебя нет ничего святого. – Лиза не могла подобрать нужных слов, и решила воззвать к его совести и разуму: – Матвей, я прошу тебя, если в тебе осталась хоть капля человеческого, пожалей Нюру. Ей нельзя сейчас волноваться. Срок ещё очень мал. Ты же хотел детей. Ведь хотел же? А теперь уже недолго осталось. Ты скоро станешь отцом.

Лиза медленно подошла к Матвею, глядя ему в глаза, и положила руку ему на плечо, по-приятельски, совсем по-доброму. Такой резкий переход сбил Матвея с толку и немного охладил его пыл. Он не ожидал такой смены в поведении Лизы, поэтому не знал, как ему реагировать. Он отвернул лицо в сторону и хрипло сказал:

– Уходи.

– Матвей… – начала, было, Лиза, но он перебил её и повторил настойчиво:

– Ничего не говори. Просто уходи.

Лиза вышла, оставив Матвея стоять посреди комнаты. Она вернулась домой, где её с нетерпением и тревогой ждала Нюра.

– Ну, что там? – спросила она, поднявшись навстречу Лизе, как только та вошла в комнату.

– Твоему Матвею надо время, чтобы свыкнуться с новостью, – стараясь выглядеть спокойной, ответила Лиза. – Я думаю, тебе лучше какое-то время пожить здесь, у нас.

Нюра сникла. Она так надеялась, что новость о предстоящем отцовстве обрадует и переменит Матвея, но теперь видела, что это совсем не так.

На следующий день Матвей пришёл за Нюрой, как ни в чём не бывало, и забрал её домой. Нюра потом рассказывала Лизе, что Матвей всё-таки смягчился, перестал пить каждый день, ругать и ревновать Нюру, и вообще стал к ней более внимательный. Нюра радовалась и боялась Матвея одновременно. Боялась отказать ему, когда ночами он не давал ей уснуть. Поэтому почти каждый день недосыпала и уставала.

– Нюра, ты рискуешь потерять ребёнка, – встревожено говорила ей Лиза. – Ладно, Матвей не понимает. Что с него взять? Но ты-то знаешь, что нехорошо так часто беспокоить будущего малыша. Ты что, не можешь сказать Матвею: «Нет»?

– Да разве ответишь моему Матвею «Нет»? – вздыхала Нюра. – Разве откажешь, когда он требует, а то и вовсе не спрашивает? Мне и самой это сейчас в тягость, даже больно. Но что я могу поделать?

Лиза бессильно разводила руками и только вздыхала в ответ. Она тревожилась за Нюру. И не напрасно. Потому что очень скоро Нюра почувствовала себя совсем плохо. У неё открылось кровотечение. Нюру забрали в больницу, где у неё случился выкидыш.

Это было большим потрясением для всех. А для Нюры это было подобно смерти. Она долго плакала. Совсем замкнулась в себе. Первое время вообще не показывалась на улице. Ей казалось, что все смотрят на неё и показывают пальцами. Никакие уговоры матери и Лизы не действовали на Нюру. Она сломалась. Ничего не хотела, никуда не ходила, осунулась и похудела ещё больше. Лиза каждый день наведывалась к подруге, уговаривала, что не всё потеряно, что Нюра ещё обязательно забеременеет и родит. Лиза не оставляла несчастную Нюру одну, наедине с её горестными мыслями, старалась ободрить её, вернуть к жизни. И её старания не прошли даром. Нюра стала понемногу приходить в себя, стала снова реагировать на людей. А ближе к зиме начала выходить на улицу.

Матвей был как никогда внимателен к жене. Может, пожалел её, а может, сказался разговор с Григорием – тот упрекнул Матвея, что он не бережёт Нюру, что она заметно сдала в последнее время; что он, как старший брат, вмешивается, чтоб заступиться за сестру, которой сейчас очень тяжело.

– Да чего ты, Гришаня? Я люблю Нюрку и не причиню ей вреда, – отговаривался Матвей. – У нас с ней просто характеры разные. Она спокойная, тихая. Не то, что я. Да мы с ней всё уладим. Можешь не волноваться. Не станем же мы с тобой ругаться из-за баб, правда?

Матвей хлопнул Григория по плечу, улыбаясь по-приятельски. И они сели за стол выпить мировую.

– Да, ты это верно подметил, – говорил Григорий, закусывая самогон солёным огурцом и хлебом с луком, – Нюрка наша – тихоня. И хозяйка она добрая. Вон, гляди, как в доме у тебя всё прибрано. Она постаралась?

– Она, она, – кивал в ответ Матвей, наливая очередную стопку.

– Вот и береги её. Где ты ещё такую жену найдёшь? И хозяйка, и послушная, и верная, так ведь? – Гриша, довольный собой, решил, что он очень хорошо всё уладил.

– Так, так, всё верно, – поддакивал ему Матвей, сверкая исподлобья своими чёрными глазами.

Если бы Григорий увидел сейчас взгляд Матвея, он бы понял, что ничего он здесь не уладил, и что ему самому следовало бы остерегаться этого человека. Но он считал Матвея своим другом, и был убеждён, что Матвей думает так же.

4.

В конце весны Лиза принесла в дом радостную новость – она снова была беременна. А к середине осени её мать Поля тоже ждала очередного пополнения.

Шел 1925-й год. Уже три года прошло с тех пор, как Лиза похоронила своего сына Павлушу. Она давно уже не носила траур; сейчас она была матерью двух дочерей, и к зиме ожидала рождение третьего ребёнка. Её сердце было переполнено любовью к своим детям. Но рана в душе от пережитой потери не заживала. Боль притупилась и не причиняла уже столько страданий, но не отпускала совсем. А иногда накатывала полной силой, и тогда Лиза чувствовала себя невыносимо одинокой в целом мире, даже находясь среди близких и дорогих людей. В такие моменты Лиза бежала на кладбище к могилке своего сыночка, и, упав лицом на цветы у изголовья, обняв маленькую гробничку, она горько и громко плакала, долго, пока не отпустит и не полегчает хоть немного. Потом сядет у могилки и разговаривает с Павлушей, будто он рядом сидит и слушает. Наплачется, наговорится, потом попрощается и уходит обратно к живым, к заботам и тревогам о своей семье, и снова окунается в бурлящие будни.