– Осторожно, двери закрываются… – поезд умчался. Мишаня надел рюкзак на плечи и зашагал в сторону Ленинградского вокзала. И вдруг его окликнул знакомый дребезжащий голосок:

– Мишка, ты, что ль?

Мишаня резко обернулся: Лелька! Глаза опухшие, губа разбита, на ногах чеботы размера на три больше Лелькиного, на плечах мужское пальто – но все равно Лелька! Сколько ж лет-то прошло? Двадцать? Двадцать пять?

– Мать честная, ты откуда? – Мишаня кинулся к ней, обнял.

– Да так, катаюсь, – хихикнула Лелька: вместо передних зубов – а и зубы были какие, чистый жемчуг! – черная дырка. – А ты?

– Я-то, – приосанился Мишаня, – с работы еду, вишь? – он кивнул на рюкзак.

Лелька прикусила губищу, покачала головой.

– Деловой. «С работы». И семья, небось, имеется?

Мишаня загадочно улыбнулся. А ведь они с Лелькой чуть не поженились когда-то. Эх Лелька, что с тобой стало? Такая видная была, задорная. Частушки пела – огонь.

– Присядем? – Мишаня приобнял свою даму за локоток.

– Да куда? Может, лучше покатаемся?

Они впрыгнули в новенький вагон. Тут же пассажиры расступились – надо же, опять вежливые попались – и Мишаня с Лелькой, рассмеявшись, плюхнулись на свободные, еще тепленькие места. Мишаня решительно расстегнул молнию рюкзака.

– Тэк-с… Посмотрим… – Теплая шапка с помпоном, шарф, дутые перчатки (рыжий детина, видать, снял их в метро). – Держи, это тебе, – Мишаня сунул удивленной Лельке эдакое-то богатство. – Бери-бери, чего ты, зима на дворе! – Лелька натянула на голову шапку, обмотала голую шею шарфом, напялила на грязные руки дутые перчатки (как у боксера, ей-богу!) и сидела ни жива ни мертва (своим товаркам расскажет: мол, глядите, что мне мой подарил). Мишаня, словно факир, продолжал извлекать из чрева рюкзака разные разности. Достал пакетик с бутербродами, сглотнул слюну (жена, видать, этому парню приготовила, уж больно аккуратно сложено), откусил шмат колбасы, глянул на Лельку – та замерла, словно собака, взявшая след. – На, ешь! – Лелька жадно зачавкала, пассажиры брезгливо отодвинулись куда подальше. Мишаня вытащил какую-то банку, повертел туда-сюда: детское питание, ишь ты.

– Маленький у тебя, что ль? – прошамкала Лелька.

– Да нет, другу купил. Друг попросил – я и купил, – прохрипел Мишаня и продолжал извлекать на свет содержимое рюкзака. Еще одна банка. Тоже детское питание. Вкусное, небось. Игрушка. Крокодил. Ну страшилище! Китайцы нашим детям делают, черти. А это что за бутылочка? Ага, вот написано «Детская присыпка». Мишаня покраснел, сунул руку в кармашек – паспорт. «Иванов Михаил Петрович». – Вот те раз: прямо как я, Михаил Петрович! Ну надо же… – Только вот Мишаня не Иванов, а Макаров. А может, и не Макаров: отца своего ни разу не видел – одна запись в свидетельстве о рождении от него и осталась. Сгинул где-то. Мишаня полистал паспорт рыжего. Ага, и дети у него имеются, как положено: «Иванова Анна Михайловна», «Иванова Анастасия Михайловна». – Две девки, а не скажешь!