Ганнибал

2

Тупик в рабочем районе Арлингтона, штат Виргиния. Недавно пробило полночь. Теплая осенняя ночь после дождя. Воздух нехотя движется, подталкиваемый холодным фронтом. В гуще опавших листьев на сырой земле скрипит сверчок. Он замолкает, когда до него докатывается мощная вибрация, приглушенный рев 5-литрового двигателя «Мустанга» со стальным трубчатым передним бампером; «Мустанг» заворачивает в тупик, сопровождаемый машиной федерального маршала^[11]. Обе машины въезжают на дорожку, ведущую к аккуратному дуплексу^[12], и останавливаются. «Мустанг» еще несколько минут подрагивает на холостом ходу. Когда его двигатель выключается, сверчок ждет немного, а потом снова начинает свою песню, свою последнюю песню перед наступлением холодов, последнюю песню в своей коротенькой жизни.

Федеральный маршал в форме вылезает из-за руля «Мустанга». Обходит машину и открывает пассажирскую дверь, выпуская Клэрис Старлинг. Она вылезает из машины. Белая повязка на голове удерживает огромный тампон, закрывающий ухо. На шее, над воротником зеленой хирургической блузы, которая надета на ней вместо верхней рубашки, видны красно-оранжевые пятна бетадина.

У нее пластиковая сумка с молнией; в ней несколько пластинок мятной жвачки, ключи, удостоверение специального агента Федерального бюро расследований, скорозарядное устройство для револьвера с пятью патронами и небольшой газовый баллончик. Вместе с сумкой она несет ремень с пустой кобурой.

Маршал протягивает ей ключи от машины.

– Спасибо, Бобби.

– Если хотите, мы с Паттоном зайдем и немного посидим с вами. А может, вам Сандру прислать? Она у меня убирает. Я ее быстренько привезу, вам не следует оставаться одной.

– Нет, я сразу же лягу. Да и Арделия скоро вернется. Спасибо, Бобби.

Маршал садится в ожидающую машину, и, после того как они с напарником видят, что Старлинг вошла в дом и теперь в полной безопасности, машина с федеральными опознавательными знаками отъезжает.

В прачечной в доме Старлинг тепло и пахнет смягчителем для белья. Шланги от стиральной машины и от сушилки убраны на место и закреплены пластиковыми полосками, которыми пользуются вместо наручников. Старлинг кладет свои вещи на крышку стиральной машины. Ключи от «Мустанга» громко звякают о металлическую крышку. Она вынимает охапку чистого белья из машины и засовывает ее в сушилку. Потом снимает с себя камуфляжные штаны и бросает их в барабан; за ними следуют зеленая блуза и перепачканный кровью лифчик. Потом она включает машину. На ней только носки и трусики, да еще револьвер 38-го калибра с кожухом на курке, засунутый в кобуру на голени. На спине и на ребрах свежие царапины, на локте содрана кожа. Правый глаз и щека под ним припухли.

Стиральная машина нагревается, и в ней начинает плескаться вода. Старлинг заворачивается в большое пляжное полотенце и шлепает в гостиную. Потом возвращается со стаканом в руке – в нем на два дюйма виски «Джек Дэниэлс», чистого, без содовой. Она садится на резиновый коврик перед стиральной машиной, опершись на нее спиной. В прачечной темно и слышно лишь, как теплая стиральная машина вздыхает и плещет водой. Она сидит на полу, подняв голову, и из горла у нее вырываются рыдания; лишь потом начинают течь слезы. Обжигающие слезы текут по щекам, заливают лицо.

Арделию Мэпп доставил домой ее приятель, с которым она встречалась; она приехала ночью, примерно без четверти час, после долгой езды из Кейп-Мэй^[13]; они попрощались у дверей, и она пожелала ему спокойной ночи. Мэпп добралась до ванной и услышала, как течет вода в прачечной, а затем гул в трубах, когда стиральная машина начала новый цикл работы.

Она пробралась в заднюю часть дома и включила свет в кухне, которую делила со Старлинг. Оттуда было видно, что делается в прачечной. И она увидела Старлинг, сидящую на полу с повязкой на голове.

– Старлинг! Ох, бедненькая моя! – Арделия опустилась возле подруги на колени. – Что с тобой?

– У меня ухо прострелено, Арделия. Уже заштопали – в больнице Уолтера Рида. Не зажигай свет, ладно?

– Хорошо. Я сейчас что-нибудь приготовлю. А я ничего и не слыхала – мы радио не включали, только магнитолу… Давай рассказывай.

– Джон погиб, Арделия.

– О господи! Только не Джон!

Мэпп и Старлинг обе неровно дышали к Бригему, когда он был их инструктором по огневой подготовке в Академии ФБР. И все пытались тогда выяснить, что изображает его татуировка… Старлинг кивнула и вытерла глаза тыльной стороной ладони, как ребенок.

– Эвельда Драмго и «крипсы». Эвельда его застрелила. И еще Берка убили, Маркеса Берка, из БАТО. Мы вместе участвовали в операции. Эвельду кто-то предупредил, да еще телевидение нагрянуло одновременно с нами. Эвельду следовало брать мне. Но она не пожелала сдаться. Не пожелала, а у нее на руках был ребенок. И мы начали стрелять друг в друга. И я ее застрелила.

Мэпп еще никогда не приходилось видеть Старлинг плачущей.

– Арделия, я сегодня пятерых убила.

Мэпп села на пол рядом со Старлинг и обняла ее. Они вместе откинулись на работающую стиральную машину.

– А что с ее ребенком?

– Я смыла с него кровь, у него не было ни единой царапины, я ничего такого не заметила. В больнице сказали, что физических повреждений никаких. Они его через несколько дней отдадут матери Эвельды. Знаешь, что сказала мне Эвельда в последний момент? «Давай махнемся жизненными соками, сука!»

– Пойду я что-нибудь приготовлю.

– Что? – спросила Старлинг.

3

Вместе с серым рассветом пришли газеты и начались ранние новостные программы по телевидению.

Мэпп принесла булочки, услышав, что Старлинг уже встала, и они вместе посмотрели программу новостей.

Си-эн-эн и другие телекомпании перекупили съемку, сделанную операторами ВФУЛ-ТВ^[14] с вертолета. Съемка была исключительная – она велась прямо сверху, над головами участников перестрелки.

Старлинг посмотрела запись. Ей хотелось лишний раз убедиться, что Эвельда выстрелила первой. Потом она обернулась к Арделии – у той на лице было написано возмущение.

Старлинг пришлось бежать в ванную – ее вырвало. – Тяжело на это смотреть, – сказала она, когда вернулась, бледная и с трясущимися ногами.

Как обычно, Мэпп сразу взяла быка за рога:

– У тебя, естественно, один вопрос – что я думаю по поводу того, что ты застрелила эту афроамериканку, которая держала на руках ребенка? Так вот тебе ответ: она первой в тебя выстрелила. А мне очень хочется, чтобы ты оставалась в живых. Подумать только, какие кретины разрабатывают эту идиотскую политику! Каким дебилом надо быть, чтобы свести вас с Эвельдой один на один, чтобы вы в этом проклятом месте решали проблему распространения наркотиков с помощью стрельбы! Умники проклятые! Ты бы подумала, стоит ли дальше быть пешкой в их идиотских играх! – Мэпп налила себе чаю, чтобы паузой подчеркнуть значение сказанного. – Хочешь, я с тобой посижу? Могу взять отпуск за свой счет.

– Спасибо, не стоит. Просто позвони мне, ладно? «Нэшнл тэтлер»^[15], больше всех других заработавший на буме желтой прессы, разразившемся в девяностые годы, выпустил специальное приложение, что было чрезвычайным событием даже для этого таблоида. Попозже, днем, кто-то подбросил им под двери экземпляр газеты. Старлинг обнаружила его, когда пошла выяснить, кто глухо стукнул в дверь. Она ожидала самого худшего и получила действительно по полной программе.

«АНГЕЛ СМЕРТИ: КЛЭРИС СТАРЛИНГ – МАШИНА ДЛЯ УБИЙСТВ ИЗ ФБР» – кричал заголовок в «Нэшнл тэтлер», набранный жирным готическим шрифтом в 72 пункта^[16]. На первой полосе три фото: Клэрис Старлинг в камуфляже стреляет на соревнованиях из пистолета 45-го калибра; Эвельда Драмго сидит на мостовой, нависая над ребенком, голова склонилась, как у Мадонны на картине Чимабуэ^[17], мозги выбиты напрочь; и снова Старлинг – кладет голого темнокожего ребенка на белый разделочный стол посреди ножей и рыбьих внутренностей, рядом с головой акулы.

Подпись под фото гласит:

Специальный агент ФБР Клэрис Старлинг, которая положила конец карьере серийного убийцы Джейма Гама, может добавить еще пять зарубок на рукоятку своего пистолета. Мать с грудным ребенком на руках и двое офицеров полиции убиты в результате полного провала операции против наркодельцов.

В основном материале расписывались делишки Эвельды и Дижона Драмго, появление банды «крипсов» на горизонте раздираемого гангстерскими войнами Вашингтона. Было там вкратце рассказано и о военной карьере убитого в схватке офицера полиции Джона Бригема, перечислены его боевые награды.

Со Старлинг они разобрались на всю катушку, дав о ней обширный материал под снимком, сделанным скрытой камерой в ресторане: платье с глубоким вырезом, оживленное лицо.

Клэрис Старлинг, специальный агент ФБР, заработала себе недолгую известность, когда застрелила семь лет назад серийного убийцу Джейма Гама, прозванного Буффало Биллом. А теперь ее, видимо, ждут служебное расследование и гражданские иски в связи со смертью жительницы Вашингтона, которую обвиняли в нелегальном производстве амфетамина. (См. статью на первой полосе.)

«Это может стать концом ее карьеры, – заявил наш источник в Бюро по контролю оборота алкоголя, табачных изделий и оружия, родственной ФБР организации. – Мы пока еще не знаем подробностей того, как это все произошло, но Джон Бригем должен был остаться в живых. После катастрофы в Руби-Ридж^[18] ФБР совершенно не нужны подобные провалы», – подчеркнул этот источник, пожелавший сохранить анонимность.

Стремительная карьера Клэрис Старлинг началась вскоре после того, как она стала курсантом Академии ФБР. Она с отличием окончила университет штата Виргиния по психологии и криминологии, поэтому ей дали задание провести опрос маньяка-убийцы д-ра Ганнибала Лектера, которого наша газета прозвала Ганнибалом-Каннибалом. Она получила от него кое-какую информацию, помогшую ей потом в поисках Джейма Гама и в спасении взятой им заложницы – Кэтрин Мартин, дочери бывшего сенатора США от штата Теннесси.

Агент Старлинг три года подряд была чемпионом по стрельбе из боевого пистолета в соревнованиях между различными правоохранительными организациями, прежде чем перестала принимать в них участие. По иронии судьбы Джон Бригем, который участвовал вместе с ней в этой операции и погиб, был инструктором огневой подготовки в Квонтико, когда Старлинг училась в Академии, а потом ее тренером на соревнованиях.

Представитель ФБР заявил, что Старлинг отстранена от исполнения служебных обязанностей с сохранением жалованья до вынесения решения по результатам служебного расследования. Слушание ее дела ожидается в конце недели; оно будет проводиться Инспекцией личного состава, собственной внутренней инквизицией ФБР, которой все страшно боятся.

Родственники покойной Эвельды Драмго заявили, что они подают гражданский иск о взыскании убытков к правительству США и лично к Клэрис Старлинг по обвинению в неправомочных действиях, повлекших за собой смерть.

Трехмесячный сын Эвельды Драмго, которого видно на руках у матери на фотоснимках трагической перестрелки, не пострадал.

Адвокат Телфорд Хиггинс, выступивший защитником семьи Драмго на многочисленных судебных процессах, заявил, что оружие специального агента Клэрис Старлинг – модифицированный автоматический пистолет «кольт» 45-го калибра – не разрешено для использования в качестве табельного оружия в органах охраны правопорядка города Вашингтона. «Это смертельное и опасное оружие, совершенно неподходящее для использования в правоохранительных органах, – подчеркнул Хиггинс. – Само его использование подпадает под статью о безответственной угрозе человеческой жизни», – отметил известный адвокат.

Журналисты из «Тэтлера» сумели купить у одного из информантов Старлинг номер ее домашнего телефона и звонили по нему до тех пор, пока Старлинг не сняла трубку с аппарата и не оставила ее лежать рядом. Для связи с конторой она воспользовалась выданным ФБР сотовым телефоном.

Ухо и вспухшая щека болели не особенно сильно, если до них не дотрагиваться. По крайней мере, не было дергающей боли. Помогли две таблетки тайленола. Она не стала принимать сильнодействующий перкосет, прописанный врачом. В конце концов она задремала, привалившись спиной к изголовью кровати. «Вашингтон пост» упала на пол, на руках осталась пороховая копоть, на щеках – следы высохших слез.

4

Вы можете полюбить Бюро, но Бюро может и не полюбить вас.

Афоризм, который обычно приводят в ФБР при «отлучении сотрудника от должности»

Спортивный зал ФБР в здании имени Эдгара Гувера^[19] в этот ранний час был почти пуст. Двое мужчин среднего возраста медленно бежали по внутренней дорожке. Позвякивание грузов тренажера в дальнем углу, возгласы и удары ракеток эхом отражались от потолка огромного зала.

Голоса бегущих мужчин были почти не слышны. Джек Крофорд сегодня бегал вместе с директором ФБР Танберри – по просьбе самого директора. Они пробежали две мили и уже немного запыхались.

– У Бэйлока из БАТО нет выбора, он вынужден уступить давлению, – говорил директор. – Это все из-за провала в Уэйко^[20]. Конечно, произойдет это не сразу, но он конченый человек, и он знает об этом. Он уже может послать преподобному Муну уведомление об освобождении снимаемого помещения.

Тот факт, что Бюро по контролю оборота алкоголя, табачных изделий и оружия снимает в Вашингтоне офис у преподобного Сон Мен Муна, служил в ФБР поводом для бесконечных шуточек.

– И Фарридей тоже скоро вылетит – за Руби-Ридж, – продолжал директор.

– Не вижу связи, – сказал Крофорд. Он служил вместе с Фарридеем в Нью-Йорке в семидесятых, когда толпа пикетировала местное отделение ФБР на углу Третьей авеню и 69-й стрит. – Фарридей – отличный работник. И не он устанавливал правила проведения операций.

– Я ему это говорил вчера утром.

– Он тихо уходит? – спросил Крофорд.

– Скажем так, он уходит с сохранением всех привилегий. Скверные нынче времена, Джек.

Оба теперь бежали, откинув головы назад, чуть прибавив ходу. Боковым зрением Крофорд заметил, что директор поглядывает на него оценивающе.

– Вам уже сколько стукнуло, Джек, пятьдесят шесть?

– Совершенно верно.

– Еще год – и обязательный выход на пенсию. Масса людей выходят в отставку в сорок восемь, в пятьдесят, когда еще можно найти другую работу. А вот вы так и не захотели. Да-да, я знаю, вы хотели полностью занять себя работой, когда умерла Белла.

Крофорд ничего на это не ответил, и директор понял, что допустил бестактность.

– Мне не хотелось бы, чтобы это прозвучало легкомысленно, Джек, но Дорин тут мне как-то говорила, насколько…

– Мне еще многое надо сделать в Квонтико. Мы хотим до конца отладить систему доступа к электронной информации в Сети, чтобы любой полицейский мог ею пользоваться. Вы сами знаете, это предусмотрено в бюджете.

– У вас никогда не возникало желания стать директором, Джек?

– Я всегда считал, что не подхожу для такой должности.

– Именно, Джек. Вы ничего не смыслите в политике. Из вас директор просто не получится. Из вас никогда не вышел бы ни Эйзенхауэр, ни Омар Брэдли^[21]. – Он махнул Крофорду рукой, предлагая остановиться, и они встали, тяжело дыша, в стороне от дорожки. – Вот Паттон^[22] из вас вполне получился бы. Вы способны вести за собой людей в любой ад, и они все равно будут вас любить. Это особый дар, у меня такого нет. Мне приходится просто всех погонять. – Танберри быстро огляделся по сторонам, взял со скамейки полотенце и накинул его на плечи, словно судейское облачение перед вынесением смертного приговора. Глаза его блестели.

Некоторым людям приходится прямо-таки выжимать из себя ярость, чтобы выглядеть жесткими, подумал Крофорд, наблюдая за движениями губ Танберри.

– Теперь о деле покойной мисс Драмго с ее автоматом, лабораторией по производству амфетамина и прочими штучками, убитой с ребенком на руках. Юридический комитет палаты представителей требует кровавой жертвы. Жирного тельца. Средства массовой информации тоже. УБН должно будет им кого-нибудь отдать. И БАТО должно им кого-нибудь отдать. И мы тоже должны. Однако что касается нас, то они, вероятно, удовлетворятся малой кровью. Крендлер считает, что мы можем отдать им Клэрис Старлинг, и они оставят нас в покое. Я с ним согласен. БАТО и УБН получат порку за бездарное планирование операции. Но на спусковой крючок нажимала Старлинг.

– Она стреляла по убийце офицера полиции, которая выстрелила в нее первой.

– Это никого не интересует. Вы же все прекрасно понимаете. Публика не видела, как Эвельда Драмго застрелила Джона Бригема. Они не видели, что Эвельда первой стреляла в Старлинг. Они такого никогда не замечают, если их носом не ткнуть, – надо же знать, куда смотреть. Двести миллионов человек – а десятая часть из них это избиратели! – видели, как Эвельда Драмго сидит на мостовой, прикрывая собой ребенка, и у нее мозги вышибло пулей. Молчите, Джек, я знаю, что вы некоторое время считали Старлинг своей протеже. Но у нее слишком острый язычок, Джек, и она с самого начала не сумела наладить кое с кем отношения.

– Крендлер – настоящий засранец.

– Слушайте, что я вам говорю, и молчите, пока я не закончил. Карьера Старлинг и так в любом случае окончена. Она получит увольнение без суда и всяких последствий. Возня с бумагами ничуть не хуже, чем пустое отсиживание в офисе от звонка до звонка, а она вполне может найти работу. Джек, вы сделали для ФБР огромное дело – вы создали Отдел психологии поведения. Очень многие считают, что если бы вы немного больше занимались собственной карьерой, то давно стали бы крупной шишкой, гораздо выше, чем начальник отдела, что вы заслуживаете гораздо большего. Да я первый готов это подтвердить. Джек, вы выйдете на пенсию заместителем директора ФБР. Даю вам слово.

– Вы хотите сказать, если я не стану вмешиваться в это дело?

– Джек, пусть все идет своим чередом. Когда мир воцарится во всем королевстве, так оно и будет. Джек, посмотрите мне в глаза.

– Слушаю вас, директор.

– Это не просьба, это приказ, четкий и недвусмысленный. Не вмешивайтесь. Не бросайтесь такой возможностью. Иногда ведь приходится просто отвернуться и смотреть в другую сторону. Мне вот приходилось. Послушайте, я знаю, что это тяжело, поверьте, я знаю, что вы сейчас чувствуете.

– Что я чувствую? – переспросил Крофорд. – Я чувствую, что мне надо принять душ.

5

Старлинг была хорошей хозяйкой, но не дотошно аккуратной. В ее части дуплекса всегда царила чистота, и Клэрис в любой момент могла найти то, что нужно, но вещи у нее имели тенденцию скапливаться кучами – неразобранное белье после стирки, больше журналов, чем места для их хранения. Она могла бы занять призовое место на чемпионате мира по глаженью в последнюю минуту, но ей никогда не нужно было слишком наряжаться и прихорашиваться, так что в целом она со всем этим справлялась.

Когда ей хотелось полного порядка, она проходила через общую кухню на другую сторону дуплекса, принадлежавшую Арделии Мэпп. Если Арделия была у себя, можно было воспользоваться этим, чтобы получить совет, который всегда оказывался полезен, хотя иной раз бывал более резок, чем ей хотелось. Если же Арделии не было, Старлинг – по молчаливому соглашению между ними – могла посидеть в этой атмосфере абсолютного порядка, царившего в жилище Мэпп, поразмышлять, при условии, что не оставит там никаких следов своего пребывания. Здесь она сегодня и сидела. Это было одно из тех жилищ, в котором всегда пребывает дух его владельца, присутствует тот физически или нет.

Старлинг сидела, глядя на страховой полис бабушки Арделии, который висел на стене, заключенный в красивую рамку, точно так же, как он висел когда-то в сельском домике самой бабушки, а потом в многоквартирном доме, когда Мэпп была еще ребенком. Бабушка Арделии занималась выращиванием овощей и цветов на продажу и экономила на всем, чтобы платить страховые взносы, зато потом получила возможность взять кредит в счет оплаченной страховки, чтобы помочь Арделии в самый критический момент, когда та грызла гранит наук в колледже. Рядом висела и фотография бабушки – маленькая старушка, не сделавшая даже и попытки улыбнуться, белый крахмальный воротник и древняя мудрость в сверкающих черных глазах под соломенной шляпкой-канотье.

Арделия всегда сознавала, из какой среды она вышла, она ежедневно черпала в этом силы. И сейчас Старлинг пыталась сделать то же самое, чтобы взять себя в руки. Лютеранский приют в Бозмене дал ей пищу и одежду, задал ей модель приличного поведения, но то, что ей было нужно сейчас, она могла найти только в собственной генетической памяти.

Чем ты располагаешь, если происходишь из бедной белой семьи? Да еще из такого района, где Реконструкция^[23] завершилась только к концу 1950-х годов? Если происходишь из той социальной среды, которую в университетских городках обычно именуют скопищем голодранцев или «деревенщиной», а даже если и снисходят, то называют «синими воротничками» или «белой беднотой Аппалачских гор»? Если даже при ощущении некоторого родства всех южан (которые вообще-то считают недостойной любую физическую работу) твою родню и там называют беднотой, то где искать опору, с кого брать пример? Ну да, мы как следует наложили северянам в первой битве при Булл-Ран^[24], ну и что? Да, прадедушка здорово дрался во время осады Виксберга^[25], да, часть национального парка Шиллох навеки останется у всех в памяти как Язу-Сити^[26], ну и что?

Много чести и еще больше гордости, если сумел выжить с тем, что у тебя осталось после всего этого – жалкие сорок акров земли да тощий грязный мул, – но надо еще уметь это понять. А ведь никто тебе об этом не скажет.

Старлинг добилась успеха во время учебы в Академии ФБР, потому что ей некуда было отступать. Она сумела пережить удары судьбы в государственных организациях, научившись уважать порядок, четко и твердо следуя всем установленным ими правилам. Она всегда двигалась вперед и вверх, она добилась стипендии, она была хорошим товарищем в любой команде. И ее неудача в продвижении по служебной лестнице в ФБР после такого блестящего старта стала для нее внезапным и страшным потрясением. Оказалось, что она, как муха, попавшая в бутылку, бьется о стеклянную стенку.

У нее было четыре дня, чтобы оплакать Джона Бригема, убитого у нее на глазах. Давным-давно он ее кое о чем попросил, но она сказала «нет». И тогда он спросил ее, останутся ли они друзьями, уже не вкладывая в это никакого другого смысла, и она сказала «да», подразумевая именно это.

Ей теперь еще предстояло смириться с тем фактом, что она сама застрелила пятерых возле рыбного рынка «Фелисиана». Перед ее мысленным взором вновь и вновь возникала картина того, как один из «крипсов», которого сплющило между столкнувшимися машинами, судорожно хватается за крышу «Кадиллака», а его пистолет скользит по крыше.

В один из этих дней, просто чтобы отвлечься от тяжких дум, она поехала в больницу проведать ребенка Эвельды. Там была мать Эвельды, держала своего внучонка на руках, собираясь везти его домой. Она узнала Старлинг по фотографиям в газетах, передала ребенка медсестре и, прежде чем Старлинг поняла, что она собирается сделать, влепила ей пощечину – прямо по замотанной бинтом щеке.

Старлинг не стала отвечать тем же – просто выкрутила ей руку за спину и сунула лицом в стекло, отделявшее детскую палату от приемной, и держала в жестком захвате, пока та не перестала дергаться, тыкаясь расплющенным носом в стекло, заплеванное ее слюнями и пеной изо рта. У Старлинг по шее текла кровь, от боли кружилась голова. В отделении «Скорой помощи» ей наложили на ухо новые швы. Она отказалась подавать заявление в полицию. Санитар из «Скорой помощи» сообщил об инциденте в редакцию «Тэтлера» и заработал на этом три сотни долларов.

Ей пришлось выезжать из дома еще дважды – чтобы все подготовить к похоронам Джона Бригема и на сами похороны на Арлингтонском национальном кладбище. У Бригема почти не осталось родственников, да и те дальние, а в завещании он назначил Старлинг своим душеприказчиком.

Лицо у него было сильно повреждено, так что потребовался закрытый гроб, но она по мере возможности проследила за тем, чтобы его все же привели в соответствующий вид. И покойного уложили в гроб в безукоризненной синей форме морского пехотинца, с орденом Серебряной звезды и орденскими планками вместо других наград на груди.

После погребальной церемонии командир Бригема передал Старлинг шкатулку, в которой лежали личное оружие Бригема, его значки и некоторые вещи из его вечно переполненного стола, включая дурацкую птичку, которая все время раскачивается и пьет из стаканчика.

Через пять дней Старлинг предстояло слушание ее дела, что могло окончательно ее уничтожить. За исключением одного сообщения от Джека Крофорда, ее рабочий телефон все эти дни молчал, а Бригема больше не было, и поговорить теперь было не с кем.

Она позвонила секретарю профсоюза сотрудников ФБР. Он дал только один совет: не надевать на слушание длинные серьги или открытые босоножки.

И каждый день пресса и телевидение продолжали шумиху вокруг истории с Эвельдой Драмго и трепали ее, как такса треплет схваченную крысу.

Здесь, в идеальном порядке дома Арделии Мэпп, Старлинг пыталась думать.

Что может уничтожить любого человека – это червь сомнений, желание согласиться с обвинителями, чтобы добиться их расположения.

Какой-то звук мешает…

Старлинг пыталась точно припомнить свои слова там, в микроавтобусе. Может быть, она сказала что-то лишнее?

Какой-то звук мешает…

Бригем велел ей проинформировать остальных об Эвельде. Может быть, она изначально проявила враждебность, сказала о ней что-то гнус…

Какой-то звук все время мешает думать!

Она пришла в себя и поняла, что это звонят в ее дверь, на той стороне дуплекса. Наверное, какой-нибудь репортер. Еще могли принести повестку в суд по гражданским делам – она ожидала ее. Она отвела в сторону занавеску на окне в гостиной Мэпп и выглянула наружу – как раз вовремя, чтобы успеть заметить почтальона, уже возвращавшегося к своему грузовичку. Она открыла парадную дверь и перехватила его и, повернувшись спиной к машине прессы, дежурившей на той стороне улицы с теле-и фотообъективами наготове, расписалась в получении заказного письма. Конверт был лиловато-розового цвета, с вплетенными в дорогую плотную бумагу шелковыми нитями. Хотя она сейчас думала совсем о другом, конверт ей кое-что напомнил. Оказавшись снова внутри, подальше от чужих глаз, она глянула на адрес. Великолепный каллиграфический почерк.

Несмотря на постоянный страх, от которого у нее в голове все время гудело, Старлинг ощутила сигнал тревоги. И почувствовала, как по коже на животе пошли мурашки, словно она облилась чем-то холодным.

Она взяла конверт за края и отнесла его в кухню. Из сумочки извлекла всегда лежавшие там белые перчатки для работы с вещдоками. Прижала конверт к твердой поверхности кухонного стола и весь его прощупала. Хотя бумага была толстая и плотная, она бы сразу выявила наличие батарейки для часов, подсоединенной к листу пластиковой взрывчатки С-4 и готовой взорвать его. Она прекрасно знала, что ей следовало бы проверить конверт под флуороскопом. Если его открыть прямо здесь, это может кончиться плохо. Плохо? Это уж точно. Чушь все это.

Она вскрыла конверт кухонным ножом и извлекла из него шелковистый листок бумаги. И сразу поняла, еще не успев взглянуть на подпись, кто автор этого послания.

Дорогая Клэрис!

Я с огромным интересом следил за тем, как вас бесчестят и подвергают публичному шельмованию. То, как это делали со мной, меня никогда не задевало, исключая, конечно, неудобства, вызванные тюремным заключением, а вот вам может не хватить умения смотреть вперед.

В ходе наших дискуссий там, в тюремном подвале, мне стало совершенно ясно, что ваш отец, погибший ночной сторож, занимает весьма значительное место в вашей шкале ценностей. Думаю, что ваш успех в пресечении карьеры Джейма Гама в качестве закройщика и портного доставил вам наибольшую радость именно потому, что вы могли себе представить, что это сделал ваш отец.

А теперь вы на плохом счету в ФБР. Вы, наверное, всегда воображали, что вами там командует ваш отец, воображали его начальником отдела или даже выше, чем Джек Крофорд, – ЗАМЕСТИТЕЛЕМ ДИРЕКТОРА ФБР, воображали, как он следит за вашими успехами и гордится вами. Правда? А что теперь? Теперь вы, видимо, представляете себе, как он стыдится вас, как сокрушается в связи с вашим бесчестьем, вашим поражением, бесславным и печальным концом вашей многообещающей карьеры. Так? Может быть, вы уже представляете себе, как вы сами занимаетесь такой же унизительной работой, на которую вынуждена была пойти ваша мать, после того как наркоманы укокошили вашего ПАПОЧКУ? А? Как вы думаете, ваш провал отразится на них? Может быть, люди теперь всегда будут считать их – пусть даже несправедливо – отбросами и мусором, которые торнадо уносит из трейлерного лагеря? Ответьте мне откровенно, специальный агент Старлинг.

Сделаем на минутку перерыв, прежде чем продолжить. А теперь я укажу вам на то качество вашего характера, которое поможет вам: слезы сейчас не застилают вам глаза, у вас хватит пороху, чтобы читать дальше.

Вот вам упражнение, которое может оказаться для вас полезным. Я хочу, чтобы вы проделали это прямо сейчас, немедленно, вместе со мной.

У вас есть чугунная сковородка? Вы же с Юга, из горных районов, не могу себе представить, чтоб у вас такой не было. Поставьте ее на кухонный стол. Включите верхний свет.

Мэпп получила почерневшую чугунную сковородку в наследство от своей бабушки и часто ею пользовалась. У сковородки было черное блестящее дно, которого никогда не касалось мыло. Старлинг поставила ее на стол перед собой.

Теперь, Клэрис, смотрите прямо в сковороду. Наклонитесь и смотрите вниз, на ее дно. Если это сковорода вашей матери – а вполне может оказаться, что это именно так, – то она наверняка хранит в своих молекулах следы вибрации от всех разговоров, которые велись в ее присутствии. Всех обменов мнениями, мелких ссор, жутких откровений, недвусмысленных сообщений о несчастьях, ворчания, поэтических выражений любви.

Сядьте к столу, Клэрис. Посмотрите в сковороду. Если она хорошо прокоптилась, то выглядит как черный омут. И смотреть в нее – все равно что в глубокий колодец. Ваше четкое отражение не на самом дне, оно вырисовывается неясно, словно в тумане, так? Источник света – позади вас, и вот вы видите себя на черной поверхности, а вокруг головы – свечение, словно волосы загорелись.

Мы все – лишь соединения углерода, Клэрис. И вы, и сковородка, и ваш папочка, давно умерший и лежащий в земле, холодный, как эта сковорода. И все вибрации по-прежнему хранятся все там же. Прислушайтесь. Как в действительности звучали их голоса, как они на самом деле жили, ваши всю жизнь боровшиеся родители? Нужны конкретные воспоминания, а вовсе не образы, которые переполняют вашу душу.