Осенью 2011 года, когда заявило о себе движение Occupy Wall Street, недовольные граждане западных стран усвоили термин «однопроцентники», то есть верхний 1 % получателей дохода из богатых стран, в первую очередь США. Статистика свидетельствует[36], что всего 1 % населения получает 24 % доходов – то есть более 340 тыс. долларов в год, в 12 раз больше заработка среднего американца (28 тыс. долларов в год). «Однопроцентники», противопоставленные остальным 99 % населения, быстро сделались олицетворением разрыва между доходами в Америке.
Неравенство в Америке все заметнее. В 1979–2007 годах доход средней семьи вырос[37] менее чем на 40 %, а доход богатейшего 1 % – на 275 %. Французский экономист Тома Пикетти, в 2014 году прославившийся книгой «Капитал в XXI веке», предположил, что уровень неравенства в США[38], вероятно, выше, чем в любом обществе в любую эпоху.
Те из нас, кто не входит в 1 % богачей, могут чувствовать свое бессилие, однако это значит пренебречь влиянием, которое в действительности имеет почти каждый гражданин благополучной страны. Если замечать неравенство лишь в США, упускаешь из виду важную часть картины. Рассмотрим следующий график.[39]
Распределение мирового дохода
Источник: Milanović, Branko, PovcalNet.
Здесь интервал 0–25 % представляет 25 % населения планеты с минимальными доходами, а 75–100 % – 25 % богатейшего населения. Если бы доходы у всех были одинаковыми, то под линией образовался бы прямоугольник. Но беднейшее население едва представлено на графике. На верхних 10 % кривая резко уходит вверх. А если я показал бы на графике 1 % самых богатых, страница получилась бы высотой с 23-этажное здание (выше первого Годзиллы[40]).
Где на этом графике вы? Поскольку я умышленно оставил ось ординат без разметки, определить это невозможно. Попробуйте угадать. Какая доля населения планеты выше вас по уровню дохода, а какая – ниже?
Когда я задаю этот вопрос жителям США или Великобритании, они, как правило, отвечают, что входят в 70–80 процентиль. Эти люди знают, что они граждане богатой страны, однако понимают, что не похожи на банкиров и глав корпораций, составляющих мировую элиту. Следовательно, они полагают, что помещаются в углу кривой и, запрокинув головы, пытаются разглядеть на вершине сверхбогачей. Я раньше тоже так думал.
Распределение мирового дохода
Источник: Milanović, Branko, PovcalNet.
Если вы ежегодно зарабатываете более 52 тыс. долларов, то вы пресловутый «однопроцентник». А если получаете хотя бы 28 тыс. долларов (годовой доход среднего американца[41]), то относитесь к богатейшим 5 % населения планеты. Даже человек, живущий за установленной в США чертой бедности (то есть зарабатывающий всего 11 тыс. долларов в год), богаче 85 % населения планеты. Мы привыкли сравнивать себя с ближними и легко забываем, насколько хорошо, в сущности, нам живется.
Возможно, вы преисполнились скепсиса. Меня он определенно посещал. «Конечно, – скажете вы, – у бедняков в развивающихся странах, может, денег и немного, зато они могут купить гораздо больше, поскольку стоимость жизни в тех местах ниже».
За границей деньги определенно ценнее. Пообедав в одном из самых шикарных ресторанов Аддис-Абебы, я заплатил по счету около 10 долларов. И однажды переночевал в гостинице (правда, она была ужасна) всего за доллар. Однако при составлении графика уже учтено, что за границей деньги ценнее. Посмотрим на 20 % населения планеты: 1,22 млрд человек, зарабатывающих менее 1,5 доллара в день и считающихся представителями «беднейших слоев населения»[42]. Можно подумать, что «1,5 доллара в день» означает, что чрезвычайно бедные люди тратят в день сумму, эквивалентную 1,5 доллара. На самом деле они живут на сумму, соответствующую покупательной способности 1,5 доллара в США в 2014 году[43]. А что можно купить на 1,5 доллара в США? Сладкий батончик? Пакет риса?
Возможно, вы по-прежнему настроены скептически. Вы, наверное, думаете, что люди в бедных странах могут жить менее чем на 1,5 доллара в день потому, что многое делают собственными руками. Денег у них немного, но много им и не нужно, поскольку они сами обрабатывают землю и ведут натуральное хозяйство. Однако мой график учитывает и это[44]. Предположим, фермерша Аннетт продает то, что вырастила, и получает за свой товар 1,2 доллара в день. При этом она сама съедает в день пищи на 40 центов. Она живет на 1,6 доллара в день и, следовательно, находится выше полуторадолларовой черты бедности.
Можно удивляться, как люди ухитряются жить на эту ничтожную сумму? Они же умрут! Да, представьте себе: умирают. По крайней мере, умирают гораздо чаще, чем граждане развитых стран. Хотя в последние десятилетия средняя продолжительность жизни в развивающихся странах взлетела, в странах к югу от Сахары она составляет всего 56 лет (в США – более 78 лет)[45]. В прочих отношениях их жизнь печальна именно настолько, насколько можно ожидать, учитывая их доходы. Абхиджит Банерджи и Эстер Дюфло[46], экономисты из Массачусетского технологического института, изучили положение беднейшего населения более 13 стран. Они выяснили, что самые бедные потребляют в среднем 1400 калорий в день (около половины нормы физически активного мужчины или физически очень активной женщины), тратя при этом на пищу большую часть своих доходов. У большинства недостаточный вес и анемия. В большей доле домохозяйств имеется радио, но отсутствуют электричество, туалет, водопровод. Менее чем в 10 % домохозяйств есть стул или стол.
Однако «1,5 доллара в день» не эквивалентно выражению «то, что можно купить на 1,5 доллара в США в 2014 году». В Америке, в силу отсутствия крайней бедности, нет рынка чрезвычайно дешевых товаров. Рис низшего качества в США все же гораздо лучше того риса, который можно купить в Эфиопии или в Индии. Комната, в которой я ночевал в Эфиопии за доллар, была куда хуже любой комнаты, которую я смог бы снять в США. Наихудшее жилье в США гораздо лучше глинобитных хижин – обычного жилья тех, кто живет менее чем на 1,5 доллара в день. Это объясняет, как можно жить в нищете и при этом иметь «дом», но никак не помогает улучшить жизнь других.
Тот факт, что в мировом масштабе мы на вершине, предоставляет нам огромные возможности принести пользу другим. Ресурсы, с помощью которых мы можем улучшить чужую жизнь, гораздо обширнее, чем ресурсы, посредством которых мы можем улучшить собственную жизнь. Таким образом, мы относительно дешево можем принести огромную пользу.
Сколько именно пользы мы способны принести? Предположим, что, сделав пожертвование благотворительной организации, занимающейся проектами в области развития, или приобретя «зеленый» товар, мы расстаемся с долларом и передаем эти деньги нищему индийскому крестьянину. Кому доллар принесет больше пользы: крестьянину или нам? Экономический закон гласит, что деньги имеют для нас тем меньшую ценность, чем у нас их больше. Следовательно, доллар принесет больше пользы индийскому крестьянину. Насколько больше?
Некоторые способы ответить на этот вопрос мы изучим в следующей главе, а пока поинтересуемся, что получится, если прямо спросить у людей, хорошо ли им живется[47]. (Оценки, полученные иными методами, не хуже.[48])
Ось ординат отражает представление респондентов о своем благополучии. От интервьюируемых требовалось оценить, насколько они довольны жизнью. Оценка в 10 баллов означает максимальную удовлетворенность: вы полагаете, что лучше не бывает, причем у вас есть основания так считать, а ноль баллов означает максимальную неудовлетворенность. Большинство попадает в середину диапазона. Ось абсцисс отражает годовой доход, о котором сообщили респонденты.
Интересно, что удвоение дохода всегда повышает вдвое субъективную оценку благополучия. Для человека, ежегодно зарабатывающего 1 тыс. долларов, увеличение дохода на тысячу дает такой же «прирост счастья», как прибавка в две тысячи для уже зарабатывающего 2 тыс. долларов, и т. д.
Этот график позволяет определить[49], насколько больше пользы очень бедный человек получает от 1 доллара, чем вы или я. Представьте, что начальница вызвала вас к себе и сказала, что в следующем году ваше жалование удвоится. Приятно, правда? По данным экономистов, польза, получаемая вами от удвоения жалования, равна пользе, получаемой нищим индийским крестьянином от удвоения его заработка. Если у вас обычный для США годовой доход в 28 тыс. долларов, то польза, которую вы получите от дополнительных 28 тыс., точно такая же, которую индийский крестьянин получит от дополнительных 220 долларов.
Это дает основание полагать, что такая же сумма может принести самым бедным людям в 100 раз больше пользы, чем гражданам США. Если вы зарабатываете столько, сколько средний американец, то вы в 100 раз богаче самого бедного человека на Земле, а значит, дополнительный доход способен принести чрезвычайно бедным людям в 100 раз больше пользы, чем вам или мне. Я не говорю, что для благополучия важен исключительно доход: следует учитывать и иные факторы, например безопасность и наличие политических свобод. Но доход играет огромную роль в том, насколько приятной, длинной и здоровой будет ваша жизнь. Понимание того, сколько пользы мы можем принести людям путем увеличения их дохода, – особенно надежный способ оценить, насколько больше пользы мы можем принести другим по сравнению с собой.
Нечасто нам предлагается два варианта, один из которых стократ лучше другого. Представьте себе «счастливый час» в баре, в течение которого вы можете купить на 5 долларов пива себе или на 5 центов – другому. Мы наверняка проявили бы исключительную щедрость: всем выпивку за мой счет! Но, по сути, мы пребываем в этом положении все время. Это как распродажа со скидкой 99,9 % или 10 тыс. % бесплатно. Возможно, это самая удачная сделка в вашей жизни.
Доходы и удовлетворенность жизнью
Источник: Stevenson, Betsey, and Justin Wolfers
Я придумал название: «стократный множитель»[50]. Жители богатых стран способны принести минимум в 100 раз больше пользы другим, чем себе.[51] «Стократный множитель» должен удивлять. Мы никак не могли рассчитывать на возможность принести другим столько пользы при таких малых расходах с нашей стороны. Но мы живем в необычном месте в необычное время.
Если вы читаете эту книгу, то, вероятно, вам (как и мне) повезло, и вы ежегодно зарабатываете не менее 16 тыс. долларов и, таким образом, принадлежите к 10 % богатейшего населения планеты. А наше время наследует периоду экономического расцвета, благодаря которому некоторые страны приобрели сказочное, с исторической точки зрения, богатство. В 1800 году ежегодный ВВП на душу населения в США составлял всего 1,4 тыс. долларов (в нынешних ценах), а сейчас он превышает 42 тыс. долларов. Всего за 200 лет мы сделались в 30 раз богаче.[52] При этом экономический прогресс был несправедливым. Мы разбогатели, но миллиарды других людей по-прежнему живут в унизительной бедности.
ВВП в исторической перспективе[53]
Источник: Maddison, Angus
Почти от появления Homo sapiens (200 тыс. лет назад)[54] до Промышленной революции (250 лет назад) средний доход во всех странах составлял 2 (или менее) доллара в день. Даже сейчас более половины населения планеты живет на 4 (или менее) доллара в день.[55] Нам повезло, но значительная доля человечества остается такой же бедной, какой была всегда.
Более того, благодаря экономическому прогрессу мы живем в такое время, когда технологии позволяют легко собирать информацию о людях, живущих за тысячи миль, дают способность значительно влиять на их жизнь[56], а научное знание помогает выработать наиболее эффективные способы помощи. По этим причинам у очень немногих из когда-либо живших имелась такая же возможность помогать другим, как у нас теперь.
Порой, оценивая сложность глобальных проблем, мы думаем: «Что бы я ни сделал – это капля в море. Так зачем утруждаться?» Но важен размер капли, а не моря. Мы убедились, что имеется возможность принести другим пользу многократно большую, чем себе. Конечно, не получится решить все мировые проблемы, но мы все же способны, если захотим, изменить жизнь тысяч людей.
21 июня 1994 года, Кигали, Руанда. Два месяца, пока длился геноцид (один из самых чудовищных случаев в истории), Джеймс Орбински работал в маленькой больнице Красного Креста – роднике посреди нравственной пустыни.
Проблемы в Руанде нарастали давно[57]. Бельгийские колониалисты объявили, что составляющие меньшинство тутси в расовом отношении превосходят хуту. Тутси помогали колониальной администрации эксплуатировать хуту. Ситуация радикально переменилась в 1959 году, когда монархия тутси была заменена республикой хуту и Руанда получила независимость от Бельгии. Но лучше не стало. Новые лидеры установили военную диктатуру и присвоили небогатые ресурсы страны. Многие тутси бежали за границу. Руанда стала одним из беднейших государств.
По мере упадка росла враждебность хуту по отношению к тутси. Стала приобретать популярность расистская идеология «Власть хуту», откровенно направленная против тутси. К 1990 году руандийские лидеры начали вооружать сограждан-хуту мачете, бритвенными лезвиями, пилами и ножницами, а также открыли новую радиостанцию для пропаганды и подстрекательства. Для нагнетания ненависти использовался страх перед Руандийским патриотическим фронтом (РПФ) – армией беженцев-тутси. В 1994 году ненависть к тутси достигла апогея. 6 апреля в результате покушения погиб президент Руанды. В этом преступлении обвинили повстанцев из РПФ, и экстремисты получили повод к давно планируемому геноциду.
К тому моменту, когда Орбински оказался в больнице Красного Креста, погибли уже сотни тысяч тутси. ООН тянула резину, не желая признавать сам факт геноцида, и не предоставляла почти никакой поддержки. В стране оставалась лишь горстка сотрудников некоммерческих организаций. Впоследствии Орбински возглавил «Врачей без границ» и получил от их имени Нобелевскую премию мира, но в тот момент его роль заключалась просто в помощи тем, кто в ней нуждался. Что он мог сделать при таком числе жертв? Позднее Орбински вспоминал:
Их было очень много, и поступали все новые[58]. Пациентам ставили на лоб цифры 1, 2 или 3: «1» означало «Заняться немедленно», «2» – «Заняться в течение 24 часов», «3» – «Безнадежен». «Тройки» относили на холмик у обочины напротив медпункта и оставляли умирать с максимумом комфорта, какой удавалось обеспечить. Их накрывали одеялами, чтобы они не мерзли, и давали им воду и морфин. «Единиц» относили на носилках в медпункт или к входу в него. «Двойки» располагались группами следом за «единицами».
Я не в силах представить, каково Орбински было видеть столько мучающихся людей одновременно и знать, что помочь он сумеет очень немногим. Я (и вы, полагаю, тоже) могу быть лишь благодарен, что мне никогда не придется быть свидетелем таких страданий.
Однако в некотором отношении наше положение напоминает положение Орбински. Он понимал, что не сумеет спасти всех раненых, а значит, ему приходилось делать трудный выбор: кому помогать, а кому нет. Орбински выстроил приоритеты и классифицировал пациентов. Если бы не это хладнокровное и совершенно необходимое разделение на «единицы», «двойки» и «тройки», сколько еще жизней было бы потеряно? Если бы Орбински вовсе отказался делать выбор, опустил бы руки и сдался – или же попытался лечить всех подряд, то сделал бы наихудший выбор.
Действительность такова, что если мы хотим сделать мир лучше, то нам придется выбирать так же, как это делал Орбински. Предположим, вы хотите сделать благотворительное пожертвование. Если вы перечислите деньги жертвам землетрясения на Гаити, вы поможете жертвам катастрофы. Но это значит, что у вас окажется меньше денег, чтобы финансировать закупку антиретровирусных препаратов для борьбы со СПИДом в Уганде или для помощи бездомным в вашем собственном городе. В результате вашего выбора кому-то станет легче, а кому-то – нет. Когда оказываешься перед выбором, возникает желание облагодетельствовать всех, увеличив долю своих расходов на благотворительность или разделив взнос между несколькими организациями. Но денег мало, а все мировые проблемы решить невозможно. Значит, остается решать: кому именно помочь.
Распределение времени – точно такая же проблема. Если у вас найдется пара часов в неделю, которые вы с радостью посвятите помощи другим, как распорядиться этим временем? Поработать в столовой для бездомных? Участвовать в программе наставничества для неблагополучных подростков? Организовать сбор средств в пользу определенной благотворительной организации? Опять-таки, в мире слишком много проблем. Надо расставить приоритеты.
Потенциальные бенефициары Орбински находились прямо перед ним. Тот факт, что он вынужден был выбирать и что отказ от выбора сам по себе явился бы решением, непреложен. То, что мы не находимся в прямом контакте с бенефициарами, состязающимися за наши усилия и взносы, может заставить взглянуть на ситуацию менее серьезно, чем мы воспринимали бы ее на месте Орбински – однако ситуация не делается от этого менее серьезной. Достойным бенефициаром является всякий, у кого настоящие проблемы и чью жизнь мы можем улучшить. Следовательно, нужно выбрать, кому мы помогаем, ибо отказ от принятия решения есть худшее решение из всех.
Суть эффективного альтруизма и заключается в рассмотрении дилеммы Орбински и честной попытке сделать трудный выбор. Какой из способов улучшить мир принесет наибольшую пользу? Какими проблемами следует заняться немедленно, а какими впоследствии? Сопоставление поступков затруднительно и психологически, и практически, однако возможно. Чтобы сравнить поступки, нужно задаться вопросом: скольким людям это принесет пользу и в какой степени?[59] Это первый из главных аспектов эффективного альтруизма.
Чтобы начать отвечать на этот вопрос, надо понимать последствия наших поступков. Например, рассмотрим выбор благотворительного проекта. Чтобы оценить потенциальную пользу взносов, нужно узнать, как именно организация распорядится вашими деньгами.
Во многих случаях ответ не очевиден. Так, на сайте «Армии спасения» можно прочитать о множестве программ, например о столовых для бездомных, ночлежках, о поддержке ветеранов, о летних лагерях и внеклассных программах для детей из малообеспеченных семей. Можно выяснить, какая доля расходов приходится на категории вроде «реабилитации», «содержания общественных центров» и «прочих социальных услуг». Но нигде не указаны расходы на конкретные программы, и, следовательно, непонятно, какую именно пользу принесет ваш взнос. Наверное, 50 долларов достаточно, чтобы оплатить питание одного человека в благотворительной столовой в течение целого года, но на сайте «Армии спасения» мы этого не узнаем.
Это настолько привычное явление, что вы, пожалуй, и не задумывались, насколько оно поразительно. Представьте, что вы зашли в бакалейную лавку, а там нет ценников. Вместо этого хозяин говорит: «Сколько вы хотели бы потратить сегодня?» А когда вы даете деньги, бакалейщик выдает вам набор продуктов по своему вкусу. Это, разумеется, абсурд. Как мы узнали бы, чем одна бакалейная лавка лучше другой? Один магазин мог бы завышать цены вдесятеро, а мы не могли бы это определить.
Но если таким образом нелепо покупать бакалею, то почему так можно поступать при сборе пожертвований? Вы благотворитель, вы приобретаете вещи для других и, разумеется, заинтересованы в том, чтобы использовать свои деньги эффективно.
Иногда благотворительные организации рассказывают, чего вы добиваетесь своими деньгами. Так, нью-йоркское отделение United Way на своем сайте Donate Now сообщает, что взноса в 50 долларов достаточно, чтобы обеспечить одну семью пятью книгами с советами для родителей. Это шаг в верном направлении. Но даже допустив, что соотношение «пять книг за 50 долларов»[60] верно, мы вправе сомневаться в принесенной этими книгами пользе. Снабжение книгами важно для нас лишь в одном случае: если оно приведет к стоящему результату. Помогают ли книги детям учиться? Обогащают ли они жизнь семьи за счет лучшего понимания мира? Если эти дополнительные книги не улучшают ничью жизнь, взносы бессмысленны.
Эту проблему можно решить, если думать об улучшении жизни, а не о показателях вроде числа розданных учебников. Чтобы по-настоящему сравнить действия, надо измерить сумму пользы, которую мы с помощью этих действий приносим.
В некоторых случаях ясно, что именно принесет больше пользы. Вспомните Орбински. Избавление человека от смерти приносит больше пользы, чем сохранение конечности, и если бы Орбински приходилось выбирать между тем и другим, ему следовало бы спасать жизни. Аналогично он принес бы больше пользы, спасая жизни пятерых вместо жизни одного человека[61]. Поэтому, например, если он мог бы провести пять простых операций за время, которое потребовалось бы на одну более сложную операцию, то ясно, что ему следовало бы выбрать более простые операции.
Однако имеется множество более сложных случаев. Можно предотвратить смерть одного 5-летнего или одного 20-летнего. Кого предпочесть? Предотвратить страдания 10 человек от СПИДа – или 100 человек от тяжелого артрита? А как насчет спасения одной женщины от домашнего насилия по сравнению с возможностью одному ребенку ходить в школу?
Что касается пользы для здоровья,[62] то экономисты десятки лет изучали эти вопросы. Они разработали систему подсчета добавленных лет жизни с поправкой на качество (Quality-Adjusted Life Year, или QALY), чтобы облегчить расстановку приоритетов в здравоохранении. В основу индекса QALY (произносится – «куали») положена идея, что существует два способа принести здоровью пользу. Во-первых, можно «спасти чью-либо жизнь». (Я ставлю кавычки, потому что спасение жизни здесь означает ее продление.) Второй путь принести человеку пользу – это улучшить качество его жизни. От мигрени не умирают, но я сам отлично знаю, что жить без нее проще.
Показатель QALY сочетает эти два подхода. Для оценки того, насколько плохи разные заболевания или увечья, учитываются данные о компромиссах, на которые люди готовы пойти. Например, в среднем люди оценивают жизнь с нелеченым СПИДом как 50 % жизни в полном здравии[63], после инсульта – 75 %, с умеренной депрессией – всего в 30 %.
Систему QALY можно проиллюстрировать следующим образом. Первый график иллюстрирует жизнь обычного человека.
Данный график показывает человека, который большую часть своей жизни совершенно здоров, имеет незначительные проблемы со здоровьем в возрасте 35 лет, но затем выздоравливает. Здоровье ухудшается с наступлением пожилого возраста и до смерти (в возрасте 72 лет).
Следующие два графика показывают два способа упростить жизнь этого человека.
Первый график показывает улучшение жизни на 20 % в течение 60 лет. Это 12 QALY (60 × 20 %). Второй график показывает увеличение продолжительности жизни человека, в данный момент обладающего 70 % здоровья, на 10 лет. Это 7 QALY (10 × 70 %). Таким образом, индекс QALY позволяет сравнить пользу, приносимую разным людям.
Если хотите, можете придумать собственные способы оценки. Подумайте о заболеваниях, которыми вы когда-либо страдали. Предположим, вас мучили боли в спине, как меня иногда. Например, если 10 баллов – это оценка качества моей жизни, когда я совершенно здоров, то насколько хороша жизнь в день, когда болит спина? Ответить может быть непросто, поэтому задумайтесь, на какие компромиссы придется пойти. Если вы могли бы прожить лишний день в состоянии идеального здоровья – или некоторое число дней с болью в спине, то в какой момент вам стало бы все равно? Лично мне было бы все равно, прожить лишних 4 дня идеально здоровым или 5 дней с болью в спине. То есть я приравниваю жизнь с болью в спине к 80 % жизни без боли. (В примечаниях я привожу кое-какие официальные оценки качества жизни, чтобы помочь вам самостоятельно оценить тяжесть различных состояний.[64])
Экономисты воспользовались индексом QALY для оценки эффективности затрат при лечении различных заболеваний. Они изучают определенную программу, оценивают расходы на нее, а также какое улучшение здоровья она обеспечивает, а затем выражают это улучшение в QALY. Оценив таким образом несколько программ, они получают возможность сравнить их и узнать, которая приносит наибольшую пользу за конкретную стоимость. Если ваши ресурсы ограничены, то при прочих равных условиях следует планировать программу так, чтобы она приносила максимум QALY.
Предположим, у вас есть 10 тыс. долларов и вы можете оплатить из этой суммы либо антиретровирусную терапию для 40-летнего больного СПИДом, либо хирургическую операцию для 20-летнего, которая поможет ему не ослепнуть. Без антиретровирусной терапии 40-летний умрет через 5 лет, а с ней – через 10 лет. А 20-летний доживет до 70 лет независимо от того, сделают ли ему операцию для предотвращения слепоты. (Разумеется, мы не можем знать точно, сколько проживет человек, поэтому при расчетах учтем среднюю продолжительность жизни.) Так что следует сделать с 10 тыс. долларов: оплатить антиретровирусную терапию или офтальмологическую операцию? Индекс QALY поможет нам принять решение. Во-первых, оценим сумму пользы антиретровирусной терапии. Люди оценивают качество жизни со СПИДом[65] при условии антиретровирусной терапии в 90 %. Таким образом, оплатив 40-летнему человеку антиретровирусную терапию, вы повысите качество его жизни с 50 до 90 % в течение 5 лет и подарите лишние 5 лет жизни с 90-процентным здоровьем. Это 6,5 QALY: (90–50 %) × 5 + (90 % × 5).
Во-вторых, измерим сумму пользы от операции с целью предотвращения слепоты. Люди оценивают качество жизни вслепую в 40 %. Таким образом, предотвратив развитие слепоты у 20-летнего, вы повысите качество его жизни с 40 до 100 % в течение 50 лет. Это 30 QALY: (100 – 40 %) × 5. Следовательно, при прочих равных условиях вы принесете больше пользы, оплатив операцию по предотвращению слепоты.
Система QALY, как и любая система оценки пользы для здоровья, несовершенна. Например, люди, никогда не проходившие диализ почек, в среднем считают, что, будь они на диализе, качество их жизни составляло бы 39 %, тогда как люди, действительно проходящие диализ, в среднем оценивают качество своей жизни в 56 %. То же верно для других случаев. Больные склонны рассматривать свое состояние менее пессимистично, нежели наблюдатели. Почему? Оттого ли, что публика не понимает, каково на самом деле жить с тем или иным заболеванием и переоценивает его тяжесть? Или оттого, что больные подсознательно занижают уровень стопроцентного здоровья? Трудно сказать. Точно так же некоторые думают, что в первую очередь следует уделять внимание предотвращению гибели молодых людей или особенно заботиться о самых бедных. Это спорные вопросы[66], и вряд ли ответ на них будет найден в обозримом будущем.
Очень часто для наших целей не нужно знать точные оценки тяжести различных состояний. В следующей главе мы убедимся, что благотворительные программы резко различаются по степени приносимой ими пользы, и даже грубого представления о том, на скольких людей они воздействуют и в какой степени, нередко достаточно, чтобы показать, что одна программа гораздо важнее другой.
В этой книге я буду много рассуждать о QALY: не потому, что считаю улучшение здоровья людей единственным способом принести им пользу, а скорее потому, что улучшение здоровья в мировом масштабе – среди наилучших, самых надежных и доступных измерению способов принести пользу. Кроме того, мы располагаем куда более надежными данными как раз о программах в области здравоохранения. Поскольку цель эффективного альтруизма заключается в принесении максимально возможной пользы, со здоровья можно и начать.
В принципе, методы, примененные при разработке индекса QALY, можно использовать для оценки рентабельности практически чего угодно.[67] Например, можно определить степень, в которой на наше благополучие влияет ушиб пальца, развод или увольнение. А можно вместо лет жизни с поправкой на ее качество (QALY) считать годы жизни с поправкой на благополучие (WALY). Так, приняв смерть за 0 % благополучия, а максимально возможные обеспеченность и довольство – за 100 %, можно сопоставить воздействие различных видов деятельности и выяснить, в какой степени и насколько долго они увеличивают людское благополучие. В гл. 1 мы видели, что удвоение дохода прибавляет 5 процентных пунктов по субъективной шкале благополучия. Тогда удвоение дохода в течение 20 лет дало бы 1 WALY.
Мышление в категориях повышения благополучия позволяет сравнивать (по крайней мере в принципе) очень разные результаты. Предположим, вы ломаете голову над вопросом, какой организации сделать взнос: United Way of New York City или Guide Dogs of America. Вы выясняете, что воспитание собаки-поводыря обходится Guide Dogs of America примерно в 50 тыс. долларов.[68] Так на что разумнее потратить 50 долларов: на покупку пяти книг (United Way) или на тысячную долю суммы, нужной для подготовки собаки-поводыря? Может показаться, что сравнивать нельзя, однако если известно воздействие каждого вида деятельности на людское благополучие, то это вполне возможно.
Предположим, предоставление собаки-поводыря (50 тыс. долларов) одному незрячему прибавляет 10 процентных пунктов к субъективной оценке человеком благополучия в течение 9 лет (срок службы собаки). Это 0,9 WALY. Предоставление же 5 тыс. книг (те же 50 тыс. долларов) прибавит 0,001 процентного пункта качества жизни 500 людям в течение 40 лет. Это 2 WALY. Если так, то потратить 50 тыс. долларов на учебники полезнее, чем на собаку-поводыря.
Таким образом, затруднения при сравнении видов альтруистической деятельности в конечном счете обусловлены недостатком понимания, что происходит в результате такой деятельности, или как различные виды деятельности сказываются на улучшении жизни. Дело вовсе не в том, что разные виды пользы в принципе несопоставимы.
Не все согласны с этим выводом. В 2013 году директор Charity Navigator (гл. 7) Кен Бергер и его коллега Роберт Пенна раскритиковали концепцию эффективного альтруизма[69] в блоге Stanford Innovation Review. Они указали, что сравнение одного проекта с другим «фактически приводит к благотворительному империализму, где „мое дело“ правое, а твое, в той или иной степени, – пустая трата драгоценных ресурсов». В ходе переписки выяснилось, что Бергер и Пенна убеждены, что «невозможно сравнивать интересы одного человека с интересами другого» и, следовательно, аморально определять, какие проекты наиболее эффективны.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽
Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке: