«Стандарты» Любви

Уроки искушения

Южный степной посёлок. Два вокзала – речной и железнодорожный – собирали по вечерам в своих буфетах любителей бочкового жигулёвского пива. Посёлок заметно веселел, когда в конце месяца геологи съезжались с отчётами о проделанной работе. Освободившись от дел, на этот раз молодёжь сдвигала столы в железнодорожном вокзале. Пиво пили на спор, кто больше опорожнит кружек. При этом все громко разговаривали и горланили под гитару песни. Разошлись поздним вечером. А дальше в памяти застряли моменты, словно кадры из кино. Мы находимся с ней у скамейки её дома. Обнимаемся и жгуче целуемся. Я слегка пьян и потому смел. Где началось наше знакомство, не помню, да это и не важно. Она, будто откуда-то возвращалась, а тут я, как ураган, настиг её. И теперь пылко целую, и активно напрашиваюсь на близость. Ей это нравится. Вмиг сосредоточившись, она вдруг говорит: «А знаешь, что? Давай встретимся завтра на остановке автобусов, которые отходят в город. Я тоже уезжаю, но прежде мы сможем пообщаться. Ты не против? Сегодня, согласись, уже нет смысла распалять себя и напрасно убивать время. Кстати, сколько тебе лет, ведь ты ещё молод?» «А тебе?» – интересуюсь в ответ я. «Мне, – отвечает она, – ну, скажем, двадцать восемь». «Тогда мне, – говорю я, – двадцать четыре». «Так мы что, договорились?» – уточняет она. – Не сомневайся. Скажи, только, когда ты будешь на остановке? – Ровно в 11 часов дня начинают отходить автобусы. – Тогда в это время и я буду на месте, – пообещал я. – Общежитие, где я сейчас живу, как раз рядом с тем местом.

Ровно в одиннадцать часов следующего дня я подхожу к остановке, и вижу её – эффектную, светловолосую в кудрявых локонах женщину в ярком оливкового цвета плаще с походной сумкой. По всему чувствовалось, что она, ожидала скорее всего только автобус, а не меня. Но я явился, как и обещал. – Раз уж ты здесь, – говорит она,– бери сумку и пойдём по ходу автобуса за посёлок.

Мы шли сначала по асфальтированной дороге, а за посёлком – по обочине постепенно углубились в степной простор. Погода была благоприятно-солнечная, а степь покрыта по-весеннему сочным травянистым ковром. Выбрав место, она достала из сумки покрывало и расстелила его на траве в небольшом углублении. Мы присели. Солнце уже достаточно прогрело почву и всё пространство, побуждало освободиться от одежды. «Рита, – шепчу я, – всю ночь не спал, всё думал о тебе и о моменте, когда мы увидимся». «Даже так? – усомнилась она, – а мне казалось, что ты и вовсе не придёшь». «Вот пришёл, и счастлив!» – продолжаю я, придвигаясь плотнее. А потом, срывая одежду с неё и оголяясь сам, стал неистово целовать её губы, шею и, наконец, алые сосочки влекущих полушарий… Рита податливо потянулась навстречу. И вскоре мы слились воедино во взаимном желании.

О чём мы говорили было не важно. Только после второго слияния, поднялись, оделись и зашагали к асфальтированной дороге, по которой уже «во всю» двигались автобусы в сторону города. Расставаясь, она дала мне свой городской адрес, и я обещал, что приеду к ней в ближайшие майские праздничные дни.

…В праздники уже в городе я вышел в районе кинотеатра «Ударник» и пошёл в сторону Малой станицы, отыскал нужную улицу и дом, где она снимала комнату. Как оказалось, как раз вовремя, потому что встретился с ней у самого выхода из дома. Она «собралась, было, на встречу с подругой, чтоб провести совместно праздничные дни». Так говорила она, разбирая сумку и вынимая со всем прочим аккуратно сложенные простыни, из чего я понял, что встреча намечалась не только с подругой, но и с более «романтическими» субъектами. Свои мысли я оставил при себе, радуясь тому, что по крайней мере не остался с носом. Мы вернулись в дом, и она сообщила хозяину, что поход к подруге откладывается, потому что явился «братишка», который решил её навестить. «Хозяин», хотя был и пожилой, но какой-то «игривый», по крайней мере, при разговоре с Ритой. Речь его и вид напоминали мурлыканье кота. Комнатка была небольшая, но уютно-прохладная – само то, так как во дворе уже наступила жара. У нас на столе появилась бутылка сухого болгарского вина и лёгкая закуска: сыр, колбаса, овощи и виноград – всё это я принёс с собой, по пути заходя в магазины. К вечеру Рита на виду у хозяина расстелила постель «для братишки» на полу, а для себя на кровати, и я остался ночевать. Ночёвка наша кочевала с пола на кровать и, наоборот, в зависимости от того, как нам было удобней.

Всю ночь Рита учила меня приёмам сексуальных отношений. Начало было «по-семейному», как и тогда в степи, когда она отъезжала в город, то есть «как обычно». Хотя для меня вся эта ночь была необычной, ведь я был ещё недостаточно искушенным «ловеласом». – А ты можешь «по-офицерски»? – спросил я неуверенно, припоминая мальчишеские россказни об интимных отношениях. На что она ответила вопросом: «Это когда у офицера на плечах вместо погон – дамские ножки?» – Наверное, – говорю я. – Не наверное, а так точно, – отвечает она, притягивая меня к себе и возлагая на мои плечи свои ножки… Через некоторое время, кто-то тихо постучал в окошко. Прихватив пачку папирос, она направилась наружу: – Побудь один, я скоро вернусь, – чуть слышно молвила она, прикрывая за собой дверь. Минут через двадцать она появилась: «Сосед приходил, – сказала она, – покурили вместе».

А потом, когда мы снова оказались вдвоём, только уже на полу, она сказала: «У тебя хорошо получится, если ты войдёшь с другой стороны – будет плотнее, тебе понравится». И встала на колени и локти. Оргия продолжилась. «Странно то,– удивлялась она, – что ты всегда завершаешь процесс молча, мой муж при этом исторгал такие звуки, заставляя меня волноваться перед соседями, которые могли услышать стенания сквозь квартирные перегородки».

К утру, после шести ночных сексуальных заходов, будучи основательно, как мне казалось, насыщенным интимными играми, я засобирался домой. «Ты же хотел остаться ещё на ночь», – изумилась Рита. Но я тут же придумал какую-то отговорку, и она проводила меня до кинотеатра «Ударник», откуда я сел в подошедший автобус. Буквально через полчаса, уже сидя в автобусе, мне вдруг захотелось снова быть рядом с ней. Возникло острое желание продолжить «обучение» таинственным упражнениям. Но было уже поздно, и тут во мне вдруг закралось сомнение: а ведь она ночью не просто выходила покурить с соседом, вполне возможно, что это был хозяин. Наверняка.

Рита… Между пальцами левой руки – на среднем из них изнутри была татуировка её имени, которая убеждала меня в том, что у неё была необычайно-загадочная бурная жизнь, и было ей не двадцать восемь лет, а, конечно же, больше, в то время, как и мне, было не двадцать четыре года, а всего лишь девятнадцать лет. Но тогда:

Пылал огонь в моей крови,

Огнём страстей тебя встречал я,

И ты мне жаром отвечала

Ещё неведомой любви.

КСЕНИЯ

Ксения была красивой, но появилась в отряде не от хорошей жизни – муж постоянно колотил её, наверно, от ревности. И в тот раз ей всё это надоело. Она схватила дочку, и в чём была – уехала с ней к подруге в большой город, а там, друзья, устроили её на полевые сезонные работы в отряд геологов. Отряд был небольшой и интеллигентный, приняли её радушно.

Он отсутствовал в отряде ровно месяц, был на другом объекте. А как только появился, русоволосая повариха Ксения сразу привлекла его внимание. Всё в ней было для него в норме – фигура, ножки, рост и возраст. А из глаз струилось редкое сочетание небесной синевы и сочной земной луговой зелени. Он был уверен, что и светлый, согревающий душу луч солнца, будет исторгать её доброе сердце. Обо всём этом он сразу же выпалил ей, и этим расположил к себе.

Вскоре они поехали на новую полевую точку на машине: она сидела в кабине рядом с водителем, а он в кузове, склонившись к оконцу, настойчиво стучался к ним. Сначала чтобы привлечь её внимание, а потом делал сигналы руками о том, что она ему очень нравится: прижимал ладони к груди, а пальцы к губам, распуская их веером в её направлении. Она улыбнулась. А когда они сделали остановку, она вдруг сказала ему, что «если люди захотят того, что им очень хочется, у них обязательно всё получится». Тогда в первую же ночь, а они заночевали в пути, раскинув на обочине палатку, он выбрал момент, и, прокравшись, проник к ней в спальный мешок; всё произошло тихо без лишней суеты и в согласии.

А в дальнейшем странные у них сложились эротические отношения. Слово «эротические», пожалуй, будет не очень подходящим – слишком выспренним в выражении их сексуальной близости. В центральном полевом лагере она находилась в большой палатке – днём готовила там обеды и кормила геологов, а ночью на металлической кровати в широком двухместном мешке ночевала. Днём это была её полевая горница, а ночью – полевая спальня. Когда с наступлением сумерек лагерь затихал, она, умывшись и смазав вазелином лицо – других кремов не было, – ложилась в постель и замирала в ожидании его прихода. И всегда он непременно появлялся, снимал верхнюю одежду и нырял к ней в спальник. Причём не было у них особых памятных встреч – с поцелуями, объятьями, ласками. Обычно она лежала на спине и была готова, а он, снимая подштанники, без лишних телодвижений оказывался на ней. Процесс происходил ровно, как по команде: «вверх – вниз», «вверх – вниз». Не чувствовалось никаких отклонений, всё было гладко. Он скользил внутри неё до тех пор, пока не наступало «извержение». Даже дыхание почти не учащалось, разве только чуть-чуть. Потом он поднимался и, даже без поцелуя на прощание, одевался и уходил. Всё происходило одинаково и еженощно.

Геологи в основном были семейные. Он тоже был семейный, но, как говорил сам – «внутренне-раскрепощённый». Иногда жена с семилетним сыном приезжали к нему на выходные. Тогда Ксения брала бинокль и с пригорка наблюдала за ними, как они гуляли вокруг лагеря. Лагерь стоял в горах. Они ходили по берегу горной речки, купались, любовались природой и возвращались к обеду. Ксения кормила их и остальных сотрудников обедом, а потом они возвращались в город. И он, как всегда, забирался к ней в двухместный мешок, и они по-прежнему соединялись умеренно – монотонно. Потом она на неделю уезжала к дочери. Возвращалась. И полевая геологическая жизнь продолжалась своим чередом.

К А Р О Н О В И Р У С

(предсмертная тревога)

Он болел уже целый месяц, и не мог понять, что с ним происходит: какая-то необъяснимая хворь с ним пребывала. И самое главное было то, что он не мог спать. Никак не засыпалось. Внутренняя тревога поднимала его с диванной постели, и он ходил по комнатам в недоумении, что с ним происходит. Всё та же непонятная тревога не позволяла ему прийти в себя. Проходили дни. Сначала был сухой кашель, а когда это прошло, появилась эта «предсмертная тревога» – непонятное беспокойство. И, казалось, ничто не может помочь избавиться от этого. Днём он с тревогой слонялся по комнатам в ожидании ночи, и, надеясь, заснуть. Но не тут-то было. Неведомое состояние поднимало его и, всё неистовее угнетая, водило по комнатам. Только к концу второго месяца он почувствовал едва-едва заметное освобождение от недуга. А потом он вдруг забылся, и позднее не мог понять – приснилось ему или привиделось то, как возник в его сознании образ женщины, которую он не очень хорошо знал, называя при встречах по имени и отчеству. И тогда в своём, ещё тревожном и полусонном, по инерции, забвении твёрдо решил называть только по имени – без отчества, и на «ты». А потом и вовсе вдруг увидел её всю оголённую, и его внимание сосредоточилось на её сокровенном месте, где меж паховая бархатная поросль волос, прикрывала «телесный пирожок», внутри которого таился вожделенный секрет всего живого на белом свете. И представилась картина: «пирожок» слегка приоткрыт в ожидании встречи другого сокрального чуда, у которого головка и стержень обычно надуваются в предтече блаженного слияния, порождающего первооснову жизни. Тут он решительно наклонился и стал целовать её интимное гнёздышко. Затем резко проснулся и вспомнил эпизод из книги «Дивная Ева и отрок Адам», где герой ласкал, целуя Еву в то самое сокровенное место, у которого он только что находился… «Что же это такое? Не зря всё это: наверное, всё виденное – мне что-то предвещает?»– подумал он. И надо сказать, что вдруг почувствовал и стал понимать, что болезнь проходит. А потом решил непременно рассказать всё это той женщине, с которой был едва знаком, и которую звал только по имени-отчеству. Тотчас набрал номер её телефона и стал пересказывать то, что недавно привиделось. После этого ему уже стало под силу иногда засыпать и даже думать о дальнейших творческих планах и начинаниях. Вспомнил он и то, как однажды ему пришла на ум мысль, что человек живёт до тех пор, пока у него есть желание интимной близости. Короче, с этого момента началось его освобождение от «предсмертного беспокойства». А когда болезнь стала постепенно проходить, и он смог выходить на прогулки, то на берегу горной речки встретился с той роковой женщиной. Завидя его, она резко остановилась – вид у неё был замкнутый и недоброжелательный – и буквально выпалила: – Теперь я после вашего телефонного звонка при встречах буду говорить вам только «здравствуйте» и «до свидания», не более того. И вы, – чётко добавила она, – не пытайтесь ко мне подходить». Он смутился и не нашёлся, что ответить. Однако при второй встрече, он, чтоб предварить её уход от разговора, стремительно обратился к ней: – «Да поймите вы, – что благодаря тому «видению», ко мне вернулась жизнь, и я, наконец, стал таким, каким был до болезни!» Тут она буквально шарахнулась от него. И он едва успел крикнуть ей вослед: – Тогда верните мне подаренную вам книгу, где описана смутившая вас сцена Адама и Евы!– На что она на ходу, подчёркивая неприязнь, ответствовала: – Я разорвала эту книгу в клочья и выкинула в мусорку!»… Однако месяц спустя, она всё-таки позволила ему приблизиться к себе, а когда он неосторожно напомнил ей о «спасительном сне», она вновь возмутилась: «Вас это, может, и «спасло», но причём здесь я? Да поймите и вы тоже, что всё, что происходило там, в вашем сомнительном сне, меня унижает и оскорбляет!».

Прошёл ещё месяц, он, как обычно, пришёл на речку и, поднимаясь вверх по течению, с интересом наблюдал, как тренер-кинолог упражнял свою овчарку, кидая попеременно то мячик, то обшитый плотной тканью диск. Догнав мячик, она доставляла его в зубах тренеру, а тот моментально закидывал в другую сторону уже диск, который она на ходу ловила в воздухе и возвращала хозяину. Задание повторялось, и удивляло то, с какой охотой собака бросалась выполнять упражнения. А позже, возвращаясь с прогулки и спускаясь вниз по ущелью, он снова увидел ту же овчарку. Теперь она несла в зубах длинную и толстую, почти, как бревно, палку-оглоблю, а он, пропуская собаку с громоздкой ношей, пожалел её и вслух заметил тренеру: – Ну, вы даёте: то мячик с диском, а теперь вот почти бревно в зубах у собаки – не жалко?– На что тот спокойно ответил: «Ничего особенного, это же рабочая собака, сейчас она на профилактической тренировке». И тут он, после разговора с кинологом, вдруг увидел свою знакомую роковую женщину, стоящую у прибрежной железной изгороди. «Кого я вижу?! – воскликнул он, – так неожиданно, здравствуйте! Удивительно, что я сразу не увидел вас на прогулке». Она повернулась к нему, и он просиял, он рад был от того, что не обнаружил гнева на её лице. И уже вместе они стали спускаться по тротуару вниз, а он почему-то начал, как и раньше, говорить про свою болезнь, которая наконец-то прошла после его загадочного «видения». Они шли, и женщина молчала, слушая его, беседа проходила ровно. «Слава Богу, её гнев прошёл, и жизнь продолжается, как прежде размеренно, и даже лучше», – подумал он, ощущая её рядом с собой, теперь уже благодушную и доброжелательную.