Сусеки

– Счастье – думалось мне, – это миг умиротворения, ощущаемый тобою. Это может быть – зной в городе, а ты находишься в тенистой аллее, где не назойливо подаёт свой голос скворец: «ти-ти-ти».

Счастье – это неожиданное дуновение степного ветерка с запахом горения очагового кизяка, напоминающее твоё маршрутно-полевое прошлое.

Счастье… Да кто ж его знает, что такое счастье? Помню, сидел где-то я в прибрежном лесочке. Тенёк был. На расстоянии в разных местах суетились люди – взрослые и дети. Что-то они там решали и делали, между прочим, спокойно, и каждая группа что-то своё, без возбуждения и необременительно. Я замер, и некоторое время чувствовал всем телом и душой и разумом – полное спокойствие. И только через некоторое время, да и сейчас даже – я вдруг понял: это же было счастье. И потому момент этот запечатлелся в памяти. Полное спокойное умиротворение, не отягощённое заботами, болезнями, патриотическим долгом и житейскими долгАми. Всё было во мне в тот миг в гармонии. Но тогда я не понимал, что это – счастье, А потом, и теперь уверен, что тогда оно навестило меня. У каждого своё счастье.

…Странно, что после того, как я это записал, по телеку услышал аналогичные рассуждения какого-то участника передачи о счастье. Только в его рассказе был порывистый ветер, который на миг прекратился, и наступила дневная тишина – и снизошла к нему благодать, которую он назвал «счастьем». Значит, так оно и есть у родственных душ, такое понятие о счастье.

Дворцы и хижины

…Мы жили в маленькой избушке-времянке. Нас часто навещала слепая дочь хозяйки большого дома Лиза. Глаза у неё были как у нормального человека. И мы, малые дети, мне было около четырёх лет – воспринимали её больше несколько странной, чем слепой. Ориентировалась она, в привычном ей дворе, уверенно, словно зрячая.

Потом мы переехали в центр посёлка в двухэтажное здание с большими окнами. В эти окна постоянно из любопытства заглядывал к нам дерзкий и неприятный парень. Соседи называли его «немтырём», он был глухонемым. Он ничего не говорил, а только таращил глаза и мычал. Нам с братом было страшно.

Думаю, от этого моё постоянное ощущение неустроенности и дискомфорта в больших жилищных зданиях. А роскошные хоромы и зАмки меня вообще пугают. И мне очень мил маленький домик моей матушки (с косяками дверей, о которые то и дело бьёшься лбом), где можно насладиться удивительной тишиной: без телевизора и шумных соседей.

Никого не осуждаю в стремлении к роскоши. Но, как плебей, проживший свою жизнь в вечных разъездах (как геолог, как студент, как солдат, как квартирант) я обожаю «тихую гавань», где можно побыть одному (не отвлекаясь на роскошь) и осмыслить свою и чужую жизнь без шума, визга и притворства.

Божьи чуда в моей жизни

Когда я в 54 года сознательно уверовал в Бога и принял обряд крещения, в первое время я как-то остро ощущал необычные явления, которые потом объяснил божьим чудом.

Так, 3. 03.1994г, обнаружив на своей ноге синее уплотнение, весьма болезненное и не проходящее, я сказал: « Господи, если ты есть, соверши чудо – пусть исчезнет этот очаг зарождения моей серьёзной болезни». И прочитал молитву – «На болящих». Через два дня я вспомнил об этом и пощупал свою «шишку» на ноге. К моему приятному изумлению, она исчезла. Это явилось началом моего сознательного ощущения чудес. Тогда я стал вспоминать такие моменты, когда ещё ни во что не верил, но когда Господь оберегал меня. Видимо, он вёл меня через неверие к Себе.

23.03.1994г

…19 января на крещение Господнее у нас родилась внучка Елизавета. А 23 марта с ней вдруг случилась истерика, то есть болезненное состояние, когда она беспрерывно плакала. Так продолжалось часа два. Мы все не на шутку встревожились, не зная, что делать. И тут я вспомнил про молитву «На болящих». Я взял молитвенник и удалился в отдельную комнату. Где с верой прочитал молитву трижды, после каждого раза осеняя себя крестом. Где-то на средине второго чтения плач умолк. Когда я вышел, Елизавета умиротворённо помалкивала, собираясь заснуть. Мадина – её мама – рассказала о том, что внучка совершенно неожиданно резко замолкла, буквально на «всхлипе».

3.03.1996г

Я вдруг почувствовал покалывание в правой почке. Это был нездоровый симптом, я боялся приступа, такое раньше случалось. Уединившись, я трижды прочёл молитву «На болящих», имея в виду себя. Покалывание прекратилось. И вообще, когда у меня что-то болит, я вожу по тому месту рукой и читаю молитву. Часто бывают боли в пояснице и сразу проходят. Всё зависит от «веры», с какой ты читаешь.

Прошло много лет.

15.05.2020г

К обеду вдруг началось недомогание: левый бок ниже рёбер заныл. Боль усиливалась. Привычные мои лекарства от диабета не помогали. Выпил таблетку анальгина, который, говорят, не лечит, а лишь утоляет боль. Тоже не помогло. К вечеру по-настоящему занемог. Боль не утихала, а усилилась. Я вспомнил детство, когда, прыгая с крыши, получил два перелома и вывих левой ноги. С трудом меня притащили на руках в больницу. Было воскресенье. Дежурная врач приступила к врачеванию. Вправляла мои кости на ощупь. Рентгена не было. Наркоз еле угомонил меня, пацаны, друзья мои, в процессе врачевания по обе стороны, навалившись, удерживали меня. Оказывается, от боли я стал «могучим», хотя и кричал неистово. Женщина-врач нервничала. Наверное, именно в это время, мне представился конец света. Я, будто, смотрю на себя сверху и одновременно ощущаю, как меня всего что-то сжимает и обволакивает какой-то шагреневой кожей, уменьшая в размерах. И я вовсе не человек даже, а что-то округлое, мне невыносимо тяжко и муторно, а надо мной змееподобная голова устрашающе следит, не выпуская из виду меня, предвещая конец, если не света, то уж точно, конец моего подобия… В конце концов, загипсовали мою ногу. Когда я пришёл в себя, через некоторое время боль возобновилась. Ногу раздувало, а гипс всё сильнее сдерживал опухоль. Врач ножницами надрезала гипс. Но боль не утихала. Я орал неистово и требовал, чтоб отрубили эту ногу. Никаких болеутоляющих таблеток не давали. Наверное, их и не было. Только на третий день боль утихла, и я полубезумный стал приходить в себя…

И сейчас я лежал и чувствовал, как боль одолевает меня. Ещё в отрочестве я понял, что боль – это состояние, которое редко кому удаётся преодолеть. Она и на этот раз усиливалась, и я вспомнил вдруг о молитве, которая нередко помогала мне. Я стал настойчиво произносить слова молитвы «на болящих». Трижды прочёл молитву, но боль не проходила. Тогда в моей душе закралось сомнение по поводу прошлых молитвенных чудодействий. «Боже мой, что же это такое,– шептал я, – как же унять этот свалившийся внезапно недуг?» Тут вошёл мой сын, и, сосредоточившись, установил, что у меня обострилась щитовидная железа. Такого раньше у меня не случалось. Сын дал мне таблетку «панкреатин», а чуть позже ещё и болеутолющий «каптоприл», и стал ждать рядом со мной. Я лежал беспомощный, терпя боль, которая по-прежнему не утихала. Но я уже мог хотя бы вытянуться на топчане, печально ожидая исход. Не помню, как под тупую боль заснул. Проснулся только под утро, и радостно ощутил, что боли нет, она растворилась во сне. Молитва помогла. Господь направил ко мне ангела-хранителя в образе моего сына, который нашёл способ избавить меня от недуга.

10.01.2018г

Если будешь внимательно читать Библию, изучать её, то поймёшь, что Бог, как это ни парадоксально, больше любит человека-грешника, который ошибается, падает и встаёт. Он любит человека беспокойного, ищущего и даже совершающего порой недостойные поступки. Пример: Мария Магдалина, блудный сын и др.

Вероятно, Бог и наделил каждого человека разумом, чтобы посмотреть за ним, наблюдать его, как он будет существовать. Ему проще было бы создать «правильного» человека, наделив его одной извилиной, встроить его в шеренгу подобных ему субъектов, и сделать «правильно-послушным» оловянным солдатиком. Однако Ему, глядя на нас, наверное, гораздо интересней – было самому определить, куда поведёт «разум» каждого индивида.

И я верую в Бога не для того, чтобы лбом расшибать пол в преданности ему. Ему это не интересно. И меня он любит за то, что я люблю не всегда «правильных» и подобострастных людей. Потому что истинная доброта заключается в уважении и «жалости». А любовь проявляется во всепрощении, и, конечно же, в искренних чувствах и в правде.

Он наблюдает за нами, и по нашим «пробам и ошибкам» определяет развитие разума человеческого бытия. Создаёт и выбирает направление дальнейшего развития. И если мы сами забредём в хаос, то сами же и будем повинны в этом. А он – Всемогущий Бог, будет уже с другими подобными нам существами искать и определять истинное назначение Человека. К такому я пришёл выводу.

25февраля 2018г

Я сидел на лавочке у речки. Над городом зависла сизая мгла. Мрачновато. В 11часов 05 минут вдруг раздался звон колоколов из нашей церкви – храма Господня святых Апостолов Петра и Павла. Может, и раньше раздавался такой звон, но я этого не слышал, а только мечтал, когда же установят колокола, которые проглядывались сквозь ниши колокольни. И, наконец, это свершилось. Со звоном колоколов тотчас пробился сквозь сизую мглу первый яркий луч, который предварил появление Светила. Солнце высвечивало в течение получаса, благовещая звоном колоколов, о наступлении хорошего дня.

«Перлы»

из с

у с е к

Голова человека – это та же Вселенная, только сконцентрированная в костной коробочке. Это мозговой атом Вселенной. Куда направишь мысль, в каком направлении проявишь интерес, там и найдёшь что-то новое. Мысль беспредельна, как бесконечна Вселенная.

* * *

Талант – это потенциал возможностей человека, данный природой, то есть Богом. Если этот дар не реализовать, то он и останется эмбрионом. Если ты понял, что он тебе дан, то, как сказал Карл Маркс по другому поводу, «надо, не страшась усталости, карабкаться по его каменистым тропам» к осуществлению мечты. Очень много людей талантливых.

Я убеждён, что каждый человек должен оставить после себя воплощение того, для чего он появился на свет. Но, к сожалению, большинство людей инфантильных, а точнее, ленивых, но претендующих на особое положение. К этой категории я иногда отношу и себя. Тогда иронично успокаиваю себя словами:

Коль сделать ничего не смог ты,

А сделать больше – нету сил,

Грызи уж собственные локти,

Чужие – Боже упаси.

Но мы такие непоседы,

Что вразумленью вопреки,

Терзаем локти у соседа

И. . . получаем тумаки.

* * *

О поэтическом таланте

(из ответа респонденту «поэтичесй почты» газеты

«Вечерняя Алма-Ата»)

«Уважаемый Анатолий Иванович, поэтическое письмо, как известно, предъявляет к автору свои особые требования. Главнейшие из них – это ритмический (размеренный) строй стиха и поэтический образ, который является продуктом самобытного восприятия окружающего мира, восприятия по-своему, через призму только своих чувств. А это зачастую сложная задача. Это уж, что называется – божий дар. Я твёрдо убеждён, что в каждом человеке есть какое-то поэтическое начало, но не всегда оно может пробиться через тот словесный барьер, который стоит на пути начинающего поэта. И, как правило, последний так и остаётся у истоков настоящей поэзии, не имея сил и поэтических возможностей пробить тот привычный ореол, который накопило до него человечество. Маяковскому, например, удалось пробить его путём колоссального умственного напряжения, Есенину – через душевные муки. Потому они наши поэтические величины.

Я чувствую, угадываю и ощущаю в Ваших стихах, Анатолий Иванович, лично выстраданную и пережитую радость от сознания того, что наступил, наконец, мир после страшной войны. Но Вы не смогли пробить тот барьер, после которого начинается настоящая поэзия, и мы, к сожалению, не можем признать Ваше стихотворение завершённым, играющим всеми красками Вашей поэтической души. Перед нами сырой материал и мы можем только поблагодарить Вас за то, что Вы, не равнодушный к окружающей Вас действительности человек, а, напротив – страстный и активный боец. Но, увы, пока не поэт».

Ненависть

Человек многогранен и всегда найдёт то, за что можно возненавидеть другого. Войны беспощадны, но они неизбежны. Если люди будут даже все зажиточны и богаты, они всё равно будут враждовать: мужики за баб, бабы за мужиков, а теперь, когда стираются гетерогенные отношения, то – и мужики за мужиков, и бабы за баб. К тому же человек тщеславен – будет драться за положение в обществе, то есть за власть. Невозможно укротить человека, запретные законы могут только в какой-то степени утихомирить его. Альтруизм появился ещё в библейские времена (Новый завет) – подставь вторую щёку, если тебя ударили в первую. Этот метод тоже не прижился. И всё-таки, как добиться того, чтоб люди уважали друг друга и жалели?..

Когда я служил в армии, удивлялся: почему люди не могут отказаться от армий, и просто не воевать? А думал так, лишь потому, что сам попал туда – в эту вынужденную необходимость.

Ловлю себя на том, что хочу как-то обосновать ненависть, тем более что она, как мне казалось, не может быть беспричинна. Но это только «по сути». А на самом деле она может быть и совершенно беспричинна. В этом убедил меня случай, который произошёл со мной в далёкой молодости, когда я учился на геолога в городе Иркутске.

Мы были на учебной практике в сибирской тайге, где проходили ознакомление с уникальными обнажениями докембрийского периода. Параллельно занимались и геодезическими работами, приобретая навыки по освоению «замкнутого полигона».

Поздним вечером студенты, как обычно, находились у костра, оживлённо беседовали и пели под гитару песни тогда очень модного Петра Лещенко. Его песни зачаровывали нас, тем более судьба самого автора была почти неведома нам, ведь он находился где-то за границей, и тоска его по Родине щемила и наши души: «Я тоскую по родине, по родной стороне своей, я в далёком походе теперь – на чужой стороне…» или «Аникуша, Аникуша, если б знала ты страдания мои…» А потом: «Марфуша, как берёзанька стройна, и за работаю весь день она: Марфуша всё хлопочет, Марфуша замуж хочет, и будет верная она жена… и не любить Марфушу грех!» Всё это было для нас, молодых ребят, непривычно новым и притягательным. Ведь в нашем комсомольском обиходе Марфуш и Аникуш не было. Да и Пётр Лещенко был в запрете. Было необычайно интересно находиться у костра в окружении таёжной загадочной темени. Таинственность настораживала и всё-таки манила в неведомое лесное пространство. Я отошёл от костра и двинулся по тропке, которая привела меня к палатке, возле которой сидели на походных стульчиках два преподавателя. Один был мне известен – уже пожилой бывший военный Пётр Сергеевич – преподаватель топографии, – год назад он был руководителем нашей группы на сельхоз работах в колхозе. Другой, более молодой – его я увидел только здесь на учебной практике, фамилия его было Толстихин, оживлённо убеждал в чём-то Петра Сергеевича. Я появился неожиданно из темноты и попал в поле их обозрения. Освещала их окружение маленькая лампочка, светившая от аккумулятора, расположенного на земле у походного столика. Я появился внезапно из темноты и, завидев меня, Толстихин вдруг оживился: – Вот-вот, тебя-то нам здесь и не хватало. – Вы знаете,– обратился он к Петру Сергеевичу, – этот парень приковал моё внимание сразу же, как только я его увидел (тут я заметил, что он пьян). – Мне сразу,– говорил он, – бросилась в глаза его криминальная внешность и желание быть всегда «на виду». Кругом он суёт свой нос. Вот и сейчас он объявился тут, и я уверен – с дурными намерениями. Ну-ка скажи, зачем ты пришёл сюда? Места тебе мало что ли? Не хватает тебе сообщников у костра? – продолжал ошеломлять меня Толстихин.

При таком напоре Пётр Сергеевич, хотя тоже не трезвый, но более спокойный и рассудительный, заметно смутился и попытался остановить недружественный порыв Толстихина: – Ну что ты, что ты, Ефим Тимофеевич, за что так на парня? Знаю я его, по колхозу знаю. Парень как парень. Потом не забывай, что мы находимся, хотя и в лесу, но среди студентов – на учебной практике.

– Не останавливай меня, Пётр Сергеевич, я знаю, что говорю. Поверь уж мне, это же отпетый человек, неужели ты это не видишь? Перед нами дерзкий и невыносимый мерзавец. Это он сейчас такой, а что будет дальше? Уверяю тебя, что это будущий возмутитель, хулиган и вообще алкоголик и уголовник!..

… От неожиданности я сначала окаменел, а потом чуть не плача бросился в гущу леса и, негодуя, обратился в небесное пространство, к месяцу, проглядывавшему сквозь ветки деревьев. – За что он так на меня? – вопрошал я сквозь слёзы. – Ведь он совершенно меня не знает, как и я его, но какое же возмутительное презрение я чувствую в его словах…

Его откровенная неприязнь так ранила меня, что я никогда этого не мог и не могу забыть. «Пророк хренов!» – возмущаюсь я и сейчас, а сам, между прочим, где-то внутри себя думаю: «А, может, это его возмущение и сохранило меня». И мне становится весело. Ведь у меня не было мудрых наставников. И вся моя мудрость приходила из жизненного окружения. Так совершилось и в данном случае.

– А-у?! Толстихин, где ты? Пророчества твои не оправдались. Я не алкаш и не преступник. А «ненависть» твоя лишь предостерегла меня.

* * *

Момент тщеславия

Девятимесячную дочку я оставил в кабинете отдела кадров, спящей на столе под присмотром работницы отдела, и, преодолев две остановки на троллейбусе, наконец, оказался в театре им. Ауэзова. Здесь в тот день 5 апреля 1966 года собрались геологи со всей республики для торжественного празднования Дня геолога. Зал был заполнен до отказа – от партера до балконов. Перед геологами сначала выступали известные артисты, а затем должны были представляться геологи с самодеятельностью. Мне предстояло выступить со стихами сразу после народной артистки Бибигуль Тулегеновой. Причём я же и вручил ей букет цветов с поцелуем в ручку. А после небольшой паузы сам оказался на сцене, где театрально-выразительно читал стихотворение «Романтика»:

Нам говорят:

«Долой романтику! –

Вы в грубых сапогах и ватниках.

От пота горького и холода

Не до романтики геологам!»

Твердят

Мечтою не живущие,

Что все мы грешные, сивушные

И что в любви не постоянные,

И даже хуже –

Окаянные.

Твердят…

А у ручья прохладного

Рассвет зари встречает жадно

Лихая девушка раскосая,

На скакуне летя по росам… и т. д.

А когда завершил стихотворение словами:

Не по дорогам ходим гладким мы –

Порой пути у нас и топкие -

Живёт романтика с палатками

Возле костра у зыбкой тропки.

Раздались аплодисменты, перешедшие в овации, требующие продолжения. И я не устоял, и выступил, вопреки договорённости с организаторами мероприятия, с «мрачными» стихами

ЗНОЙ В ПУСТЫНЕ

Белое солнце,

Жёлтый песок…

Смерть на землю

Клонится

С палящих высот, –

предвещая трагедию, начал я, и далее интригующе:

Поле, поле, поле,

Полевая жизнь,

Гибель и раздолье

Нынче подружились.

А потом, уточняюще:

Друг мой у бархана

Недвижный лежит –

Зной Казахстана

Сжёг его жизнь.

На бархане пекло,

А фляжка пуста –

Смерть и ко мне

Подъехала! –

Жжёт огнём уста…

Тут я замер, и продолжил уже трагически:

Поле, поле, поле,

О-ох, плавится мозг!.. –

И ни тревог, ни боли,

Ни забот, ни слёз…

И, наконец, завершил:

– Дайте, бездыханному,

Мне воды глоток!!!

…Спят барханы – зной жесток.

Вот здесь-то я и почувствовал то, что чувствуют великие артисты! Сначала народ замер, наступила тишина, как мне показалось, довольно продолжительная. И вдруг зал взорвался. Публика взревела и встала. Аплодисменты ошеломили меня. Я стоял растерянный и в тоже время счастливый. Аплодисменты продолжались. Радость захлестнула меня. Такого в моей жизни не бывало. Тогда-то, обуреваемый внутренним ликованием, я и понял, что ощущают великие артисты после запредельного успеха. Момент предвещал пробуждение тщеславия и во мне.

К сожалению, сполна мне тогда не удалось насладиться тем состоянием. Я срочно поспешил к своей дочери, которая томилась в отделе кадров.

Только со временем я понял, насколько пагубно было и есть то влекущее магически- пьянящее состояние. Оно зовёт, тянет, торопит, мешая вызреванию творческой самобытноти таланта.

Потом приходилось читать стихи на телевидении, но это было совсем не то, когда на тебя смотрит лишь маленький молчаливый огонёк, вместо огромного многолюдного зала, готового взорваться от восторга. Слава, конечно, великая вещь, но только не переходящая в болезнь тщеславия, когда чрезмерно полюбивший её творец, начинает выставлять свои достоинства, кичливо упиваясь ими.