Якудза, или Когда и крабы плачут

– Ну что, за встречу?

– За нее, родную.

– Тогда еще по полсоточки, и я отлучусь на часок. Ну а вечером, само собой…

– Что, дел невпроворот?

– Выше крыши, а толковых помощников мало.

Судя по тому, КАК была сказана эта фраза, Мессер вбросил пробный мяч относительно дальнейшего расклада по Седому, и Седой тут же принял его.

– Что, настолько обеднел Сахалин? Когда-то кадры здесь ковались толковые.

– Вот именно, что ковались. Ковались, да перековались. Кого уж никогда не будет с нами, а кому зону топтать не перетоптать. А что касается молодой поросли… Короче, мыслящих людей маловато, оттого и приходится самому вмешиваться в каждый чих и сутками не спать, разруливая ситуации. А это, как сам понимаешь, здоровья не приносит.

– Понимаю. И если я могу хоть чем-нибудь помочь…

Камышев словно ждал этих слов. Бросив на кореша стремительный взгляд, он поднял свой бокал.

– Можешь! Но об этом мы потолкуем чуток попозже, когда оклемаешься.

о. ХОККАЙДО ЮЖНО-САХАЛИНСК

Трое суток командировки пролетели как один день, и теперь Родионов возвращался поездом в Саппоро, чтобы уже оттуда лететь в Южно-Сахалинск. Ему было о чем подумать. И в первую очередь о том, кому и зачем понадобилось убирать Ложникова, причем столь сложным путем? Итак, возможные мотивы преступления.

Личная неприязнь и возможная месть исключались сразу же – якудзу в подобных случаях к делу не привлекают. Тогда что еще? Или все-таки он мешал кому-то из теневых дальневосточных королей, создав на Хоккайдо сеть отделений акционерного общества «Дальроса»? Возможно. «То есть началась активная фаза передела рынка? – спрашивал он сам себя и сам же отвечал: – Пожалуй, так оно и есть». Но в таком случае при чем здесь якудза, на версии которой так упорно настаивает Нуамо? Ответ также напрашивался сам собой – хотели бы того в России или нет, но уже произошло сращивание дальневосточных мафиозных структур с японской якудзой, и подтверждение тому – убийство Ложникова.

«Дальроса»…

Знать бы, что конкретно стояло за этой компанией, насколько сильно она вгрызлась в экономику региона и какие истинные цели преследовал ее директор, когда прочно обосновывался на Хоккайдо. Разработка этих вопросов ложилась на плечи Родионова, но в Японии прекрасно осознавали, что поднять эту тему одной российской стороной практически невозможно, и поэтому посильную помощь обещало оказать руководство иностранного отдела полицейского управления Хоккайдо. Помощь помощью, но начиная вникать в суть проблемы и понимая, что смерть генерального директора – всего лишь малая толика из ряда преступлений глобальной мафизации рыбо-крабо-икорного бизнеса на Дальнем Востоке, следователю впору было за голову хвататься, представляя истинные масштабы гигантского криминального образования, имя которому – «Российско-японское совместное предприятие». Даже простое сопоставление официальной статистики двух стран показывало, что в Японию из России ежегодно завозится нелегальных морепродуктов более чем на миллиард долларов, при этом большинство независимых экспертов считают, что эту цифру следует увеличить в полтора-два раза, и естественно, что от такого дохода отечественная рыбная мафия легко не откажется, как, впрочем, и те, кто крышует ее в столице, и, само собой, якудза. Что же касается японских властей, то здесь разговор особый. Это сейчас они зашевелились под давлением общественности, а всего лишь несколько лет назад…

В ответ на призывы российских властей к совместной борьбе с криминальным СП японцы отвечали, что пресечение нарушений внутреннего законодательства – это задача самой Москвы. Токио ссылался на то, что не имеет никакого отношения к выдаче квот и установлению порядка добычи морепродуктов в экономической зоне России и, следовательно, не может контролировать действие этой системы, и интересует его лишь одно – выполнение собственного законодательства, которое запрещает импорт в страну даров океана без документов на их вывоз от того или иного государства. Тут-то и возникала юридическая коллизия, не разрешенная и по сей день.

Российское законодательство требует таможенной очистки улова только из двенадцатимильной зоны территориальных вод. Это положение не распространяется на то, что выловлено в двухсотмильной экономической зоне. С формальной точки зрения из этой зоны морепродукты при наличии документов на право их добычи можно прямым ходом транспортировать куда угодно. Иными словами, налицо законодательная дыра, которая устраивает рыболовецкие круги и лоббируется влиятельными людьми в Москве.

Однако занудные японцы даже при повышенном интересе к камчатскому крабу требовали на каждую клешню таможенный документ, и российские рыбаки решили этот вопрос чисто по-русски, с выдумкой. Были изобретены так называемые сертификаты портовой очистки, которые почти все капитаны траулеров сами и фабриковали. Липовая печать, подпись несуществующего таможенного инспектора – и концы в воду. Что же касается принимающей улов стороны, то она делали вид, что искренне верит незамысловатым фальшивкам. Так продолжалось до тех пор, пока Госкомрыболовство не выдало промысловикам из Южной Кореи лицензию на вылов сайры у Южных Курил. Токио был взбешен. Как так? Между Россией и Японией идут переговоры о принадлежности островов, и в этих условиях продавать их ресурсы третьим странам по меньшей мере неприлично. Несмотря на противодействие отечественных рыболовных кругов, Москва пошла на уступки, но при этом дала понять, что в ответ требует от Токио решиться на скоординированные меры против незаконного вывоза, на которые он был вынужден согласиться, и как итог – отказался принимать «сертификаты портовой очистки». Теперь сдача морепродуктов стала возможной только при наличии единообразных таможенных деклараций.

Закручивание гаек на время привело к резкому сокращению притока морепродуктов в Страну восходящего солнца, но уже через два месяца все возобновилось, а на подделки новых грузовых деклараций местные портовые власти попросту не обращали внимания, опасаясь «карающего меча» якудзы.

Думая обо всем этом, Родион начинал соглашаться с доводами Акиры Нуамо, который был убежден, что именно в этой плоскости надо искать истинные причины убийства Александра Борисовича Ложникова.

В аэропорту Южно-Сахалинска его встречал полковник Агеев, замначальника регионального управления Следственного комитета, который, подкатив на оперативной машине к трапу самолета, махнул рукой и приглашающе открыл дверцу.

– Прошу, господин следователь. Докачу с ветерком, причем строго по счетчику, – и засмеялся забористо.

Он был примерно того же возраста, к тому же, когда их в свое время в Москве знакомил Быстров, который сразу же дал понять обоим, что хотел бы их видеть в одной связке, они еще там закрепили дружественные отношения бутылкой коньяка, усидев ее за разработкой предварительного плана следственно-оперативных мероприятий.

Когда вырулили за территорию аэропорта, Агеев спросил, как подобает хозяину:

– Устал? Командировка в Вакканай не в Токио слетать.

– Есть, конечно, немного, но вполне терпимо.

– Терпимо… терпимой может быть боль, но это не то состояние, когда надо подключать к работе все свои мозги. Или в Москве к уставшим мозгам запасные батарейки выдают?

– К сожалению, не выдают, правда, обещают.

– Надеюсь, сам шеф обещает?

– Не, – отмахнулся Родионов, – Быстров говорит, что запасные батарейки уже розданы, да только подключать их никто не желает. Так что это наше ХОЗУ обещает.

– И то ладно, – посерьезнел лицом Агеев, – ну а пока кто-то что-то обещает, мы пойдем проверенным путем. Сейчас – гостиница, где ты отдохнешь малость, ну а ближе к вечеру… Там уже видно будет, что к чему. Как мой вариант, согласен?

Не спавший практически сутки и в то же время уже полностью «въехавший» в очередное задание, отчего он уже не мог даже сидеть спокойно, мысленно проигрывая всевозможные версии заказного убийства в Вакканае, следователь утвердительно кивнул головой, но тут же поправился:

– Согласен, но с одной оговоркой.

– Что за «оговорка»? Начать прямо сейчас то, что намечено на вечер?

– Оно бы, конечно, неплохо, – подыграл ему Родионов, – но уже после того, как мы обменяемся той информацией, что удалось накопать за это время. – И уже с долей просящей нотки в голосе: – А то, понимаешь, у меня этот самый Ложников уже зудом зудит, чего доброго, сниться скоро будет.

– Зудом зудит… Он у меня тоже скоро зудом зудеть будет. И знаешь почему? Во Владивостоке убит его сын, Алексей Ложников. И опережая твои вопросы, сразу же даю вводные: совладелец «Дальросы» и президент Торгового дома «Алексий и Компания». Довольно смышленый хлопец, который мог бы подхватить наследие отца, то бишь «Дальросу», если бы Ложников-старший был избран в Госдуму.

– Но почему Владивосток, тогда как «Дальроса» – это сахалинское образование?

– Да потому Владивосток, что именно там обосновалась дочерняя компания «Дальросы», официально именуемая Торговым домом. Врубаешься? Но и это еще не всё. Короче, я бы не стал утверждать, что детище нашего уважаемого Александра Борисовича – чисто сахалинское образование. Его сынка могли замочить даже в Москве.

В его словах прозвучали нотки откровенной неприязни к семейству, на что невозможно было не обратить внимание.

– То есть «Дальроса» – это разветвленная сеть филиалов в Японии и в России, часть из которых замаскирована под торговые дома? – уточнил Родионов.

– Молодец, все понимаешь правильно, но обо всех нюансах этого образования чуток попозже, когда войдешь в курс дела.

– И все-таки? Судя по всему, кто-то пытается уничтожить эту сеть?

– Я тоже поначалу был уверен, что главная цель заказчика – уничтожение созданной Ложниковым сети, но если мне не изменяет интуиция – это была ошибочная версия.

– Что, перевод «Дальросы» на другие рельсы?

– В том-то и дело, что рельсы и паровозы прежние, а вот машинисты уже меняются.

– Иными словами, передел сферы влияния.

– Можно, конечно, сказать и так, но лично я считаю, что идет расчистка поля для захвата уже сложившегося бизнеса.

– Криминального бизнеса!

– Естественно. Кстати, я бы несколько расширил твое уточнение. «Дальроса» и все что, с ней связано, – это не просто криминальный бизнес, а бизнес, сросшийся не только с сахалинским, но и с московским чиновничьим аппаратом, который крышуют отдельные представители силовых структур.

– В таком случае кем же оказался этот безумец, решившийся на зачистку поля?

Полковник покосился на столичного гостя, который мог с чисто московской вальяжностью клеить ярлыки дальневосточным авторитетам, и его губы скривились в иронической усмешке.

– Безумец, говоришь? Я бы не сказал, что это безумец, хотя… хотя в иной ситуации его можно было бы назвать и так.

– Что, был просчитан каждый шаг и загодя перекуплены те чиновники и силовики, которые до этого обеспечивали спокойную жизнь Ложникову?

– Возможно, так все и было. Возможно. Но одно могу сказать совершенно точно: «Дальроса» – это не только наш уважаемый господин-товарищ Ложников с его прикрытием, сумевший прибрать к рукам три десятка рыболовецких посудин, но и вор в законе Сохатый. А чтобы решиться на войну с Сохатым, надо было действительно просчитать буквально каждый шаг и, что не менее важно, – заручиться поддержкой якудзы. А это, как бы выразился товарищ Ленин, архисложное дело.

«Заручиться поддержкой якудзы…»

Об этом же говорил и Акира Нуамо, когда выдвинул версию, что убийство не обошлось без помощи якудзы, и один этот факт, если все действительно так, расширял потенциальные возможности того, кто стоит за этой расчисткой.

– Хорошо, пусть будет не безумец, – вынужден был уступить Родионов, – а криминальный гений местного масштаба. Но я все-таки хотел бы услышать твою версию того, кто заказал Ложникова.

– Ишь ты, рабочую версию ему подавай. А у меня, дорогой ты мой коллега, пока что информации маловато, чтобы начать полновесную разработку той версии, которую лично я считаю рабочей. Крутимся вокруг да около, а толку с гулькин нос.

Переключив скорость, он обошел тащившийся впереди него «Камаз», негромко выругался и словно точку в разговоре поставил:

– Но ничего, будет и на нашей улице праздник, лишь бы по жопе не дали.

– Что, есть опасность, что кто-нибудь подметное письмецо кинет в Москву?

– Не исключаю и подобный вариант, тем более что нечто похожее уже было. Ну да ладно, не будем о грустном, а вернемся к нашим баранам. А вопрос сформулируем так: «Кто бы это мог начать войну против Сохатого, причем столь успешно?» Отвечаю: «Криминальный лидер, который сейчас набирает силу». Слышу следующий вопрос: «Кто конкретно?». Отвечаю: «Роман Камышев, лагерное погоняло – Мессер». Также не исключены варианты захватов со стороны приморских ловцов удачи – там уже давно косятся на такой жирный кусок, как Сахалин с Курилами.

Закончив свой монолог, Агеев покосился краем глаза на москвича, но тот молчал, и он негромко произнес с нотками усталости в голосе:

– И все-таки, чтобы там ни говорили про Приморье, моя рабочая версия – Мессер. И как только я выйду на него как на стопроцентного заказчика Сохатого, я уже буду точно знать, кто заказал Ложникова.

Когда они подъехали к гостинице «Космос», в которой был забронирован одноместный полулюкс, и полковник помог гостю разместиться в номере, напомнив, что заедет за ним в восемь вечера, дабы обсудить в спокойной обстановке кое-какие вопросы относительно предстоящего расследования, Родион едва ли не заскулил просительно:

– Андрей, дорогой, я, конечно, благодарен тебе за приглашение, но, может, домашние посиделки оставим хотя бы на завтра, а сегодня эту же бутылку коньяка усидим у меня в номере? Честное благородное слово, не вынесу домашнего комфорта и поплыву. А перед твоей женой, само собой, извинись.

– Так, может, на завтра и наши с тобой проблемы отложим? Сейчас махнем по рюмахе за твое прибытие, и отдыхай до утра.

– Э-э-э, дорогой ты мой, – погрозил ему пальцем Родионов, – а вот это уж хренушки. Рюмаха, конечно, это святое дело, тем более что у меня в чемодане дожидается своего часа бутылка саке, но сразу же после работы ты возвращаешься сюда. Да, и вот что еще! Прикажи сделать для меня выборку тех преступлений по Сахалину с Курилами, которые могли бы подходить под криминальные разборки. И еще одно. Ты не против, если завтра с утра мы навестим вдову Ложникова? Я, конечно, понимаю, что ей сейчас не до нас, но…

– Без проблем, – успокоил его Андрей, но заметив недоуменный взгляд столичного следователя, пояснил: – Это вторая жена Александра Борисовича, так что к его сыну, то есть к Алексею Ложникову, она не имеет никакого отношения. Не исключаю даже, что в душе она довольна тем, что оставшееся после мужа наследство делить с ним не придется. Но при всем при этом баба рвет и мечет, чтобы найти убийц.

– Говоришь, наследство делить не придется? – насторожился Родионов. – Так это же еще одна версия!

– У нас тоже кое-кто хотел бы развернуть следствие в эту сторону, – хмыкнул Агеев, – но могу тебя заверить – версия ложная.

…Часы показывали начало двенадцатого, когда полковник заторопился домой, и следователь проводил его до машины. После чего вернулся в номер, засыпал в «командировочный» бокал две чайные ложки растворимого кофе, залил кипятком и, добавив в него кубик рафинада, включил телевизор. На экране мельтешили актеры с характерным разрезом глаз, из-за чего можно было догадаться, что он попал на канал телевидения острова Хоккайдо, и, несколько раз щелкнув пультом и не найдя ничего более-менее интересного, он выключил изображение.

То ли из-за напряжения последних дней, то ли из-за резкой смены часовых поясов, к которым он еще не привык после Москвы, или потому, что была выпита всего лишь одна бутылка коньяка, он оставался на удивление трезв и работоспособен. Хотя, возможно, это состояние можно было объяснить и той «рабочей злостью», которая заполняла его мозги по мере того, как он проникался предполагаемыми мотивами заказного убийства в Вакканае.

Отпив глоток кофе, он придвинул кресло к журнальному столику, на котором Андрей оставил копии рапортов, справок и протоколов допросов по тем уголовным делам, которые могли касаться «зачистки коммерческого поля», и еще раз пробежал глазами наиболее интересные, на его взгляд, аналитические записки, составленные на основе донесений оперативных источников и предоставленных налоговой службой официальных данных. Отложил в сторону документы, касающиеся коммерческой деятельности «Дальросы», откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, мысленно представляя себе поистине гигантского спрута, голова и брюхо которого облюбовали Сахалин с островом Хоккайдо, а щупальца протянулись до самой Москвы. Сделал еще один глоток кофе и, взяв со столика шариковую ручку и лист белой бумаги, стал сводить воедино схему работы «Дальросы» в Японии и в России.

Проснулся от настойчивого стука в дверь, посмотрел на часы – восемь тридцать. И обругал себя мысленно. Вчера, перед тем как распрощаться, Агеев пообещал заехать за ним в половине девятого, а он, вместо того чтобы поставить будильник на восемь и уже быть готовым «к труду и обороне СССР», предстанет перед ним небритый и разбитый, словно неопохмелившийся бомж. Однако ругай себя, не ругай, но надо было открывать – и он повернул ключ в замочной скважине.

В свежей рубашке с красиво повязанным галстуком в дверном проеме стоял полковник и улыбался Родионову, но мгновенно проникся его состоянием и участливо произнес:

– Что, все еще не можешь втянуться в наше время? Только под утро заснул?

– Почти.

– Так, может, я за тобой после обеда заеду, а ты поспишь немного?

– На том свете отоспимся, – буркнул следователь, массируя шею. – И без того времени упущено хрен знает сколько. Так что горячий душ – и вперед. А ты, чтобы не скучать, кофейку завари да схемку мою посмотри, что я ночью наваял.

– Схема – это, конечно, хорошо, – согласился с ним Андрей, – но кофейку, может, лучше в буфете попить? Или в номер заказать?

– Не, – качнул головой москвич, – лично я тому кофе, что в буфетах варят, уже давно не доверяю и поэтому пару банок всегда с собой вожу. А насчет схемы… ты все-таки посмотри свежим глазом, я ведь ее рисовал не с потолка, а на основании твоих выкладок да еще того, что удалось нарыть полицейским Хоккайдо. А я – бриться и горячий душ.

Когда он вышел из ванной комнаты, до белизны выбритый, бодрый и посвежевший, явно не похожий на того Родионова, который четверть часа назад открыл дверь, Агеев уже залил кофе кипятком и теперь размешивал сахар в чашечках. Потянув носом насыщенный кофейным запахом воздух и отпив глоток, следователь кивнул головой на лист бумаги, поверх которого лежала шариковая ручка.

– Посмотрел?

– Более чем внимательно.

– И что?

– Выше всяческих похвал.

– Спасибо, конечно, и все-таки я просил бы тебя рукой мастера пройтись по схеме. Итак, Южно-Сахалинск. Именно здесь под крышей покровительствующих Ложникову силовиков и чиновников окопался мозговой и финансовый центр «Дальросы», благодаря которой он завоевал свое место под солнцем и даже смог выдвинуть себя в кандидаты депутатов Госдумы. А это неприкосновенность личности и выход на нужных людей не только в Думе, но и в правительстве. Так?

– Все правильно. Правда, единственное, что я добавил бы сюда, так это смычку Ложникова с Сохатым, которая давала ему не только полную неприкосновенность со стороны бандитских группировок, но также использование киллеров и боевиков Сохатого при устранении особо сильных конкурентов.

Это было более чем серьезное дополнение, и Родион не мог не спросить:

– Насчет киллеров… это точно?

– Считай, что точнее не бывает, но доказать это будет весьма трудно.

– Почему?

– Ну, во-первых, Сохатый никогда не оставлял ни свидетелей, ни прямых улик, так что вся заказная мокруха ушла в висяки, а во-вторых… Слишком много чиновников кормилось от его стола, так что легкого следствия не жди.

Он уже догадывался, что эта командировка запомнится ему надолго, но чтобы вот так откровенно прозвучало предупреждение со стороны далеко не последнего человека в Следственном комитете области…

– Относительно той мокрухи, что ушла в висяки… ты уверен, что к этим заказам был причастен Ложников?

– Не ко всем, конечно, но по двум эпизодам – однозначно.

Родионов верил и не верил услышанному. Разумеется, здесь знали, что Александр Борисович далеко не ангел в своих коммерческих амбициях, но чтобы вот так – заказчик по двум эпизодам… Отпив глоток кофе, он покосился на Агеева:

– А ты, случаем, не ошибаешься?

– Не ошибается только тот, кто ничего не делает, – поняв внутреннее состояние столичного следака, хмыкнул Андрей, – но уверяю тебя, что в случае с Ложниковым это всего лишь малая толика того, что удалось накопать.

– Так ты, что же, хочешь сказать, что он жил в состоянии войны с теневыми королями, и когда ему наступали на пятки, он убирал особо зарвавшихся?

– Было и такое, но главное, Сохатый для него – это силовая расчистка поля для коммерческой деятельности. Самое паскудное в том, что уже ни заказчика нет в живых, ни Сохатого.

– Но исполнители, надеюсь, живы?

– Будем надеяться.

«Будем надеяться…» И это лепет не заштатного дознавателя из поселкового отделения полиции, а слова заместителя начальника Следственного управления по Сахалинской области! Господи милостивый, Россия, да что же такое делается с тобой?!

Внезапно почувствовав, как его начинает пробивать злость на самого себя, Агеева и еще черт знает на кого, что могло привести к всплеску никому не нужных эмоций, он тут же постарался взять себя в руки.

– Значит, так, к исполнителям вернемся чуток попозже, а сейчас пойдем дальше по схеме. Итак, Сахалин. Головной офис в Южно-Сахалинске и два филиала в Корсакове и Невельске, где у Ложникова базируется его рыбный флот, который ведет промысел в двухсотмильной экономической зоне. Третий филиал – на Кунашире, что позволяло практически беспрепятственно брать краба, морепродукты и наиболее ценные породы рыбы от берегов Камчатки до Японского моря и тут же гнать всю продукцию на Хоккайдо, где у «Дальросы» также свои филиалы. Это порты Вакканай и Немуро, а также Отару, где он частенько сбрасывал камчатского краба и закупал там японскую электронику, которая пользуется особенным успехом в России. Так?

– Всё так, – подтвердил Андрей. – Но здесь надо сказать еще о том, что все эти порты контролируются якудзой, и именно этот факт говорит в пользу версии твоего японского друга на возможную причастность к убийству Ложникова людей якудзы. А зная господина директора и его натуру, я могу утверждать, что у нашего славного кандидата в депутаты что-то не срослось с японцами. Хотя нельзя исключать и тот вариант, что это самое «не срослось» случилось даже не у него самого, а у Сохатого, основным достоинством которого был нахрап. Что же касается дипломатических возможностей…

– То есть, набрав определенную силу, он уже не желал с кем-либо вести переговоры и тем более идти на уступки?

– Да, так оно и было. Когда Сохатый подмял под себя рыбный промысел, у него всерьез сдвинулась крыша и он стал мнить себя чуть ли не королем региона.

– И делиться с кем-нибудь еще наваром от того же краба или лосося не желал.

– Так точно. Поэтому он и нажил себе столько врагов, что заказчиком его убийства мог быть любой и каждый.

– Но ты же упирал на Мессера! – удивился Родионов.

– Я и сейчас придерживаюсь этой версии, но при этом повторяю: в последнее время Сохатый показал себя таким всевластным князьком, что зубы на него точили многие. И в первую очередь я имею в виду тех, кто его крышевал.

Слушая Агеева, он допил кофе и, уже поставив чашку на столик, произнес, как бы советуясь сам с собой:

– Итак, основа «Дальросы» и ее фундамент – это глубинная спайка Сохатого с Ложниковым, у которых при этом были серьезные финансовые трения с якудзой. И если придерживаться этой версии… Короче, им надо было пойти на какие-то уступки японцам, но при той шлее, которая попала Сохатому или тому же Ложникову под хвост… – Он с силой растер виски. – Слушай, Андрей, а если предположить, что на Хоккайдо не столько оплошал сам Ложников, сколько Мессер помог ему в этом? Сам ведь говорил, что Мессер – это тонкий расчет всего, что он делает для укрепления и расширения своей империи. А с Ложниковым, судя по всему, у него что-то не срасталось. Не исключен даже и такой момент, что заматеревший кандидат в депутаты потерял чувство самосохранения и уже не желал делиться прибылью с человеком, который занял место Сохатого.

– То есть ты хочешь сказать, что это Мессер подставил в чем-то Ложникова, и когда тот потерял доверие якудзы?..

– Совершенно точно! Тут же заказал ему деревянный бушлат и перевел на себя все его контакты с якудзой на Хоккайдо. Не исключаю даже версию, что убийство генерального директора «Дальросы» нужно было для того, чтобы поставить на его место своего человека, и не удивлюсь, если им окажется лицо из ближайшего окружения господина Ложникова.

– Что ж, возможно, ты и прав, – согласился Агеев. – Давай-ка вернемся к еще живому Ложникову, точнее говоря, к его коммерческой деятельности на российском пространстве. А это Торговый дом «Алексий и Компания», президентом которого стал его сын, но истинным распорядителем денежных потоков являлся сам Александр Борисович. И если говорить по существу, то я практически полностью согласен с твоей схемой, с небольшими, правда, уточнениями. И главное уточнение – относительно валюты, вырученной филиалами «Дальросы» за браконьерский отлов и незаконную сдачу краба и морепродуктов на Хоккайдо. Так вот, по имеющейся у меня информации, она переводилась в Саппоро на подставную фирму, где эта валюта обналичивалась и уже на нее закупались по бросовым ценам иномарки и особо востребованная в России электроника. Далее еще проще: трюм парохода, Владивосток и юридический адрес известного тебе Торгового дома. И уже после таможни, где, судя по всему, у Ложниковых были свои люди, всё это востребованное добро расползалось по России. Врубаешься?

Родионов «врубался», мысленно переваривая услышанное.

– И часть этих денег шла в Москву на подкуп нужных людей?

– Чиновников высокого ранга, – уточнил полковник. – А теперь представь себе этот жирный ломоть в виде «Дальросы» с Торговым домом и задайся вопросом, на который ты сам себе должен дать ответ, ибо это отправная точка следствия: был ли смысл Мессеру идти на смертельный риск, когда он решил сцепиться с Ложниковым и Сохатым?

На его скулах шевельнулись вздувшиеся желваки, и он, не дожидаясь ответа, пристукнул ладонью по столу.

– Вот и я о том же говорю, был!

Словно точку поставил в этом, видимо навязанном ему споре, при котором его оппоненты не желали «сливать в один стакан» столь влиятельных на Сахалине бобров: бизнесмена, кандидата в депутаты Государственной Думы и двух не менее известных в регионе воров в законе.

– То есть ты утверждаешь, что след убийства в Вакканае ведет к Мессеру?

– Утверждаю! И я хочу, чтобы ты принял эту версию как рабочую.

Следователю только и оставалось, что согласиться. Тем более что это была версия, при разработке которой можно было бы оттолкнуться от того списка траулеров, что лежал сейчас в его кейсе. В ночь убийства генерального директора «Дальросы» в рыбпорту Вакканая стояли под разгрузкой четыре траулера под российским флагом. Все они вышли в море на рассвете, и если на одной из этих посудин действительно находился тот самый киллер, поджидавший в кустах бизнесмена… Возможно, это была именно та ниточка, потянув за которую можно будет выйти на исполнителя заказа.

Окончательно убедившись, что он приобрел в лице столичного важняка надежного партнера, Агеев допил кофе и с бодрецой в голосе спросил:

– Так чем бы ты хотел заняться сегодня в первую очередь? Может, направим наши стопы в прокуратуру?

Родионов отрицательно качнул головой.

– Хотелось бы познакомиться с вдовой Ложникова. Надеюсь, это возможно?

– Без проблем. Тем более что она готова принять нас в любое время.

– В таком случае звони. Кстати, она далеко живет?

– Да как тебе сказать… по московским меркам вроде бы как рядом, а по нашим – загородная вилла. Короче, после похорон она заперлась в своем коттедже, а это недалеко от турбазы «Горный воздух», и, насколько я информирован, заливает горе коньяком. Короче, звоню.

Будучи официально кратким и в то же время оставаясь предупредительно-вежливым, Агеев поставил вдову в известность, что будет у нее в двенадцать, причем не один, а со следователем по особо важным делам Следственного комитета, и, уже закончив разговор, краем глаза покосился на напарника.

– Ну что, господин важняк, нас ждут. Так что еще по чашечке кофе – и вперед.

Уже привыкший к этой манере разговора Андрея, которая могла бы кое-кого и шокировать, Родион только хмыкнул в ответ и попросил:

– Хотелось бы услышать вводные по вдове, я ведь о ней ни хрена не знаю.

– О Господи, прости дурака, запамятовал! Хотя, впрочем, и рассказывать-то особо нечего. Баба как баба, разве что весьма красивая.

– А что, разве она не при делах? Я имею в виду, не в одной связке с муженьком?

– В том-то и дело, что нет. Хотя поначалу я и сам думал, что она при делах, но когда навел справки об их совместном житье-бытье и переговорил кое с кем, кто хорошо знал самого Ложникова и его Японочку…

– Японочку? – не смог сдержать удивления Родионов.

– А чего тут удивительного? Бабушка и дед Лаймы – японцы, они когда-то на Кунашире жили, потом перебрались на Сахалин, здесь и остались. А вот ее отец, Петр Безносов – это уже коренной сахалинец, влюбившийся в дочку обрусевшего Мицуеси Оцука, от брака с которой у него и родилась девочка, которую они назвали Лаймой.

– Вот оно как, Японочка! – хмыкнул следователь, припоминая все то, что рассказывал о генеральном директоре «Дальросы» Акира Нуамо. – И любовницами мужик не грешил, и в ночной клуб наведывался весьма редко, да и то, видимо, только для того, чтобы поддерживать себя в нужном тонусе и не оплошать перед женой, когда возвращался в супружескую постель. Видать, любил жену и старался уберечь от ненужных стрессов, держа ее подальше от тех дел, которые прокручивали он и его команда. Что ж, и то хорошо, почет ему и чисто мужская уважуха.

– Кстати сказать, хотя и бытует мнение, что всякая последующая жена хуже предыдущей, но в данном случае все наоборот. Это не только красивая, но и умом не обделенная женщина. По профессии – экономист, когда-то работала в управлении «Сахалинрыбвода».

– И что, бросила работу, когда вышла замуж?

Взгляд Андрея был полон укора. Мол, ты, само собой, – москвач, со всеми вытекающими последствиями, и все же не торопись приравнивать наших красавиц к бабам с вашей Рублевки. И если московские телки бросают работу, едва выскочив замуж, то не думай, что и наши такие же. Вслух же сказал: