Брод через Великую реку. Книга 1

Пашка взяла Тамару за руки и начала делать движения руками вверх и вниз, слегка напоминавшие движения при проведении искусственного дыхания. Увидев что-то, только ей известное, тут же перешла на искусственное дыхание. Затем, перевернув Тамару на живот, положила к себе на колено животом, начала голову и грудь раскачивать вверх и вниз. Уже после первых качаний из Тамары полилась вода на траву, а сама она, закашлявшись, пошевелилась.

Пашка махнула мне рукой, и мы осторожно положили Тамару на траву. Она неровно дышала и ещё некоторое время непонимающе смотрела на всех.

Григорич объявил привал. Плот вытащили и привязали. Начали расставлять палатки, выжимать одежду, переодеваться в сухое.

Задымился костер. Два человека, мужчина и женщина, медленно подошли друг к другу и обнялись. Они так и стояли некоторое время, а потом пошли переодеваться и ставить палатку. Через некоторое время лагерь напоминал место, на котором прачки сушат своё бельё. Напоминал потому, что подход к этому месту мешали палатки, разбросанные тут и там у подножья высокого утеса.

К костру пришли мы уже переодетые в сухое бельё. Развесив мокрое бельё, где удалось, уселись греться у костра. Говорить не хотелось не только мне, но и остальным.

– Паш, расскажи, что ты такое с Тамарой делала? – Аня не сдержала своё любопытство и всё-таки спросила. Не скрою, и мне было бы интересно услышать её ответ.

– Чо-чо… Искусственное дыхание, вот чо.... – Пашка вздохнула, понимая, что, вполне возможно, её не так поймут. – Я родилась в семье обыкновенного колхозника… Ничего особенного в роддоме райцентра тогда не произошло. Вот только батя мой Василий перебрал водки со своим другом Павлом. И пообещал назвать сына Павлом в его честь.

– Но родилась я… Девочка… – Пашка опять вздохнула, и как обреченная, продолжила свой рассказ. – Хорошо хоть тетка Агафья догадалась отцу магарыч поставить. Вот так и стала я Павлой или Павлиной по паспорту.

Она улыбнулась, и мне показалось, что и безобразные очки, и нелепая фигура сами собой отходят на задний план. Так проявилось то новое, что принадлежало этой необыкновенной девушке.

– Жили мы бедно, как и большинство людей вокруг нас в деревне. А потому на пьяниц, вообще, никто внимания не обращал. Тогда, в роддом за матерью батя пришёл сильно пьяный. Нянечка ему передала меня в руки, и он пошел по лестнице вниз. Да споткнулся. И выронил меня из рук. Сказывали, головой ударилась и начала синеть прямо на глазах. Такой переполох поднялся!

Она вздохнула, снова переживая те события, о которых ей потом рассказывали взрослые.

– Когда прибежала наша акушерка баба Шура, я, говорят, уже не дышала и сердце не билось. Кто-то говорил, баба Шура молилась и что-то делала не совсем обычное, кто-то ещё что-то. Но сердце заработало, и моя почерневшая от горя мать поклялась, что лучше крестной, чем баба Шура, ей не найти. Всё так и случилось. Я до самой её смерти любила свою крестную. И сейчас люблю…

Она замолчала, вытерла рукой набежавшую слезу и снова стала смотреть на огонь.

– Уже постарше когда стала, начала замечать, находит на меня что-то, лищь людей касаюсь. – призналась она. И улыбнулась виновато. – Вроде как ощущения какие-то. Сначала думала – с ума схожу. Да когда баба Шура рассказала мне про выписку из роддома и второй день рождения. Тогда успокоилась. Решила из-за него всё это… Из-за второго дня рождения…

Она вздохнула, потерла ладонью о ладонь и посмотрела на нас.

– Когда я Тамары коснулась в первый раз, то сразу же поняла, что она живой останется. Вот только было неясно, что надо было сделать. Вот и взяла её за руки, чтобы бы сжать и разжать легкие. Ну, что-то сделать надо было…

– Ну, и было? Это сжатие-разжатие? – спросила Аня.

– Было. – Павла улыбнулась. – Сначала водила руками вверх-вниз, туда-сюда, а потом делала искусственное дыхание, как нас в школе учили. А потом перевернула её и положила на своё колено. Я так видела где-то, всё так и сделала. Потому и получилось. Всё…

– Ну, ты даёшь! – только и произнесла Аня.

– Ну и что?… – вырвалось у меня.

– Ничего. Просто так получилось у меня…

Она встала. В голосе её не было ни обиды, ни торжества.

Глава 7. Володя и Надя

Наш палаточный городок на этот раз расположился рядом с утесом на небольшой полянке. Сухих деревьев было достаточно, и костёр горел хорошо. Палатки расположились вокруг костра почти вплотную друг к другу. У костра хлопотали девчата. Надя принесла гитару и вместе с хлопотуньями, Аней и Пашкой пела туристские песни.

Сидеть с Аней и Пашкой чего-то расхотелось, а потому я двинулся по тропинке к реке.

– Женя, прошу тебя, ну не пей ты эту проклятую водку! – неожиданно тихий голос из палатки заставил меня остановиться. – И на хрена я тебя взяла с собой!

– Отстань! Сказал – надо, значит – надо! И буду! – голос затих, а потом возобновился. – Вы только гляньте на неё. Ну, прямо заблудшая овца, да и только!

– Я выкину всё это, вот увидишь! – угрожающе произнесла Тамара.

– Я тебе выкину! Я тебе так выкину – мало не покажется! Запомнишь надолго, стерва подколодная! Шлюха…

– Странно. Любовники, а говорят, как муж с женой. А, может, и вправду муж с женой? Тогда ничего не понимаю. Может, она хочет проехать на плоту, а он – нет? Вот и пьет?! – подумал я и пошел дальше.

Неприятный осадок от услышанного ещё долго сопровождал меня, пока у реки не замечаю человека с удочкой. Он сидел на плоту и внимательно следил за поплавком.

– Клюёт? – понимающе спрашиваю, хотя прекрасно знаю ответ. – Дурацкий вопрос, но ничего другого не придумалось.

– Знаешь, Глеб, никак не возьму в толк, откуда здесь появился этот валун… – словно выстраданная проблема прозвучали слова Григорича. – Я ведь здесь уже много лет плаваю, а наскочил на него в первый раз.

– Григорич, брось себя казнить! Ну, случилось так. Да и я виноват – выпустил руль из рук… Значит, так и надо было! – даже сам не заметил, как назвал лоцмана по отчеству и в эти слова поверил. А из меня словно прёт что-то и всё тут. – Мне кажется что-то тут не так… Да и группа у нас какая-то особенная.

– Да… Дефькя ента, Павла, она, кажись, точно… Тово ентова… Не такая… – задумчиво произнёс он и раскрыл рот, чтобы ещё что-то сказать, но в это время поплавок нырнул и исчез совсем под водой.

Резкая подсечка и окунь, сопротивляясь изо всех сил, плюхнулся ему в ведро. С этого момента Григорич и вовсе забыл про меня.

Сижу и жалею, что тоже не взял удочек. – Сил нет видеть, как клюёт у другого!

Подумал-подумал и потихоньку двинулся в обратный путь.

– «Милая моя, солнышко лесное…» – доносятся голоса Наташи и Нади.

Не успел растянуться на полу палатки, как послышался стук ложки о чашку, ставший уже привычным зов на приём пищи. – Ну, вот, уже и ужина дождался.

– Так… Нам надо решить вопрос с дежурством! – я решил не дожидаться, пока все разбредутся по палаткам, а мне опять придётся дежурить. – Надо по-честному. Всем по очереди.

– А чего тут обсуждать, составляй график, да и всё! – сказал Володя Один. Это он рано утром заменил меня на дежурстве, увидев, что сплю.

– Никто не пошёл, а он заменил. – подумал я с благодарностью о парне.

– Пиши меня с Женей на эту ночь! – предлагает Володя Два. – Вы с Володей уже дежурили. Теперь наша очередь.

– А почему это одни мужчины должны дежурить. Мы что – хуже? – возмутилась Наташа. – Ежели страшно за нас, давайте сделаем смешанные пары!

Все заулыбались как заговорщики.

– Ну-ну. И с кем бы ты хотела подежурить? – ухмыльнулся Володя Два.

– Только не с тобой! – ответила та и показала ему язык.

Улыбки уже не сходили с лица. Кто-то переглядывался. Однако Аня встала и заявила. – Предлагаю. Давайте бросим жребий! Пусть Судьба сама решает, кто с кем будет дежурить, а там – посмотрим. Кто «За», прошу голосовать! Укажем смены по порядку. По два раза.

«За» проголосовали все. Аня тут же написала имена, скрутила бумажки и побросала в чей-то черный пакет.

– Как ставить Павлу дежурить, если она дальше собственного носа не видит? Или Григорича? Он же лоцман! – возмутился Володя Два.

– А я хочу дежурить с Женей! – голос Тамары требовал своей справедливости.

– Предлагаю Павлу и Григорича исключить из списка! А Тамару и Женю поставить вместе в смену! Кто «За» прошу голосовать!

Проголосовали единогласно. И тут началось.

– Третья смена! – заявила Наташа, прочитав бумажку. Ставлю ей троечку в график.

– Первая! – с некоторой тревогой, посмотрев на меня, произнесла Аня.

Ставлю ей единичку. Почему-то в голове звучит – Вот бы мне попасть с ней!

– Вторая! – это Надежда обращается ко мне, чтобы записал её во вторую смену. Пишу.

– А чё это написано «Кухня»? – возмутилась Света. – Чё всё время там быть? Мы же договаривались про смены.

– Кому досталась «Кухня», тот и будет дежурить на кухне каждый день! Это я попросил Аню написать. – вмешивается лоцман.

Светка вздохнула. – Ну, кухня, значит, кухня!

– И мне «кухня»… – расстроилась Нина.

Засовываю руку в пакет и кручу, кручу. Всё ищу Аню. Вытаскиваю, разворачиваю и читаю. – Первая!

Как бы невзначай смотрю на Аню. – Ага, покраснела?! Ну-ну, точно, здесь что-то нечисто.

Но не скрою, мне всё-таки это было приятно.

– Третья… – загадочно улыбаясь, произнёс Володя Два и посмотрел заинтересованно на Наташу. Та фыркнула и отвернулась.

– Вторая. – спокойно сказал Володя Один и сел на бревно. Общим голосованием решили, что в эту ночь будет дежурить вторая смена. Так что мне повезло: хоть отосплюсь. И со спокойной душой приступил к ужину. Собственно, и остальные это сделали не без удовольствия. Да и день получился длинным и суматошным.

Я уже уходил, когда Надежда, взяв в руки гитару, начала под аккомпанемент её петь.

– Клён ты мой опавший, клён заиндевелый… – понеслось по реке.

– Можно подержать гитару? – Володя взял гитару, пошевелил пальцами, как это делала Надя, и вернул её хозяйке. – Нет… Не получается…

У костра ещё сидели несколько человек, остальные разбрелись по палаткам. Павла устроилась у ног Ани, сидевшей на бревне. Надя и Володя Один расположились поодаль.

Хлопотуньи костровые помыли посуду и ушли. За ними на отдых отправились и Павла с Аней. У костра остались Надя и Володя.

Моя палатка была рядом с костром. Лёжа головой к костру, очень хорошо слышал все разговоры, а песням даже подпевал. А сон всё не шёл и не шёл в мою взбудораженную голову…

Слышу, как хрустнуло что-то (наверное, ветка), и мужские шаги направились к соседней палатке. Ага, это Володя Один. Вот он выходит, идёт к костру, где сидит Надя.

– Спасибо, Володя! Мне стало значительно теплее! Ага, значит, он принес ей свою куртку. Молодец. – невольно прислушиваюсь к разговору.

– Скажи, ты женат или холост?

– Да как-то всё не получалось… Хотя одна попытка всё же была…

Тишина воцарилась у костра: мне даже потрескивание костра стало слышно. Захотелось подсмотреть – теперь просто слышать стало невыносимо. Любопытство взяло верх. – Чем же они там занимаются?

Надя в куртке Володи сидела ко мне боком, так что видел её в основном в профиль. Володя сидел тоже боком ко мне, но так, что лицо его я мог видеть лишь изредка. Но мне и этого хватало с лихвой. Они сидели, ворошили угольки палками и молчали.

От нечего делать невольно стал их рассматривать. Володя был среднего роста и на половину головы возвышался над Надей. От света костра русые волосы Нади как-то светились необычно, делая из неё какой-то сказочный персонаж. – Баба Яга? Нет, сидит прямо, не горбится. И нос прямой, без горбинок. И рот обыкновенный со слегка полными губами. Да и лицо было круглое. А от света костра стало какое-то домашнее. Нет, всё же она – настоящая Несмеяна!

Володя в штормовке сидел как-то сгорбившись. Свет от костра высвечивал резкие складки его продолговатого лица с широким квадратным подбородком. Ну, чистый

Кощей! Только что-то в нём было другое. Не кощеевское. Он встал, подбросил дров и опять сел, не напрашиваясь на разговоры.

– Володя, как ты сюда попал?

– Очень просто: мне зарплату выдали путёвкой на турбазу. Вот так и приехал…

Мне даже приятно стало – Ну, надо же, не я один так сюда попал! И у меня с отпускных турпутёвку вычли!

После случая с подменой на дежурстве прошлой ночью я к Кощею стал относиться лучше. – Да и какой он Кощей, если пришёл незнакомому человеку на помощь? А если специально? Потому что капитан?! Поблажек ищет? Ладно, пускай ещё побудет Кощеем!

– Непонятно. Вообще, ты кто по профессии будешь? Где работаешь?

– Инженер – конструктор. Работаю сторожем на базе…

– Это как так? Вот я учитель. И работаю учителем в школе.

– Чего тут удивительного. Наше КБ развалилось. Вот и пришлось работать сторожем. А ты замужем?

Опять пауза.

– Ну, что ж ты, Кощей, не мог подождать с этим? Нет, не скажет. Или соврёт. А, может, и скажет: всё-таки училка!

– Нет. Но опыт гражданского брака имею. Небольшой. Ты музыку любишь? Знаешь, в тяжкие минуты здорово помогает.

– Не очень. Ты, вот на гитаре хорошо играешь, поёшь. А мне медведь на ухо наступил. Но твой голос мне нравится. Даже на сердце как-то спокойней становится.

– Правда, нравится? Вообще-то, я сама этому училась, хотя и музыкалку когда-то окончила. Тебе сколько лет?

– Двадцать восемь…

– Так мы с тобой ровесники. А какого числа? У меня восьмого июня будет.

– Моё восемнадцатого февраля было. – вздохнул Кощей.

– Ты, ведь, с Урала?! Заметно окаешь. – усмехнулась Несмеяна.

– Точно, из Свердловска. – улыбнулся Кощей. – Но и ты окаешь. Но не пойму откуда.

– Угадал. Из Нижнего Тагила. Там сейчас все мои родственники.– было видно, что ей приятно оказаться в обществе земляка.

– Ты интересно как-то смеёшься: глуховато – звонко. И голову запрокидываешь!

– Интересно, это как? Не пойму… Темнишь что-то, Кощей…

– А ты всё время закрываешь рот рукой. Стесняешься, что ли?

– Да не, уже не стесняюсь. – и пошевелил угли костра.

Тот радостно вспыхнул, осветив их лица. Нечто загадочное было написано на них.

– Если я правильно поняла, ты уже однажды обжегся. И что же, не нашлось больше другой девушки?

– Так-так. Это что же, Несмеяна пошла в атаку? А, может, простое женское любопытство? Давай, давай, мне интересно…

– На всё нужно время. Сначала было очень плохо, а потом как-то начало зарубцовываться. Но недоверие к женщинам так и не прошло с тех пор.

– Странно. Ведь ты сейчас рассказываешь свою сердечную тайну. Значит, доверие вернулось? – усмехнулась Несмеяна.

– Не знаю. Может быть.

– Значит, по-твоему, женщинам нельзя доверять, а мужикам, можно? – почти зло произнесла Несмеяна.

Мне даже показалось, что она борется с собой, чтобы не нагрубить Кощею. – Ух ты! Не зря говорят, что в тихом омуте черти водятся. Интересно, какие же черти у тебя, Несмеяна? Не иначе как наш брат основательно наследил в твоей душе!

Кощей сначала пожал плечами, а потом мотнул головой.

– Ладно, отвечу доверием на доверие. – почти зло произнесла Несмеяна. – Ты, я вижу, не знаешь, какими сволочами мужики бывают, раз так утверждаешь!

Она вздохнула, набрала побольше воздуха, словно собралась на войну.

– В девятнадцать лет… Прямо в свой день рождения влюбилась… Слепо и горячо… В студента нашего института…

В этот момент она даже преобразилась. Куда ушло то злое, даже несколько хищно – ехидное выражение лица? Мне даже как-то стало не по себе подслушивать сердечную тайну. Но пошевелись я сейчас, позор неминуемо помоями полился бы на мою голову. А потому, замерев, весь превратился в слух.

– Ему двадцать два. Уже четвертый курс. А я? Сопливая первокурсница. Тогда, на вечеринке у подруги… Молодой, высокий, красивый. Голубые глаза… Как же не влюбиться в такого… – Надя улыбалась куда-то в темноту леса.

– Ну-ну, да ты, голубушка, и сейчас ещё его любишь! – я чуть не произнёс это вслух.

– Мне кажется, ты и до сих пор его любишь… – с некоторой завистью произнёс Володя.

– Нет. Сейчас уже не то. А тогда. Тогда я влюбилась, как кошка! – Надя хоть и смутилась сначала, но потом вполне овладела собой. – Не знаю почему. Думаю, дело не в нём. Просто пришла пора влюбиться. А он? Он просто попался на дороге…

Какая-то горечь и грусть прозвучала в её словах.

– Так-так, голубушка, как мотылек… На огонёк? Вот и обожглась! – почему-то и мне самому вдруг стало грустно – Вот и у меня с Верой. Всё закончилось, а горечь почему-то осталась. Может, и мне она просто попалась на дороге?

Вздохнув, смотрю, как Володя крутит козью ножку и закуривает от уголькового кончика ветки из костра. Облако ароматного табачного дыма окутывает их, а Надя и не замечает. Она всё ещё там, в своём восемнадцатилетии. Но уже не та восторженная девушка…

– Вот дурища-то была. Он мне шутки, анекдоты, поцелуи. Пол уходил из-под ног, так хорошо было! Потом была волшебная ночь… – она усмехнулась и пошевелила веткой угольки. – Даже сейчас не жалею об этом. Тогда было хорошо…

Невольно и я вспомнил свои первые впечатления и вздохнул. – Вначале всё всегда бывает хорошо. А потом?

– А потом мы жили с ним в гражданском браке почти год. Я уже считала свадьбу делом решенным. Да и все наши так же. – усмехнулась она. – Только вот он решил иначе. А перед окончанием института и вовсе стал невыносим: ссоры, скандалы по пустякам. Я плакала. Считала себя виноватой во всём, дура! Мне ведь подружки не раз говорили: « У него есть любовница!». А мне было жалко. Как же – защита диплома!

Она опять вздохнула и начала ковыряться в костре.

– Спасибо, быстро вылечил от любовного угара… Надолго… – она явно уже подсмеивалась над собой. – Однажды застала его с размалёванной девкой в своей постели. И вылетела из комнаты. Что-то умерло во мне. Было очень… Очень больно. Чуть крыша не поехала…

– Понимаю… – тихо произнёс Володя. – Ну, а он?

– Защитился и уехал. С той… Которая была в постели… – и улыбнулась.

– А ты?

– А что я? Окончила институт. Стала учительницей. Вот в этом году родители моих учеников путевку подарили. Сюда. Сговорились видно! Вот я и здесь. А ты?

– У меня проще было. На самом пороге загса Людка вдруг заявила мне: «Не люблю тебя. И не любила. На спор это. Прости!» – он вздохнул и затянулся табачком. – Тоже чуть в ящик не сыграл. Закурил вот. Легче…

От простой и грешной мысли, что не у меня одного это дело так плохо получается, даже как-то теплее на душе стало. Зеваю: время спать пришло. – Да ну их! Видно, ничего интересного больше не услышу!

Глава 8. Массовое купание

Звук ударов чашки о чашку сделал своё дело: глаза мои открылись сами собой. Над головой темнел наклонный полог палатки, от долгого лежания на твердой поверхности болел бок. Вздыхаю, ползу назад: есть-то, хочется!

У костра Света и Нина. Пахнет вкусно, но надо умываться. Беру полотенце и иду к реке между палаток.

– Аньк, а Глеб-то сегодня не купается… – слышу.

– Вот, Пашка, зараза! Опять началось! Нет, уж, хватит! – И быстренько юркнул в проход.

А через несколько минут, как ни в чём не бывало, стоял с ложкой у костра, дожидаясь своей порции вкусно пахнущей гречневой каши.

– Глеб, ты сегодня не купаешься? – слышу голос Павлы и хохоток Ани.

– Вот, зараза, опять начинает. Вот только напрасно, я в прошлый раз накупался!

– Вчера накупался… – отвечаю без промедления, а сам хихикаю. – Ну как? Вопросик-то твой меня не застал врасплох!

Пристраиваюсь к ним рядом на бревно.

– Глеб, а ты как сюда попал?

Хмыкаю. – Хорошо, хоть успел съесть кашу… Опять эта Пашка…

Но замечаю и интерес в глазках Ани.

– Случайно. Так получилось. Сплавили горящую путёвку.

– А ты и вправду военный? И кто по званию?

– Капитан. Вопросы ещё есть? – почему-то начинаю злиться.

– Есть. Ты холостой? – Аня уже рукой закрывает рот Павле, улыбаясь.

– Разведен. – докладываю и тоже улыбаюсь: – Ну, как же. Не дурак, понимаю, кому это нужно знать. А чего сама не спросила? Слабо? А меня вчера… В воду. Не слабо?! Ох, уж эти женщины…

Своё место у костра уступил Тамаре с Женей. Павла с Аней ушли ещё раньше к себе в палатку. Иду к своей палатке и слышу низкий голос Павлы. – Он тебе нравится? Анька, только не ври. Я сама это вижу!

Даже замер на время. – Это они обо мне?

Почему-то сомнение влезло в душу. Но уйти и не услышать ответ, было просто выше моих сил.

И слышу ответ. – Не знаю.

– Не ври. Нравится, Анька, нравится! – они смеются, а меня накрывает волна чего-то горячего.

Чувствую, краснеть начинаю. – Надо смываться отсюда. И побыстрей!

Иду к палатке, а на душе вдруг почему-то стало легко и свободно. Что это? Почему хочется бегать, прыгать, веселиться? И сам не заметил, как первым собрал свою палатку. Хоть и остановился специально поближе к палатке Ани, но ничего больше так и не услышал. А жаль. Уже собрался нести палатку на плот, как слышу сбоку низкий голос. – Здравствуйте, я Красная Шапочка!

Поворачиваюсь и чуть не лопнул от смеха. – Пашка!

В красном спасательном жилете, такой же шапочке и очках. Делает книксен, от которого очки её слетают с носа и она, нагибаясь, рукой шарит по примятой траве. И, если бы не Аня, это могло продолжаться очень долго. А я, как все. Смеёмся. Это смешинка в рот попала. И, похоже, не мне одному.

Она с Аней так и пошла к плоту. Отстав от них, несу свою и их палатку. И как это ни странно, охотно. На плоту уже сидит Надя. Володи Один пока нет, но, видимо, скоро будет здесь.

Пашка наступила на край плота. Может, она не рассчитала, когда ставила свою ногу, а, может, и иначе, но плот резко наклонился вниз со стороны Пашки и, соответственно, противоположный конец, на котором сидела Надя, высоко поднялся над поверхностью воды. Пашка, увидев это и, испугавшись за неё, решила отступить и убрала ногу. Плот с причмокиванием ударился о воду. А Надя, ойкнув и сделав кувырок, полетела прямо в воду и исчезла.

Не успел я сообразить, что же делать, как кто-то в красном жилете пробежал мимо меня и нырнул в воду. Они так и появились из воды в метрах пяти от плота, всё больше и больше удаляясь от него и берега. Это Володя Один прыгнул! Теперь ясно вижу его голову, которая быстро приближается к Наде. Пашка сидит на берегу и вытирает слёзы.

И тут до меня дошло: их же надо спасать. До крутой скалы остаётся метров пятьдесят. – Если не успею их вытащить, потом просто будет невозможно! Верёвка! Где верёвка? А, вот она… А это кто уже впереди меня бежит туда же? Не понял: девушка. Но кто? Анька? Да, там, кроме меня и Пашки только она и была. А Володя Один откуда взялся? И что, не догоню? Точно, это она. Ну и хорошо, вдвоём легче будет!

На последний мысок перед скалами мы прибежали вместе.

Мой первый бросок веревки оказался неудачным: Надя не поймала её. А Володя Один меж тем и не пытался: он удерживал её и изо всех сил плыл к берегу, где стояли мы с Аней. Мой второй бросок оказался более удачным: она схватила веревку.

Сильный рывок чуть не сбил меня с ног, если бы не Аня. Но и её силенок было недостаточно и нас потащило по гальке и песку. Такое сильное течение было здесь. Вдруг наше движение по гальке сильно замедлилось – Камень? Верёвка попала между камнями? Нет, нас бы резко дёрнуло. Так что же это?

Оборачиваюсь и вижу Пашку, красную от бега и со сбившимися очками. Она почти лежала на берегу и, упираясь в гальку, тормозила ногами изо всех сил. Именно её помощь и решила исход дела. Надя держала верёвку, а Володя, поддерживая её, одной рукой выгребал к берегу по дуге к заводи после мыса. Выскочив из речной струи, они значительно быстрее начали приближаться к берегу. Теперь уже ясно, их на скалу не бросит эта непредсказуемая река.

Неожиданно чувствую: верёвка ослабла. Тут же подтягиваем её снова, и снова она слабее становится: это они приближаются к берегу все ближе и ближе. Так и вытащили их.

Когда Володя вывел Надю из реки, Пашка первая кинулась к ней. – Надька, прости меня, дуру старую!

Та только головой и рукой мотала, показывая ей, что не до неё сейчас и она на неё не сердится. Мне даже показалось, что та чем-то даже очень довольна. – Странно, впервые вижу человека, которому доставляет удовольствие оказаться в холодной воде! А, может, здесь что-то не то?

Махнув на этих ненормальных женщин, скручиваю веревку и устало бреду, мимо сидящего без сил Володи Один на берегу. Отправку, конечно, придётся задержать. Всем нужно успокоиться, а искупавшимся – переодеться. Да и не успели некоторые: палатка Тамары и Жени только-только началась сворачиваться. – И о чём люди думают? Ведь им же было сказано: отправляемся!

Так и сидим на берегу, ждём их. Первым появился Володя Один. Сел рядом и, молча, закурил свою козью ножку. Только через час мы благополучно отплыли. – Прощай, место нашего массового купания!

Солнышко старательно убаюкивало нашу бдительность. Но мне уже с утра хватило приключений, и коварный характер Маны теперь не мог так просто воспользоваться нашей беззащитностью. Мы с лоцманом смотрели далеко вперед, стараясь увидеть ещё издали завитки воды на порогах и принять меры. Тем более что мы с Володей Один, теперь стоя на двух рулях, уже сработались и понимали друг друга с полуслова.

Плот шёл по Мане уже четыре часа подряд. В этот раз на месте второго рулевого был Женя. К счастью, всё обошлось без происшествий. Но погода заметно испортилась. – Где прежнее солнышко? Где безветренная и безмятежная погода?

По небу то и дело набегали темные грозовые облака, сталкиваясь и объединяясь в ещё большие. Поднялся ветер. Показались два утеса, как два близнеца, стоящих на страже выхода из реки.

– Кажись, гроза будеть. Давай-ка к берегу! Надоть привал делать. Вон на той поляне! – и Григорич показал пальцем на приличную поляну, которая заканчивалась этими утесами.

Только я привязал плот к берегу, как небо продырявилось: дождь сначала закапал, а потом полился как из ведра. Свою палатку уже ставил под сильным дождем. – Интересно, надолго ли он? Уже кушать хочется. А как же костёр? Может, полог сделать? Дождь-то, видно, надолго. Да и мокрым ходить надоело: пойду-ка в лес, за дровами. Но сначала – полог!

Когда принёс жерди для полога, Григорич уже раскладывал на мокрой траве широкое полотно из двух слоёв полиэтилена. – Ну, вот, не зря, говорят, что у дураков мысли сходятся!

От этой мысли даже стало как-то теплее. А вот и Володя Один выползает из палатки – Ага, тоже проголодался! Смотри-ка, и барышни Нина и Наташа пожаловали?! Ну вот, теперь только костра не хватает!

Вяжу жерди и колья, а сам думаю – И чего раньше-то не пристали? До дождика. Ведь видели тучи? О чём начальство думает?

И тут вспоминаю. – Начальство-то теперь я. Выходит?! Ладно, пойду за сухостоем, а то ведь сожрут. Язык-то у них без костей!

По пути нашёл несколько жердей. – Ага, да тут и раньше полог делали!

С заготовленными кем-то жердями и моими полог получился большой и высокий. – Ну, и молодцы же наши костровые!

Не успели мы натянуть брезент, как они уже костер разожгли.

Иду за сухостоем, запасы которого видел недалеко отсюда в большом количестве. Когда возвращаюсь, дым от костра достает и до моего носа. Хоть он ещё дымит больше, чем даёт тепло, но это уже костёр!

Как-то незаметно все собрались у костра, огонь которого и грел и готовил пищу для нас. Но главное, он нас сблизил: неспешно лилась трогательная песня.

Иду ставить свою палатку. Теперь специально, рядом с Пашкой и Аней и у костра. И не зря: интересный разговор заставляет прислушаться.

– Ты чего на Тамарку и Женьку так смотрела? – слышу голос Аньки. Они с Пашкой давно поставили свою палатку и теперь преспокойненько ждали ужина.

Замираю. Дождик кончился. С палаткой можно и подождать. А вот разговор…

С того места, где я стоял, было хорошо видно Тамару и Женю. Смотрю на них: туристы как туристы. Хоть и посуше у них одежонка, чем у некоторых. – Интересно, а Пашка что скажет?

– Не любит их река. – задумчиво говорит Пашка. – И они реку не любят. Да и мы им не нужны…

Невольно становлюсь слушателем: с прошлой ночи мне это занятие начинает нравиться, хоть мама всегда и говорила: «Подслушивать – большое свинство!». – Не скрою, мне Тамарка тоже… Не очень!

– Ну, ты даёшь. Как же они без нас? Ведь не выживут. Вспомни, как сегодня Надьку вытаскивали! Втроём еле выловили. А тут – одни и двое.

– Да я не про то. Аура у них плохая: у Женьки – розовато-коричневая, а у Тамарки – коричневато-черная. Не так, как у всех. Здешних…

Тут меня замкнуло. – Аура, аура…

Ага, вспомнил – Это что-то такое светящееся. Вроде как у каждого бывает. А я почему-то в это не верю. И ни разу не видел. А Пашка – видит, что ли? Ну, Пашка, может и вправду видит! Не-е, придумывает…

– Ну и чё. Чем это плохо? – пробормотала Аня, не понимая подруги. Но тут же встрепенулась и, тихо спросила. – А у меня? А у Глеба какая?

– У тебя – светло – голубая. У Глеба – ещё недавно была ярко-красная, а теперь – оранжево – светло-желтая.

Слушаю Пашку и ничего не понимаю в этих цветах. – Ох, и любят же дурить себе голову некоторые барышни!

Но на всякий случай превращаюсь в слух. – Интересно же!

– Ну и чё?

– А то: меняется он. В лучшую сторону.

От такого комплимента у меня сама собой голова поднялась. – Ты смотри-ка, меняюсь! Щаз вот нос задеру!

Хмыкнув, ещё больше прислушиваюсь.

– А ты чё, это видишь? А как ты это делаешь?

– Сама не знаю. Вижу, и всё! Это мене потом сказали умные люди. Мол, цвет плохих людей выдаёт!

– А чё ж тогда помогала ей?

– А не могу. Мене плохо быват, ежели не помогу. Потому Тамарке. – Пашка вздохнула. – Аньк, пошли к костру: уже есть чё-то хочется.

Когда они вышли, я, как ни в чём не бывало, натягивал свою палатку рядом. Даже повернулся спиной, будто не слышал их разговора.

Запахло ужином. Поужинав уже в темноте, немного посидел у костра и пошел к палатке. Как и в прошлый раз, она была поставлена так, чтобы можно было видеть и слышать разговоры дежурных.

Наташа и Володя-Два остались у костра. Вопреки моим ожиданиям, глаза мои быстро закрылись.

– Ах ты, подлая скотина, любви захотел? – что-то, с трудом напоминавшее полушёпот, полукрик разбудило меня.

Выглядываю из палатки и вижу: Наташка стоит в классической боевой стойке рукопашника лицом ко мне. Володя Два прыгает к ней и хватает её за руку. – Ой, парень, напрасно ты так…

Почему-то это прозвучало в моём мозгу, как только увидел, что амазонка, танцующим движением нырнула ему под руку и через мгновение оказалась у него за спиной. – Тебе, паря, похоже, хренец!

И точно: пятки нападавшего мелькнули в воздухе, а тело большого Володи Два полетело в кусты и мокрую траву. – Молодец, так ему и надо!

Треск ломающегося кустарника вперемешку с матом завис в воздухе. Хоть уже и готов был кинуться на помощь Наташке, но что-то не даёт. Наташка снова встала в боевую стойку. Володя Два, как бык, нагнув голову, мокрый и грязный появляется из темноты, изрыгая проклятья.

– И дураку ясно – он готов отомстить! А Наташка? Она стоит и ждёт. Может вмешаться? Он на две головы её больше…