Истребитель. Ас из будущего

– Ни одного. Я не истребитель, я из эскадрильи связи.

– У, почтовик, – сразу потеряла к нему интерес артистка и брезгливо-презрительно сморщила свой носик.

Тихон развернулся и ушел. На войне каждый находится на том месте, куда его определили командиры. Труд любой – боевой или трудовой – важен. Без того же механика Ивана, который не сделал ни одного выстрела, полеты Тихона были бы невозможны. А он, Тихон, на самолете, подготовленном к полету механиком, обнаружил танки, которые удачно разбомбили наши бомбардировщики. Вот такая цепочка складывается…

Не всем на войне героями быть, носить на груди ордена, надо кому-то выполнять тяжелую, незаметную и рутинную работу, без которой не будет ни героев, ни орденов на их груди. Но обидно было: не каждый человек заметен на войне, но его вклад, пусть и небольшой, приближал Великую Победу.

Его догнал Иван, приобнял за плечо:

– Обиделся на артистку?

– Есть немного.

– Плюнь, бабы – они дуры, язык как помело…

Между тем к лету 1942 года был сформирован 588-й НЛБАП, в котором служили только женщины. А вот орденов или медалей на груди у летчиков не было – не считали нужным давать награды, когда война тяжелая, когда армия отступает. Были герои, которых отметили, о ком газеты писали – как о капитане Гастелло. Другие за свои подвиги награды уже после войны получили, такие, как Девятаев, Маресьев. Некоторым же наград и вовсе не досталось.

Многие немецкие летчики тоже отличались храбростью. Летчик Ганс-Ульрих Рудель семь раз садился на нашей территории, вывозя сбитых товарищей.

Сами немцы называли своих асов «экспертами». Были среди них выдающиеся летчики, такие, как Эрих Альфред Хартманн, одержавший на Bf-109 352 победы, и все на Восточном фронте. Или Баркхорн Герхард, воевавший на Bf-109 и FW-190 – 301 победа, Гюнтер Ралль на Bf-109 – 275 побед.

Наши лучшие летчики – Иван Никитович Кожедуб, воевавший на Ла-5 – 64 победы; Александр Иванович Покрышкин – 59 побед на МиГ-3, Як-1 и Р-39; Гулаев Николай Дмитриевич – 57 побед на Як-1, Ла-5.

Лучший финский летчик Эйно Илмарн Юутилайнен – 94 победы. Пилот из США Бонг Айра Ричар – 40 побед на Р-38; английский летчик Джеймс Эдгар Джонсон – 34 победы.

А вот самым молодым пилотом, воевавшим во Второй мировой войне, стал 14-летний Аркадий Каманин, сын известного полярного летчика Николая Каманина. С 1943 года он воевал на У-2 в составе отдельной эскадрильи связи, причем воевал хорошо, чему подтверждение – орден Красного Знамени, два ордена Красной Звезды и три медали.

Обида на артистку притихла, улеглась после обильного возлияния технического спирта вместе с летчиками и механиками на стоянке, да не на виду, а в лесу за самолетами. Пьянка руководством не поощрялась, но изредка душа требовала, особенно после потерь боевых товарищей при полетах. А иной раз – от безделья, когда погода была нелетной.

Глава 3
Баба!

Тихон успел на новом самолете сделать всего один вылет, и тот ночной. К вечеру последовал вызов в штаб, где ему объявили задание: лететь ночью, совершить посадку у деревни Яново, что между Витебском и Оршей, в Белоруссии, и сдать груз.

– Как же я сяду ночью? – растерялся Тихон.

– Тебе сигнал подадут – три костра треугольником, поле вполне позволяет приземлиться. Скажу больше: там ПС-84, в младенчестве – «Дуглас», двое суток назад приземлялся, полоса проверенная. Но на цель ты должен выйти точно в ноль часов. Группа ждать долго не может – опасно.

Что опасно, Тихон и сам сразу понял. Что Витебск, а особенно Орша – крупные железнодорожные узлы, а еще – пересечение автомобильных дорог. Для защиты их с воздуха немцы густо поставили зенитные пулеметы и пушки – днем собьют как пить дать. Ночью шанс есть, если посадка пройдет удачно. Все это пронеслось в его голове за секунды.

– Да, едва не забыл: пароль – Москва, отзыв – мушка.

– Зачем мне пароль?

– Отставить вопросы! Мне сказали, что группа в немецкой форме будет, не пальни сдуру.

– Так точно!

– Ни пуха ни пера…

– К черту!

Тихон направился к своей стоянке – предупредить Ивана и увидел, что в самолет уже грузят ящики. Причем делают это не бойцы БАО, как бывало, а незнакомые, в военной форме, но без знаков различия и петлиц. Тихон догадался – груз для диверсантов, иначе к чему такая скрытность?

Сопровождающий груз старший не дал Тихону поговорить с Иваном:

– После побеседуешь, не положено.

– Так я по состоянию самолета…

– Исправлен твой самолет и заправлен полностью.

Тихон собрался разложить на крыле карту, проложить маршрут, однако и здесь вмешался старший:

– Не положено при посторонних.

– Это механик – посторонний?

Ночью в воздухе карту не посмотришь, темно, штурманской подсветки нет. Все характерные ориентиры на местности надо запомнить, причем не те, которые видны днем – колокольня, железная дорога, а только те, что ночью с высоты различимы, особенно реки. Если луны нет, все равно отблескивают, и ни одна река другую изгибами не повторит.

Старший группы сопровождал самолет до старта. Отмашка фонариком – и Тихон дал газ и пошел на взлет. Воздух наверху прохладный, чистый, дымами не пахнет.

Сначала он лег на курс двести сорок, через полчаса полета изменил его на двести девяносто. Не приведи господь ошибиться, тогда вместо оси Орша – Витебск он направится к Орше – Могилеву. Задание сорвет – по голове не погладят. Наверное, диверсию на железнодорожном мосту через Днепр хотят совершить. Самое болезненное место для немцев. Ба-бах! – и все составы из Минска в сторону Смоленска и от Могилева на Витебск сразу встанут. А ведь железнодорожный мост быстро не восстановить, это не деревянный автомобильный.

Как оказалось позже, Тихон почти угадал. Почти – потому что наши подрывники взорвали сразу три моста. Немцы были вынуждены пускать поезда в обход, а это потеря времени, столь бесценного на войне, в наступлении.

Тихон набрал восемьсот метров – ночью истребителей не стоило бояться. Кроме того, с такой высоты на земле стрекотание слабого мотора практически не слышно. На самолете стоял глушитель выпуска, но он был подключаемым, необходимым при ночной бомбардировке с малых высот. Постоянно летать с включенным глушителем нежелательно, поскольку он отбирает мощность и приводит к излишнему расходу топлива.

Внизу показалась линия фронта. С советской стороны была темнота, но с немецкой солдаты постоянно пускали из траншей осветительные ракеты на парашютиках, хорошо видимые сверху. С высоты передовая не казалась чем-то страшным и производила впечатление фейерверка на Новый год.

Через пять минут Тихон повернул на десять градусов севернее. Щелкнул бензиновой зажигалкой, что смастерили из винтовочной гильзы механики. Он не курил, но зажигалку имел как средство подсветить.

Ветром пламя задуло сразу. Тихон наклонился книзу, где не было завихрений, поднес зажигалку к часам и снова крутанул колесико. Пламя держалось секунду, но ему хватило этой секунды, чтобы увидеть циферблат – на часах было без пяти минут двенадцать. Если он не ошибся в расчетах, внизу вот-вот должны вспыхнуть костры.

Описывая нисходящую спираль, Тихон стал снижаться.

Встречающие услышали идущий сверху звук мотора, и сразу полыхнули костры. Тихон поморщился: черт, с какой стороны от костров посадочная полоса?

Неожиданно вспыхнула одиночная фара, осветив изрядный кусок ровного поля. Толково придумали!

Тихон приземлился, и фара сразу погасла. Он держал курс на костры, самолет быстро терял скорость. Как только он остановился, костры погасли.

Тихон отстегнул привязные ремни и взял в руки пистолет.

Раздался шорох, шум шагов.

– Стоять! Пароль? – крикнул Тихон.

– Москва.

– Мушка, – назвал он отзыв.

К самолету приблизились смутные тени. Если бы не предупреждение в штабе, впору было испугаться: вблизи – самые настоящие немцы. Форма, пилотки на голове, кобуры на поясах.

– Забирай груз, все доставлено в целости.

Вместо ответа «немец» с латунной бляхой на шее дважды моргнул фонарем с синим светофильтром.

Раздался треск мотоциклетных моторов, и к самолету подъехали два мотоцикла с колясками. Так вот откуда светила одиночная фара!

Ящики быстро перегрузили в коляску.

– Кто-нибудь дернет винт? – обратился к присутствующим Тихон.

Сразу после того, как он услышал пароль, Тихон заглушил мотор. Лишний расход топлива, а главное – демаскирующий звук выхлопа.

– Погоди, летчик, обратно пассажира возьмешь.

Из коляски второго мотоцикла помогли выйти человеку. И только когда двое «немцев» поставили его на центроплан, Тихон понял – перед ним женщина. Мало того, она была в немецкой форме и со связанными сзади руками. Женщина на самолете – плохая примета в авиации, как и на корабле.

– Она что, пленная?

– Угадал. Да ты, летчик, не волнуйся, она связана хорошо.

Иметь за спиной, во второй кабине, пленную, хотя бы и связанную, Тихону очень не хотелось – в той же кабине пулемет. А ну как развяжется да из пулемета очередь даст?

– Не возьму, – уперся Тихон. – Мне никто из ваших не говорил. И куда мне ее на своем аэродроме девать? Да ее механики голыми руками порвут.

– Мы о пленной сообщили, когда ты уже взлетел. Птичка интересная, в гебитскомиссариате служит. Очень ценный «язык». А здесь у нас тюрьмы нет. Откажешься – зарежем на твоих глазах, а ты по прилете фитилей в задницу получишь.

Фитилей Тихону не хотелось.

– Грузите, – покорно вздохнул он.

Настроение сразу испортилось. После первой ночной и удачной посадки у него появилась гордость за себя, еще месяц назад он бы так точно не сумел. Значит, месяц прошел не зря.

Когда двое «немцев» погрузили настоящую немку в кабину, Тихон сам плотно застегнул привязные ремни. Во рту пленной торчал тряпичный кляп. Да хоть бы и не было, в полете рев мотора все заглушит.

На взлете костров не зажигали. Затарахтел мотор мотоцикла, зажглась фара. Один из «немцев» дернул винт, и мотор самолета заработал.

Тихон развернул самолет почти на месте, подняв тучу пыли, и сразу – на взлет. Несколько толчков шасси на неровной земле – и он в воздухе.

Набрав высоту, он решил спрямить курс. Стрелка компаса немного фосфоресцировала, поэтому он лег на курс девяносто, на восток. Лишь бы благополучно перелететь линию фронта, а там ему сам черт не брат!

Пленница вела себя спокойно, не дергалась. Уже и до передовой недалеко. Ох, как права оказалась примета о присутствии женщины на борту самолета!

Выстрелов с земли Тихон не слышал, а вспышки видел. Пару раз звякнуло что-то, видимо, пули попали в самолет. Тихона как по сердцу ножом резануло – самолет-то новый, да еще над чужой территорией он.

Несколько секунд полет продолжался нормально, потом мотор чихнул и остановился.

Тихона пробил холодный пот. Внизу, на земле, темень. Изредка из-за облаков луна выглядывает, да как при ее скудном свете внизу место посадки выберешь? Да если и сядешь удачно, как быть, если он во вражеском тылу и с немкой во второй кабине?

Тихон перегнулся за борт. В расчалках свистел ветер, самолет снижался, но в воздухе держался пока что уверенно. Биплан все-таки, несущая поверхность крыльев большая. Одно плохо: нижнее крыло перекрывает самый нужный сектор обзора. Когда с работающим двигателем да на аэродром заходишь, смотришь вперед. А сейчас скорость до семидесяти упала, фактически посадочная.

В душе Тихон готовился к худшему. Небось «немцы» уже передали по рации в свой штаб, чтобы «языка» встречали. Только вот «посылка» вовремя не придет – если придет вообще… Тихон решил, что, если ему повезет сесть, на что вообще-то надежды мало, он застрелит немку, а сам как-нибудь будет выбираться к своим. И все же надежда умирает последней…

Когда на высотомере было уже двести метров, выглянула луна. Блеснула река, и Тихон знал, что обычно рядом – луг. Туда он и направил машину. Конечно, там вполне мог оказаться не луг, а минное поле, поставленное советскими отступающими частями, или карьер – да мало ли что еще?

Земля появилась быстро. Тихон потянул на себя ручку, пытаясь смягчить удар колес о поверхность земли, но все равно посадка получилась жесткой, аж зубы клацнули. Но шасси, рассчитанное на частые посадки с учениками, да нередко еще и ошибающимися при приземлении, выдержало.

Шорох колес, тряска… А впереди надвигалось что-то темное.

Тихон уперся правой ногой в педаль и развернул самолет, стараясь избежать столкновения. Потеряв на развороте последние остатки скорости, самолет замер.

Тихон облизал пересохшие губы. Ёшкин кот! Повезло! Удачно сесть ночью на незнакомую площадку, да без освещения – это как купить один раз в жизни лотерейный билет и выиграть миллион!

Только это была еще не вся удача, а половина ее. Как быть с самолетом, как поступить с немкой и, наконец, как добраться до своих? Выстрелить в связанную женщину, хоть и врага, было выше его сил, все-таки прочно в нем сидели гуманистические принципы. А доведись им поменяться местами – немка пальнула бы в него, не раздумывая.

Тихо потрескивал, остывая, мотор. Где он? Сейчас на местности не определишься, надо ждать утра. А при свете дня его обнаружат быстро, и жить останется ровно столько, сколько нужно немцам времени, чтобы подъехать.

Тихон отстегнул ремни и выбрался из кабины. Остро пахло бензином. Черт! Мотор остановился, а он в панике забыл перекрыть кран бензоподачи. Хотя должен, просто обязан был это сделать! Вот олух-то! Не хватало еще пожара!

Он перегнулся через борт и закрыл кран. Показалось – капает что-то. Провел рукой внизу, под капотом, и ощутил сырость. Масло течет или бензин? Понюхал руку – бензин. Не трубопровод ли перебила шальная пуля?

В темноте лезть под капот – толку мало. Надо ждать рассвета, а сейчас посмотреть, что вокруг.

Тихон направился в сторону, где смутно что-то темнело.

О! Да это же лес! До первых деревьев он не доехал при пробеге два десятка метров.

Он прошелся по опушке. Неподалеку рос кустарник. Хм, удобное место. Затащить сюда самолет хвостом вперед, так его и видно со стороны не будет. А если еще и веток наломать и сверху на крылья бросить, так и с самолета не обнаружат. Тихон только сомневался, хватит ли у него сил одному самолет дотащить. Хоть и на колесах, а все-таки семьсот килограммов, да еще пленница… И хвостовой костыль поднимать надо. Было бы хвостовое колесо, было бы проще.

А пока Тихон улегся на траве. Понервничать сегодня пришлось, надо в себя прийти.

Отдохнув с полчаса, он прислушался – в лесу кипела ночная жизнь. То ночные птицы верещали разными голосами, то сыч мимо пролетел, испугав. Совсем бесшумно крыльями машет, как привидение. Потом ежик рядом пробежал, фыркнул. Ну да, запах бензина не понравился. Но настораживающих звуков, вроде автомобильных моторов, голосов, или запахов – дыма от костра или печки – он не слышал и не чувствовал.

Теперь его спасение – в его руках.

Как только стала сереть ночная мгла, Тихон подошел к кабине. Немка хоть и легкая, килограммов пятьдесят, а пришлось помучиться. Борта в кабине высокие, немка связана, да еще и сопротивляется, упирается ногами.

Тихон ей кулак под нос сунул:

– Будешь брыкаться – все зубы выбью, сволочь фашистская!

И немка, хоть языка не знала, поняла. Ведь вокруг нет никого, кто мог бы прийти к ней на помощь, русского же не стоит злить.

Тихон поставил ее на ноги на центроплан, спрыгнул на землю и снял ее. Мельком заметил, что фигура у немки аппетитная. Когда снимал, держал ее за верхнюю треть бедер, пожалуй, даже немного выше. Взяв немку за руку, он повел ее в лес.

Пленница забрыкалась. Подумала, наверное, – убивать повел. Вот дура-то! Он мог бы ее и у самолета шлепнуть, если бы захотел.

Но до леса довел. Посадил у дерева, спиной к стволу – так сидеть удобнее.

Когда немного посветлело, прошелся от самолета до кустарника – нет ли кочек или мин? Почему-то ночью, когда к лесу шел, о минах и не вспомнил.

Подлез под горизонтальные рули, уперся спиной – тяжело, аж в спине трещит – и мелкими шажками повлачил за собой самолет. И кто его назвал легким? Пусть бы сам попробовал его на горбу тащить!

Зайдя в кусты насколько мог, Тихон опустил хвост. Отдышавшись, вышел на опушку – поглядеть на результаты своих трудов. Самолет не выделялся, по крайней мере мотор с винтом не бросался в глаза.

Наломав веток, он накидал их на крылья сверху, а одну огромную ветку пристроил спереди, к винту. Вроде неплохо получилось.

И тут он вспомнил о пленнице. Неспешно подойдя к дереву, возле которого оставил немку, увидел, что ее нет на месте. Вот это номер! Ушла, сука! Немедля бросился ее искать.

Однако пленница ушла недалеко. Собственно, она и не ушла, просто стояла в стороне, сразу не замеченная Тихоном.

– Ты что же это делаешь, сволочь немецкая?

Тем не менее Тихон был рад, что не упустил пленницу. Конечно, сам виноват, не усмотрел. Так ведь и некогда было, самолетом занимался… На затылке у него глаз нет, за всем уследить невозможно.

Пытаясь вернуть себе состояние спокойствия и душевного равновесия, он не сразу понял, что женщина как-то странно ведет себя. Она ерзала на месте, и взгляд был жалобный, просящий. И только тут до него дошло – да она же в туалет хочет…

Шагнув к немке, Тихон завернул ей юбку, стянул трусы до колен, отступил назад и отвернулся. Тут же услышал характерное журчание.

Когда процесс завершился, Тихон обернулся и увидел, что женщина уже встала. Он натянул ей трусы и опустил юбку. Отступив на шаг, поймал себя на том, что невольно любуется ее фигурой. Хороша – особенно для тех, кто давно не видел женщин и, можно сказать, оголодал в этом плане.

Услышав, что немка что-то мычит, тут же предупредил ее:

– Крикнешь если, зубы в глотку вобью, – и вытащил кляп.

Прислушавшись, понял, что лопочет немка:

– Вассер…

Тихон понял, что его пленница хочет пить и просит воды. Тут он вспомнил, что была в кабине фляжка с водой. Он сам иной раз в полете пил, если приходилось долго без посадки лететь.

Сбегав к самолету, он принес фляжку с водой, открутил колпачок и поднес фляжку ко рту пленницы.

Женщина пила жадно, и, когда опорожнила фляжку наполовину, Тихон убрал ее:

– Хватит! А то снова пи-пи запросишь…

Кляп в рот немки он возвращать не стал, чужих пока не видно. Но и выбрасывать тряпку тоже не захотел, в карман сунул.

Странная штука жизнь. Он, Тихон, советский солдат, помог пленной захватчице в туалет сходить, водой ее напоил. Но она ведь немка, враг! Он за знакомыми девчонками так не ухаживал. Правда, они и связаны не были… Расскажи он все пилотам – засмеют. В принципе, простые человеческие нужды.

Он усадил немку на прежнее место.

– Дал бы что поесть, если бы у самого было… Сиди тихо, если жить хочешь, а мне делом заняться надо.

Подойдя к самолету, он снял капоты по обеим сторонам моторного отсека. А неисправность – вот она, прямо на глазах. Пуля дюритовую трубку бензопровода порвала, и мотор без горючки остановился. Можно сказать, повезло. Если бы эта пуля трассирующей была или зажигательной, сгорел бы он в воздухе вместе с немкой. Пожар в воздухе развивается стремительно, минута – и от самолета одни оплавленные обломки. А от У-2 и этого не останется, поскольку остов самолета фанерно-деревянный, обтянутый перкалем.

Тихону стало жутковато – по лезвию бритвы прошел. Знала бы немка, что ее свои едва на тот свет не отправили.

Он стал думать, что предпринять. А что без запасных частей сделаешь? Но русский человек всегда выход найдет.

В подкапотном пространстве трубок полно – и медных, и резиновых. Он нашел подходящую по диаметру резиновую, отрезал перочинным ножом кусок сантиметров пять-шесть длиной. Желательно бы больше, да нельзя, основной шланг укоротится. На дюритовую трубку обрезок насадил с трудом – как раз на место повреждения. Теперь стянуть надо на концах, иначе бензин подтекать будет, а если еще и на горячий выхлопной патрубок попадет – пожар неизбежен.

А вот проволоки он не смог найти – ни одного кусочка. Так у немки коса вроде бы на шпильках держится.

Он подошел к немке. Точно, шпильки есть. Вытащил две – ему больше не надо.

Коса, что лежала на затылке свернутым кренделем, упала вниз. Черт, симпатичная немка… Небось, если косу распустить, волосы до поясницы будут.

Пленница удивилась, залопотала что-то по-немецки, но Тихон уже повернулся к ней спиной и направился к самолету. Там стянул, скрутил шпильки на резиновых концах самодельного бандажа. Им бы продержаться всего час, за который он до аэродрома доберется. А там уже механик Иван новую трубку поставит.

Выглядела его заплата коряво, но Тихон надеялся, что свою функцию она выполнит.

Перегнувшись через борт, он открыл бензокран – бензин из места повреждения не капал. Запашок есть, видно, пары проходят, но утечки нет. Он снова перекрыл кран.

Теперь надо ждать вечера. Есть охота, да еще одна забота – запустить мотор в одиночку. Это сделать можно, но действовать надо очень быстро, тогда все получится.

Тихон улегся в паре метров от немки – все под приглядом будет.

Пленница периодически меняла положение: то боком о дерево обопрется, то ноги вытянет.

Время шло, и Тихон успокоился. Самолет к вылету готов, пленная сидит спокойно, проблем не доставляет.

Как очень скоро выяснилось, благодушествовал он зря: уже после полудня послышался рев множества моторов.

Тихон приподнялся, встревожившись. На другом конце поля, по грунтовке, двигалась колонна мотопехоты. Их сопровождали бронетранспортеры с солдатами, несколько грузовиков с пушками на прицепах.

Неожиданно немка, тоже видевшая воинскую часть, вскочила. Ноги-то у нее не связаны были, только руки. Кинувшись к своим, она громко закричала.

Тихона подбросило как пружиной. В несколько шагов он настиг беглянку, сбил ее с ног и, зажав рот рукой, потащил назад в лес. Крик ее из-за рева моторов вряд ли услышат, да и расстояние велико, метров триста, а вот увидеть вполне могли.