Грааль? Грааль… Грааль! Я – ключ

ОТВЕТ: 3 балла.

Далее следовал еще десяток вопросов подобного типа. Компьютер изголялся, выдавал картиночки зверюг – одну страшнее другой. Но как ни старались составители данной программы, а напугать Егора не смогли. Максимум, что пришлось ему выдать, это 4 балла.

ТЕСТ ЗАКОНЧЕН.

«А престранненькие были заданьица», – Пашутин вздохнул, с хрустом потянулся и оглянулся. Вокруг никого не было: два рядя пустых кресел, – «быстро они рассосались».

Дверь противоположной стены распахнулась. В проем вкатилась ресторанная тележка, украшенная серебряным ведерком со льдом, с торчащим из него горлышком бутылки шампанского и единственным хрустальным бокалом рядом. Мини-столик на колесах приводило в движение поистине неземное существо. Девушка была ослепительна: тонкая, высокая, узкое точеное лицо, обрамленное густой черной гривой, спускающейся волнами до талии… а короткая юбка и декольте открывали такую картину, от которой в любом мужчине просыпался поэт.

– Добрый вечер. Позвольте поздравить вас с успешно пройденным испытанием, – от голоса прелестницы, сочного грудного контральто, у него потеплело внизу живота.

Оцепеневший Егор шумно выдохнул. Он понял, что все это время просто не дышал:

– З-здравствуйте…

Брюнетка удовлетворенно улыбнулась, достала бутылку, ловким профессиональным движением открыла ее и, наполнив бокал наполовину, протянула его гостю:

– Предлагаю тост за вашу новую профессию.

– Спасибо, – Пашутин осторожно принял бокал, – а как же вы?

– Нет, что вы! Я на работе, – незнакомка улыбнулась шире. Сверкнули белые зубы, оттеняя агатово-черные глаза.

«А глаза-то, цвет, только сейчас заметил. Ну да, какие глаза, когда другие объекты так отвлекают?».

Нимфа тем временем села на край кресла, пленительно положив ногу на ногу. Егор, понимая, что ведет себя по хамски, тем не менее, просто не мог оторвать взгляда от ее коленей.

Она, казалось, этого не замечала:

– Ну что же вы не пьете?

– А, да… За вас! – он залпом опрокинул бокал и позорно закашлялся. – Извините.

Черноокая гурия улыбнулась в третий раз, легко откинулась на спинку кресла, хищно прищурилась и облизала фиолетовым языком кончик собственного носа.

«Все страньше и страньше»,¹ – подумал Егор и отключился.

4

Тишина. Полная тишина. Не слышно даже звона в ушах. Да и откуда ему взяться, если уши отсутствуют. Тела нет, только голое незащищенное сознание. Субстанция его сущности парит, медленно вращаясь в невесомой пустоте. Звезды, звезды кругом – вверху, внизу, со всех сторон. Яркие, тусклые, белые, голубые, желтые – всех оттенков. И абсолютная чернота между ними, пугающая, апатично-равнодушная, бездонная. Он никогда не видел такого совершенного, незамутненно-черного цвета.

Незнакомая обстановка не пугает. Страха нет. Только состояние полного умиротворения и странной уверенности в правильности происходящего. Что-то должно произойти. Он ждет. Он знает: торопиться не стоит. Время – фикция.

Неожиданно он слышит мысль. Чуждую, холодную, идущую из немыслимого далека, но, тем не менее, очень сильную, жаждущую:

ПРИВЕТСТВУЮ ТЕБЯ, КЛЮЧ!

«Что? Кто ты?!»

ТЫ ВСЕ УЗНАЕШЬ В СВОЕ ВРЕМЯ

Он молчит, в странной уверенности, что вопросы задавать бесполезно. Надо внимать. И запоминать.

НАЙДИ МЕНЯ

Тишина…

ТЕБЕ ПРЕДСТОИТ ДОЛГИЙ, ТЯЖЕЛЫЙ ПУТЬ

Ментальный сигнал нарастает, становится яростным. Он чувствует, какая неимоверная, вселенская сила заключена в нем:

НАЙДИ МЕНЯ!!!

Крик оглушает его, и он кричит в ответ:

«Жди меня! Я найду тебя!».

В этот момент он просыпается.

5

«Приснится же», – Пашутин по-кошачьи потягивается с закрытыми глазами, находясь еще в том сладком состоянии полусна-полуяви, из которого так не хочется выныривать, поворачивается на бок.

– Ну что дружок, проснулся? Вот и славненько, – приятный, мягкий баритон окончательно возвращает его в реальность.

Егор распахнул глаза. Перед ним сидел, скрестив ноги по-турецки совершенно голый мужчина. На вид лет 55—60, телосложение среднее, кожа бледная, умные серые глаза, короткие стального цвета волосы с сильной проседью торчат ежиком, щеточка усов – того же оттенка.

В памяти всплыл вчерашний день: Таисий Филиппович, странный «экзамен», красавица-брюнетка с шампанским.

«Опоили гады!» – Егор оглянулся, и увиденное поразило его неимоверно. Он тоже был в костюме Адама. Но не это было самым шокирующим. Он, вместе с незнакомцем, находился в очень странном помещении. Это трудно было назвать комнатой. Округлое пространство, метров пяти в диаметре, совершенно не имело углов. Все переходы между полом и стенами плавные, закругленные, как в изоляторе психлечебницы. А границы между стенами и потолком вообще не существовало, скорее это был некий купол, плавно врастающий в пол. Помещение было абсолютно изолированным – ни двери, ни окон, ни каких-то других намеков на связь с внешним миром. Пол и стены-потолок были полностью покрыты длинной мягкой густой растительностью бледно зеленого цвета, на ощупь напоминавшей шерсть животного. Этот «ворс» мягко светился теплым бело-желтоватым светом. Других источников иллюминации в помещении не наблюдалось.

Егор вскочил на ноги – следующее открытие привело его в полное замешательство: мохнатые стены камеры не являли собой жесткую структуру, они были живые, по ним регулярно проходили малозаметные волны перистальтики. Комната «дышала», жила своей жизнью. Мебель, и другие предметы классического интерьера, отсутствовали напрочь. Оглядевшись, он понял, что спал на мохнатом теплом полу своего узилища. Единственным образованием, отвлекающим глаз от сплошного ковра зелени, был крупный (сантиметров 70 в диаметре) радужный пузырь прозрачной жидкости, который неподвижно висел прямо в воздухе, в дальней части камеры.

– Что же это за чертовщина? Где я? – Егору захотелось схватить незнакомца за грудки, но такая возможность отпала ввиду отсутствия облачения на последнем. – Что вам надо от меня?!

– Успокойтесь молодой человек, – мужчина слегка отстранился, его лицо опасливо напряглось, – не надо паниковать. Я здесь такой же пленник, как и вы. Разница лишь в том, что я нахожусь здесь несколько дольше, и могу ответить на некоторые ваши вопросы.

– Так что здесь происходит? – Егор попытался взять себя в руки. – Я ничего не понимаю!

– Скажу честно, я тоже мало что понимаю в происходящем. Но обещаю, все, что знаю я, узнаете и вы. Поверьте. Времени для этого у нас будет предостаточно.

– Почему мы голые?

– Эх, если бы это была главная из проблем. Не те вопросы задаете, милейший. К наготе вы очень быстро привыкнете, это будет вас беспокоить в последнюю очередь.

– Ладно, давайте по порядку, – новоиспеченный узник тоже уселся по-турецки, инстинктивно прикрывая рукой гениталии, – давно вы здесь?

– Ну, для начала я предлагаю познакомиться. Меня зовут Станислав Михайлович Мицкевич. Бывший профессиональный биолог, кандидат наук, доцент. Ныне, как и вы – безработный.

– Георгий Пашутин. По отчеству величать не стоит. Можно Егор, Жора, Гоша. А как вы узнали, что я безработный? – он протянул собеседнику раскрытую ладонь и почувствовал неожиданно крепкое, энергичное рукопожатие.

– Умора. Ваше представление напомнило мне один старый советский оскароносный фильм. Ну да ладно. Отвечаю на ваш вопрос. По той информации, которая доступна мне, другие сюда пока не попадали. Только лишенные работы.

– Другие? А что, много было?

Сосед запнулся, досадливо дернув подбородком. Его плечи ссутулились:

– На этот вопрос ответить не смогу, но знаю точно, что больше двух человек одновременно в «аквариуме» не живет.

– «Аквариуме»?

– А почему нет? Надо же как-то называть это помещение. Мы здесь, как и рыбки за стеклом, совершенно изолированы от внешнего мира. И, уверен, за нами также наблюдают. Если можете предложить другое, более удачное название, я с радостью его приму.

– Да нет Станислав Михайлович, меня и это устраивает, – Егор понемногу успокаивался. – Вы говорили о других пленниках. Можно поподробнее?

– Да, конечно. В «аквариуме» обычно находятся два человека разного срока «отсидки». В определенное время тот, кто сидит дольше – исчезает, а его место занимает новенький. И так далее. До вас Георгий, этот кров со мной делил Осип Григорьевич, стоматолог (бывший, разумеется), ранее – Виталька, бомж. Ну а дальше я не заглядывал, не имею информации. Могу предположить, что такая система чередования нужна для того, чтобы более опытный пленник имел возможность ознакомить новенького с особенностями местного существования, смягчить, так сказать стресс адаптации. Представьте, каково было бы вам, окажись вы в этой обстановке один, без моей скромной консультативной помощи.

– Да, понятно. Вы сказали – старожил исчезает? Куда?

– Это мне неизвестно. Нет даже никаких версий.

– У вас есть какие-либо предположения, зачем мы здесь? – Егор судорожно сглотнул. – С какой целью? Кому это нужно?

– Ну, давайте разбираться вместе. У вас тоже все началось с объявления, снабженного загадочной криптограммой, которая вас очень заинтересовала?

– Да.

– Затем анкета?

– Точно.

– Далее был очень неприятный человек?

– Угу. Таисий…, как бишь его?

– Филиппович, – Станислав Михайлович улегся на бок, опершись на локоть. – А затем второй этап тестирования с весьма странными вопросами и картинками? Ну и закончилось все приятным рандеву с черноокой нимфой, со всеми вытекающими.

Егор сконфуженно кивнул:

– А вам не кажется странным Станислав Михайлович, что, несмотря на очевидную подозрительность этой истории, мы повели себя так легковерно? Ничего нас не встревожило, не обеспокоило? Ведь видно было, что все это выходит за рамки обычного кастинга. И в любой момент всей этой истории мы могли бы встать и уйти. Ан нет, продолжали идти на поводке как бараны. Гипноз какой-то.

– А это он и был. Помните аудио-видеообработку? Наверняка психосуггестия.

Оба замолчали. «Ну и ситуёвина. Вот попал!» – Егору не сиделось на месте. Хотелось действовать. Подумав, он спросил:

– Станислав Михайлович, у вас есть хоть какие предположения, объяснение происходящему?

– Предположение одно, – его собеседник вздохнул, – и в нем едины все наши предшественники по несчастью. Георгий, оглянитесь. Неужто вы думаете, что все это создано человеком? Совершенно очевидно, что мы являемся частью какой-то дьявольской игры иного, неземного разума. Мне кажется, что это и в доказательствах не нуждается. И, между прочим, я вовсе не уверен , что мы находимся в пределах матушки-Земли.

Егор сглотнул. Конечно, это было очевидно, но он гнал от себя эту мысль. А теперь поздно прятать голову в песок. Слово сказано. Пора принимать истину.

6

Станислав Михайлович был неординарным человеком ординарной судьбы. Нет, он не бродил в джунглях Конго, не покорял вершин Перу, не охотился с аборигенами Австралии. Более того, он в принципе не любил путешествовать. За всю свою долгую жизнь он ни разу не выезжал за пределы страны, ни разу не видел морского прибоя, не парился в сибирской баньке. Он не искал чудес и приключений вовне. Зачем? Ведь ему принадлежали россыпи сокровищ в том великолепном внутреннем мире, который он создал для себя.

Еще в детстве Стасик понял, а затем и крепко усвоил, что он иной, не такой как все. Будучи малышом, он очень любил рисовать. И среди его «каляк-маляк» иногда попадались по-детски аляпистые, наивные, но удивительно пронзительные, чувственные рисунки.

Затем пришли школьные времена. Друзей у него было мало. Одноклассники сторонились его. Дети вообще гораздо острее взрослых чувствуют инаковость сверстника, несовпадение его индивидуальной ментальной сущности с коллективным эго маленького незрелого общества. Нет, он не был изгоем, он азартно гонял с ребятами мяч на поляне, бегал под дождем по лужам, они ходили гурьбой купаться на пруд, ездили на велосипедах на рыбалку. Но всегда, в любой ситуации, между ними была дистанция, он всегда был немного в стороне. Он остро ощущал это состояние «белой вороны», но его это не особенно напрягало. Дело в том, что он сам не стремился влиться в этот мир общих нехитрых детских забав и интересов, его это не интриговало. Стас был богаче их, у него был свой прекрасный мир, недоступный его ровесникам, в который он погружался с головой – мир книг и фантазий.

В детстве он много и с интересом читал. Читал запоем, сначала все подряд, затем у него стали появляться любимые темы. Первой страстью была астрономия. Он с упоением поглощал информацию о близких, но мертвых планетах, далеких звездах и их эволюции, голодных черных дырах, сказочно огромных галактиках. Затем он как-то наткнулся в городской библиотеке на серию книг о членистоногих. Крупноформатные красочные альбомы с яркими, цветными, великолепно выполненными иллюстрациями разнообразных насекомых, пауков, ракообразных, многоножек и подробным их описанием, покорили его. Он открыл для себя многогранный, чарующий и загадочный мир фауны. Уже тогда парнишка твердо решил связать свою жизнь с биологией.

С учебой в школе у него никогда не было проблем – учился легко, играючи, с интересом и азартом вгрызаясь в новые знания, но только по тем предметам, которые были ему интересны. В остальных дисциплинах, в силу своих немалых способностей, он тоже не отставал, но постигал их походя, без страсти, как нечто неизбежное. Хотя он не отвергал никакие знания, впитывал все.

Единственное, что ему было не по душе в школе – это постылая общественная работа, она претила мальчишке, была противна. Регулярные заседания классных ячеек советского общества вызывали у него приступы тошноты своим пафосом, фальшью и показушностью. Ежегодно, по причине высокой успеваемости, он был избираем председателем совета отряда класса, и не менее регулярно с успехом заваливал свою почетную миссию, напрочь игнорируя все общественные обязанности. Это не осталось незамеченным. Учителя (не все конечно) охладели к нему. В результате, он окончил среднюю школу без медали, но твердым ударником. Это не особенно беспокоило парня, уже тогда он понимал: оценки – не особо важны, главное – знания.

В институт, на факультет биологии, он поступил без труда. Учеба здесь также проходила легко и интересно. Многие преподаватели его любили за оригинальные, каверзные, ставящие в тупик вопросы, иные недолюбливали по той же причине. В ВУЗе он встретил свою первую и единственною любовь – Верочку с параллельной группы. Они быстро сблизились и поженились на последнем курсе.

Затем была аспирантура, быстрая и блестящая защита кандидатской и… неожиданно Стас сник.

Что произошло? Можно ответить коротко: он разочаровался. Конечно ему нравилась наука, но вот научный мир… По молодости, он жаждал быть частичкой этого сообщества, стремился в него, ожидая узреть эмпиреи высокой мысли, безумный полет творчества, Эдем сокровенного знания, союз титанов и гениев, понимающих нового апологета Истины и его устремления. Но то, что он встретил, шокировало. Нет, здесь, безусловно, были интереснейшие безумно одаренные личности, но это были редкие зерна жемчуга в груде палой гниющей листвы. Стас не понимал, как так получается, что наибольшего успеха в академическом обществе добиваются обычные серенькие люди, в то время, как многие, несомненно талантливые соискатели ютятся на обочине этого миропорядка. Он не встречал нигде ранее в таком обилии гордыню, чванство, карьеризм, очковтирательство, банальную подлость, и целые рои тщетно скрываемых человеческих комплексов. Важнейшую составляющую в этом мире играло наличие нужных связей и умение понравиться вышестоящему.

Спокойно, но неумолимо, он отверг от себя этот мирок, что вызвало откровенное удивление и скрытое торжество многих его «соратников». Отныне Стас развелся с наукой и предложил свое сердце педагогике. Студенты любили его, и было за что. Он был хорошим лектором и наставником, умел заинтересовать, зажечь, подвигнуть к познанию.

Однажды, на 29-й день рождения кто-то подарил ему многотомник «Истории государства Российского» Николая Карамзина. Издание долго пылилось на полке, пока однажды, лежа дома с тяжелой ангиной, он не открыл, со скуки, первый том. Книга потрясла воспаленный разум больного. Его поразила та художественная сила, с которой автор описывал трагические вехи любимого им народа в становлении его государственности. Затем были Соловьев, Моммзен и многие другие. Но окончательно Стаса «добил» Лев Николаевич Гумилев, совершенно перевернувший представления юного педагога в этой сфере. С тех пор его властно и бесповоротно затянул и покорил незнакомый ему ранее мир истории.

На работе он занимался любимым делом со студентами, дома погружался в не менее любимые фолианты. Как-то, устав сопротивляться нарастающему внутреннему зуду, мужчина сам взялся за перо, и у него вроде бы получилось, во всяком случае, так говорили критики. Все шло своим чередом, пока жизнь, проходившая тихо и незаметно, не нанесла сокрушительный удар – его единственная, горячо любимая дочь, вместе со своим супругом и их маленьким сыном попали в автокатастрофу. Погибли все. Жизнь остановилась. Потихоньку угасла и тихо умерла жена. Через год Станислав Михайлович ушел на пенсию, замкнувшись в себе, отгородившись от окружающего гектарами отпечатанных страниц. Лишь пару лет назад он стал оживать эмоционально, но тут случилась эта неприятность с его загадочным похищением.

7

Несмотря ни на что жизнь продолжалась. Правда, с регулярными сюрпризами.

В первый же день своего заточения, находясь в глубокой прострации от обилия свалившейся на него информации, Егор вдруг услышал низкое басовитое гудение, исходившее от стен «аквариума». Звук возник резко, неожиданно. По поверхности висевшего в воздухе пузыря жидкости поползла сложная радужная рябь волн интерференции.

– Только не дергайся! – заорал Станислав Михайлович. – Сейчас будет неприятно. Не вздумай блевануть. Держись!

В этот миг его внутренности скрутило, Пашутин задохнулся, подступила жуткая тошнота, на языке возник противный кисловатый привкус. Казалось, в желудке отплясывает джигу дюжина упитанных жаб.

– Дыши! Дыши глубже! – хрипел сосед. Было заметно, что его тоже прихватило, однако не так сильно.

Егор стал форсировать дыхание. Кульминация прошла, муть потихоньку отступала. Обессилено отвалившись спиной к стене, он закрыл глаза. Ему заметно легчало, но в желудке оставалось ощущение странной сытой заполненности.

– Извини старого дурака., – отдышавшись, зашептал Станислав Михайлович, – совсем забыл предупредить.

– Что это было?

– Так нас кормят.

– Что?!

– Да-да. Я думаю, это что-то типа телепортации. Пищевую субстанцию в необходимом количестве регулярно помещают нам непосредственно в желудок, минуя рот и пищевод. Как это происходит – без малейшего понятия. Но факт есть факт. Пренеприятнейшая процедура, но придется привыкнуть. Хорошо, хоть звуковым сигналом предупреждают. Слава Богу, происходит это всего раз в сутки. По всей видимости, по калорийности и сбалансированности компонентов, эта смесь адекватна полноценному суточному рациону.

– Выходит, прямого контакта с «хозяевами» – никакого? Только дистанционные штучки?

– Зришь в корень, – запнувшись, биолог добавил. – У меня предложение. В той ситуации, что мы оказались, как-то глупо обращаться друг к другу на «Вы». Предлагаю перейти на «Ты».

– С удовольствием., – Егор улыбнулся, представив, как два голых мужика «выкают» друг другу.

– Да и по батюшке не стоит. Зови меня Стас, или Михалыч.

Узники засмеялись и еще раз обменялись рукопожатием.

– Слушай, Стас, с питанием понятно, а как тут с остальной физиологией?

– Хороший вопрос. Сколько здесь живу, в туалет не ходил ни разу, да и некуда. И желания не возникает. С другими жильцами – аналогично. По всей видимости, отходы нашей жизнедеятельности, и жидкие, и мягкие, – Стас хихикнул, – они также удаляют телепортацией. Тот же принцип, что и с питанием, только в обратном направлении. Не волнуйся, эта процедура не сопровождается никакими неприятными ощущениями.

– А вода?

– Вода? Так вот же она, – сосед кивнул в сторону перламутрового пузыря, тяжело возвышавшегося над ними, – никаких фокусов с перемещением. Единственный естественный процесс в этом паноптикуме. Подходишь и пьешь.

На деле процесс утоления жажды оказался не таким простым, как казалось. Силу поверхностного натяжения жидкости еще никто не отменял. При погружении губ трубочкой в непривычно колышущуюся массу, вода стремилась проникнуть в нос и на другие части лица, не предназначенные для процесса ее усвоения. Но опыт – дело наживное.

Остаток дня друзья провели за беседой. Задавалось много вопросов. Что делать? Возможен ли побег? Зачем это все? И т. д. А вот ответы были в дефиците.

Голова гудела от избытка впечатлений. Егора не покидало чувство тревоги и внутреннего дискомфорта. Сказывался стресс.

В диалоге наступила пауза. Каждый думал о своем. Из прострации его вывело ощущение, что что-то поменялось в окружении. Он огляделся. Мохнатый покров «аквариума» изменил цвет. Невзрачный оливковый сменился на темно-синий и на глазах переходил в благородный маренго. Интенсивность освещения при этом заметно снизилась.

– Ну что ж, – Станислав Михайлович оглянулся по сторонам, – как видно, пора на боковую. Наступает ночь Георгий. Здешний циркадный цикл синхронизирован с нашим 24-часовым. Так что нам лучше его придерживаться. Спокойной ночи дружище.

– Спокойной ночи Стас.

Растянувшись на теплом ковре мягкой растительности, Егор почувствовал, насколько устал, но не был уверен, что сможет заснуть. Он лежал ничком и думал. Вспоминал о доме, о городе, мире, который потерял. Удивительно, но в этих мыслях не было горечи, сожаления. Почему? А ведь, откровенно говоря, что его держало в прежнем окружении? Кому он был нужен?

Тихая-тихая вибрация ласкает спину. Еще более тихий звук урчит под ухом. Как приятно. Что это? Егор прислушивается и понимает, что это идет от пола. Однако! «Аквариум» мурлыкает! Он мысленно улыбается: – «Я в желудке большой зеленой кошки». Тревожность уходит, душа успокаивается, по телу разливается блаженная истома. Веки склеиваются, и он засыпает крепким сном девятилетнего мальчишки.