Браконьеры судьбы

Но вернемся к дурной 13-й квартире

Не стало Юране покоя ни светлым днем, ни глубокой ночью. Вот соберутся гости в этом гнезде разврата и давай озоровать без передыху: то цыганочку вдарят с выходом, то польку-бабочку застучат копытами, то рок взвоют замогильными голосами, когда луна, гремя бутылками о батарею. И так каждый день. Уж каким непотребством они там ни занимались, только явно не богоугодными делами.

Однажды ночью в разгар очередного шабаша кто-то долго скребся, хихикая, в Юранино окно; а к утру просунулись через потолок над лежащим Юраней две любопытные женские хари с рожками, и плотоядно обсуждали: сейчас им заняться, или на праздник приберечь, с опаской поглядывая на нагрудный крестик и икону в углу.

Как-то утром, спеша на работу, сел не подозревающий подвоха Юраня в машину, а там – какой сюрприз! – его уже ждал крайне нежелательный и осточертевший своей наглостью субъект.

– Кто? – спросите вы.

– Негр в кроличьем манто, – пояснит непонятливым Юраня.

– Извините за повторное беспокойство, мэтр, но нами была получена касающаяся вашей благородной особы инструкция, предписывающая сообщить вашей милости об одном вновь открывшемся генеалогическом обстоятельстве. Нам известно, что висит у вас дома над телевизором доставшаяся по наследству боевая сабля, которую, как вы знаете со слов вашей любимой бабушки, ее папа у Махно в карты выиграл.

Еще один исторический факт, рассказанный негром

– Случилось это в гражданскую в вольных степях Херсонщины.

Служил дедушка вашей мамы в Рабоче-крестьянской Красной армии рядовым бойцом сабельного эскадрона кавалерийского полка имени “Взятия Бастилии парижскими коммунарами”. Звали его Михей, и исполнилось ему шестнадцать годочков от роду. (Тут необходимо пояснить, что тягостно приходилось молодому парню в рядах борцов за революцию, поскольку, будучи студентом коммерческого училища, испытывал он классовую неприязнь со стороны однополчан).

Так вот, бои шли тяжелые: то красные белых потеснят, то беляки красных попрут. Но вот однажды, после тяжелой кровопролитной схватки за город Елисаветград захватили красноармейцы в плен двух белогвардейских офицеров. На допросе те молчали, и приказал комиссар, недолго думая, пустить беляков в расход на берегу красивейшей реки Ингул. Свободных бойцов недоставало, и поручили исполнить приговор лишь одному Михею. Волею судьбы один из плененных офицеров, штабс-капитан Уздечкин, оказался родным дядей Михея. Бабушкин папа, естественно, не взял греха на душу, и рванули они втроем за реку, спасая жизни свои молодые. Помотались по степям и угодили сначала к белым, затем в передовой отряд легендарной Маруси-атаманши, а с ней и в штаб повстанческой армии Нестора Махно.

Убедил красноречивый батька измученных беглецов перейти на сторону вольных селян и присягнуть под черным знаменем благородным идеям Анархии – Матери Мирового Порядка. Тогда и выиграл в карты папа вашей достопочтенной бабушки этот славный златоустовский клинок, принадлежавший ранее атаману Григорьеву. Там ещё Лева Задов, правая рука батьки, возмущался, размахивая наганом, мол, Нестор Иванович выпивший сильно, верни саблю. Но игра есть игра.

Лихо закрутил Михея вихрь братоубийственной войны. Знатно рубал он сим клинком и белых, пока не покраснеют, и красных, пока не побелеют, и националистов-петлюровцев, и интервентов чужеземных. Но это бы ничего, война есть война, только участвовал он с удовольствием во многих буржуйских и еврейских погромах, грабя и убивая ради наживы несчастных мирных жителей.

Так что находится сейчас герой гражданской, махновец партизанский в надежном месте, там же, где и другой ваш доблестный предок – Казимир. Скучает и шлет вашей персоне оттуда пламенный родственный привет и рекомендацию скорейшего вступления в наш формирующийся, но еще не полностью укомплектованный достойными кадрами добровольно-принудительный союз. От себя же хочу добавить по секрету: есть вакантная должность ведущего специалиста по откатам. Для вас берёг, исключительно из уважения к вашим предкам. И Шатен сидит, кивает в знак согласия, тварь продажная.

* * *

Итак. Назавтра обнаружил Юраня в почтовом ящике красочное приглашение отпраздновать по-добрососедски в 13-ой квартире романтический вечер, посвященный Дню Независимости. Сопровождалось сие послание всяческими приятными словами уважения и перечислением реальных и будущих Юраниных заслуг пред отечеством и еще неизвестно кем.

– Конкретно заинтересовались, гады, надо что-то делать, – твердо решил Юраня, направляясь в церковь святых апостолов Петра и Павла к всегда ждущему его там отцу Василию. По дороге вспомнилась старинная песенка о неудачной вербовке советского гражданина иностранным шпионом:

 
А еще же, друг мой пьяный,
Говорил он Епифану:
«Будут деньги, дом в Чикаго,
Много женщин и машин».
Враг не ве-е-дал, дурачина:
Тот, кому все поручил он,
Был агент, майор разведки,
И отличный семьянин.
 

В храме и поведал батюшке Юраня, опосля святого причастия, о нехорошей и вредной квартире. Внимательно выслушав взволнованного прихожанина, духовник пояснил существо вопроса.

В двух словах.

Тщетно доверять посулам лукавого, ибо преследует он одну единственную цель – погубить сей люто ненавидимый мир, созданный Творцом, и человека как венец творения образа и подобия Создателя. Вот и охмуряют падшие ангелы духовно слабых и немощных, искушая соблазнами пустыми. Ублажают сомнительными удовольствиями бренные тела податливых, скупая по дешевке те души христианские, которые не прислушиваются к голосу данного при крещении ангела хранителя.

– А как же нехристианские? – поинтересовался Юраня.

– Некрещеные уже с ними, – вздохнул духовник.

Спокойно и обстоятельно выработали они с рассудительным священником следующий план действий: Юраня проникает под видом гостя в притон, осматривается, а дальше – что Бог даст. На том и решили, помолясь.

* * *

Не любил и не понимал Юраня День чьей-то там Независимости, потому что возникали в связи с ним разные нехорошие ассоциации. Например: независимость молодёжи от достойной работы, или полная независимость богатых от бедных, или полнейшая независимость бомжующего в подвале Петра Петровича от своей квартиры, отобранной черными риелторами. Но на праздник пошел. Дело есть дело.

Дверь открыл почти голый человек, очень похожий на начальника полиции. Из одежды на нем были лишь фуражка и портупея с кобурой, да на руке повязка со свастикой. Лихо козырнув, тот щелкнул пятками и отрапортовал:

– Дежурный по притону полковник Малюта, милости прошу к нашему шалашу, у нас без церемоний.

Квартира оказалась неестественно больше, чем ожидалось. Посреди стоял огромный, уставленный изысканными яствами и элитными напитками, стол. На нем было всё, что очень любил Юраня, но никогда не пробовал. От искусно фаршированных уток, осетров и поросят до экзотических карамбулы, дуриана, амбареллы. А также в три шеренги от алмазной икры манили Юранин наметанный взор коньяки Хайн, вина Шато Петрюс, виски Джим Бим, шампанское Дом Периньон и многие, многие другие вкусные вещи.

За столом играли в карты люди-черти разных мастей. Узнал Юраня многих. И известных политиков, и руководителей всяческих зловредных структур, и важных высокопоставленных чиновников. Были также экземпляры, сильно смахивающие на первых лиц региона, но Юраня сразу отмел нехорошие подозрения как маловероятные. У всех были рога и клыки, но не у каждого пятаки, только у самых важных. Одеты игроки пристойно-изысканно: строгий верх, голый низ.

– Игра интеллектуальная, заключается в следующем, – объяснял Юране дежурный. – Тут, вернее, две игры. В карты: на кон ставятся успешные предприятия или отрасли, которые в случае проигрыша будут благополучно изничтожены. Одновременно – под столом – всеми уважаемая заведующая соцзащитой Анжела Марковна покусывает играющих между ног. И тому, кто выдаст сие действо выражением лица, назначается штрафная тренировка по обращению с народом на обоятельнейшей Венере Павловне. Да вон она – у шкафа.

У шкафа, прогнувшись на четвереньках, стояла весьма упитанная заведующая здравоохранением, призывно вывернув присутствующим свой целлюлитный зад с красным отпечатком чьей-то пятерни на правом полушарии.

– Да тренируйтесь уже быстрей кто-нибудь, попа мерзнет, – кокетливо скалясь кариесными клыками, просила она, испуская газы. Заметив у нее в руке вилку с наколотым куском осетрины, Юраня испытал эстетическое желание улучшить натюрморт и воткнуть сей столовый прибор поглубже в ее роскошный, достойный кисти Рубенса, патиссон.

«Гуляй, рванина, жуй опилки – ставлю на кон лесопилки»,

«Туз – и фабрику в картуз»,

«Как я рад, как я рад – проиграл я детский сад», – азартно выкрикивали играющие.

– Да не проигрывайте вы все кряду, растягивайте удовольствие. Угробим Россию раньше времени, где будем души православные совращать? – журил играющих Отелло, покуривая кальян. – Эх молодежь, молодежь.

– Вы, бугор, конечно, дух авторитетный, по старым понятиям живете, и рог потеряли в боях за дела наши скорбные. Но ведь Россия большая – дураков много, вона, как карта удачно ложится, – отмахивался банкующий руководитель ЖКХ.

– А мы ваш заводик тузом, тузом!

На кухне торжественно назначали нового председателя избиркома. Он, простой нерусский парень без определенных занятий, умудрился один на всех без исключения участках проголосовать. И на каждом по триста рублей заработал!

– Самородок! – восхищались.

– Большой талант в нашем деле!

– Надежда русской демократии!

В ванной шумно резвилась компания кикимор-лесбиянок из горсовета, призывно выпячивая сомнительные прелести вновь вошедшим. Полковник Малюта юркнул к ним. Шатен вылизывал какую-то блондинку.

На диване сплелись, сопя и потея, четверо нетрадиционно ориентированных бойцов депутатского корпуса, делом доказывая друг другу, чей законопроект вредоносней. Пятый пристраивался к истошно орущему коту. Пахло серой и помойкой.

– Генофонд нации, – тошнило пробиравшегося к окну Юраню сквозь безтрусовый, но в лифчиках квартет веселых парней-гитаристов, – чесотка на теле общества. Да такое даже Содом не делал со своей Гоморрой.

За шкафом начальник тюрьмы, судья и прокурор самозабвенно предавались садо-мазо, играя в надзирателей и заключенных. А молоденькая, но подающая большие надежды судья, не переставая мочиться на прокурора, ухватила оторопевшего от увиденного Юраню за штанину и пребольно вонзила ему в ляжку остро отточенный лакированный коготь да провернула два раза.

«Как штопором», – помутилось в мозгах у захромавшего прочь Юрани.

И, как по команде, потянулась к нему прочая нечисть, а чертова бабушка – председатель пенсионного фонда – приговаривала, похотливо облизываясь:

– Не пугайся, милок, мы тебя не больно съедим – ам, и ты уже на небесах.

– Господи, помилуй меня грешного, – возопил от страха и боли Юраня, с упоением прижигая нательным крестиком слюнявые пятаки самых наглых. Двоим-троим рога пообломал, одному локтем глаз выбил. Голову прокурора прищемил, словно ножницами, ногами судьи. Начальника тюрьмы запихнул за батарею, как за тюремную решётку, и тот недоуменно моргал оттуда, грозно вращая зенками, затем попытался выбраться, но наглухо зацепился гениталиями и заорал от бессилия:

– Сижу за решеткой

В темнице сырой,

Вскормлённый в неволе,

Орел молодой.

Но напирала нечистая сила, отступал, выбиваясь из сил, Юраня; наконец извернулся и разбил в прыжке спасительное окно.

– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа – огонь! – донесся с улицы зычный бас долгожданного отца Василия. И уже хлестал благодатной свежестью мощный поток святой воды, вовремя пущенный героическим батюшкой из брандспойта подогнанной под окна двенадцатитонной пожарной машины.

Никогда доселе не слышал город таких отчаянных визгов, воя, проклятий растворяемых без остатка врагов рода человеческого.

– Жестоко, – скажете вы.

– Необходимо, – ответит Юраня, добивая контрольными ведрами затаившихся по шкафам уцелевших агентов преисподней.

Только бывалый бригадир Отелло успел заскочить в пустую бутылку и качался на волнах, горланя тоненьким голосом:

– Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не жела-а-ет!

Но его достал обиженный извращенцами кот, яростно утопив крейсер-бутылку в святой воде.

Все кончено. Tertium non datur. Третьего не дано.

Где в дальнейшем объявится эта бригада сатанинского труда? В какой части света вновь откроет чиновничий притон тайный десант царства теней?

На улице восходящее солнышко ласково приветствовало утомившегося Юраню. Ему навстречу уже порхала белой горлицей светящаяся от любви Натуся, согласная составить счастье всей его жизни. Стайка благообразных старушек спешила в храм на утреннюю службу, неся записки за здравие родных и близких. На душе было светло и радостно. Хотелось жить и трудиться, да поскорей закончить строительство детского садика, чтобы могли детишки, беззаботно играя, доверять взрослым за открывающиеся для них в стране радужные перспективы.