Таинственный двойник

Победа! К победителю тотчас подбежал служка. Какое-то мимолетное касание, и он исчезает в толпе. Андрей же лежит не шевелясь. И тут через всю площадь к нему бросилась Настенька. Она упала перед ним на колени и подняла его голову. Он тихонько застонал и открыл глаза.

– Ты, – сказал и потерял сознание.

Толпа что-то начала соображать. Кто-то подскочил к Елисею.

– Покажи, гад, руки!

Тот разжал кулаки. Там ничего не было.

– Братцы, – взревел бородатый смерд, – служку держите!

Но того и след простыл.

В боярской ложе переполох. Борис Кочева с удивлением смотрит на хозяина. Его укоризненный взгляд так и говорит: «Что с твоей дочерью? Разве так можно!» Вышата пожимает плечами:

– Он спас ее, она, – он хохотнул, – спасает его.

– Это холопское дело, – буркнул Кочева, – спасать своих господ.

– Он не холоп! – возразил боярин.

– Ну… презренный смерд, какая разница, – чувствуется, боярин Кочева стал нервничать.

– И не презренный смерд. А как бы не был он… кровушки Мономаховой!

Кочева с удивлением посмотрел на Вышату, а потом с презрением ответил:

– Все это… выдумки, боярин.

Оглянулся и пальцем подозвал холопа:

– Зови Елисея, мы уезжаем.

Усмехнулся Вышата: «Боярин норов свой показывает. Да ладно… катись ты, коль так. Не на тебе свет клином сошелся».

А на площади стало твориться что-то невообразимое. Выросшая толпа напирала на Елисея, попытавшегося было скрыться.

– Чем ты вдарил? – ревел народ.

– Да вы что, братцы, могу крест положить. Ничего… вот видите! – он протягивает им ладони.

– Ты убил Андрея! Смотри, как рассадил висок! – многочисленные пальцы указывают на голову Андрея.

– Да вы что, братцы, – он упал на колени, видя, что дело может плохо кончиться.

Служка, издали наблюдавший за толпой, рванул к старшему Кочеве.

– Боярин, – завопил он, – спасай, спасай боярыча!

Кочева побледнел:

– Что случилось?

– Толпа, смерды клятые грозятся вбить боярыча!

– За что?

– Дык он вбил смерда.

– Убил?

– Убил? – подскочил и Вышата.

– Убил! – подтвердил служка, делая скорбным лицо.

– Пошли, боярин, – Вышата торопливо зашагал в сторону толпы. – Еще не хватало, если устроят самосуд.

При виде хозяина толпа нехотя расступилась. Елисей, увидев Вышату с отцом, вскочил на ноги и, показывая на народ пальцем, завопил:

– Они! Они… грозятся убить. Я не виноват!

Толпа загалдела. Вышата поднял руку, народ стих.

– Что с Андреем? – обратился Вышата к народу.

– Да этот гад убил! – несколько рук показывают на Елисея.

– Нечестен бой! – вопят другие.

Вышата подходит к Андрею. Его голова покоится на коленях Анастасии. Вокруг виска кровь.

– Что с ним? Жив?

Анастасия, глаза которой светятся счастливым взором, согласно кивает головой. Как бы в подтверждение сказанного, Андрей тихо простонал.

– Эй, – крикнул Вышата страже, – несите его в мои хоромы, да позовите Нестора.

Всю дорогу Анастасия не отходила от раненого. Она была при нем, когда лекарь его осмотрел. Он сделал отвар из каких-то трав и дал его выпить Андрею. Юноша заметно стал приходить в себя. А на площади Вышата успокоил народ и высвободил Елисея из окружения.

В ту же ночь Кочева с сыном уехали домой. Домой вернулся и Андрей. Привезла его Анастасия. Когда мать увидела девушку, сердце ее екнуло. «Неужто Боженька сводит их? Господи! Нет! Он для Вышаты родом не вышел».

Забеспокоился и Вышата. Несчастье, случившееся с Андреем, напомнило боярину ту старую историю, которую он узнал о юноше. Тогда у него не возникло желания разобраться в ней. А вот сегодня ему почему-то захотелось все понять. Он принялся вспоминать, что таила его память. Он был одним из сопровождающих Михаила Всеволодовича, когда тот направился к венгерскому королю за помощью для спасения Киева. Не получив помощи от короля, они вынуждены были, покинув Венгрию, ехать к галицкому князю Даниилу Романовичу. От него он и услышал об Аскольде, сыне козельского воеводы. В разговоре князь поведал, что местом последнего пребывания Аскольда был замок фон Зальца, где он встречался с ним. О дальнейшей его судьбе он ничего не знает.

Концы обрубались там. И Вышата решил просить помощи у князя Михаила и, возможно, поехать к Зальцу на следующий год. От этой мысли ему стало как-то легче на душе. Однажды за обедом боярин обратился к дочери и сообщил о том, что на днях они возвращаются в Киев. После этих слов на лице Настеньки отец прочитал огорчение. Ему стало неприятно на душе. Столько времени дочь не видела мать, а не стремится к встрече! Это что-то значит.

Недолго прожив в Киеве, Настенька запросилась назад, в их вотчину. Боярин не знал, что и делать. Поговорив с женой, он убедился, что воздействовать на дочь она тоже не может.

– Тогда ты поедешь с ней, – решил боярин.

Мать постаралась затянуть отъезд, а отец – подойти с разговором об Елисее. Боярин Кочева не давал ему прохода, пытаясь вернуться к старому разговору. Оказывается, его сын не может жить без Настеньки. Что с ним произошло, никто не мог понять. Отец хотел было урезонить сына и напомнил ему, как он не протянул девушке руку помощи. Но сына он не узнал. Куда делась его покорность! Он вдруг заявил, что если отец не поможет, то произойдет самое страшное. Он не сказал что, но сильно напугал мать, которая взяла в оборот своего муженька. Вот почему Кочева насел на Вышату. Тому тоже не было резона терять такого выгодного жениха. И он стал наседать на Настеньку. А Настенька, его Настенька ничего и слышать не хотела об этом человеке. Да и сам боярин как-то сомневался. Он не хотел «ломать» дочь, и, невольно сравнивая обоих парней, понял, что сердце его было открыто для Андрея. «В конце концов Настенька не бедна! Ой не бедна! И будет ли она счастлива с таким человеком, как Елисей?» – думал он. Поэтому боярин и решил, как только минует весенняя распутица, ехать к тевтонцам. Князь обещал помощь, узнав, с какой миссией он туда направляется.

Глава 5

Даниил возвращался от папы римского в подавленном настроении. То, что писал папа в своих письмах, какие давал обещания, на деле оказалось простым обманом. «Папа погряз в борьбе за власть, – думал он, – и меня хочет сделать папежником. Зачем ему, первосвященнику, вступать в борьбу с Фридрихом? Чего он достиг? Ему самому пришлось бежать из Рима. Но как он вцепился в мое предложение о соединении церквей! Даже издал буллу с призывом организовать Крестовый поход на восток. Но кто его слушает! Император – против папы, французского короля восточный поход не интересует. Он рвется в Северную Африку. Что же делать? А силами Голиции и Волыни с татарами не сладать. Нет, все же папа пока единственный, кто хоть что-то обещает». Затем он улыбнулся, вспомнив, как ловко ушел от предложения надеть ему королевскую корону: «Рать татарская не перестает нападать, как я могу принять венец, прежде чем ты подашь мне помощь?»

Восточные дела не давали Даниилу покоя. Татарский баскак Куремса стал часто наведываться в его восточные города и села, давая повод думать, что делать. События заставили его обратиться за помощью к польским князьям. Те, зная желание папы, поставили ему условие: короноваться. И вот в Дрогиниче ему пришлось надеть на голову королевскую корону. Но и после этого не было помощи.

Выходки Куремсы Даниил больше терпеть не мог. Двинув свои войска, он разгромил татар. Но радоваться успеху было преждевременно. Батый, узнав о случившемся, сменил баскака, назначив Бурундая, и усилил его войско.

С огнем и мечом двинулся тот по Южной Руси, разрушая городские укрепления и грабя население. Но не все города склонили перед ним голову. Холм остался цел. Подойдя к нему, баскак не решился его штурмовать. Радость Даниила была безгранична: оправдалось его предвидение – сильно укрепленные города не по зубам татарским. Отказавшись от штурма, баскак двинулся на Польшу. Пограбив ее, с большой добычей возвращался восвояси.

Вотчину Вышаты они уже почти прошли, не заметив ее из-за леса. Но сотник Асан, отставший по нужде, вдруг увидел, как баба выгоняла из лесу скотину. Видать, подумала, что вражина уже ушла. Он догнал баскака и что-то ему шепнул. Тот кивнул. Асан взял свою сотню и поскакал назад. Миновав лес, который прятал село, они ураганом обрушились на него. Залаяли собаки, завопили бабы, запылали соломенные крыши. Татары врывались в жилища, плетями гнали людей на площадь. Если кто сопротивлялся, немедленно рубили насмерть.

Беда докатилась до жилища Бункова не сразу. Завыл пес. Лай его был каким-то особенным, как показалось Пантелеймону, тревожным.

– Пойду, погляжу, – сказал он, облизывая ложку.

Семья обедала. Он ворвался, словно ошпаренный.

– Татарыыы!

И начал хватать разные вещи. Потом бросал их, брал другие. Андрей выскочил во двор. Над селом поднимался дым. Вдруг за плетнем мелькнула овчинная шапка. Через мгновение, ломая ограду, во двор ворвался всадник. В руках его горел факел. Андрей глянул по сторонам, но, кроме поленницы дров, под рукой ничего не было. Он схватил полено и изо всех сил метнул его в непрошеного гостя. Не зря он таскал баранов. Удар пришелся прямо в голову. Всадник, раскинув руки, рухнул на землю. Но не успел Андрей разделаться с одним, как появился другой. В это время на крыльцо уже выскочил отец с топором в руках.

– Тятька, дай! – крикнул сын.

Тот растерянно подал топор. Но взмахнуть им Андрей не успел. Оттолкнув отца в дверь, он сам упал на землю. Свист сабли пронесся над ним. Лежа, изловчился и бросил топор. И тот достиг цели.

Вскочив на ноги, он поймал повод татарского коня и оседлал его.

– Тятька, – крикнул он, – дай повод второго.

Он поймал коня и подал подъехавшему Андрею узду.

– Я на боярский двор! – крикнул он, нахлестывая лошадь.

Двор Вышаты осаживали татары. Челядь храбро отбивала нападение. По всему было видно, что продержатся они недолго. Тут собралась почти вся сотня. Андрей, увидев эту картину, развернул коней и поскакал к логу. Там, привязав лошадей, он залесенным оврагом стал пробираться к Вышатиному двору. Найдя дыру, через которую служки выбрасывали мусор в овраг, он, пробежав двор, проник в хоромы.

Настю он нашел в светлице, где она с пожилой женщиной, то молясь, то смотря в окно, дрожала в ожидании своей участи. Он схватил ее за руку, крикнув: «Пошли!» И она побежала за ним.

Он подсадил ее на конька, и они поскакали в сторону леса. И когда, казалось, все осталось позади, Андрей услышал пронзительный крик Настеньки. Он оглянулся. Конь пытался скакать на трех ногах, подстреленный татарской стрелой, а ее догоняли всадники. Их было с десяток человек. Бросив взгляд на лес, где ждало верное спасение, Андрей развернул коня. Когда он подскочил, татары уже пытались связать отчаянно отбивавшуюся Анастасию. Борясь с девушкой, они не заметили Андрея. Это позволило ему подскочить к ним сзади и выхватить у татарина саблю из ножен. Рубанув с плеча, он развалил татарина. Увидев угрозу, остальные бросили девушку и навалились на Андрея. Вертясь между ними как волчок, он успел крикнуть ей: «Беги!»

На что он надеялся, неизвестно. Сила явно была на стороне врага. Он жертвовал собой ради ее спасения. Тут бессильна была и выучка Куки. Хоть несколько тел и валялось на земле, но кто-то ловко бросил аркан, который сжал его горло. Он сумел его разрубить, но… это было лишнее движение, которое позволило врагу навалиться на него.

Его, связанного, впихнули в толпу, которую собрали на площади, затем погнали по дороге под усиленной охраной. Асан рассказал баскаку про уруса, оказавшего яростное сопротивление. Тому стало интересно на него взглянуть. Он любил смельчаков и приказал привести его. Баскак обошел связанного парня, оглядывая его, как лошадь на базаре. И, довольно фыркнув, что-то сказал татарам. Если бы Андрей понимал их язык, он бы узнал свой приговор: «Беречь, за него в Солдайе турецкие купцы дадут хорошую деньгу. Быть отныне ему рабом». И приказал зорко за ним следить. Андрея отвели в толпу, где каждый со страхом ждал своей участи. А она у всех была одна – быть проданным на далеких невольничьих рынках. А юноша думал, как ему вырваться из этого неожиданного плена и что с Настей.

Люди Асана окружили их плотной стеной. Чувствуя надежность своей охраны, татары развязали Андрея, видя, как затекли его руки. Так и товар может пропасть. Гнали их по родной для Андрея дороге. Он и не мог подумать, что вдруг станет среди родных мест пленником. «Там, за поворотом, лес близко подступает к дороге», – застучало в его голове. Он исподтишка стал разглядывать всадников, приметил на вид неказистого татарина. Шедшему рядом мужику он шепнул:

– Дойдем до леса, пропусти.

– Не дури, парень! Из-за тебя и меня прикончат. Нет!

После этих слов он набычился, того и гляди выдаст. Тогда Андрей сделал вид, что смирился. Но мужик все равно шел рядом в напряжении, готовый отшвырнуть смельчака назад. Андрей отвернулся и больше не смотрел в его сторону. Мужик расслабился, когда они прошли лес. Но зря. Этого момента Андрей только и ждал. С такой силой внезапно толкнул мужика, что тот сбил всадника вместе с коньком. Андрей подскочил к хилому татарину, швырнул его в толпу. И вот он уже на татарской лошади. Ударив голыми пятками по ее вздутым бокам, он направил лошадь в сторону леса. Если первые шаги ее были резвы, то потом, вероятно, почувствовав на себе чужого седока, лошадь заýросила. Этого было достаточно, чтобы юношу окружили всадники, бросившиеся за ним вдогонку.

Били долго и ужасно. Потом два здоровенных татарина подтащили его и грубо швырнули в толпу. Случайно или злонамеренно, но он вновь оказался рядом с тем бородатым мужиком, который был против его побега. Не очень добрыми глазами он глянул на парня и в сердцах бросил:

– Герой хренов.

Но когда он увидел, что Андрей стал медленно оседать, подхватил его.

– Держись… смотри, как избили, ироды, – неожиданно участливо сказал он и обвил его руками свою шею.

До привала он тащил юношу на себе. Дал ему несколько глотков своей воды. Вместо отдыха нарвал каких-то листьев, порвал на ленты свою рубаху. Велел ему помочиться на листья. Обложив раны этими листьями, обвязал их. Боль, ужасная боль отразилась на лице Андрея.

– Терпи, парень, иначе хана, – только и сказал мужик, опять беря его руку.

Он отдавал Андрею и часть своей еды. Эта его русская сердечность возымела результат. Андрей креп на глазах. И уже смог идти самостоятельно.

Через несколько дней ландшафт стал резко меняться. Леса куда-то исчезли. Вокруг все чаще господствовала открытая местность. Сильнее чувствовался запах полыни и еще чего-то. Любые попытки побега были исключены. В степи, в родном доме, татары были хозяевами. Но, несмотря на это, они повязали всех пленников между собой. Идти стало труднее, особенно днем. Воды почти не было. Солнце жарило неимоверно. Не хватало еды. Но плети беспощадно гнали пленников все дальше на юг. Стали появляться больные. Они быстро выбивались из сил и падали на землю и больше уже не поднимались.

В один из рассветов, когда казалось, что такой жизни не будет конца, перед ними вдруг открылась необыкновенная картина. Вдали на самом горизонте кто-то выталкивал из ямы свалившееся туда солнце, и оно нехотя поднималось, прокладывая к ним золотистый след. А вокруг серебрилась волнистая гладь, которая насыщала воздух необыкновенным запахом.

– Море! – воскликнул кто-то.

– Ура! – раздалось несколько несмелых голосов.

По всей видимости, они посчитали, что на этом кончаются их нечеловеческие испытания.

– Дурачье! – буркнул сумрачный мужик, сосед Андрея. – Чему они радуются?! Все еще впереди!

Эти слова расстроили Андрея: «Действительно, что нас ждет дальше?»

Пленных поместили в огромный сарай, чудом сохранившийся от татарского набега. Пол был услан затхлой соломой. Их теперь никуда не гнали. Лежи, сколько хочешь. Даже не верилось. И воды было вдоволь. Да и кормить стали по-человечески. Кто-то зло пошутил:

– Как свиней перед забоем.

В этой шутке была доля правды. Баскак распорядился их подкормить. Скелеты никому не нужны. Но люди, дорвавшись до еды, об этом не думали.

И вот наступил день, когда начали уводить куда-то по несколько десятков человек. Назад пока никто не возвращался. Дошла очередь и до Андрея. Рубцы от плетей позарастали. Тело набрало прежнюю силу. Чем не товар!

Очередных пленных, среди которых был и Андрей, гнали по улицам чужого города и привели на какую-то площадь. На них оставили одни порты и стали кого-то ждать. Там уже было много народа, кругом стоял крик, сливавшийся в общий рыночный шум. К ним подошли несколько человек и почему-то сразу бросились к Андрею. Они о чем-то спорили друг с другом, ударяя себя в грудь, поочередно подходя к парню. Бесцеремонно заглядывали ему в рот, смотрели зубы, опускали нижние веки. Потом обращались к хозяевам. Татары что-то говорили, затем начинался спор. Все кончалось тем, что покупатели отходили, не раз оглядываясь на предмет своего спора. Видать, здорово «горел зуб» на молодого богатыря, да мошна была тонка. И шли к другим. Там спору было меньше. Они быстро ударяли по рукам, развязывали кисеты, отсыпая монеты. И уводили людей, как скот, в неизвестном направлении. Некоторые из покупателей вновь возвращались к Андрею в надежде, что хозяева снизят цену. Уж больно хорош был товар! Но татары знали цену этому детине и снижать ее не собирались.

Наконец показался какой-то купчина, в сопровождении загорелого плешивого мужичка и худого старика. Перед купцом все встречные склоняли головы. Это был самый известный на Ближнем Востоке работорговец. Его почему-то звали Клещом. Он важно подошел к Андрею. Долго на него смотрел. Потом что-то сказал одному из сопровождавших. Тот, кивнув, подскочил к Андрею и начал тщательный его осмотр. Клещ, изредка бросая какие-то слова, следил за его работой. Оглядев предмет торга, тот подошел к хозяину и стал разговаривать. Клещ удовлетворенно кивал головой. Затем, выслушав плешивого, повернулся к старику и что-то ему приказал. Тот направился к татарам, и они стали горячо обсуждать сделку. Шум нарастал. Стал собираться народ. Кое-какие покупатели продолжали задерживаться перед Андреем. Вдруг один из них, достав кисет, поднял руку. Андрей догадался, что этот покупатель решил его приобрести.

Но Клещ вдруг сам подскочил к татарам и своей массивной фигурой оттеснил покупателя от продавцов.

– Сколько? – спросил он.

Те ответили.

– Плати, – приказал он старику и величественно пошел прочь.

Он хорошо знал, что Умур-бей не пожалеет своего злата за такой дорогой товар и не будет расплачиваться жалким акче.

Плешивый взял Андрея за руку, и они пошли… Андрей оглянулся на прощание. На его глазах навернулись слезы. Как-никак судьба породнила его с этими еще не проданными людьми. А главное – они были русские. Он помахал им свободной рукой, за что плешивый что-то грозно ему сказал. Андрей резко повернулся, вырвав руку, схватил за бока плешивого и поднял его над собой. Тот беспомощно заболтал ногами, чем до слез рассмешил Клеща.

Они привели юношу к берегу, где был причален корабль. Это был нэф, высокобортное двухмачтовое судно с косыми парусами. Плешивый подал знак сигнальщику, и тот сбросил им веревочную лестницу. По ней они вскарабкались на палубу. Как заметил Андрей, купец, несмотря на тучность, оказался довольно проворным человеком. На палубе к нему подошел неряшливого вида человек и что-то сказал. Клещ посмотрел на Андрея снизу вверх и кивнул головой. Он дал согласие, чтобы того использовали на погрузке закупленной пшеницы, несколько возов которой стояло на берегу.

Глава 6

Рано утром на дороге из Тулузы в Кастр появился всадник на добром вороном коне. Это был молодой тулузский граф Раймунд. И ехал он по срочному приглашению дяди, епископа Море.

Он очень любил дядю, до епископства – графа де Буа, который, по сути, заменил ему отца. Раймунд не знал матери. Она умерла при родах. Отец его горевал недолго. Сам король сосватал ему дочь герцога Бургундского, у которого их было пятеро. Мачеха очень гордилась своим происхождением, чего не мог терпеть граф де Буа, считавший, что в его жилах есть капля крови Карла Великого.

Мачеха с первых шагов в Тулузском замке возненавидела Раймунда. Но особенно это выявилось, когда у нее появился свой сын. Дядя, видя, как бедствует его племянник, часто забирал его к себе, где окружал теплом и заботой. А вообще дядя был добрый, сердечный человек, любивший пропустить бокал хорошего французского вина. Он не любил светскую жизнь, наполненную интригами и обманом. Старался держаться подальше от нее. Король, будучи наблюдательным человеком, набожный, договорившись с папой, предложил ему епископство в… собственном графстве. С чем тот охотно согласился.

Вот этот-то человек и позвал Раймунда в очередной раз к себе. В каждом из предыдущих писем он, чтобы не очень придиралась мачеха, находил предлоги для его приглашения. В этом же, что показалось Раймонду несколько странным, он не сообщал причину вызова, написав, что скажет по прибытии. Раймунд недолго сокрушался над таинственностью такого приглашения. Другое событие рождало в нем хорошее настроение.

Однажды молва о красоте дочери графа Арманьяка, их соседа, докатилась до слуха молодого, еще не испорченного женским вниманием графа Раймунда. Но о знакомстве даже думать было невозможно, ибо их отцы никак не могли поделить каштановую рощу. Дело доходило до оружия. Но жизнь иногда – дело случая. Такой случай для Раймунда представился. Сам король Людовик собрал южных баронов в Тулузе. Туда и пожаловал граф Арманьяк со своей дочерью. Она была прекрасна, как небесный ангел. Одни волнистые русые волосы чего стоили! А ее белоснежная кожа! А глаза! Не глаза, а глазищи.

Молодой граф тоже был недурен собой. Весьма недурен. Высок, плечист, строен. Сила так и играла в нем. Темно-русые волосы ниспадали до плеч. А приветливое и в то же время мужественное лицо и карие с огоньком глаза покоряли многих юных дев.

Пока Арманьяк слушал своего короля, его дочь прогуливалась в тенистом саду, примыкавшем к замку. Там случайно и встретились два обаятельных юных создания. Их сердца сразу потянулись друг к другу. Начались восхитительные тайные встречи, ибо родители и слышать не хотели об их любви. Но наконец вынуждены были уступить настоятельным требованиям молодых. Всполошилась только мачеха Раймунда. Эта женщина не хотела, чтобы состоялась свадьба. И на это у нее были свои причины.

В эти дни вдруг внезапно объявился ее брат. Но ни предстоящая женитьба сына, ни внезапное появление бургундца не тревожили самого графа. Он был озадачен недавним решением Людовика отторгнуть его бокерское и каркассонское сенешальства. Было отчего схватиться за грудь. Мачеха же заперлась в своей комнате с братом, и они о чем-то долго шептались. Затем он уехал, ни с кем не попрощавшись. А вскоре они получили письмо из Кастра, и Раймунд поспешил на зов дяди.

Утренний туман, поднимавшийся над рекой Гаронна, покрыл землю трудно проглядываемой мглой. Раймунд приостановил коня, который так и рвался вперед. Туман скрыл и двух человек, явно кого-то поджидавших в зарослях у развилки дорог на Альби. Увидев, что всадник проследовал по Кастрской дороге, они позволили ему отъехать и затем пустились за ним следом.

Стало прохладно. Раймунд достал из сумы, притороченной к седлу, овчинный жилет, поправил шляпу и слегка стегнул коня. Тот, кажется, только и ждал этого момента. Он взял с места в галоп. Так скакал он довольно продолжительное время. Дорога привела на гребень холма. Раймунд остановил коня. К этому времени туман рассеялся, и он залюбовался открывшейся панорамой. Местность была холмистой, густо заросшей лесом. Внизу, после рассеявшегося тумана, четко вырисовывалась долина. Большая часть ее была занята крестьянскими пахотными участками. Теперь осталось только одно жнивье, издали казавшееся позолоченным озером. Воздух наполнялся птичьим гомоном. Вдруг из лесной гущи на жнивье выскочило небольшое стадо косуль. Видать, потянуло полакомиться упавшими колосьями.

– Эй, – весело воскликнул граф, махнув плетью.

Он проехал чуть не половину расстояния, когда взыгравший аппетит заставил его подумать о еде. Он знал, что должен встретить трактир, в котором ему не раз приходилось бывать. Вскоре граф подъехал к нему. Это было полуподвальное здание. Казалось, что оно росло из земли и, не дойдя до своей верхней отметки, остановилось в росте. Узкие оконца, начинавшиеся прямо от земли, с какими-то желтоватыми стеклами, не могли давать много света. Несколько ступенек вели к узкой дубовой двери. Висела же она на витиеватых железных, во всю дверь, петлях. Открыв ее, Раймунд перешагнул порог. В нос ударил крепкий запах чеснока, недорогого вина, жареного мяса. В дальнем углу столик оказался незанятым, хотя народу было много. Радостный гул наполнял заведение.

– Эй, хозяин, – крикнул Раймунд.

Тот сразу откликнулся на зов.

– Слушаю, господин! – перед ним предстал мужичок с бегающими угодливыми глазами.

– Мне зайца на вертеле с чесночным соусом и печеного с кровью.

– Что будете пить, мой сеньор?

– Дай бутылку молодого вина.

– Слушаюсь!

Сделав заказ трактирщику, Раймунд стал рассматривать публику. По их простым одеждам, бутылкам с дешевым вином было ясно, что это местные сельские трудяги, которые пришли отпраздновать уборку урожая. Его взгляд скользнул и по двум подозрительным типам, которые, усевшись за стол у самого выхода, бросали взгляды в его сторону. Будь он не таким молодым и битым жизнью человеком, он обязательно бы заинтересовался этими людьми. Но молодость и переполненное любовью сердце заставили смотреть на мир другими глазами.

Трактирщик отдал заказ поварихе, а сам полез в подполье за бутылкой вина. Не успел он встать на пол, как вдруг в подполье потемнело, и хозяин почувствовал, что кто-то спускается за ним следом. Он хотел было крикнуть, но незнакомец, оказавшийся перед ним, внезапно приставил к его груди нож, а другой рукой прикрыл ему рот.

– Тихо, голубчик! Держи! – и он сунул ему в руки кисет с деньгами.

Трактирщик растерялся, не зная, что делать с деньгами, а что их немало, он чувствовал по весу.

– Бери! Бери, – тихо сказал незнакомец, – иначе, – и он легко ткнул ножом ему под сердце.

Хозяин торопливо сунул кисет в свой бездонный карман.

– Вот так-то лучше! – сказал незнакомец и добавил: – Дай на минутку твою бутылку.

Тот подал. Незнакомец, подойдя на свет к люку, извлек пробку и посыпал в бутылку какое-то зелье.

– Ты ее несешь молодому господину? – на всякий случай спросил человек.

Тот утвердительно кивнул.

– Вот и хорошо, пусть выпьет.

– Но… – хозяин испуганно посмотрел на незнакомца.

– Не бойся. С ним ничего плохого не случится. Пусть поспит. Понятно?

Трактирщик торопливо кивнул.

– Вот и хорошо, теперь ступай.

Прежде чем отнести бутылку вина Раймунду, хозяин зажег еще несколько свечей, и сразу стало светлее. Граф продолжал разглядывать присутствующих. Слева от него сидели четверо мужиков. Они были уже в хорошем подпитии, но продолжали горланить, требуя еще выпивки. В противоположном углу, сдвинув столы, какие-то крестьяне справляли, по всей видимости, свадьбу. В торце сидели парень с девушкой. Парень был в цветастой рубахе, на голове девушки венок из цветов, на плечах цветной платок. Если лицо парня было обыкновенным и выражало какую-то внутреннюю неуверенность, то мордашка невесты была довольно смазливой, и смотрела она более спокойно, даже с чувством удовлетворения от происходящего. Граф снова посмотрел в сторону подозрительных. Но стоило обратить на них внимание, как они отворачивались, делая вид, что им все безразлично. Он отметил это про себя, но о мерах предосторожности не подумал. Его молодую жизнь подлости людские обходили стороной, да он и не знал, что надо делать в подобных случаях.

Между тем в ход свадьбы стала вмешиваться подвыпившая компания. Один из них поднялся и, покачиваясь, подошел к жениху.

– А ну, вылазь… я… я буду женихом…

Парень было заартачился, но тот вдруг выхватил нож и приставил его к горлу жениха. Раймунд ожидал, что мужики соскочат и вышвырнут смутьяна вон. Но они, присмиревшие, сидели, не подавая признаков жизни. Такое их поведение придавало пьяному смелость.

– А ты… – он повернулся к невесте, – иди… ко мне. Ха! Ха! – и протянул к ней руку.

Невеста в ужасе отстранилась. Раймунд решительно поднялся. Ему почему-то жалко стало этих людей, не способных постоять за себя. Он подошел к нахалу.

– А ну… иди к себе! – достаточно грозно произнес он.

– Ты… кто будешь? – мужик, пошатываясь, поднялся и неожиданно пустил в ход кулак.

Раймунд успел отстраниться и схватить его одной рукой за запястье, а другой – выше локтя и изо всех сил отбросил. Нахал упал на соседний стол, прокатился по нему, сметая на пути вино и закуски, затем врезался головой в стену и мешком свалился на пол.

Второй из его компании бросился на защиту, выхватив нож. Но Раймунд схватил табуретку и так огрел того по голове, что он свалился мешком под стол. Досталось и тем двоим, которые не хотели бросать друзей. Этот табурет и их заставил примоститься к своим друзьям.

– Выбросить их на улицу, – приказал он крестьянам.

Те, усовестившись, охотно бросились исполнять его приказание. В зале появился хозяин с помощниками и, глядя на побитую посуду, закричал:

– Кто мне заплатит за убытки?

Причитает, а сам смотрит на свадебных гостей. Те заерзали на месте. Раймунд подошел к хозяину:

– Не трогай этих людей, они не виноваты. А ты – держи!

Он достал несколько монет и положил на стол. Хозяин сгреб их и убежал. Вскоре он появился, держа зайца на вертеле. Сытно пообедав и запив принесенным вином, пожелав молодоженам счастливой жизни, Раймунд пошел на выход. Они кинулись его провожать и долго махали ему вслед.

А он ехал и думал: какая же у него будет свадьба с любимой? Но что-то его вдруг стало сильно тянуть ко сну. И, чтобы не свалиться с лошади, он еле перенес ногу и, чуть не упав, опустился на землю. Вскоре к нему подъехали те двое, которых он видел в таверне.

– А ну, проверь, – сказал один из них другому.

Наверное, он был старшим. Второй послушно подчинился. Он сильно потряс графа за плечо, но Раймунд никак не ответил.

– Можно грузить! – веселым голосом сказал он.

Вскочил на коня и, крикнув: «Я за повозкой!» – пришпорил лошадь.