Деньга полушка

Дед любил прогуливаться по вечерам на улице. Днем он любил бывать в местном продуктовом магазине, чтобы лишний раз поболтать с продавщицами. Но в один из вечеров деда не стало. Его увезли на машине скорой помощи. Оповестили нас лишь наутро, что нашли его сидевшим на скамейке.

Однако за неделю до его своего ухода дед передал мне старинную монету.

Однажды вечером, так и не отыскав подходящей передачи, я выключил телевизор и, вместо того чтобы крикнуть «дед, пока…», задержался у входной двери и завернул на кухню. Там он готовил кашу. Помешав в алюминиевой кастрюле серебряной ложкой, сохранившейся от столовой утвари своего отца, усевшись на стул между кухонным столом и шкафом, вывезенным еще с прежней квартиры, он молча смотрел перед собой.

Я уселся напротив него на табурет, за стол.

– Ну, как дела-то? – спросил я ”сто” лет.

Дед словно оживился. Вспоминая его, иногда сожалею, что мало уделял ему времени. Впрочем, подводя итоги своих лет, я так же относился и к самому себе.

Слово за слово у нас состоялся недолгий разговор. У меня появились вопросы о его прошлой жизни, однако без глубокого стремления к сути.

Дед снова поднялся, чтобы помешать кашу, затем вышел из кухни. Я задумался, я думал, о чем бы его еще спросить. Вскоре он вернулся. И в его пальцах я заметил ту полушку из разбитой люстры, казалось, она просто рвалась в мою судьбу.

В этот вечер я намного дольше задержался с ним на его кухне. Правда, не дольше, чем обычно, переживая за героев сериала ”Санта-Барбара”, проводя время перед его телевизором. И делясь о телесериале, в конце концов, разочаровавшись в один из дней просмотра. Я очень переживал, когда узнал о телесериале, однажды начав его просмотр со второй серии, и забросил, узнав о том, что сняли еще две тысячи. Это был предел моему увлечению сериалом. И потом я стал реже посещать своего деда. Отчасти чтобы просто узнать, как его дела. Все….

Но прошло время, которое в моем сознании, откладываясь, раз за разом вперемешку с существующей ныне моей жизнью, много раз крутясь в моем мышлении, выводя действие сесть за бумагу. В итоге я решил подвести черту. И создать полный масштаб исторических ходов, кружащих вокруг этой старой монеты.

Итак, мысленно я переношусь в восемнадцатый век. Село Холмогоры Архангельской губернии.

В ссылке Анна Леопольдовна и ныне для тех времен просто Антон, муж бывшей цесаревны, как называли его местные крестьяне. О том, что он был из величественного рода, конечно, никто не знал. Кроме Варсонофия, служившего при соборе и проживавшего отдельно от архиерейских палат по месту рождения невдалеке у ельного холма. И архиерея от петербургского сподвижничества, являвшегося как бы настоятелем и сослуживцем Варсонофия, стоявшего при той же иерархии, только от самого Санкт-Петербурга.

– Приходил ли Антон сегодня, батюшка? – спросил архиепископ Варсонофия.

– Приходил.

Варсонофий не доверял иногородним вещателям церкви царского Величества от нового правления, считая их запутанными, как и часть всей епархии.

– Отчего они дитятку-то мучают? – решил высказать свое мнение архиерей главному пастырю епархии по поводу ребенка Антона. – Уж сослали бы по лету в Соловки, там и обходился бы паренек. Глядишь, поморам в помощь бы услужился. А то как-то не по-людски. Держат взаперти ребенка, мало, что от родителей хранят, так на прогулку приставные неродные люди садят в сани и катят вдоль реки, как бы воздуху наглотаться свежего, и далее вновь взаперть.

Архиерейские палаты холмогорского уезда располагались вдали от Преображенского собора. За то время, пока служба церкви заканчивалась, приостанавливая ежедневное поминовение, служебные кельи палат собора редко, но становились паломническим приютом для право взаимозаменяемой синодальной епархии.