Читать книгу: «В отражении бытия»
Бытие
Когда смотришь в своё отражение, убедись,
что в нём именно ты, а не кто-то другой…
Я никогда не видел такого множества пирамид! Они уходили вдаль, к самому горизонту, в бесконечность, отражая солнечные лучи от своих зеркальных поверхностей.
Оба солнца светили ярко, одно ярче другого, абсолютно лишая возможности думать о том, что существует тень. Несмотря на зной, маленькие райские птицы парили в небе, весело перекрикиваясь между собой, играя и споря. Эти золотокрылые существа то кружили в раскалённом воздухе, то прыгали по мостовой, выложенной из золотых камней.
Реки золотистого песка, текущие вдоль пирамид, согревали приятным теплом потоки мирно идущих прохожих. Люди были одеты в красивые светлые одежды, переливающиеся на солнце. Изящные бриллианты в диадемах, колье и браслетах, украшающих их тела и одеяния, играли в лучах двух звёзд. Взрослые и дети, словно в праздничный день, шли, весело переговариваясь друг с другом, даря улыбки и сверкающие взгляды. Они говорили на чужом языке, но их диалоги создавали музыку, ласкающую слух. Бесконечная эйфория царила в раскалённом воздухе.
Глядя на эту панораму всепоглощающего счастья, на моём лице невольно появляется улыбка и застывает каменной маской на века.
Кинув прощальный взгляд на заведение с броским названием «Мескалин», на лицо, что провожает и встречает посетителей, я иду вдоль пирамид медленным шагом, каждый из которых всё ещё доставляет удовольствие.
Прохожие в развевающихся одеждах, со светящимися от счастья глазами, проходят мимо аллеи статуй богов из золота, тянущихся вдоль пирамид. Античные фигуры воинов, прелестных фурий с идеальными телами создают шедевральный ансамбль, достойный звания чуда света.
Одно из изваяний, шагнув в толпу, движется мне навстречу. Эта девушка, как и все вокруг, светится. Лицо, точёное рукой ваятеля, тонкие губы, изумрудного цвета глаза. На изящной шее переливаются камни, обрамлённые в «алчный» металл, цвет которого, казалось, заполонил весь окружающий мир. В нескольких шагах от меня богиня застывает, пристально глядя мне в глаза. Секунда, и она начинает говорить на незнакомом языке, подкрепляя речь жестами рук.
Странно и смешно – я поддерживаю диалог, будто понимая её и говоря с ней на том же чужом для меня языке. Наш разговор прерывает неприятный запах, и я оглядываюсь в поисках источника, осознавая, что подобный смрад несовместим со всей окружающей меня красотой.
Богиня тянет свою изящную руку в попытке привлечь моё внимание. Обернувшись, я собираюсь извиниться, но в одно мгновение всё вокруг – и она сама, и всё бриллиантово-золотистое, улыбающееся, светящееся – смывается огромной океанской волной, не оставив следа от нереального рая.
Реальное же предстаёт перед глазами с отливом волны, всё вокруг разрушающей. Грязные серые улицы с полуразрушенными, «обглоданными» домами, а вместо золотых рек по улицам «текут» потоки грязных автомобилей, то ускоряясь, то буксуя в пробках, издавая сигналы, визг тормозов, крики обезумевших водителей и их вечно спешащих пассажиров. Это всё вместо пения райских птиц и сладких, дурманящих речей прохожих. Вонь, идущая из выхлопных труб и повсеместных уличных гор неубранного мусора.
Запах исходит и от стоящей передо мной… девушки, если её можно так назвать, – существо с грязными волосами, в оборванной куртке, засаленной юбке и рванье, что обтягивает её ноги, возможно, когда-то бывшей колготками. В руке дымится дешёвая сигарета, на щеке – ссадина, явно не от поцелуя сверстника, хотя возраст «собеседницы» определить трудно.
Так и не поняв смысл её речей, я в поисках ответа заглядываю в её бесстыжие глаза, но они оказываются яркими, всё теми же изумрудными и полными…
Чего в их калейдоскопе только нет – от гнева страшного, что изрыгает зло, до созерцания рая, любви томящейся чашей полною; страдание матери, утратившей детей, смешалось с бесконечным оргазмом исчадья ада.
«Глаза не могут содержать так много…» – я с трудом вырываюсь из плена её взгляда.
– Иметь не могут, но хранят, – поёт её звонкий молодой голос. – Ослепшие разумом избавиться стремятся от души, не зная цену ей.
– Что за ахинею ты несёшь? – Я с отвращением вырываю руку из её цепких пальцев.
– Если ты имеешь в виду ночлежку для бездомных, то она находится через два квартала отсюда. Однако, мне кажется, тебя, «мисс целомудрие», туда не пустят: ты слишком хороша для их «борделя»! – Театрально, как режиссер, я оцениваю её взглядом. – Хотя… Если ты будешь вести себя соответствующе, то, возможно, получишь бронь на месяц в коридоре – тебе стоит рискнуть. Возможно, это твой шанс?
Бродяжка, не слушая меня, продолжает:
– Отдавший душу за бесценок, слугою став, в вечности не обретёт покой!
Интонируя голосом и жестикулируя, она приближается ко мне. Оттолкнуть её и уйти невозможно: нищенка, вызывая в моём теле внезапную дрожь, «сковывает» меня своим пристальным взглядом, полыхающим зелёным пламенем и наполненным целой палитрой противоречивых эмоциональных ощущений.
– Что за дрянь ты куришь? – Отводя глаза, я обретаю способность двигаться. Отмахиваюсь от дыма её ужасной сигареты. – Это продукт скрещивания низких сортов табака и крысиных фекалий?
Глаза напротив по-прежнему сверкают гневом. Пламенем ада или священным огнём…
– Мученья будут вечны, проклятья – вековыми… – не унимается этот асоциальный элемент. – И бойся идущего за тобой!
– Послушай, мне действительно пора… – Я, говоря, отступаю назад, отстраняясь от неё. – Я с удовольствием бы встретился с тобой ещё раз и даже выпил бы немного, но не сегодня, извини. – Пропускаю мимо ушей её очередной взволнованный бред, заглушая своим: – И смени парикмахера! В доме инвалидов безрукие старушки стригут прилично и на общественных началах – бесплатно.
– Кретин! Ты не успеешь к семи, идущий за тобой придёт раньше… – слышу я вслед, «продираясь» сквозь разношёрстную толпу к криво припаркованному автомобилю.
«Истеричка! К семи я не успею. Я не к президенту еду на приём, а к любимой прародительнице. Дина примет меня в любое время, в любом состоянии, даже если залечу к ней верхом на баллистической ракете с главным террористом на планете. Рифма. Каламбур… сука! А что касается идущего за мной, то пусть попробует прийти раньше меня…» – отталкиваю в сторону блюющего человека от стоящего под тусклым фонарём моего «баварца».
«Как же мир жесток к нам. Мы такие маленькие ничтожные крупицы, а он большой и всепоглощающий… О чем это я, кстати?»
«Баварец» в аналогичной комплектации пять лет подряд занимал верхушку топа в своём классе в Кубке Конструкторов. И это мне нравилось.
Автомобиль глубоко вздохнул, в ответ на мои действия слегка присел и с ровным гулом, перебирая скоростями, покатил по плохо освещённым улицам мрачной окраины, разгоняя огромных крыс, беспрецедентно расплодившихся в этом году. Мимо унылых людишек – песчинок огромного мира. Бросаю взгляд в зеркало заднего вида – полоумная там ещё? Нет её, да и «идущего за мной» тоже нет.
А впереди светят лун – одна прекрасна, другая испещрена кратерами и похожа на лицо красивой женщины, пережившей оспу. Малая из лун растягивается, превращаясь в каплю, падает к линии горизонта, мгновение – и прыгает обратно на своё законное место.
«Надо заканчивать с «Мескалином», а то когда-нибудь выйду и потеряюсь в этом жутком криминогенном районе».
«Добрый вечер, семь часов вечера, и вы на волне «Галактика». В нашем городе особых происшествий нет, кроме сгоревшей дотла библиотеки на улице Фильмов, но и там не многочисленные жертвы: пожарные своевременно погасили очаг возгорания. Может, стоит подумать в следующий раз – идти в библиотеку или в опиумную курильню? Удача может найти вас везде…»
Столько жизнерадостности в голосе ди-джея, а динамики голосят так, словно ведущий находится сзади – на пассажирских сиденьях автомобиля. На всякий случай оборачиваюсь назад – никого.
«Проклятый остаточной эффект!»
«… А теперь творение от группы «Преступные мысли», добавьте баса, может, это поможет пережить предстоящее…»
«… Революция музыки, эволюция танца – это диско космических станций…»
Звонок. Музыка прерывается.
– Уже семь, ты где? – Хриплый голос возвращает меня к нищенке.
«Кто это? – Напрягаю память. – И что им всем так дались эти семь часов?»
– При чем тут семь?
– В шесть ты обещал заехать ко мне…
«Действительно… Как я мог забыть?» – С окончательным возвращением в реальность я вспоминаю и самого звонящего. – «Договаривались, обещал же…»
– Я на кольце возле австрийского консульства. Не застряну – буду через десять минут.
Разворачиваю «баварца» в нужную сторону. Набираю скорость…
– Застрянешь – купи сигарет… все скурил… – став мягче, голос Мутанта обрывается.
Снова басит музыка. Вижу «окно» в соседнем ряду. Сигналя фарами, заскакиваю, улыбаясь очкастому ротозею, которому едва не снёс переднюю часть его «Кадиллака». Строю рожу круглолицей тетке на торможении. Застрял, как и все… – вереница непохожих друг на друга автомобилей застыла, тихо гудя отдыхающими двигателями. Вдоль машин идут, предлагая всякую мелочь, два маленьких афроамериканца:
– Лимонад, жевательная резинка, сигареты, минералка, презервативы, салфетки…
«Интересная последовательность…»
Подбегает девочка. Сзади пыхтя несет корзину недовольный своей ролью шоколадный мальчуган. Сверкая глазами и зубами, они продают мне сигареты, считая в розовых ладошках своих черных рук сдачу, пытаясь по-детски обмануть. Бегут дальше, переговариваясь между собой вдоль дымящих автомобилей, улыбаясь на вальяжные отказы и отмахи рук. В итоге их со свистом и расистскими выкриками прогоняет молодежь из черного микроавтобуса.
Ряды машин двигаются и мгновенно тормозят. Маленькие продавцы бегут вперед. Раздается вой сирен, вижу мерцание маячков машин безопасности. В «кортеже» не только обычные «жетоны», но и несколько машин, полностью тонированных, что разрешено лишь следственным органам особых отделов и спецподразделениям.
«Что-то где-то не так…» – Сделав логический вывод, усмехаюсь собственной прозорливости.
Спецмашины уносятся, приводя в движение колонну остальных застрявших в пробке автомобилей.
В «стекляшке» торгует знакомый грек – пирожные, торты, кексы…
Я всегда беру большую ромовую бабку для Дины: она без ума от них, несмотря на собственный многолетний опыт кондитера.
«Он бы еще тульский пряник испек…»
– Благодарю, – киваю ему.
– Заходи, – отвечает он.
– Хорошо, тупая скотина! – улыбаюсь я, уверенный, что он добавил что-то похожее на своём языке.
Он подкрепляет сказанное улыбкой. Мы с этим греком знакомы уже давно.
Мутант живёт в районе, построенном в конце прошлого века. Это унылые спальные кварталы, разбросанные в хаотичном порядке, без какой-либо логики с точки зрения архитектурного дизайна. Тем не менее район считается не самым бедным в городе.
В шаговой доступности находится станция метро, которая перемещает из района в район интеллигенцию, утомлённых рабочих, их детей, учащихся непонятно где и чему, и всех остальных горожан. Работают кинотеатр и пара клубов – в принципе, есть где «убить» время. Однако жители избегают позднего возвращения домой, и власти города рекомендуют это делать.
Спортивный комплекс, находящийся недалеко от интересующего меня дома, ещё светится огнями. Автомобили спортсменов темнеют на парковке.
Свет в окнах Мутанта пробивается сквозь тонированные стёкла, и тень, мелькающая за окнами, говорит о том, что хозяин мечется по комнате в нехватке никотина.
Немного о нём: его второе имя не имеет ничего общего с мутацией – он обычный человек без физических отклонений. О моральных устоях этого типа рассуждать сложно. Всё зависит от личных взглядов каждого на то, над чем этот феномен трудится.
Некоторые считают его аморальным и социально опасным. Мне так это кажется обыкновенным: каждый занимается своим делом. А посетительница, которая недавно попалась мне навстречу на его крыльце, со взъерошенными волосами, размазанной помадой на губах и безумным взглядом, так вообще заявила, выдохнув со страстью:
«У-у-у! Он такой душка…»
Душка же с не менее безумным взглядом стоял, переминаясь с ноги на ногу, за спиной эксцентричной леди в одном носке и трусах, пугая своим видом служащую подъезда, хоть уже и привыкшую к выходкам этого жильца. Он кричал вслед своей обольстительнице несусветную чушь, а та «улетала» словно на крыльях в ночь, широко расставляя при этом ноги.
Он – мужчина тридцати лет от роду, среднего телосложения со смуглой кожей, хоть никогда и не видевшей солнца. Модное женское каре и чёрные как смоль волосы, смазанные непонятно чем, придают его внешности элемент гламура. Глаза, вечно мечтательные и блуждающие за стёклами очков в круглой оправе. Из дома Мутант выходит только в крайней необходимости: не может оставить своё очередное «детище» ни на секунду.
Лаборатория, расположенная в нескольких комнатах его квартиры, недоступна даже для меня. А в часы, когда у него посетители, Мутант через каждые двадцать минут внезапно вскакивает и бежит в свой «исследовательский центр». По возвращении озабоченность и тревога на его лице обычно сменяются удовлетворением. Что происходит внутри, известно только ему.
Сигареты, продукты и прочее постоянно кто-то приносит для него. С пустыми руками к Мутанту не приходят, за что он всем и всегда благодарен.
Под окнами его собственность – шоссейно-кольцевой мотоцикл, неиспользуемый им. Знающие его с недавнего времени совсем не связывают Мутанта с механическими средствами передвижения.
Блок долгожданных сигарет «летит» на кожаный диван в гостиной, полностью белой – с белой мебелью и белыми стенами, большим плоским и белым телевизором.
– «Только за смертью посылать…», – это, видимо, сказано о тебе? – Голос хозяина жилища с интерьером «белых палат» или клиники полон претензии. – Нехватка никотина расщепляет меня на атомы… И где ты был?
Отвечать нет сил и желания. Погружаюсь в кресло, тупо уставившись в экран телевизора. Кольцевые гонки. Мотогонщики, плавно входящие в повороты.
– Всё не забыть… Ищешь самого себя и не можешь найти? – Смотрю на жадно поглощающего сигаретный дым нервного вида человека и тут же жалею о сказанном.
Мутант, бросая гневный взгляд в ответ, жадно затягивается сигаретой.
– Иронизируешь… Хотя я сам помню, как всё было!
– Да, помню.
Казалось, это было совсем недавно…
…Мы были два «сорвиголова» – угонщики автомобилей и мотоциклов. Это была работа. Это был наш первый «бизнес» и единственный заработок – неплохой, довольно устойчивый, делающий нас независимыми.
В дополнение всплески адреналина, подстегивающего нас и так необходимого в молодые годы. Наши нападения на частную собственность мирных граждан доводили нас до морального оргазма. Я любил авто, и меня не впечатляли мотоциклы, а мой друг испытывал те же чувства к средствам передвижения, с точностью до наоборот. Сама скорость и ощущение мощности машин роднили нас. Страхуя и прикрывая друг друга от вполне вероятного преследования, мы наслаждались гонками. Не раллийными – криминальными. Выброс адреналина в кровь при этом увеличивался в разы по сравнению с обычными гоночными соревнованиями.
Но была ещё и Бэт. В ней было всё, о чем можно только мечтать. От гибкого мышления до не менее гибкого спортивного тела в сочетании с красивым лицом, что закономерно ставило её в модельный ряд. Её выбор пал на Мутанта, а тогда это был совсем другой человек, как, впрочем, и его имя – Макс.
Бэт – с вечно блестящими глазами и нервными губами дополняла своего партнера – Макс, и так не вполне нормальный, в её присутствии совсем терял рассудок. Я ему завидовал, но белой, даже скорее прозрачной завистью.
Рано или поздно за хорошим следует плохое. Оно приходит в разных формах и часто приносит с собой печаль и боль. И чаще всего мы сами виноваты в этом.
Не знаю, как Бэт уговорила Макса взять её с собой на нашу «охоту». Хотя у нас был негласный договор: только вдвоём и никого больше, а тут ещё и девчонка. Она уже косвенно участвовала в наших мероприятиях – её родители когда-то «презентовали» нам Jaguar. Конечно, она не могла знать об этом, ведь тогда мы даже не были знакомы.
Когда в очередной раз мы собрались за двухколесной жертвой, Макс появился не один – с Бэт. Они шли, весело улыбаясь, взявшись за руки – счастливая влюблённая пара на полуночном променаде в лунном свете. Романтика…
– Молодожёны отправляются в свадебное путешествие? – Я был откровенно удивлён и саркастичен.
– Она поедет с нами, – ответил Макс, усаживая свою избранницу в машину. – Она испытает то же, что и мы.
– Испытает то же, что и мы? – Эхом повторил я, наблюдая, как Бэт протискивается на заднее сиденье, подмигивая мне.
– У вас не было давно чего-то, что можно было бы испытать? Дать вам ключи от моего «бунгало»? Там вы можете испытать всё, что хотите, и даже в извращённой форме! – Я повернулся к мужской части этой идиллии. – Но что касается работы… Ты же знаешь всё сам, и так было всегда…
– Да, но в правилах существуют исключения, и это всего лишь один раз…
– Да, один раз! – вторила ему Бэт.
Взгляды их были наполнены мольбой, способной уговорить даже памятник. Мне казалось, что я был мягче мраморного изваяния, да и было очевидно – всё уже решено без меня.
«Один раз…» – повторив, они произнесли это в унисон и взялись за руки.
Мы двигались к элитному кварталу, где жители вкладывали свои деньги в роскошные двух- и четырёхколесные шедевры авто- и мотоиндустрии, а затем с тоской осознавали, что передали их кому-то безвозмездно. Мы же передавали их другим людям, которые платили за это неплохие деньги. Те иногда возвращали их хозяевам за другие суммы. Схема стара как мир.
«Лишь бы это не стало новым правилом – брать на работу тех, кто должен по определению ждать дома».
– Я знал парней, которые снимали голову вместе с трусами перед хорошенькими девочками, но никогда бы не подумал, что это будешь ты. Лучше бы я родился в другое время, в другом месте, и мы никогда бы не попали с тобой в одну школу.
– Да что с тобой? Мы никогда и не учились в одной школе.
– Тем более! Ладно, смотри, вот твоя мечта, иди и наслаждайся…
Сплавы стеклопластика, углеволокна, алюминия и ещё чего-то подчёркивали изящные контуры спортивного эксклюзива. Казалось, даже не заведённый мотоцикл «дышал» всем количеством лошадей, «пасущихся» в его моторе.
«Красавец… Интересно, сможет он его завести?»
Мы не делились между собой секретами, как работаем со своими механическими жертвами, но если что-то не получалось, то потом долго не давали друг другу покоя, с сарказмом высказываясь о «способностях» неудачника.
– Полторы минуты, – заявил влюблённый похититель «механических мустангов». – Коробку пива?
– Согласен. Иди давай, а мы посмотрим, как ты терпишь фиаско.
– Она пойдёт со мной. Пойдём, малыш…
«Ну всё, это жопа!»
Потом была погоня. Они уходили вдвоём, а я мешал трём экипажам «жетонов» преследовать, маневрируя перед их машинами. Я верил на все сто, оттирая преследователей, – Макс сможет уйти, верил, зная о его способностях управления мотоциклами, о врождённом чутье и об инстинкте самосохранения. Макс также знал дороги этих районов как свои пять, да что там – все двадцать пальцев.
Позже я оттаскивал его, бьющегося в истерике, от нелепо лежащего на асфальте безжизненного тела Бэт. Его крики, уже ничего не меняющие, рвали слух. Но сначала я и сам пытался поднять её, не осознавая, что она мертва – луны отражались в её открытых больших глазах, а ветер нежно перебирал прекрасные волосы, словно живые. Рядом стоял водитель огромной цистерны. Макс и Бэт ушли от погони, но не смогли уйти от преследования судьбы…
Дальше были вопросы, бесконечные допросы, пронизывающие насквозь и полные ненависти взгляды родителей Бэт. Затяжные судебные процессы, постоянные стрессы, вопросы бестактных психологов.
Приговор – тюрьма для меня и психлечебница для моего друга. Затем реабилитация, год алкогольных запоев, год наркотической привязанности, больше года депрессии… Всё это было, и мне ли этого не знать.
– Да помню… – Я словно и не погружался в воспоминания. – А у тебя как дела?
– Как у меня дела? – Это что, шутка такая? – Очередной окурок летит в пепельницу размером с ведро. – Ты пропадаешь на два месяца, затем говоришь по телефону странные вещи, понятные, вероятно, только тебе, и, появившись, пропадаешь снова.
– Если ты сейчас говоришь о деньгах, то вот они. – Бросаю бумажный конверт перед недовольной физиономией собеседника. – Не был? Собирал деньги. А что со мной, сам не знаю: вокруг меня что-то происходит, только не пойму, что. Я испытываю страх, причем постоянный и неосознанный. Он как туман клубится вокруг меня…
– Страх… Да ты ли это? Может, обратишься к психиатру? – Он оживляется, глядя на меня с интересом. – Или лучше ко мне: есть кое-какие препараты. Новые грандиозные разработки…
– Спасибо, не надо! Я и так не вылезаю из «Мескалина».
– Мескалин? Да это же детские игры. – Он оживляясь вскочил. – Я тебе такое покажу…
…Свое прозвище «Мутант» Макс получил, пережив лечебницу, затяжную депрессию и пропав из поля зрения. Появился лишь через пару лет. Я потерял его как Макса.
Позже, случайно узнав, что существует человек с таким прозвищем, я и предположить не мог, что это мой друг, так как понаслышке знал о сфере деятельности Мутанта.
Вскоре пришлось познакомиться ближе. И я увидел Макса, но сильно изменившегося – как физически, так и морально. И уже от него самого я узнал, что он занялся наукой и селекцией: выращивает и скрещивает алкалоиды растений с химическими веществами, ставит опыты, проводит эксперименты, испытывая произведённые продукты на себе и на других добровольных подопытных.
Он даже что-то говорил о научном труде, который в будущем сделает его известным ученым. Достойным премии Нобеля. Я не воспринимал эти заявления всерьез, учитывая трагедию с Бэт и прошедшую им тюремную лечебницу. Медикаментозную терапию.
Но так случилось – один из результатов работы Мутанта заинтересовал знакомого мне человека. Таким образом, с Максом-Мутантом мы стали партнерами в очередной раз.
Только коммерческая жилка теперь просвечивалась в наших отношениях. Да и самого Макса уже не было, словно он умер тогда – перед разбитым мотоциклом возле мертвого тела Бэт, а родился Мутант со своими безумными идеями и не менее безумными творениями…
– Я всё понимаю, но ничего не надо… Мне необходимо заехать к Дине. И меня ждёт Сани, мы не виделись уже… пару недель.
– Сани звонила и справлялась о тебе, у нее то же мнение: говорит, что ты ведешь себя странно и редко бываешь у нее.
– Ну и что ты ей ответил? – Я знал, с каким «трепетом» они относятся друг к другу.
– Я сказал, что было бы более странным, если бы ты постоянно находился у нее, – на лице Мутанта появилась ехидная улыбка. – Затем она наговорила мне много лишнего о моём рассудке, о том, что курс лечения не до конца пройден, и о новой фазе шизофрении. В итоге она бросила трубку. Он вдруг вскочил и, выбросив руку вперед, словно на митинге, заявил: – А деньги я не возьму, раз уж так получилось, что мы «прилипли» вместе, то…
– Но ты же свою работу сделал, – спокойно урезонил я.
– Сделал и еще неоднократно сделаю! – Возмутился этот феномен и псевдоученый. – Но ты мне одно скажи: как ты и тот, второй, ушли оттуда, когда вас взяли на месте?
«Вот в чем дело! Переживания о моих долгих не появлениях – это вовсе не тревога за меня лично. Просто в его ученую голову закрались предательские мысли о том, как я выбрался из тупиковой ситуации. Я, кто ни разу не дал ему повода усомниться в своей стойкости и несгибаемости. А может, просто встать и разбить эту исследовательскую голову его же огромной пепельницей, выбить оттуда весь его научный, атмосферу засоряющий дурман?»
Мутант смотрел на отражение лихорадочного мышления на моем лице. Он знал меня и ожидал соответствующую реакцию на провокационный вопрос.
«А с другой стороны, я и сам не смогу логически объяснить, как там всё произошло…»
Человек, заинтересовавшийся творением Мутанта, – неофашист. В прямом смысле слова. Отто. Я познакомился с ним в том злополучном месте, куда закинула меня судьба после неудачной и трагичной попытки Макса обуздать чужую «лошадку».
Лояльный сектор строгой тюрьмы в Подгаузе. Действительно лояльный, раз Отто, со своими крайне радикальными взглядами, отбывал наказание не в достаточно строгих условиях.
Всё, как и везде: бетон, металл и никаких намеков на природу – на утопающие в зелени постройки. Хотя здесь, на открытом пространстве, можно было не только двигаться, но и стоять, правда, по два человека, в остальных случаях немедленно следовало наказание. Раз в полгода свидание с близкими и раз в полгода с адвокатом – ненужная формальность.
Заключенных в тюрьмах делили по возрастным критериям, ограждая новичков от уже закоренелых преступников, изолируя по секторам. Отто был старше меня на два года, и это был уже тот возраст, когда такая разница особо не ощущается. Нет, он не спас меня от интриг, и я не помог ему в одной из тюремных потасовок, как это обычно бывает в сюжетах книг и кинофильмов. Всё гораздо банальнее.
Он сам подошел ко мне на одной из прогулок и просто заговорил, словно мы с ним были знакомы сто лет. Отто выслушал мою историю, а я, в свою очередь, его ситуацию попадания в заключение.
Отто был признанным лидером и идейным вдохновителем неонацистской группировки, расположенной западней моего городка, и имел в распоряжении восемьсот солдат (как он выразился). Они вели «военные действия» со своими врагами. Это не совсем устраивало локальные власти: Отто и его парни старались расширить территориальные границы, тем самым удовлетворить свои геополитические аппетиты. А они у них росли вместе с ними.
Как лидер неополитики Отто боролся за чистоту расы и хотел создать хотя бы маленькое, но государство. В котором никто даже в мыслях не хотел бы грязной каплей крови испортить ту чистейшую, что текла в их жилах.
«Арии, мать их!»
– Гитлера предали, и в моих рядах появился предатель, – разглагольствовал во время беседы Отто. – Это был беспрецедентный случай в моей карьере и организации. Солдат девятнадцати лет от роду занялся сексом с мулаткой, когда вокруг столько ариек (!), а подобное в моем Рейхе крайне недопустимо. Такое сравнимо с изменой, вероломным предательством, поэтому его и должна была постигнуть самая суровая кара. Мне нет никакого дела до мулатки, так как я не замечаю тех, кто не проходит по строгим критериям. А юнец должен был быть сожжен, таков был приговор! Нашего внутреннего суда.
«Хороший наглядный пример…» Мурашки внезапно промчались по моей спине. Глаза Отто светились серой сталью на его жёстком и волевом лице.
– Считаешь, слишком жестоко? – Он, вернувшись из переживаемых воспоминаний, взглянул на меня.
– Ну, если относительно того, что «нагородил» когда-то давно твой идол, то… – Я поёжился и далеко не от холода. – Вроде, как и ничего…
– Приговор был приведён в исполнение, и вот теперь я здесь. – Отто взял меня за локоть, прерывая нашу медленную ходьбу. – Знаешь, я не только читал и анализировал «Mein Kampf», я внёс в книгу изменения, основанные на собственной точке зрения, и теперь это новая «Моя борьба»! Его лицо буквально «светилось» одержимостью.
«С ума можно сойти от общения с подобными фанатиками. – Я морщил нос, задумавшись. – Но можно сойти с ума, и общаясь с большей частью населяющих эти стены. Или еще быстрее, замкнувшись в себе, не общаясь абсолютно ни с кем…»
Так я и познакомился с Отто. А время в заключении бежало своим чередом, отсчитывая часы, недели, месяцы.
В один из морозных вечеров, гуляя с Отто по свободному периметру, на свежем воздухе, звенящем от стужи, я в диалоге «тестировал» идеологию собеседника.
– …А как тебе русские? – внутренне я размышлял о целесообразности его доктрины после краха 3-го рейха.
– Русские… Я могу только склонить голову перед этими героями: они сделали то, что до этого не мог сделать никто. Они измотали войска Вермахта и почти на голом энтузиазме уничтожили безотказную, я акцентирую (!) военную машину, наглядно демонстрирующую свое превосходство по всей Европе и не только.
– О, но не весь Вермахт…
– Я не навязываю тебе политику того времени, нет, – Отто не обращал внимания на ноты иронии в моем голосе. – Было много ошибок, поспешных решений… Я тебе всё время говорю о дисциплине, о чистоте расы, именно это и есть основные аспекты… И вообще, ты же знаешь… Сегодня последний день моего пребывания здесь. Завтра я покидаю стены, не хочу говорить громких слов, но… – он улыбнулся, глядя вдаль. – Я бы хотел видеть тебя рядом с собой. Ты сильная личность. На подобных людях, как правило, и строится опора для чего-то фундаментального… а мне нужна прочная опора!
– Ты знаешь, я сейчас узнал много нового о себе… – Я поёжился от мороза и каких-то нахлынувших на меня незнакомых до этого чувств. – Но думаю, что на такой личности, как я, ты вряд ли сможешь построить хоть какую-то империю.
– Всё шутишь… – Отто улыбнулся с пониманием. – Нет, я серьёзно. Тебе тоже осталось немного, и ты скоро выйдешь из этого учреждения. Тем, чем ты занимался ранее, ты уже не сможешь – за это время ты вырос. Надо всё кардинально менять, ведь есть более серьёзные вещи, дела… Давай после твоего освобождения увидимся и обо всём поговорим.
– Но как тебя найти?
– Я знаю, как тебя найти. А это… тебе на память. – Отто протянул мне книгу в черной кожаной обложке с красными тесненными буквами.
– Как трогательно! – Я не мог скрыть своих эмоций. – Спасибо, я обязательно прочту!
– Ты молодец, никогда не унываешь…
Следующая наша встреча с Отто произошла спустя несколько лет после того, как я покинул бетонные стены Подгауза. За это время я прошел через взлеты и падения, набирался сил и приспосабливался к новым реалиям быстро меняющегося мира.
Макс проходил реабилитацию в специальном центре, где с ним усердно работали психоаналитики. А я познакомился с Сани и наслаждался каждым мгновением, проведенным рядом с этой неординарной девушкой.
Жизнь текла своим чередом, разрушая стереотипы и иллюзии, которые я сам себе создал. Мне приходилось много работать, чтобы не только существовать, но и развиваться как личность.
Работа, которую я выполнял, не всегда была простой, а порой даже опасной, но не каждый мог бы ее предложить. И не каждый согласился бы взяться за ее выполнение. Уточнять сферу своей деятельности не имеет смысла, да это и не так важно.
Однажды теплым осенним вечером я должен был забрать Сани из гостей, где они с подругой засиделись у знакомой, которая недавно подписала брачный контракт с лондонским денди. Этот денди прибыл для распространения высококачественного нижнего белья, которым его отец уже заполонил все Соединенное Королевство. Их семейному бизнесу требовался оперативный простор.
