Рассказы о жизни и любви. И все-таки я люблю

БАРЫНЯ

Эпиграф

Не делай зла – вернется бумерангом, не плюй в колодец – будешь воду пить, не оскорбляй того, кто ниже рангом, а вдруг придётся что-нибудь просить. Не предавай друзей, их не заменишь, и не теряй любимых – не вернешь, не лги себе – со временем проверишь, что ложью сам себя ты предаёшь.

Омар Хайям

Нет, дорогой читатель, события, о которых пойдет речь в этом рассказе не имеют никакого отношения к 19 веку.

Жила-была Барыня… А почему жила?! Она и сейчас живет. Так вот, жила – была Барыня. Хорошо жила. Всех людей за людей не считала, только себя Барыня любила. Конечно, были у нее и приближенные к ней люди. Но и они иногда попадали в немилость к Барыне. В «имении» Барыни семьдесят живых душ. Барыня строго следила за тем, чтобы все семьдесят душ усердно на нее работали. А, если кто-то работал, как казалось Барыне, без усердия, она строго наказывала. Строгая дама не стеснялась в выражениях, а ее наказания были весьма изощренны.

Родилась Барыня в обычной семье, ничего примечательного в ее рождении не было. Обычная семья.

С самого раннего детства родители девочки внушали ей, что она особенная не такая, как все. И однажды девочка решила: «А ведь я, оказывается, Барыня». И к пятидесяти годам женщина считала, что весь мир лежит у ее ног.

Барыня упивалась своей властью над обычными людьми. И дошло до того, что как-то Барыня сказала: «Я никого и ничего в этой жизни не боюсь», – и при этом топнула ножкой в парчовом сапожке.

Тут уж Жизнь не выдержала и решила вмешаться.

– Ой, смотри Барыня, со словами-то поосторожней будь.

– А чего мне бояться? Я сама себе царица и приказчица,– уверенно сказала Барыня Жизни.

Посмотрела Жизнь на Барыню печально и ничего не сказала.

С того момента посыпались на Барыню неприятности. Сначала мелкие, а потом все крупнее. Но женщина не понимала, что это сама Жизнь бросила ей вызов, дескать, давай посмотрим, кто кого.

«Какая- то черная полоса у меня началась»– подумала Барыня. И пуще прежнего начала издеваться над людьми. Все больше злилась и гордилась Барыня. «Я все могу. Могу казнить, если хочу, а могу и помиловать».

«Барыня – то наша совсем взбеленилась»,– говорили люди.

– Ты же знаешь, что я не люблю, когда мне розы с шипами дарят. Они мне пальчики колют,– пеняла она своей «чернавке». Барыня швырнула девушке букет роз в лицо.

– Я исправлюсь, Барыня. Я сейчас другой букет принесу, без шипов,– сказала несчастная девушка.

– Не трудись. Мне твой «веник» ни к чему. Мне вон, какую охапку роз подарили, в дверь кабинета не пролазит. К чему мне твой паршивый букетик?!

Девушка вышла, утирая слезы. Обида душила ее. Она все утро выбирала для Барыни букет.

– А почему коньяк не той марки на столе? Я ведь только «Н» пью. Неужели так трудно это запомнить?! И почему к коньяку нарезан лимон? Я сколько раз говорила, что к коньяку я люблю сыр и фрукты. А из фруктов, разумеется, только ананасы, сливы и виноград, а сыр, естественно, только «К», и , конечно, из супермаркета «Ф».

Люди в связи с производственной необходимостью, вынуждены были звонить Барыне. Та никогда не брала трубку. Ей можно было отправить только сообщение, да еще и не факт, что получишь ответ. Это зависело от того, на какой иерархической ступени человек находится. Были и такие, которые так и не дождались от нее ответа. «Это челядь»,– так говорила Барыня. Хотя ее подчиненными были люди с несколькими высшими образованиями.

Трудно было ладить с Барыней. Ох, как трудно. Чуть что не так, того и гляди в немилость попадешь. А уж, если в немилость впал, так оттуда и не выберешься. Барыня ставила пожизненное клеймо на этом человеке. А уж, если совсем худо, то и уволить могла.

Сама-то Барыня маленько работала. Вся ее работа заключалась в том, чтобы команды с утра раздать, да так, чтобы все плакали ,огорчались и дрожали от страха. Затем, Барыня приступала у к следующему этапу своей работы. Надо ведь было с «приближенными» всех коллег обсудить, да косточки им перемыть. А все это, конечно, за чаем с эклерчиками. Вот и вся ее работа.

«Ох, и устала ж я сегодня. А что это день прошел впустую, я никого еще сегодня не ругала? Вот ведь незадача. И даже не уволила?– удивлялась Барыня.– А ну, ведите ко мне на «ковер» М. она сегодня со мной плохо поздоровалась. Мне, кажется, что М. в последнее время слишком высоко нос задрала. Надо ее на место поставить. А, вы, приближенные, никуда не расходитесь, буду «казнить» М. прилюдно».

–Здравствуй, Барыня,– сказала Жизнь, входя к ней в кабинет в очередной раз.– У тебя там в приемной прямо настоящая овчарка цепная сидит, а не человек. И где ты только таких находишь?

– Привет,– небрежно кинула Жизни Барыня через плечо.– Чего пришла?

– Ты что творишь?– уже не скрывая своего гнева, говорила Жизнь. Я тебя в последний раз предупреждаю, прекрати так к людям относиться. Они такие же люди , как и ты….,– начала свою речь Жизнь.

– Чегоооо?– вытаращив свои ехидные жадные глазки, удивилась Барыня. – Это не люди, это челядь.

– Да я, вижу, ты ничего не поняла?!!!– угрожающе прошептала Жизнь.

– А тут и понимать нечего. Я Барыня и дело с концом. Уходи, ты мне не указ. Я никого и ничего не боюсь,– скомандовала Барыня.

Жизнь еще постояла в дверях, потом слегка улыбнулась и вышла за дверь.

После последнего визита Жизни, с Барыней начали происходить странные вещи. Люди были в ужасе, когда видели что теперь творилось с их Барыней.

«Если есть на земле Ад, то она его весь уже прошла»,– в ужасе шептались люди.

Барыня не успевала уворачиваться от затрещин, которыми щедро, не скупясь, «награждала» ее Жизнь. Барыня не успевала отдышаться от одного удара Судьбы, как тут же ее настигал новый. Жизнь больше не приходила к ней. Она на деле показала ей свою силу.

Барыня осталась у разбитого корыта.

«А я тебя предупреждала, я тебе говорила, что нельзя так к людям плохо относиться, нельзя считать себя выше других, нельзя унижать людей, а ты меня не послушалась,– сказала Жизнь.– Вот и шей теперь рукавицы. У тебя теперь будет достаточно времени подумать».

БЕЛЫЙ НАЛИВ

– Анна, выходи за меня замуж, не пожалеешь. Я парень работящий, да и ты мне по нраву. Лучше девки, чем ты мне не сыскать в нашей деревне,– говорил Иван Анне тихим летним вечером. Они стояли у плетня ее дома.

– Я согласна, Ваня. Ты мне очень люб,– сказала Анна и покраснела вся. Но в темноте не было видно ее щек, залитых румянцем. Ей, показалось, что ее бросили в печь и заслонку закрыли. Анна давно заглядывалась на Ивана. Он был старше ее на пять лет. Не по годам деловитый и хозяйственный, Иван был старшим сыном в семье Поспеловых.

Неделей раньше на семейном совете Поспеловы решили, что Нюрка Саватеева очень подходит их Ивану.

– А что, женись на Нюське. Она девка скромная, работящая, хорошей женой тебе будет,– говорил отец Ивана.

– Да, сынок, Нюська хорошая девушка,– вторила мать Ивана.– Женись, они не бедные, нам подстать. Я с ее матерью на улицу по молодости бегала, помнишь Иван?– обратилась она к мужу.

– Помню, Полина. Лукерья красавицей тогда была. Всю жизнь ей Тимоха испоганил своим вредным характером.

Лукерья и Тимофей Саватеевы жили плохо. У Тимофея был буйный характер. Чуть что не по его, сразу пускал в ход кулаки. Бил Лукерью нещадно. Но девчат своих никогда пальцем не тронул. Однако, дочери боялись его, как огня. Как начнет Тимофей на Лукерью кричать, девчата забьются в своей комнате и не дышат. Очень отца боялись. А Тимофей буйствовал часто. «Не дай, Боженька, мне муж такой достанется»,– молилась Анна в слезах.

Заслали сватов к Саватеевым. Анна вся румяная от волнения, стояла на коленях вместе с Иваном, мужем своим будущим, и ожидала родительского благословения. Лукерья плакала. Как же, старшая дочь, ее любимица, замуж выходит.

«Она ж характером вся в меня,– думала Лукерья,– а ну как Иван забижать ее начнет»,– боялась женщина, и сердце ее гулко ухало в груди.

Анна была ей ближе и роднее. А Мария была характером в отца. Такая же резкая и грубая.

Анна после свадьбы переехала в дом мужа. Полина и Иван-старший в невестке души не чаяли, не знали куда посадить, чем накормить.

А уж как первенец родился, так и вовсе свекровь со свекром на руках невестку носили.

– Анечка, мы ведь решили дом вам с Иваном поострить. Будете отдельно жить от нас,– говорила свекровь.

– Да нам и с вами хорошо,– отвечала невестка.

– Ну, уж. Куда уж, хорошо. Ты еще может родишь, а у нас еще два сына. Их тоже женить надо. Все не поместимся. А вам без нас еще лучше будет. Своей жизнью жить начнете.

Молодые переезжали в новый дом, когда Анна была беременная вторым ребенком. Старшему сыну Степке уже два года исполнилось. Только отметили новоселье, и Анна второго сына родила, назвали Сашей. Свекор и свекровь нарадоваться не могли счастью молодых.

Все бы ничего, только Иван, муж Анны, очень сильно изменил свое отношение к супруге.

Анна молчала, но внимательная свекровь заподозрила неладное.

– Иль не ладится у вас с Иваном чего?– пытала она невестку.

– Ну что Вы, мама, все хорошо у нас. Просто устала. Долго допытывалась свекровь, да только Анна молчала, как каменная.

Анна много работала по дому да еще и телятницей на ферме.

Муж тоже время зря не терял. Сад посадил. Огромный двор был у Поспеловых- молодых.

Анна подойдет к дереву, прислонится к нему, обоймет ствол дерева руками и плачет.

Соседка Галя Волошина спрашивает:

– Чего ревешь-то, соседка?

– Иван опять гонял меня.

– За что?

– За то, что вместо блинов блинчики напекла.

– Вот ведь негодный характер у твоего Ивана оказался. Кто бы мог подумать.

– Да не знаю я почему он таким стал . Ведь не в кого,– рыдала Анна.

–Галя, что там наши-то ? Чую , что не то, что-то … Только Анна молчит ,– преступила с расспросами Полина.

– Да Ванька твой Нюську бьет, орет на нее на весь двор, непотребными словами обзывает.

– За что?

– Да кто ж его разберет? А разве ты не слыхала, тетка Полина?

– Не слыхала.

– Та вся деревня уж знает.

– Ты пошто, ирод, проклятый, Нюську изводишь, а?– спрашивала сына Полина. – Я вот все отцу-то скажу.

– Разлюбил я ее.

– Разлюбииил???– обомлела Полина.

– Да.

– А кого ж ты полюбил?– удивилась мать.

– Сестру ее.

– Марию???– ужаснулась Полина.

– Да.

– Да, ты что, сын, Позор-то какой. У вас ведь с Нюсей два сына.

– И третий скоро родится.

– Как же так?

– А вот так. Что ж я не мужик что ли?!

– Дурак ты,– в сердцах хлопнула мать по затылку сына. – Да ведь ты посмотри, как баба старается. В огороде ни травиночки , в доме чистота, дети ухожены и накормлены. И ты, дурачина, обласкан.

– Не люблю ее.

– Уходи отседова. Видеть тебя больше не могу. Бросишь Нюську, прокляну!– угрожающе сказала мать.

Анна родила третьего сына Ивану.

Юрка родился крупным. Анне тяжело пришлось. Да и годы давали о себе знать.

Старшему – то уже четырнадцать лет исполнилось.

– Мама, я вот тут для тебя яблоню посадил,– говорил Степан.

– Спасибо, сынок.

– Знаешь, как называется?

– как?

Белый налив. Знаешь, какие яблоки вкусные, я у Захаровых пробовал. Яблоки такие сладкие – сладкие. Я из семечки вырастил деревце,– гордо сказал сын.

– Какой же ты молодей,– сказала мать и расплакалась.

– Мама не плачь. Я вот вырасту, я не дам папке тебя в обиду.

– Да ну, что ты, сынок, я не плачу вовсе. Это мошка в глаз попала.

– Неправда мама. Я по ночам слышу, как ты плачешь.

Сыновья выросли и переженились. Анна гордилась снохами. Особенно старшей, Татьяной.

– Выпорхнули из гнезда наши с тобой птенцы,– говорила Анна Ивану.– Вот уж пять лет как твою мать Полину схоронили.

– Да, задумчиво произнес Иван.– И отцу моему годовщина скоро, не забыла.

– Нет. Не забыла. Вань, а почему ты тогда не ушел от меня к Марии?

– Мать послушался. Она пригрозила, что проклянет нас с Марией.

– И как же ты со мной живешь, с нелюбимой?

– Да какая уж там любовь. Все быльем поросло. У Степана с Таней вон дите скоро родится. Нянчить будем.

Анна подошла к тому дереву, которое для нее старший сын посадил. На дворе стоял май. Дерево расцветало пышными белыми цветами и окутывало пьянящим ароматом.

«Сколько впереди нам еще отмерено, кто знает,– думала Анна. – Ну что, что он меня не любит. Ничего, прожили же мы с ним целую жизнь. Значит моей любви хватило на двоих. И на детей моих и на внуков хватит. На всех хватит любви моей и сердца моего».

«Дедушка, а это правда, что ты это дерево для моей прабабушки Ани посадил? Правду деда Юра говорит?– допытывалась любознательная пятилетняя внучка Степана.

– Правда, Анечка, правда.

– А зачем?– не унималась внучка.

– Она очень много плакала.

– А почему?

– Жизнь у нее горькая была, а яблоки с этого дерева сладкие – сладкие.

БЛЮЗ ДЛЯ СЕНТЯБРЯ

Мила торопилась, она едва успела просунуться в отъезжающую маршрутку.

«Надо же успела, как хорошо»,– подумала Мила.

– Присаживайтесь,– услышала она около себя мужской голос.

– Благодарю,– сказала Мила и плюхнулась на сиденье общественного транспорта.

«Надо же, мне уже и место уступают. Наверное, я совсем со стороны кажусь старой неуклюжей теткой,– грустно подумала Мила,– а ведь мне только сорок пять».

Мила украдкой посмотрела на того самого мужчину , который уступил ей место. Он был намного моложе ее. Ну, лет на десять точно.

Мужчина с любопытством кидал на нее любопытные взгляды.

«Наверное, прическа не в порядке или тушь размазалась»,– с тревогой подумала Мила. Она достала зеркальце из сумочки и с любопытством заглянула в него. «Нет, все в порядке. Тогда что?»– снова подумала Мила.

Мила задумчиво смотрела в окно. Вот и ее остановка. Пора пробираться к выходу.

– ТорОпитесь?– снова услышала Мила знакомый ей уже мужской голос.

– Да, опаздываю,– небрежно сказала Мила. Ей не очень хотелось поддерживать беседу, да и ни к чему это.

Мила завернула за угол и оказалась прямо перед входом своей фирмы, в которой она работала вот уже пять лет. Мужчина открыл перед ней дверь.

– Вы меня преследуете?– пошутила Мила.

– Ну что Вы ? – просто я здесь работаю .

– Коллеги, доброе утро. Я хочу представить вам нашего нового начальника отдела. Знакомьтесь, Владимир Иванович. Прошу любить и жаловать,– сказала Марина Дмитриевна, руководитель фирмы.

– Какой красавчик!– услышала Мила у себя за спиной голо коллеги Ирины Васильевны.

Мила скептически посмотрела на нее.

– А что Мил, разве я не права?– удивилась Ирина.

– Права,– безразличным тоном откликнулась Мила.– Посмотрим, какой из него руководитель.

Владимир Иванович оказался очень коммуникабельным человеком. И вскоре все коллеги называли его просто Володей. К тому же Володя был грамотным специалистом. Ходили слухи, что он разведен, и живет с дочерью, которую воспитывает сам.

– И откуда ты все знаешь?– спрашивала Мила Ирину.

– Я с народом общаюсь, а ты – нет.

– Я тоже общаюсь, только я сплетни не собираю.

– Да ты что, Милка , свежий человек в коллективе. Неужели тебе не интересно?– удивилась Ира.

– Нет. Не интересно.

– Он ,кстати, живет где-то рядом с тобой.

– Да?– удивилась Мила.

– Да мне Олеська рассказывала, что она видела его в вашем районе.

– Ну это еще не значит, что он там живет. Может он к кому-то в гости приходил.

– Нет, она с Машкой из отдела кадров тесно общается. Та ей все про него и выдала.

– И?

– Разведен. 37 лет. Воспитывает дочь,– рассказывала биографию нового шефа коллега Милы. – Ну как?

– Что?

– Как информация-то у нас поставлена?

– На высшем уровне,– констатировала Мила, улыбаясь Ирине дежурной улыбкой.

Мила вышла из офиса, накрапывал нудный сентябрьский дождь. Мила посмотрела на небо.

«Похоже, надолго, а я зонт не взяла»,– с тоской подумала она.

– Мила, садитесь. Я подвезу Вас. Нам в одну сторону,– сказал Владимир, выезжая со служебной стоянки.

– Как Вы вовремя. А я зонт не взяла, понадеялась, что синоптики снова врут.

– Нет. Сегодня не врут,– засмеялся Володя.

– Вы давно здесь работаете?– спросил Володя, когда они выехали на шоссе.

– Пять лет.

– А я вот на повышение пошел, перейдя к вам. До этого в головном офисе все корпел. Мила, а ведь мы с Вами почти соседи. Я живу в доме, который стоит сразу за магазином, в тридцать третьем,– уточнил Володя.

– Да, действительно, почти соседи,– улыбнулась Мила.

– Мила, а как Вы отнесетесь к тому, если я приглашу Вас в это воскресенье за грибами. Вы знаете, я заядлый грибник, а Вы….

– Не надо, Володя,– обыденно сказала Мила.

– Чего?

– Вы сами все прекрасно понимаете. Меня не интересуют мужчины моложе меня. Мне с ними не интересно.

– Ну не настолько уж я моложе Вас.

– И все же, не надо. Спасибо, что подвезли.

Мила вышла из машины, отчаянно и решительно хлопнув дверью, как будто этим самым она уже поставила точку. Володя грустно посмотрел ей вслед.

«Какая красивая и умная женщина, сколько в ней женственности и в то же время достоинства и гордости, и даже какой-то юношеской непорочности. Удивительная женщина»,– подумал Володя.

– Мама, мы привезем к тебе на выходные Антошку?– спрашивала и утверждала дочь Милы Настя.

– Конечно, я очень по нему соскучилась.

– А Вы куда?

– Мы к друзьям Ромки на выходные. У них юбилей, они нас пригласили,– отрывисто говорила Настя.

– Ты что там делаешь, дочь?

– Пол мою, ужин готовлю,– отчитывалась Настя.

– Ой, ну какая же ты у меня деловая,– не без гордости сказала Мила.

– Да, вот такая я. Вся в тебя.

– Аккуратнее там,– говорила Мила, провожая зятя и дочь в дорогу.

– Мама, ты ему дыни много не давай. У него в прошлый раз была жуткая аллергия,– напутствовала Настя.

– Хорошо, хорошо. Поезжайте.

В последствии, Мила часто возвращалась к этому дню. Она не понимала, как такое могло произойти и почему.

В чем она виновата перед жизнью. За что так несправедлива к ней судьба?

Девять лет назад Мила потеряла в автокатастрофе мужа, а теперь единственную дочь и зятя. Антошка в одночасье лишился семьи.

У Милы даже не было слез, чтобы плакать. Она сидела в коридоре больницы, где ей только что сообщили, что ее дочь умерла. Ромка погиб на месте. Когда приехала скорая, Настя была еще жива. Но спасти молодую женщину не удалось. Врачи сделали все возможное и даже невозможное, но Настя ушла, ушла навсегда.

Она смотрела на свою дочь, на ее красивые губы, и думала о том, что она никогда не увидит больше, как ее Настена улыбается.

«Нет. Этого не может быть. Господи, за что? Ну за что ты лишил жизни мою единственную дочь. Я больше не верю тебе»,– постоянно вела молчаливый диалог с самой жизнью, несчастная женщина.

Миле казалось, что она умерла вместе с Настей. Ей казалось, что ее больше не существует. Она все делала по инерции. Ходила на работу. Отводила Антона в садик, забирала его, готовила ему еду. Мальчик часто плакал. Мила тоже не сдерживала слез.

– Мила, пожалуйста, хватит,– говорил ей Володя.– Я понимаю, что тебе очень тяжело. Но у тебя остался внук, ты ему нужна, надо жить дальше, понимаешь?

– Нет. Я не хочу,– безразличным голосом сказала Мила.

Все эти дни, месяцы, годы Володя ни на шаг не отходил от Милы. Он старался ей во всем помочь. Но не мог сделать только одного- вернуть ей Настю.

Прошло два года.

Время не лечит душевные травмы. Мы лишь привыкаем к ним. Да , боль от потери близких и родных людей притупляется со временем, но постоянно кровоточит эта, никогда не заживающая, рана.

Антошка подрос за эти два года.

«Видела бы тебя сейчас твоя мама»,– часто думала Мила.

– Бабуль, а можно мы с дядей Володей пойдем в парк завтра. Он обещал меня покатать на пони,– сказал Антон.

– Можно, конечно, можно, сынок,– с улыбкой сказала Мила.

– Там и тетя Лена будет со своим другом,– продолжал Антошка.

– Это хорошо,– говорила Мила.

Дочь Володи, Лена очень хорошо относилась к мальчику. Они подружились. Когда Лена узнала о Миле и ее горе, она вместе с Володей как могла, поддерживала ее.

– Странно получается,– говорила тогда Лена,– Вы, Мила, потеряли Настю. А моя мама жива, но не хочет меня видеть. Почему все так в жизни получается?– спросила Лена и заплакала.

– Лена, это очень сложно объяснить. Наверное, для того, чтобы закалить нас. Чтобы показать саму ценность жизни. Чтобы мы учились ценить малость.

– Как это?– не поняла Лена.

– Чтобы мы ценили каждый прожитый миг, ценили своих близких и родных людей еще при жизни. И помнили о том, что жизнь очень хрупкая субстанция, которая может оборваться в любую минуту. И уже ничего нельзя изменить. Тот, кто понял эту истину, наверное, счастлив.

– А Вы знаете таких людей? – спросила Лена.

– Нет,– с горечью сказала Мила. Мы все чего – то копошимся, куда-то спешим, у нас вечно нет времени, чтобы хоть на миг остановиться и задуматься о том, что самое главное в жизни это наши любимые люди.

Мила провожала первого сентября Антона в первый класс.

– Бабуль, а мама и папа радуются за меня, там, на небе?– спросил малыш.

– Конечно, Антоша. Они все видят и радуются за нас за всех,– уверенно сказала Мила.

Антошка радостно шагал в школу, держа крепко за руки Милу и Володю.

«Антошка, ты не волнуйся. И помни, что у тебя есть мы,– сказал Володя.– Антошка, у тебя все будет хорошо, верь мне»,– твердо сказал Володя.

БОЛЬШАЯ СЕМЬЯ

Евдокия вышла замуж в восемнадцать лет. Ее никто не спрашивал, хочет ли она замуж. Просто сосватали и все. Своего жениха Евдокия увидела только на свадьбе. Федор ей понравился. Симпатичный такой, видный.

– Дуня, теперь, доченька, ты в соседней деревне в доме мужа будешь жить,– сказала мать перед тем как ехать в церковь.

– Мама, но ведь я его не люблю. Я его даже не знаю.

– Мы обо всем позаботились.

– С Федором тебе будет хорошо. Он из хорошей богатой зажиточной семьи. А мы-то что? Мы нищие. У тебя вон и младшая сестра на выданье.

Федор с интересом посматривал на жену. Красивая русская девушка. Длинная коса, красивые русые волосы, фигура статная.

Дуня росла покорной и молчаливой девушкой. Со всем соглашалась. Слово родителей для нее было – закон.

В первую брачную ночь Федор был страстен. Для молодой неопытной девушки это было пока еще непонятно. Но Дуня ни в чем не перечила мужу.

– Дуняша, вставай,– сказала свекровь рано утром. – Надо еду готовить на весь день.

Семья Васильковых была большая. Два старших брата Федора, Борис и Иван, да две сестры Федора, Мария и Ольга. Пятеро детей в семье Васильковых. Два старших брата были уже женаты и жили тоже с родителями. Их жены Авдотья и Аксинья женщины крупные и слегка грубоватые, но работящие. У каждой было уже по ребенку. Вот в такую семью привел Федор молодую жену.

Стоял Июль – пора сенокоса. Большое хозяйство было у Васильковых. Две коровы, три теленка, овцы, поросята десятка два. А птицы вообще не пересчитать. Здесь и куры, и гуси, и утки, и индюшки. Всех надо было накормить. Дуня с утра до ночи работала. Огород тоже требовал немало сил и заботы.

В летней кухне готовили обед, а потом вся большая дружная семья Васильковых садилась за стол обедать. Ели много. Свекровь варила густые щи или суп куриный, мяса не жалели. А потом на второе кашу, опять же с мясом. К чаю подавались блины или пироги. Мужчины ели с аппетитом. Во главе стола сидел отец Васильковского семейства Назар Петрович. Он смачно чавкал и причмокивал, хлебая щи большой деревянной ложкой. Работали много и ели с аппетитом. Назар был мужчиной угрюмым и малоразговорчивым. Дуня его побаивалась. В доме свекра и свекрови она чувствовала себя неловко. Но старалась во всем угодить родственникам.

Муж общался с Дуней мало. А когда ему разговоры разговаривать. Июль пора знойная, пора сенокоса. На улице стояла невыносимая жара. В полдень ни ветерка, ни дуновения. Одно сплошное марево.

Дуня работала на огороде. Она распрямила упругую спину и посмотрела в сторону дома. На крыльце сидел и крутил в руках папиросу брат Федора Иван. Он внимательно и с интересом посматривал на Дуню.

– Чего тебе,– не удержалась Дуня.

– Ничего. Просто смотрю, как ты работаешь.

– На свою жену смотри ,– строго сказала Дуня.

– А чего мне на нее смотреть, я ее каждую ночь вижу,– рассмеялся Иван.

Дом у Васильковых очень большой. Федору и Дуне отвели комнату на втором этаже. Напротив спальня родителей. А в углу, уровнем выше комната Ивана с женой. Остальные комнаты располагались на первом этаже

Очень тяжело было Дуне привыкнуть к порядкам, заведенным в доме Васильковых . Никто не брал ложку за обедом вперед отца. Дети бегали по двору вечно грязные, ими никто не занимался. Свекровь Дарья Матвеевна относилась к Дуне хорошо. Она была женщиной доброй , сговорчивой. Ладила со всеми снохами. И снохи ее любили и уважали. Дарья Матвеевна никогда не повышала голоса.

– Ишь какие грязные, чертенята. Ну- ка живо на пруд купаться,– пожурила она внуков. – Девки, детей помыли бы,– выговаривала она беззлобно невесткам.

Так прошел год . Все время хлопоты и заботы. Этим летом Дуня родила первенца. Дуня рожала дома. Пришла бабка- повитуха по имени Степанида и приняла роды.

– Мальчишка-то какой у тебя крупный. Как назовете-то,– спросила Степанида.

– Макаром назовем,– сказала свекровь.

У Евдокии хлопот прибавилось. Она долго кормила малыша грудью. Сядет бывало в саду под яблоней и качает его на руках. Не любил Макар в люльке спать. Только на руках.

– Чего ты его с рук не спускаешь. Сидишь, как царица-молодица,– высказывала ей младшая сноха Аксинья.

– Не лезь ты к ней, – одергивала ее Авдотья. Она ночами не спит. Ребенок-то неспокойный, все время орет, как оглашенный. Даже внизу слышно, а ты не слышишь что ли?

– Я все слышу. И не только как дите плачет.

– А чего еще,– усмехнулась Авдотья.

– Много чего слышу,– уклончиво говорила Аксинья.– Слышу, как лаются по ночам с Федором. Она ему в любови отказывает часто,– уже шепотом сплетничала Аксюха.

– А тебе, что за дело. Ты спи по ночам. Видать работаешь мало,– отзывалась Авдотья.

Дуне было неприятно слышать весь этот разговор. Ей было обидно оттого, что женщины говорили о ней так, как будто ее здесь и не было.

Дуня была уже беременна вторым. Федор никак не мог без той самой любови. Не давал Дуне ни ночи покоя.

Через полгода родила Дуня второго сына. Роды снова принимала Степанида.

– Мальчонка-то прям красавец. На тебя, Дунька, похож.

Дуня лежала на кровати еле живая. Роды были сложными. Два дня маялась девка.

С рождением Николая забот у Дуни еще больше прибавилось. Хорошо еще, что помогали подрастающие золовки. Марии было на тот момент уже пятнадцать лет. Она очень любила Дуню и ее ребятишек. Во всем старалась помочь Дуне, все время крутилась около нее.

– Ишь-ты, родню Мария-то признала,– кивала в сторону Марии и Дуни Аксинья.

– Чего ты все время ворчишь на нее?– удивлялась Авдотья.– Хорошая баба. Все время старается угодить во всем. Федора уважает, родителей почитает. Чего вяжешься –то к ней?

– Не нравится она мне. Молчит-то молчит , но как-то уж больно высокомерно.

– Не выдумывай. Просто ты ей завидуешь. Федор любит Дуську. А вот твой Иван тебя вниманием не балует и заботой тоже.

– Не правда это,– возмущалась Аксинья.

Дуся все чаще замечала, что Иван бросает на нее взгляды полные любви и желания.

Дусе было стыдно, она краснела и отворачивалась.

Как-то Дуся на заднем городе полола картошку. Она не заметила, как к ней подошел Иван. Он схватил ее за руку.

– Фу ты, леший, напугал-то как,– вздрогнула и шарахнулась в сторону Евдокия.

– Дуня, приходи ночью на сеновал.

– Эт зачем еше?

– Будто не знаешь зачем?– ехидно улыбался Иван.

– У меня муж есть. Вот скажу ему про твои бессовестные хотелки,– пригрозила Дуня.

– А я не боюсь Федора. Ты мне нравишься очень,– говорил Иван.

– Отстань Иван, а то все Аксютке расскажу.

На этом разговор был окончен. Но Дуня сердцем чувствовала, что ненадолго.

С этих пор она стала сторониться Ивана. Старалась реже встречаться с ним.

Что уж скрывать, Иван нравился Дуне. Федора она терпела изо всех сил, а к Ивану испытывала иные чувства. Когда их глаза встречались, Дуню бросала в жар от его взгляда. Аксинья становилась все злее. Наверное, она о чем-то догадывалась.

– Ты бы приглядывал за своей женой, Федор,– наконец, как-то не выдержала Аксинья.

– А чего такое?

– Да ничего? Просто напоминаю, что жена у тебя есть.

– Я и так знаю. Мне напоминать не надо. Я люблю Дуню, она тоже меня любит. Вон каких сыновей мне родила.

– Дуня, ну люблю я тебя,– говорил в очередной раз Иван.

– Прекрати, Иван,– ответила Дуня, а щеки женщины покрыл румянец.

– Я знаю, что ты ко мне тоже неравнодушна. Приходи ночью на сеновал. Я ждать тебя буду.

Дуня долго сомневалась, а потом все-таки решилась.

– Дуня, любимая моя,– страстно шептал Иван жаркой летней ночью.

– Иван, что же такое творится промеж нас,– плакала Дуня.

– Это любовь, Дунечка.

– Ох, и горька эта любовь. Федор прознает, не сносить нам обоим головы.

Так оно и вышло. Той жаркой летней ночью не спали еще двое: Аксинья и Авдотья.

Аксинья выследила, как Иван, ее муж, и Дуня возвращались украдкой с сеновала. Женщина проснулась внезапно, как от толчка и обнаружила, что мужа нет рядом.

Авдотья не могла уснуть, потому что с вечера голова болела. Авдотья встала воды попить. Так они обе встретились во дворе.

– Аксютка, ни слова никому. Сама поговорю с Дуней,– приказала Авдотья.

– Ага, как же, они будут миловаться, а я молчи. Иван совсем от меня отказался. Два месяца ко мне не прикасается. Злой стал, как кобель.

– А я тебе, говорю, молчи. Не дай Бог свекора узнают, конец тогда, Дуньке.

– Ну и пусть. Будет знать, как чужих мужей уводить.

Дарья Матвеевна поджав губы мыла посуду. Все ее прежнее добродушие исчезло с лица. Назар нервно курил, сидя подле жены на табуретке.

– Убью ее, паскудницу,– решил свекор.

– Да ты что, сдурел что ли?

– А что ты прикажешь теперь делать.

– А ничего. Будем жить, как жили,– вдруг сурово сказала жена. –Всякое в жизни случается. Чай не с чужим, со своим же.

– Вот именно, в семье бардак затеяла, потаскуха,– рычал свекор.

– А я тебе говорю, ничего не надо делать. Дуська девка умная. Она все поймет и сама. А вот Иван перебесится со временем.

– Да как же жить после такого?

– Избу им построим.

– Кому?

– Ивану с Аксиньей.

– А остальные тоже отделиться захотят.

– А пускай отделяются. Им тоже поможем.

Так постепенно распался семейный клан Васильковых. Сначала отстроили небольшой домик Аксинье с Иваном, а потом отселили Бориса с Авдотьей. А Дуня с Федором так и остались при родителях. Федор ничего не узнал про тот случай.

Свекор со свекровью молчали. Авдотья была не из болтливых. Она даже Борьке своему ничего не рассказала. А вот Аксютке свекор пригрозил: «Узнаю, что Федьке рассказала или по деревне трепешь, язык вырву. Ты меня знаешь. И со двора прогоню».

« Дуня, ты женщина умная, береги нашу вторую мать. За старшую здесь остаешься. Дарья Матвеевна от позора тебя уберегла,– тихо напутствовала Евдокию Авдотья перед тем, как уйти в новый дом.– Только три человека в семье знают от кого ты Настю-то родила… Кое-как убедили свекра, что дочь твоя от Федора».