Серенький волчок

Часть первая

И пришла сказка

Баю-баюшки-баю, не ложися на краю.

Придет серенький волчок, он ухватит за бочок…

Русская колыбельная

Со дня похорон Алеши прошла неделя.

Водка не спасала. Следовало напиваться до беспамятства, но пить по-черному Антон не умел и не хотел. Жену было невыносимо жалко: ее распухшее от слез лицо стало неузнаваемым, она плохо что понимала. Лена как сомнамбула бродила по кладбищу вокруг свежей могилки, вечерами садилась в Алешиной комнате, без конца крутила домашнее видео.

Куприны не снимали все подряд, и записей набиралось не очень много: дни рождения, праздники да пара коротеньких фильмов, где уместилась пятилетняя жизнь лежащего на кладбище сына.

Сашенька, младший брат Алеши, был слишком мал, чтобы осознавать происходящее. В три года он больше чувствовал, чем понимал. И он ощущал: в доме поселилось что-то плохое, и это связано с исчезнувшим братом. Но сейчас ему требовалось, чтобы все стало как раньше: пусть мама и папа снова будут веселыми, пусть не забывают о нем; мама должна посадить его на колени и рассказать сказку; нужно, чтобы пришел брат и запустил большую красную машину, в которой лежали кубики.

После похорон заглядывали соседи. Часто приезжал Петр. Галина, его супруга, в первые дни не отходила от Лены. Близких родственников у Куприных не было.

Антон не знал, какому богу молиться, чтобы тот вытащил жену из депрессии. Доктора не помогали, антидепрессанты еще сильнее расстраивали сознание Лены. Соседские бабки-шептуньи, то ли от искреннего сочувствия, то ли от любопытства посмотреть, как живут богатые, приносили травяные настойки, крестились и глазели по сторонам. Антон благодарил, брал зелья, но жене давать их не решался: кто этих бабок знает, чего они намешали туда. Если что-то и поможет – так только время.

Как-то вечером Лена присела у окна. Лил дождь.

– Это серенький волчок… – прошептала она.

– Крольчонок мой… – Антон обнял жену.

Она резко отстранилась.

– Больше никаких крольчат, Тоша! – в ее голосе появилась жесткость. – Есть только серенький волчок!

Антон не понял: или жена заговаривается – или он стал плохо соображать?

– Леночка… Я не знаю, о чем ты…

– Дверь ни при чем. И Алешенька не сам вышел. Это все волчок, серенький волчок. Это он погубил нашего сыночка! До тебя еще не дошло?

Жутко, когда сходит с ума родной человек, страшно слушать, как он бредит с таким видом, словно речь идет о вполне обыденных вещах. Антон бывал в психиатрических клиниках, когда собирал материал для одной из книг о маньяке. Ему показывали потерявших разум. Фактически таковых было мало. Это в фильмах психушки переполнены пророками и жертвами вселенского зла. В реальности основная масса пациентов лечится от других психических расстройств. Можно сказать, почти адекватные личности. Настоящие редкие сумасшедшие лежат в отдельных палатах. Там и контроль другой, и отношение соответствующее. Антона пугали именно такие. В своем безумии они походили на марионеток потусторонних сил.

– Ты думаешь, я спятила? – укоризненно усмехнулась Лена, глядя, как напрягся Антон. Она встала, сжала руку мужа.

– Тоша, ты же писатель, ты должен понять! Давай сопоставим факты, сам убедишься. В конце концов, все логично и объясняется именно этим, а не дурацкими версиями следователя, – Лена печально улыбнулась и добавила, уже тише:

– А если выяснится, что я все-таки… того, что ж… хуже не будет. Попробуй понять! Хотя бы ради Алешеньки!

Антон смотрел на жену: нет, на безумную Лена не похожа. Скорее на человека, который сумел взять под контроль горе и теперь пытается осмыслить случившееся. Пусть выдумывает что угодно, даже бред. Только не депрессия, она хуже всего. Главное – Леночка возвращается к жизни.

Со времени смерти сына Антон выдохся на ноль. Саша и Лена требовали постоянной заботы и внимания. Но все же он кое-как дописывал книгу ночами: сорвать договор с издательством на большую повесть Куприн не мог. С деньгами было ой как не густо. К тому же он понимал: бросить писать, пусть и на короткий период – это смертный приговор. Последние две книги, вопреки его уверенности, не стали бестселлерами и продавались плохо. Фантазия и талант подвели писателя. И даже не они, а некий элемент случайности, для которого в мире литературы тоже есть почетное место.

В чем тут дело – Антон понять не мог. Сюжеты закручены лихо: мистика, убийства, секс и любовь – для тех, кто любит подобное чтиво; и таился в книгах серьезный психологический подтекст – для читателей, требующих в произведении того самого пресловутого искусства. И реклама вышла хорошая. Все зря. До тиража дополнительного дело так и не дошло, до экранизации – тоже.

И теперь почти законченная большая повесть была, как говорят в спорте, решающей попыткой хотя бы удержать рекорд. На мелкие заработки от презентаций, интервью и прочих «встреч с писателем» особо не разживешься, особенно в таком доме. Том самом доме, о котором они мечтали с женой очень давно. Год назад мечта сбылась.

Они начали строиться в уютном поселке на юго-западе области. Хотелось подальше от суеты и цивилизации. Постоянно жить в Москве – с ее пробками, грязной водой и загаженным воздухом – желания не было.

Летом Куприны спасались на даче, пока грезы о загородном доме становились материальными. Антон потратил на его постройку все деньги, накопленные за годы литературных трудов. Шутил, что теперь у них появится собственное имение. К тому же дети. А детям нужен большой уютный дом.

Журналисты обо всем пронюхали, и почти на каждом интервью всплывала эта тема. В бульварных газетенках и в интернете мелькали его портреты вместе с фотографиями стройки: мол, знаменитый писатель готовится стать отшельником, Москва прощается с известным королем мистической литературы и прочая ерунда.

Антон четко разделял личную жизнь и работу, заранее оговаривал перечень тем, на которые говорить публично не хотел. О своих книгах – пожалуйста; о литературе и в общем, и в частности – с удовольствием. А личное – извините. Поэтому однажды он без колебаний согласился на съемки в познавательной программе для подростков, где вопросы задает юное поколение. Оно, это поколение, хотя бы не будет жаждать его крови и пытаться уловить в словах скрытый смысл.

Антону сообщили о дате и времени эфира.

Только в тот день все пошло не так.

С утра у Сашеньки, которому исполнилось полгода, поднялась высокая температура, и он не прекращал плакать. Вызвали «неотложку». Антон уже должен был выезжать на съемки – и вот беда с сыном.

Позвонили знакомому педиатру. Тот посоветовал дождаться «Скорой»: скорее всего, простуда.

Антон схватил сумку.

– Леночка, будем на связи. Если врачи, не дай бог, найдут что-то серьезное – тут же звони. Поедем в больницу к Сергею Павловичу.

Жена ходила по комнате, прижав к себе сына.

– Езжай, Тоша. Мы сами справимся. Ты все равно здесь не поможешь. Мне кажется, я простудила его вчера. Дура, надо было окно закрыть вовремя! Как бы и Алешенька не заболел.

Лена осторожно положила заплаканного Сашу в кресло.

Куприн поцеловал жену.

– Не наговаривай на себя, все будет хорошо. Звони. Хотя, черт, я же на съемках буду, совсем забыл. Ладно. Я сам перезвоню.

За каким-то чертом он поехал по Тверской, и на пересечении с Большой Садовой застрял в пробке. Передача шла в прямом эфире, из студии трезвонили ежеминутно, пока Антон дергался среди ползущих машин.

Он набрал Лену. Жена успокоила его. Врач уже обследовал сына: ничего страшного, всего лишь легкая простуда. Поговорив, Антон облегченно вздохнул: одной проблемой меньше.

На эфир он почти опоздал. А такие манеры были не в его правилах. Антон почувствовал себя виноватым и от этого снова разнервничался. На гримерку времени уже не оставалось, его мазнули кистью на ходу, чтобы лицо не блестело под софитами. Куприн попытался сосредоточиться и сел в кресло перед аудиторией.

Антону приходилось публично общаться с подростками. Задавали они вопросы в основном наивные и типичные для своего возраста: откуда он черпает вдохновение, где берет сюжеты, кем хотел стать в детстве, сколько лет пишет, какой у него распорядок дня и, конечно же, коронный вопрос – как стать писателем?

В этот раз было по-другому. Обычных вопросов задавали мало. Группа ребят в переднем ряду словно сговорилась: дотошно и скрупулезно выясняли гонорары. Куприн дипломатично избегал конкретики. Из разных рядов, как атака, пошли один за другим вопросы о строящемся доме, предполагаемом переезде, о том, как он платит налоги. Спрашивали о совсем личных, даже интимных, сторонах жизни. Например, правда ли, что секс противопоказан творчеству?

– Я уверен: любовь во все времена вдохновляла мужчин на создание прекрасных произведений искусства, – улыбался Антон, а сам думал: что сейчас происходит?

«Это наваждение. Какой возрастной рейтинг у передачи? Сколько лет этим мерзавцам? Я от жизни отстал или это месть редактора за опоздание? И почему ведущая пустила все на самотек и так гаденько улыбается?».

Донимали Антона еще некоторое время. Он вежливо отвечал, а сам украдкой нащупывал в кармане пиджака мобильник. Может, врач ошибся? Вдруг они все-таки поехали в больницу? Скорее бы закончить здесь.

Ведущая, известная журналистка, дамочка с крысиным лицом, спросила: может ли он прямо в студии оценить литературный талант юных дарований и что-нибудь посоветовать? Пришлось согласиться.

– Только сделаем так, – вытянул палец Антон. – Дайте мне что-нибудь коротенькое. Рассказ. Кто-нибудь один. Этого достаточно. Как правило, у начинающих авторов общие ошибки. О них и поговорим.

Ребята подняли листы. Антон обвел взглядом трибуну.

«Вот они – будущие булгаковы и лавкрафты. Кого выбрать? Передних я отсею. – Он улыбнулся: это будет его маленькая месть за некорректные вопросы. – Выберем других. Ага, последний ряд, девушка интересная: очень эффектная блондинка в черном. С такой надеждой заламывает руки, словно это последний шанс. Ее и возьму».

Девушка робко спустилась с трибуны, присела в кресло рядом с Антоном, испуганно глядя на живую легенду. Представилась: зовут ее Катя, шестнадцать лет, пишет с детства, любит природу и животных.

Антону ее лицо показалось смутно знакомым. Может, на каких-то презентациях видел? В издательстве? Нет. Вон, у нее глазик немного косит, он бы запомнил.

Куприн не спросил, откуда она, чтобы не смущать и без того раскрасневшуюся от неловкости юную писательницу. Несмотря на ее стильную одежду, он был убежден, что приехала она из глубинки.

Антон взял у Кати листок. Про себя загадал, что это лирические страдания. Пробежался взглядом по строчкам. Начал читать вслух. Какая-то сказка об умершей или уехавшей куда-то подруге, гармонии души и природы… Белиберда. К тому же настолько бездарно написано, что у Антона родилось подозрение: а не проверяют ли его на вшивость этой подставой? Даже грамматические ошибки проскакивают. В шестнадцать лет любой старшеклассник накалякает лучше. Они это серьезно?

Он взглянул на девушку.

Нет, это не было ни подставой, ни розыгрышем. Она широко раскрыла красивые, с длинными, по всей видимости, настоящими ресницами, глаза и смотрела на него, сдерживая слезы. Антон поежился: этого еще не хватало. Ему стало жаль девчонку.

«А нужна ей правда? Лучше пусть это будет ложь. Та самая ложь, которую называют святой. Кто посмеет меня осудить?».

Куприн кивнул и ободряюще улыбнулся.

– Неплохо, можно сказать, даже перспективно. Талант у вас есть, слово вы чувствуете отлично. Но… практика и еще раз практика. Пишите больше. И больше читайте хорошей литературы!

Он наспех сказал просиявшей от счастья Кате еще несколько вселяющих надежду слов. Следовало закругляться: эфир заканчивался.

После передачи Антон быстро подписал протянутые ему книги, попрощался и вышел из студии. Позвонил Лене.

С сыном все было хорошо. Сашеньке сделали укол. Он успокоился и уснул.

– Ну вот и слава богу. Крольчонок, я уже еду. Целую.

На парковке возле машины Куприн столкнулся с Яной Золотницкой. Это она когда-то написала два сценария к фильмам по его книгам. Еще один сценарий Антон и Яна создали вместе. Золотницкая относилась к женщинам того типа, что одинаково комфортно чувствуют себя и в кругу мечтательных юношей, и в компании солидных мужчин.

– Как эфир?

Антон знал, что спрашивает она не из вежливости, ей действительно интересно. Неожиданно для себя он с раздражением рассказал об эпизоде с Катей.

– Я не могу понять, ведь не ребенок уже! В шестнадцать лет сочинять так нескладно. А писать начала, когда только в школу пошла. Это даже не графомания, это какая-то патология. Да по ней и видно, что больная, да к тому же косоглазая. Ну что мне нужно было сказать? Все равно, чувствую себя дерьмом…

– Анто-он!

Золотницкая охнула, сделала страшные глаза и ткнула пальцем ему за спину. Он быстро обернулся. Возле машины стояла Катя. Она прижимала к груди его книгу. Ударь Куприн девушку ножом, ее взгляд не сказал бы больше: было в нем и удивление, и отчаяние, и такая мука, что Антона кинуло в жар. Так стыдно ему в жизни еще не было.

Он смотрел на Катю и чувствовал себя уже не дерьмом, а убийцей.

Катя попятилась, положила книгу на капот машины – и побежала прочь с парковки.

– Господи, куда мир катится, ей бы от первой любви так страдать! – вздохнула Золотницкая.

Настроение у Антона окончательно испортилось. Он попрощался с Яной и поехал домой.

Первое время оторванность от цивилизации на новом месте была приятна: тишина, сладкий воздух, березки, пруд – все стало реальностью. Но потом замелькали тревожные мысли. А стоило ли забираться так далеко от Москвы? А вдруг срочно понадобится врач? Звонить местным коновалам? А подрастут дети – в какую школу их отправлять? Опять в Москве покупать жилье? Может, действительно стоило приобрести не очень большой готовый дом в ближнем Подмосковье? Или построить. Лена предлагала такой вариант. Но ему захотелось хорошей экологии, подальше от мирской суеты в большом имении. И вот – получай, что хотел. Здесь им предстояло обосноваться крепко и надолго. Быть может, навсегда. Квартира продана. Дача тоже. Пути назад не было.

Куприн отмахивался от пугающих мыслей. Он закончит книгу, продаст права на экранизацию. Деньги появятся. И все встанет на свои места. Да и поселок в стратегическом отношении перспективный: Москва, поговаривают, поползет на юго-запад.

Новоселье справляли тесным кругом: ждали только друзей – Петра и Галину. Погода была теплой, и стол решили накрыть на террасе.

Не успели постелить скатерть, как приехали гости. Галина торжественно вытащила из багажника корзинку с пушистым рыжим котенком.

Петр не церемонился.

– Получай, дружище, владей и радуйся!

Он развернул черный бархат и протянул новоселу длинный чехол.

– Петро, неужели он самый? – Антон с восхищением взял подарок.

Галина опередила мужа с ответом. Покрутила пальцем у виска.

– Ленка, нет, ну ты скажи, нормально это? Ружье дарить?

Лена бегала от детей к гостям и обратно, но момент вручения подарка мужу застала. Она закатила глаза и пожала плечами.

– Мужчины всегда остаются охотниками, даже писатели. Это у них атавизм пещерный такой, – она скорчила рожицу и показала мужу язык.

– Женщины, ну что бы вы понимали! – деланно возмутился Петр. – Галкин котенок лучше? Забрались в глухомань, живете без охраны. Хоть решетки на окна догадались поставить. А ружье – оно и в Африке ружье. Точнее карабин «Вепрь»! С ним спокойнее. Правда, Антоха?

– Пойдем, подруга, в детскую, а эту малышню оставим здесь, – Галина презрительно фыркнула, сняла с плеча фотоаппарат; они забрали корзинку с котенком и, подтрунивая над мужьями, удалились.

Антон кивал, поддакивал, а сам слушал шуточную перепалку вполуха. Он с недавних пор подумывал о таком оружии. Не для защиты, нет. В кого стрелять? В местных алкоголиков? Карабином просто хотелось владеть. Знать, что у тебя есть эта вещь. Тем более выглядел он очень эффектно – как настоящий автомат, особенно если разложить приклад.

– Спасибо, Петро! – Антон крепко обнял друга.

– Антоха, давай по пивку, пока девчонки ребят займут, на стол накроют. Заодно про регистрацию ствола объясню.

Антон взял карабин, и друзья отправились на кухню.

– Тошенька, ты слышишь меня?

Антон очнулся и понял, что жена давно пытается достучаться до него. А он провалился в воспоминания.

Лена поставила турку со сваренным кофе на столик. Поцеловала мужа.

– Твой любимый, четыре ложки, с корицей.

Он обнял жену, уткнулся лицом ей в живот.

Поверить в то, что доказывала Лена, невозможно. А говорила она вещи жуткие в своей запредельности. И дело не только в мифическом сером волчке. Слушать ее – означало опять погрузиться в прежний кошмар. Где взять силы?

Он закрыл глаза, и страшные воспоминания снова захватили его…

Было раздирающе больно. Антон оцепенело стоял возле густых зарослей осоки. Вчера здесь, именно в этом месте, они устроили пикник. Алешка ловил сачком бабочек, смеялся, толкал в бок Сашу, как на перину, падал в густые травы, а потом сидел на пледе и пускал через соломинку пузыри в бутылку с соком. Трава до сих пор смята, вчера они затеяли шуточную борьбу. А сейчас…

А сейчас Алеша лежал на спине. Разорванное горло… Рана в боку… Кровь! Много крови…

– Да накройте вы тело! – скомандовал кто-то.

Антон начал терять сознание, но успел схватиться за ветку. Один из медиков поднес к его носу ватку с нашатырем. Он опустился на землю.

– Пустите меня! – услышал Куприн голос жены. Хотел встать и остановить ее, но опоздал, и его самого остановил нечеловеческий крик.

Страшная весть разлетелась быстро. Возле дома собирались кучки поселковых жителей. Появились столичные журналисты. Полиция разгоняла народ, но зеваки уходили неохотно.

Версию о взломе и похищении сыщики сразу отвергли, осмотрев окна, двери и замки. А супруги и сами подтвердили, что ребенок мог выйти из дома без чьей-либо помощи.

– Вы запираете входную дверь на ключ? А калитку в воротах – тоже на ключ? – следователь Гришин говорил тихо, но твердо. Даже у него, опытного майора, зубы скрипели, когда он думал о трупе в лесу. Человек такого не сотворит. Тело могло быть растерзано зверем. Но настолько лютого зверья, чтобы на мальчишку напасть, пусть даже маленького, здесь давно не водилось. Скорее всего – грызуны. Майору приходилось видеть тела, объеденные крысами. Иногда стая жрет так, что множество мелких укусов напоминают одну большую рану, словно от крупного хищника. При первичном осмотре легко спутать.

Есть ли вероятность, что мальчик был уже мертв на момент получения ран? Вряд ли. Слишком много крови. Что же выходит: как в средневековье, крысы нападают на людей? Бред! Нужно дождаться заключения экспертизы. Вдруг и впрямь зверюга завелась в лесу.

Интуиция подсказывала Гришину: дело будет очень проблемным. А еще следы на месте преступления: там явно топтался кто-то. Криминалисты скажут более конкретно. Но что труднее всего будет установить – как ребенок оказался в лесу. Кто-то заманил? И самый главный вопрос: кто убил? Не дай бог, если все же маньяк какой объявился. Только этого не хватало. И так в последнее время журналюги сводят людей с ума выдуманными и невыдуманными историями про педофилов-убийц. И вот теперь здесь, с этим писателем. Какой черт занес их в такую глухомань? Рублевки им уже мало. Почему не поставили в дом камеры слежения, сигнализацию? Это многое бы прояснило.

Антон и следователь сидели в гостиной. Галина дала Лене ударную дозу снотворного и увела в спальню. Наверху, в комнате Алеши, работала следственная группа. Во дворе что-то вымеряли и фотографировали.

– Значит, вы утверждаете, что ваш сын мог самостоятельно открыть двери?

Гришин терпеливо смотрел на писателя. А Куприн вспомнил о двух странных случаях. Первый произошел еще в квартире, в Москве. Второй – уже в доме.

Однажды ночью Антон встал выпить воды. Возвращаясь в спальню, заглянул к сыну и вздрогнул: Алеша стоял посреди комнаты, лицом к окну. Стоял неподвижно. Глаза были открыты. Белая пижама ярко вырисовывалась в свете луны.

Антон тихо вошел в комнату, прикоснулся к плечу мальчика.

– Алеша!

Ребенок очнулся. Испуганно посмотрел на него и протянул руки.

– Папа!

– Ты чего, Алешенька? Спать не хочешь? Пойдешь к маме и папе? Да? Вот и хорошо.

Он отнес сына в спальню. Осторожно, чтобы не разбудить жену, положил рядом. Задумался.

Что это было? Лунатизм? Не стоит сразу паниковать. Вчера они долго гуляли в развлекательном комплексе. Алеша ни на минуту не приседал. Да еще эти аниматоры, собравшие возле себя кучу ребят. Масса впечатлений. Полуторагодовалому ребенку этого хватило. И укладывали они с женой его долго. Алеша капризничал и никак не хотел засыпать. Видимо, перевозбужденная психика и подняла сына посреди ночи.

Утром, опасаясь волновать беременную жену, он сказал, что Алеша просто захотел к ним.

Второй случай произошел спустя неделю после переезда.

Тогда, к ночи, погода испортилась. Налетел ветер, пошел дождь. Лена укладывала детей. Антон ждал ее в своем кабинете. Новая книга была закончена, и это следовало отметить.

Он налил шампанское, зажег свечи. Подумал о жене.

За шесть лет в браке их отношения не заросли рутиной и бытом. Леночка молодец. Конечно, это в основном ее заслуга. Он ежедневно по семь часов сидит за компьютером. А на ней дети, дом, кухня, стирка и куча других дел. Даже успевает какие-то книжки по эзотерике изучать.

Еще когда не было детей, он предложил нанять домработницу. Лена категорически отказалась. Ей нравилось делать все самой. Ежедневные заботы она умудрялась превращать в творческий процесс. К этому тоже нужен талант. Ничего общего с типичными домохозяйками или светскими прожигательницами денег, за которыми прочно закрепляется эпитет «жена такого-то».

Открылась дверь, вошла Лена. Русые волосы распущены. Натуральная блондинка, она и косметикой пользовалась неохотно. А сейчас в своей естественности выглядела особенно очаровательно. Красный полупрозрачный пеньюар, черные кружевные трусики и узенький бюстгальтер. Босая. При свечах она была похожа на фею. Если только бывают такие сексуальные феи.

Антон отложил распечатанные листы.

– Ты думаешь, я смогу сейчас спокойно читать? – улыбнулся он, касаясь рукой мягких локонов.

– Тоша, не будем нарушать традицию, – Лена юркнула в кресло и скрестила ноги. – Сначала роман, – глаза ее искрились.

– Истязательница! – воздохнул он и взял лист.

Так уж повелось у них, что последние страницы законченной книги, прежде чем отдать ее в издательство, обязательно прочитывались супругами в торжественной обстановке.

Антон протянул жене шампанское, взял свой бокал.

– Свершилось! – потряс он листами.

– Свершилось! – таинственным шепотом повторила Лена, и они рассмеялись.

Антон дочитал почти до конца. Осталось несколько строк.

Лена вдруг насторожилась и подняла руку. Антон замолчал.

– Тоша, ты слышишь?

Он уловил звук. В холле. Дождь снова ударил в окно – и на секунду стало тихо.

– Алеша! – Лена бросилась из комнаты. Он – за ней. Кабинет Антона примыкал к холлу и располагался особняком: чтобы ничто не отвлекало от работы.

Массивная входная дверь дома была распахнута. На террасе, за проемом, стоял Алеша. Обернувшись к родителям, он заплакал. Антону на мгновение представилась какая-то чертовщина. В белесом свете фонарей сынишка походил на маленькое привидение. Но вот Лена подхватила малыша, и он уткнулся ей в плечо.

Она захлопнула дверь. Обернулась к мужу.

– Я же закрывала замок! Как он достал до ключа?

Антон обнял их. Поцеловал сына.

– Ну и напугал ты нас, разбойник! Скажи, как ты открыл дверь?

Лена покачала головой.

– Нет, не сейчас. Он и так напуган. Это все погода. Отнесу его к нам.

Жена отправилась в спальню.

Антон подошел ко входной двери. Осмотрел ее.

Неужели четырехлетний сын смог дотянуться до ключа? Замок достаточно высоко. Чтобы открыть его, Алеша, видимо, встал на цыпочки. А потом повернул ручку. Черт! Нужно вытаскивать ключ. Да и сам замок надо было ставить выше. Но кто же знал…

Антон открыл дверь. Шагнул на террасу. Рвался ветер, и шумел дождь. Свет фонарей на невысоких колоннах у стены доставал до нижних ступеней лестницы. Примыкающая к ним дорожка и все вокруг скрывалось во мраке. Свет создавал границу, и дом был надежным бастионом посреди темного природного хаоса.

Куприн включил освещение на всем участке, и ему стало спокойнее.

«Надо завести сторожевую собаку, – подумал он, закрывая дверь. – Но что происходит с сыном? Повторяется случай в квартире? Как давно это было. Может, всему причиной переезд? Все-таки нужно показать Алешу невропатологу. Так и до лунатизма недалеко».

Он зашел в кабинет, потушил свечи. Поднялся в спальню.

Алеша спал, свернувшись клубочком. Лена сидела рядом. Покачиваясь, напевала:

Баю-баюшки-баю,

не ложися на краю.

Придет серенький волчок.

Он ухватит за бочок.

Лена часто пела детям колыбельные. Но эта песня была особой. Жена хвалилась, что сегодня никто не знает текста полностью, а вот она помнит. Когда у нее брали интервью из журнала «Наши любимые», она даже упомянула об этом специально.

И утащит во лесок,

под ракитовый кусток.

Эта добрая детская песенка вдруг показалась Антону не такой уж невинной.

К нам, волчок, не ходи,

и Алешу не буди.

Осмотр у невропатолога не дал однозначного ответа. Приступы лунатизма, как объяснил доктор, не так редки среди маленьких детей. Но со временем они проходят. Скорее всего, это была реакция на стресс после переезда. Мальчик очень активный. Нужно занимать ребенка подвижными играми.

По строгой договоренности супруги перестали оставлять ключ в замке входной двери. Ночных происшествий больше не было.

Все эти подробности Антон вспоминал уже сейчас, когда жена рассказала ему о сером волчке. А тогда, после вопроса следователя, мог ли ребенок самостоятельно открыть двери, перед глазами возникли только два видения: Алеша ночью посреди своей комнаты и Алеша на террасе.

Антон кивнул и опустил голову.

– Мог. Поэтому мы вынимали ключ из двери. Он лежал в вазе на столике… должен был лежать… Это мы виноваты.

Далее стали выясняться странности. Даже без маньяка выходила жуткая история.

Майор Гришин понял, что мальчик, скорее всего, был лунатиком. На ключе от дома обнаружились отпечатки его пальцев. Следовательно, он самостоятельно открыл входную дверь. Смазанные следы нашлись на засове калитки и очень четкие – на ее нижнем торце. Выходит, что до засова ребенок дотянулся кое-как. А потянул на себя калитку он уже за торец.

Гришин вздохнул. Что за родители! Преступная беспечность. На их месте он приковал бы ребенка-лунатика наручниками к кровати, лишь бы ничего не случилось. Впрочем, знать бы, где упасть…

Но эти детали не добавляли к делу ничего существенного. А вот остальное было хуже.

Судя по составу частиц грязи на босых ногах, а также по следам на земле, мальчик сам прошагал весь путь от дома до леса. А это без малого километр. Кто или что могло завлечь ребенка ночью в лес? Хотя хождение во сне мотивировок не требует. Бывали ведь случаи, когда лунатики балансировали на краю крыши, двигались по карнизам. Как мальчуган оказался в лесу – конечно, важно. Но есть и другие вопросы.

Криминалисты выяснили: ребенок убит на месте, где обнаружили тело. Медэкспертиза установила, что смерть наступила примерно в два часа ночи в результате полученных травм – тех самых укусов, которые принадлежали вовсе не лесным грызунам, а волку. Волку обыкновенному серому, если быть точнее. И чертовски крупному. По отметинам на ранах вес зверюги выходил около восьмидесяти килограммов. А это много для местных волков, очень много, водись они до сих пор в здешних местах.

Нашли на теле и несколько волосков волчьей шерсти.

Поговорив с экспертами, Гришин задумался: вот такое простое трагическое происшествие? Страшная, но все-таки случайность? Тем не менее следовало проверить все досконально.

Осторожно отработали версию с причастностью родителей и друзей. Не складывалось. Опросили соседей, местных бомжей. Никто ничего не видел. Поселок по форме представлял собой сильно вытянутый с одного конца треугольник. Дом писателя находился в самом углу этой фигуры, другими словами, стоял на отшибе. Местные, хоть и любили, как это водится в деревнях и поселках, интересоваться чужими делами, но к Куприным не лезли: глазели со стороны.

А с проклятым волком были еще неясности: на теле следы звериных клыков есть, но в ранах не обнаружили частиц волчьей слюны. Как такое возможно? На земле возле кустов различимы следы ребенка, а рядом – следы волчьих задних лап, словно зверь на двух ногах передвигался.

Гришин сидел у себя в кабинете, смотрел на папку с делом и смолил одну за другой сигареты: чертовщина какая-то, впору подумать про оборотня! Может, и действительно что-то такое существует. Не зря же эти байки испокон веков мусолят. Но хорошо, что никто не знает, о чем он сейчас размышляет. Иначе списали бы его со службы за такие версии, и вместо своей конторы числился бы он в другом заведении: с решетками на окнах и людьми в белых халатах.

Майор раздавил окурок в пепельнице. В жопу такие мысли! Оборотня в качестве подозреваемого не привлечешь. Нужно искать конкретного зверюгу, который объявился в здешних краях. Подключить зоотехников и местного егеря. Дать ребятам команду проверить все зоопарки и цирки – может, и сбежал какой хищник. Найти всех частных владельцев волков по области.

Антон уже сомневался: радоваться, что жена вышла из депрессии, или пугаться? Похоже, рассудок у Леночки был-таки помутнен. Мысли о гибели сына она поведала спокойным тоном, словно для нее все давно стало ясным, и следовало только открыть мужу глаза.

Он решил: если жена действительно не в себе – возражать бесполезно. Пусть расскажет. Куприн знал: в безумии бывает логика. Иногда, следуя ей, человек изживает сумасшествие.

Антону вспомнился знакомый психиатр, Макаров. Заведовал тот элитной клиникой и был главврачом. Однажды Макаров за рюмкой коньяка поведал интересную историю из практики.

Поступил к ним парень по имени Витя. А случилось вот что. Бедняга в один прекрасный день решил, что обретет спокойствие, если только убьет шесть тысяч шестьсот шестьдесят шесть мух. Начал он в квартире. Потом возле мусорных контейнеров в ближайших дворах. А продолжил в больничной палате, куда его доставил отец после того, как Витя решил половить мух в офисе папы, когда тот принимал французских партнеров по бизнесу.

Витя шнырял по коридорам клиники, на прогулках ловил руками воздух, устраивал засады в туалете. В неудачные дни охоты он становился буйным. Зимние периоды были для него катастрофой. Лечение не помогало, и хоть парень осознавал абсурдность навязчивой идеи – поделать с собой ничего не мог. В остальном это был вполне адекватный молодой человек. Главврач строго-настрого запретил медсестрам и санитарам трогать пластиковые баночки с пойманными мухами в тумбочке парня. Даже распорядился, во избежание вандализма со стороны соседей из других палат, поставить на дверцу тумбочки маленький замок, один ключ оставил себе, другой – отдал мухолову. Требовалось понять, что произойдет, когда тот выполнит свою миссию. На это Вите понадобилось два года и четыре месяца.