Странная Алиса

Часто люди считают, что таких людей как этот человек следует очень сурово наказать, если вообще не убить. Нередко люди хотят, он также помучился и испытал то же, что испытал тот, кто попал к нему в руки. Некоторые желают чтобы он помучился еще больше, и сильнее, кто-то вообще хочет просто раздавить такого человека, уничтожить его, желая, чтобы он мучился всю жизнь, поэтому многие и придумывают разные жестокости. Но мне кажется, все это не поможет человеку, от того, что он будет мучиться всю жизнь, легче никому не станет. Да, тому человеку, который от него пострадал будет лучше на какое-то время, так как чаша весов уравняется, и ему станет немного легче, что его обидчику так же плохо сейчас как было ему; особенно человеку станет приятно, если теперь ему хорошо, а тому плохо и он будет долго мучиться. Но все равно это ничего не изменит, ты просто в отместку испортишь полностью жизнь человеку. Конечно, человек должен за это понести наказание, это справедливо и за серьезное преступление, действительно, должно быть соответствующее серьезное наказание, но оно не должно раздавить человека, лишив его возможности многое исправить в своей жизни. Наоборот, этот человек, будучи в тюрьме может полностью раскаяться в своих поступках, мысленно попросить у своих жертв прощение, и он может, например, стать в тюрьме заведующим библиотекой, и он сможет снова стать Человеком, вернуть его утраченный облик.

Зло всегда стремится к тому, чтобы умножиться, если я буду его ненавидеть, во мне возникнет желание сделать себя более несчастной, а значит я могу к тому же начать говорить неправду и буду искать случай, чтобы нанести вред этому человеку и причем как можно больше, и тогда ему будет только хуже. И мне как-то не хотелось этого, сознавая, что в его жизни есть сильная боль, мне было жалко его, мне хотелось чтобы ее не было. И я поняла, что все, что могу сейчас сделать – это простить его, не желать зла ему в ответ.

Я приехала на свою станцию Батрудово. До дома было довольно далеко, на такси у меня не было денег, поэтому все что мне оставалось – это идти пешком. Уже была ночь, вокруг не было ни души, что меня немного пугало, так как ничто не мешало какому-нибудь злоумышленнику на меня напасть, но в то же время я была недалеко от своего дома, что вселяло в меня некоторое спокойствие. Дорога до дома заняла у меня где-то полтора часа, изредка мимо меня проносились машины, от чего я вздрагивала, так как сейчас боялась каждого шороха.

Придя домой я сразу же легла спать, мне все равно было довольно тяжело, я чувствовала себя пришибленной. На следующий день я проснулась довольно поздно, около двенадцати, и мне даже вовсе не хотелось вставать с кровати. За окном уже светило солнце, день был в самом разгаре. Я чувствовала себя разбитой и какой-то очень немощной, будто из меня выжали все соки, поэтому я довольно вяло встала с кровати и побрела на кухню. За окном был ясный день, но он как-то параллельно шел мимо меня.

Трудно мне было забыть, я все еще отчетливо ощущала на себе, как грубая волосатая рука коварно бродит по мне, я чувствую его цепкое прикосновение, и кажется буду помнить всегда, оно что-то зловещее источает из себя. Скорее всего надолго, если не навсегда, впечатается в меня, тот момент, когда он коснулся меня ТАМ, и мне очень трудно было с этим свыкнуться. Каждый раз, когда я вспоминала этот случай, у меня появлялись слезы, мне хотелось вернуться туда и сделать так, чтобы хотя бы этого он не сделал, и плачу каждый раз, когда снова понимаю, что это произошло, и всякий раз мне вспоминается то ощущение, что во мне было в тот момент; оно приоткрывает в себе что-то, и, возможно, я не забуду его, как запах смерти, таящий в себе нечто мистическое, приоткрывающий зловещую таинственную сущность смерти, чувствуя его, ты прикасаешься к ней самой, отчасти входишь в нее. Особенно его огненные глаза, которые так смотрели на меня, будто он вот вот, словно тигр собирался на меня прыгнуть и уже готовился к прыжку.

Целый день я была вялой, лишь только под вечер мне стало легче, я вышла на улицу, когда вечернее солнце медленно и спокойно пробегалось по кустам. В траве ровно трепетали цикады и солнце было уже довольно близко к горизонту, но светило еще довольно ярко, но уже не жглось как днем, а все вокруг медленно и благоговейно затихало, будто уже ожидая заката, который должен быть через пару часов. Прохладный ветерок дунул на секунду, а затем снова исчез, будто дунул случайно, и, извинившись, понял, что ошибся и ушел обратно. А когда солнце стало садиться, роса потрепала траву и стала от нее подниматься сырая освежающая прохлада, завершающая этот день.

А на следующий день я проснулась уже гораздо раньше, чем вчера и почувствовала небольшую боль в горле. Я сначала подумала, что может она пройдет за день, и не придала ей значения, но она становилась все сильнее и сильнее, отчего мне стало не по себе. А ночью, когда я легла спать у меня сильно поднялась температура. Я лежала в кровати, словно полено в печи, и жар меня лизал как пламя, какие-то спутанные мысли все были у меня, я думала о чем-то, что казалось мне тогда абсолютно здравым, хотя придя в себя я сочла бы это за бред, словом я пребывала в нем, порою я не совсем отчетливо понимала где я нахожусь, все расплывалось предо мною. Я спустилась на первый этаж и померила температуру, оказалось, что у меня 39, 5. Если бы я не была в таком состоянии, я бы сильно испугалась, но сейчас мне трудно было что-то воспринимать, мне казалось, что это все происходит не со мной, поэтому я убрала градусник и пошла обратно наверх.

Я очень боялась того, что со мной произошло, я не хотела никому об этом рассказывать, очень не хотелось бы, чтобы кто-то узнал об этом, я желала сохранить это в тайне. Пройдет какое-то время и я забуду об этом происшествии, оно утихнет во мне и снова жизнь станет прежней, я верю, что оно изгладится, и я снова буду жить прежней жизнью, вновь стану как ни в чем не бывало радоваться утреннему солнцу, подойдя в пижаме к окошку и воздев к нему руки.

А сейчас я лежала с температурой, она не спадала полностью, была около 37, 6, правда бывало такое, что вечером мне становилось легче, и я выходила на залитую, словно каток солнцем небольшую полянку на своем участке, тогда я даже на несколько минут не чувствовала жара, и мне казалось, будто я совсем здорова, словно болезнь оставила меня, отлетела и больше ко мне не вернется; но когда заходило солнце, мои щеки и уши вновь начинали гореть, и я падала на кровать и не могла потом встать. Где-то через неделю я выздоровела совсем.

Я проснулась утром с чувством легкости и свежести, мне показалось, будто я переродилась заново, будто что-то воскресло во мне. Странно, теперь я как-то по особенному удивленно и с радостью воспринимала свой дом, участок окружающий его, будто до этого не видела его никогда. Я потрогала дверной косяк и так рада была тому, что его вижу, что могу его потрогать. Я распахнула дверь и вышла на улицу, было утреннее ясное небо, так тихо и будто ни в чем не бывало сиявшее надо мною, листья лишь слегка шелестели возле забора. Странно, будто я оказалась на новом месте и вижу все впервые. Все то, что было ушло, оставило меня, осталось где-то вдалеке, позади; и как-то по-новому я восприняла ту же лужайку, она явилась в другом виде и в другом свете, нежели когда я сидела на ней с температурой, хоть в тот момент мне было и легче, но сейчас я вспоминала себя в том состоянии и радостно сознавала, что вышла из него, будто из какой-то пещеры, тогда я увидела свет наверху, но пещера пока не заканчивалась, мрак был еще впереди. Но теперь я из него выбралась и я глядела на эту лужайку, отстраненно издалека видя то состояние, в каком была несколько дней назад. А солнце все мирно и спокойно и так светло сияло утром, а наверху огромная бездонная синева.

Только что мне сказать, когда меня спросят, куда пропал велосипед?