Дорога в Нерюнгри

Ваня щупал и щупал, пока в области кровати не нащупал чье-то плечо. Кажется. Глаза стали привыкать к темноте, и он увидел, как на него поднялись два глаза, отражавшие свет Луны – другого света нет. Забавно, что луна одновременно и имя собственное, и имя и нарицательное. Смотря как применять это слово. Смотря как применять слово любовь.

Оля молчала – мать будить нельзя – и смотрела на Ваню широко закрытыми глазами.

– Ты слышишь меня? Я хочу тебя, – шептал Ваня.

– Только сегодня? – раздался голос из темноты.

– Не знаю, – запинался Ваня. – Но хочу!

– И что?

Ваня толкнул Олю в сторону стены, и следом навис над ней. Оля не стала пытаться кричать, хоть Ваня и закрыл ей рот ладонью, отчего стало страшно. Он расстегнул на джинсах пуговицу, а затем молнию.

– Хочешь меня?

Оля молчала, а Ваня продолжал. Ткань скользила по коже бедер. Бедер, которые не были предназначены для этого, а кожа так нежна. Нежна, как эта ночь, скрывающая всю боль мира. Ночь есть, а звезд нет. Джинсы скользили, а Ольга молчала, и лишь смотрела на Ваню. Смотрела прямо и сильно, не отрывая взгляда, а значит и души не открепляя от души его.

Толстые полотна упали на дерево, а руки Вани поползли под одежду, прикрывавшую второй размер груди. Слой за слоем – все упало, оголив светло-коричневые соски. Оля молчала. Распластавшись по сторонам, железы манили и сияли даже в темноте. Язык скользил от краев к соскам. Оля молчала, смотря уже на затылок. Нет возбуждения, нет никаких чувств. Только ступор. Она раздвинула ноги, и с них соскользнул хлопок, оголяя самое сокровенное. Ольга почувствовала, как в ней оказались сразу два пальца, но она не испытала ничего, кроме раздражения. Просто что-то воткнулось в мясо. Мало смазки? Мало чувств. Естество скользило по верхней части влагалища, что-то отыскивая. Что может найти пьяный? "Я – женщина, и я знаю, где удовольствие". Ваня, раздевшись, проник в нее, и толчками доставил себя до ее матки. Но Оля по-прежнему молчала.

Что-то капало вниз по ляжкам, и словно застывало где-то посреди. Оля встала, попыталась найти джинсы, чтобы уйти в душ и отмыть от себя всю скверну. Там же у нее были припрятаны все таблетки, которые женщины применяют в данных ситуациях.

Кровь рожденных разливалась по полам коммуналок, а кровь нерожденных – по коже женщин. Белые круги утонули в желудке, и убили через несколько часов тех, кто что-то мог. Кровь в сознании лилась с поверхности полушарий мозга вниз на глаза. Много крови.

***

Оля зашла в комнату и увидела то, что не ожидала увидеть. В свете утренних лучей, неаккуратно разрезавших пространство, она увидела висящее под потолком тело матери. Петля короткая, но основательная – именно та, что нужна. Штанины едва мокрые – моча, которая разливается из-за расслабленных мышц таза, уже подсохла. Что здесь произошло? Мать, не вытерпев головной боли и окружающего ада, покончила с собой. Ноги неподвижно висели в сантиметрах от пола.

Оля села на кровать, разглядывая тело той, что когда-то ее породила. Свои мысли? Свои переживания? Сейчас это все пылало безвозвратно. Словно тело, подвешенное под лампой, светило вместо нее. Светило вместо лампы.

Кровь лилась по полам коммуналок, сверкающие зубы демонов смыкались, перемалывая жизни пьющих. Отец еще не проснулся – у него все стабильно. А мать висит под потолком. Висит и даже не качается.

Оля смотрела на тело, мысленно его обмывая. Часть тела за частью, капля за каплей. Вода текла по ногам, как моча несколько часов назад. И как изысканно? Повесилась на самом проводе, намотав на него бельевую веревку, которую, видимо, припрятала.