Мой небесный друг

И, отстранив подальше от себя, понизит в званье.

А дальше – больше. Государыня Люй с Сяо Хэ вместе

Придумала коварный план, расправиться со мною,

Оклеветав меня. Царь ей поверил, и судьбою

Так стала моя гибель, меня казнили на месте.

И как мятежника меня за это осудили,

Не пожалели даже полководческого дара,

И даже род мой в поколеньях трёх весь истребили.

На мне вины нет, и за что жестокая мне кара?

Уж триста лет душит меня в аду эта обида,

Прошу, Владыка, всё исправить судом, справедливый,

Никак от прошлого картин не избавляюсь вида,

От этого бываю я всегда нетерпеливым».

– «Уж если ты действительно воякой бывал смелым,

О бунте же не мыслил, выгоды не искал где-то,

То почему никто не мог дать доброго совета

Тебе, чтоб ты мог казни избежать ходом, умелым?

Тебя так просто обманули и оклеветали,

Как будто не в своём уме тогда ты был, а где-то,

И взяли просто, будто бы младенца спеленали,

И на кого намерен жаловаться ты за это»?

– «На полководца Куай Туна, – тот сказал угрюмо, -

Он меня предал». Сыма сразу же распорядился

Позвать того, как только Куай Тун там появился,

Спросил его владыка: «Скажи нам, о чём ты думал?

Хань Синь сказал, что был ты с ним, а что потом случилось?

Ты с полдороги убежал, долг свой не выполняя»?

Сказал тот: «Всё не так! Картина была там иная,

И всё совсем не так, как говорит он, получилось.

Дело не в том, что я на полпути его оставил,

А в том, что он не слушал моего совета,

Свои он мненья и решенья выше других ставил,

На вызов не всегда найти мог нужного ответа.

Когда Хань Синь прогнал из княжества Ци Тянь Гуана,

То я послал в Лоян (25) Лю Бану сразу же прошенье,

Где требовал ему дать титул князя без обмана,

Но ханьский царь разгневался, не дал своё решенье.

Он закричал: «Ублюдок! Он стать князем уж мечтает,

Когда Чу не повержена в прах. О себе печётся,

Не доведя сраженье до конца, лавры желает

Уж получить, мне с таким трудно в будущем придётся».

В то время Чжан Цзыфан был сзади и шепнул на ухо:

– «Мой государь, когда берёшь кого-то в услуженье,

О крупном помни, к мелочам имей пренебреженье,

Дай, что он просит, и не отдавайся спорам, слухам».

Сказал царь: «Истинный муж титул, настоящий, носит,

А не поддельный»! Приказал составить тут бумагу,

Чтобы ему титул князя всех Трёх Ци (26) дать за отвагу,

Добавил окруженью: «Герой титулов не просит».

Я понял, что к Хань Синю царь отнёсся с подозреньем,

И что когда-нибудь ему припомнит это мненье,

Тогда и сделал я Хань Синю то предупрежденье,

Чтоб он против Лю Бан срочно начал выступленье,

Соединившись с Чу, империю бы на три части

Смог разделить, и сам в одной бы части там остался,

Тогда реальная была бы сила в его власти,

Тогда бы только за себя в бою б он мог сражаться».

Но он сказал: «Когда я принял войско у Лю Бана,

Друг другу дали клятву мы не предавать друг друга,

Поэтому хочу вести дела с ним без обмана.

Хотя и ненавижу его подлую супругу.

Я убедить его раз множество ещё пытался,

И говорил, что на его разумность уповаю,

Но он на уговоры никакие не поддался,

Сказал, что на предательство его я подбиваю.

Расправы испугавшись, сделал вид, что не в себе я,

В места, родные, убежал, и там я схоронился,

Когда Хань Синь Чу разгромил, уже войск не имея,

Стряслась беда, но уже поздно спохватился».

Сыма после рассказа тут к Хань Синю обратился:

– «Ты не послушался Куай Туна, в чём причина?

Если б послушался, то, может быт, бы сохранился,

То стал царём бы, и над царством Трёх Ци господином».

Ответил тот: «Мне нагадал маг Сюй Фу предсказанье,

Что проживу всего я семьдесят два полных года,

И буду в славе жить, в почёте у всего народа,

Вот почему я не поднял против царя восстанье.

Мог ли предполагать я, что погибну рано?

Мне тридцать два лишь года было, и меня убили».

Тут Сыма приказал Сюй Фу искать всем неустанно,

Его быстро нашли и к судье препроводили.

Сказал ему он? «Ты предрёк Хань Синю жизнь, благую,

Но тридцать два года прожил он и погиб в несчастье,

А должен был до старости жить, быть приласкан властью,

Так почему ты лживо предсказал судьбу, такую?

В погоне за деньгами головы морочишь людям,

Волшбу творишь ты всуе, о судьбе доброй вещаешь,

Но сам то ты не знаешь то, что в будущем всем будет,

Ведёшь себя ты мерзко, очень мерзко поступаешь»!

Гадатель вскрикнул: «Выслушай меня владыка Яньло!

Пойми одну пословицу, прежде чем возмущаться:

«Людей жизнь может продолжаться, может и прерваться».

Зависит всё от жизни их, как не звучало б странно.

Поэтому предсказывать судьбу всем трудно магам,

Хань Синь жить должен долго был – гаданье показало –

Дожить до лет семидесяти двух, но прожил мало,

Он многих убивал, сражаясь на полях под стягом.

Что скрытым его всем достоинствам и повредило,

И годы пресеклись его, его путь был не гибким,

И не ценил он благодать, то, что его убило,

Владыка, а в моём гаданье не было ошибки».

– «Каким же образом вредил себе он, расскажи-ка,

Что он такое делал, что ему жизнь сокращало?

И почему он мало жил», – спросил его владыка.

Сказал маг Сюй Фу: «Началось всё с самого начала:

Хань Синь отверг сначала чусцев, к ханьцам он подался,

В горах, в лесах, дремучих, по дороге заблудился,

Без пищи, без огня, без всякой помощи остался,

Два дровосека были там, где он без сил свалил.

Они на Наньчжан тракт и вывели его, простились,

Но князя, чуского, погони Хань Синь опасался,

Что дровосеки его путь покажут им, боялся,

Мечом обоих зарубил, чтоб не проговорились.

Быть может, говорить не стоит о простолюдинах,

Но сделали добро они, смерть получив в награду,

А чёрная неблагодарность ведь подобна аду.

Не дарит это преступленье возраста в сединах.

Поэтому и есть в быту одно стихотворенье:

«Жизнь кончилась, душа, стреле подобно, улетает,

А кто сбивается с пути, то брода он не знает,

К дороге, пройденной, найти он должен возвращенье.

Коль на добро своим добром другим не отвечаешь,

Несчастия ждут впереди, если оставил брата,

Иль зло кому-то сделал, то за всё грозит расплата.

Стаёт короче жизнь, и десять лет своих теряешь».

– «Но тридцать лет ему ещё жизни его осталось»! –

Сыма воскликнул. Ворожей ему тогда ответил:

– «Вы помните, после побед его народ как встретил?

И как одно строенье в его честь там возвышалось?

Как трижды канцлер Сяо Хэ там выдвигал Хань Синя,

И царь его восславил и велел помост построить

В три чжана высотой, играть в его честь всем на цине,

И чествуя, как полководца, праздник всем устроить.

И царь вручил ему при всех печать там, золотую,

Хань Синь с охотой принял новый титул «Победитель».

В то время он поднялся выше, чем царь-повелитель,

С тех пор попал он в ситуацию так, непростую,

Как говорят: «Взошёл он на помост, весьма высокий,

Основы власти своим этим взлётом потрясая,

Но вот такой скачок вверх оказался недалёкий,

Его голос гремел, царя все речи заглушая.

Вассалом мелким был, тут царь поклоны отбивает,

Чем и десяток лет от своей жизни отнимает,

И у царя тогда в сердце обида затаилась,

Так его жизнь ещё на одну четверть сократилась».

Заметил Сыма: «Раз поклон царь делает вассалу,

То это может кончиться бедой – позор отчизне,

Но у него ещё лет двадцать оставалось жизни!

А это, если в роскоши прожить, её немало».

– «А вспомните ещё там краснобая Лишэана,

Которого пришлось Хань Синю на пиру прикончить,

Который уговаривал там циского Тянь Гуана

Поспешно сдаться княжеству Хань и войну закончить.

Тянь Гуань неделю пил вино и буйно веселился,

Хань Синь воспользовался тем, князь Ци не ждал подвоха,

Внезапно разгромил его, и тот жизни лишился,

Живьём изжарил Лишэана, думал, он – пройдоха,

Что предал он его, но тот уже договорился,

Что князь Ци перейдёт на сторону Хань без сражений,

Хань Синь присвоил себе славу за то пораженье,

И из-за этого его срок жизни сократился.

Как говорят: «Один уговорил, желая мира,

Противника царю сдаваться, и тот покорился,

Другой нанёс удар, внезапный, и во время пира,

И вот срок жизни на десяток лет и сократился».

– «Понятно, – Сыма молвил, – но десяток лет осталось».

– «Да, – тот ответил, – но они ведь тоже сократились.

Вы помните, когда войска двух княжеств находились

В Гулине Хань и Чу, тогда сраженье состоялось.

У князя чускуого Сянь Юя войска было много,

Он мог поднять треножник (27), став царём всей Поднебесной

У ханьцев – мало войск, но в местности той горной, тесной,

Они врагу устроили засады на дорогах.

В сражении войска Сянь Юя были все разбиты,

А он совсем один с конём своим в поле остался,

Бежал к Чёрной реке, где все пути были закрыты,

И перерезав горло, с жизнью так своей расстался.

Как говорят: «В горах Цзюли витает дух обиды,

Сражались смело воины, и все были убиты,

Коварный план Хань Синя, там врагов всех побеждая,

Нарушил план Небес, ему срок жизни сокращая».

Вот так мы в своей жизни что-то и приобретаем,

Когда наверх неправдой нам подняться удаётся,

Но с этим вместе мы из жизни что-то и теряем,

Чего-то отнимается от нас, что-то даётся.

На сорок лет Хань Синь так жизни сократил срок, длинный,

Он, жизней не жалея, шёл вперёд – влекли победы,

Его меч путь ему прокладывал, неся всем беды,

Угас в расцвете сил, забыв Небес завет, старинный».

– « Скажи, Хань Синь, – тут Сыма к полководцу обратился, -

Что можешь ты в своё сказать нам оправданье»?

Хань Синь со всеми суда выводами согласился,

Сказав: «Осталось одну жалобу подать желанье.

Согласен, Сяо Хэ способствовал во время службы

Моему продвиженью в полководцы, это верно,

Я это полагал за проявленье его дружбы,

И думал, что останется таким он впредь, наверно,

Но вот потом-то с помощью коварного он плана

Меня к царице заманил в очарованье, неком,

Где погубили меня с помощью его обмана,

Успех мой и кончина связаны с тем человеком».

И неспокойно на душе моей с тех пор, тревожно,

Не понял я его предательства ко мне и мщенья,

Хотел, чтобы его вы допросили, если можно,

Что привело его тогда к подобному решенью».

– «С тобой понятно, – Сыма молвил, – спросим мы другого.

Зовите Сяо Хэ, чтоб на места свои всё стало.

Расскажет пусть, героя как он погубил, такого,

Его судом судить сейчас нам очередь настала,

Как выдвинул Хань Синя и сгубил его нещадно,

Двуличье проявляя, и чего же он добился»?

И в зале Сяо Хэ пред обществом тут появился,

И начал громко говорить, оправдываясь складно:

– «Судья! Для этих колебаний есть своя причина!

Судьба Хань Синя сперва складывалась неудачно,

Хоть был талантлив он, но не мел большого чина,

И выглядел он в общей массы среди всех невзрачно.

Узнал об этом ханьский царь, ища средь инородцев

Людей, способных, на своих не обращал вниманье,

И мало было у него способных полководцев,

Так встретились тогда они при армии создании.

И сразу оказались друг другом весьма довольны,

Кто мог знать, что изменятся вдруг царские все планы,

Завидовал успехам царь, победам непрестанным,

И как держался Хань Синь с окруженьем его, вольно.

Потом возник мятеж Чэнь Си, царь отбыл на сраженье,

Супруге приказал быть начеку, следить за всеми.

Царица Люй сказала мне: «Готовит Хань сверженье

Её и императора, и связан крепко с теми,

Кто борется с царём, захват столицы всей готовит,

И надо нам схватить его, он должен быть наказан».

Я возразил: «Его предательства факт не доказан,

И вряд ли царь его арестовать сейчас позволит».

– «Ты, видно, заодно с ним, – тут царица мне сказала, -

И если не казнишь его, когда мой муж вернётся,

Тогда тебе не сладко, как изменнику придётся,

Я всё ему скажу». Схватить мне Ханя приказала.

Я испугался мести, с её планами смирился,

Позвал Хань Синя во дворец, где был он арестован,

В тюрьму был брошен, не сопротивлялся, покорился,

И обезглавлен там, так как в цепях весь был закован.

Как видите, я Ханя не хотел исчезновенья».

Сыма с ним согласился, молвив: «Лю Бан просчитался,

Благодаря заслугам Ханя, он на трон поднялся,

Но лично сам Хань Синь не получил вознагражденья.

За тысячу лет древности обиды не случалась,

Такой, а посему во времени круговращенье

Нам справедливость здесь восстановить только осталось.

Поэтому чуть позже примем мы это решенье».

Потом все слушал Пэн Юэ жалобу из Ляна,

Сыма спросил: «За что царица Люй тебя казнила?

Каков проступок твой? И что ты сделал без Лю Бана,

В чём государыня тебя в столице обвинила»?

Сказал Пэн: «Никаких за мною совсем нет преступлений,

В своей я жизни лишь имел одни только заслуги,

Когда царь отбыл для мятежников всех усмиренья,

Ко мне от государыни пожаловали слуги.

Царица Люй была распутна, евнуха спросила,

Кто из вассалов, ханьских, что ни есть, красивый, самый

Сказал он обо мне, она приехать попросила

К ней во дворец, но с её страстью я был с ней упрямый.

Когда вошёл в большой Зал Золотых я Колокольцев,

То государыни там не было, евнух лишь встретил,

Сказал: «Царица поручила встретит богомольцев

И вас. Есть дело тайное»! И я ему ответил;

– «Готов я». Мы прошли в Дворец Великого Доверья,

Заметил я, что двери его настежь все открыты,

Я думал там монахи, но закрыли за мной двери,

Стоял в огромном зале стол с закусками, накрытый.

На лестнице стояла государыня-царица,

Она и провела меня к столу и посадила,

А после чарок двух вина, как их она испила,

Её страсть обуяла, мной решила насладиться,

Сказав, что радости меня ждут на её постели.

Но помня, что слуга царя – я, сразу ей ответил,

Что это невозможно, и тут чарки полетели

На пол, паркетный, меня яростный её взгляд встретил.

И шилом заколоть меня она тут приказала,

Разрезать на куски, затем сварить, их посолила,

И даже схоронить останки слугам запретила,

Кому-то их, как угощение её, послала.

Когда вернулся государь, она ему сказала,

Что замышлял измену я, она меня убила,

И где-то на погосте моё тело схоронила,

Обида, горькая, меня с тех пор в аду терзала».

Услышав речь Пэн Юэ, государыня вскричала,

(Она заплакала и там же находилась в зале):

– «Владыка Яньло! Всё неправда! Он всё врёт сначала,

Так как придворные меня в аду все оболгали.

Представил он по-своему всё! Ведь и вам известно,

Что в нашем мире мужики заигрывают с нами,

И женщины от всех мужчин страдают повсеместно,

Любой, увидев женщину, облапает руками.

В тот раз действительно я позвала его для дела,

Хотела обсудить вопрос, решить его, возможно,

А он решил, увидев роскошь, что ему всё можно,

Стал приставать ко мне, хотел запачкать моё тело.

Хотел добиться своего он, ведь он тоже воин,

Но он – вассал, позволивший себе с царя женой

Такую вольность, беспардонную, он горд собою,

Поэтому решила я, что смерти он достоин».

Пэн Юэ перебил её, вскричав: «Всё – в её власти!

Ещё и в чуской армии она шашни имела

С Шэнь Шици, я совсем не помышлял о сладострастье,

Всегда был прям и честен, не моё всё это дело»!

– «Всё ясно, – молвил Сыма, – обсуждать нам нет резона,

Мужчина правду говорит, а женщина лжёт судьям,

Пэн Юэ прям и честен, и ревнитель -он закона,

С царицей Люй попозже разбираться ещё будем.

Мой приговор: «Пэн Юэ – верный, сдержанный весь в чувствах,

За прямоту и честность высшее получит званье,

Не допускал с царицей никакого он распутства,

Как Хань Синь, справедливого достоин воздаянья»!

Был вызван на допрос Ин Бу. Как только появился

Цзюцзянский князь, то жалобу подал суду он сразу,

Владыке, поклонившись, с такой речью обратился:

– «За жизнь мою государя не подводил ни разу,

Я вместе с Хань Синем и Пэн Юэ заслуг добился,

Царю завоевать реки и горы помогая,

Неоднократно с вражескими полчищами бился,

За ханьский двор до капли свою кровь там проливая.

Не помышляли мы о мятеже, но ведь недаром,

Все говорят, что женщина есть дьявола созданье.

Передо мной предстал гонец царицы Люй с посланьем,

В подарок получил её я жбан с мясным отваром.

Послал ей благодарность я, отведал угощенье,

Которое на вкус весьма отменным оказалось,

В бульоне палец вдруг увидел, как мне показалось,

И сразу в моём сердце родилось тут подозренье.

Спросил гонца я, что – это, тот только рассмеялся,

Сказав, что кушанье, привычное, царицы Люи,

Рассвирепев, я стал пытать его, и тот признался,

Что блюдо сделано из князя лянского Пэн Юэ.

Не выдержав, я палец сунул в рот, извергнув в реку

Всё содержимое, кусочки в крабов превратились,

Они – напоминание обиды человеку -

С тех пор в этой реке с названьем «пэнъюэ» водились.

Не совладав с собой, гонца я казнил там на месте,

Когда царица Люй об этом случае узнала,

Она людей для наказания, своих, послал,

Те привезли её головы – мою и гонца вместе.

Так я погиб и не успел об этом всём поведать.

Владыка! Перед вами я колени преклоняю,

И справедливости прошу, на вас лишь уповаю,

Из-за неё пришлось мне человечину отведать».

Воскликнул новоявленный Яньван: «Это – ужасно!

Погибли мудрые мужья эти совсем напрасно,

Повелеваю, так как они славу заслужили,

Чтоб в будущем рождении наделы получили».

По делу, первому, всех увели. Группу, вторую,

Ввели в зал, в группе этой истцом Дингун оказался,

Ответчиком был ханьский царь Лю Бан, стоять остался,

Дингун же выступая с жалобой, вёл речь, такую:

– «Войска мои раз ханьского монарха окружили,

Он обещал отдать мне половину всех владений,

Я согласился, и его из плена отпустили,

Но не сдержал потом он данного мне заверенья.

И, государем став, меня он казнил вероломно,

Я до сих пор хожу с обидой за его отмщенье!

Владыка Яньван! Жду я справедливого решенья,

Всё жизнь в договорённость верил я, себя вёл скромно».

– «Лю Бан, что скажешь»? Тот сказал: «Есть в этом основанье:

Дингун любимым был военачальником Сян Юя,

Таил измену он, его я казнил в назиданье

Другим вассалам всем, неверным, властью не рискуя.

Какая здесь несправедливость или же чрезмерность»?!

Вскричал Дин: «За тебя с врагом я насмерть в битвах дрался,

Ты говоришь, что якобы я проявил неверность,

А Цзи Синь, он в Синъяне жизнью за тебя остался,

Он верным был вассалом, ты не дал даже ничтожный

Ему чин или титул или пост, вот и выходит,

Что благодарность места в душе твоей не находит,

Какая там уж справедливость поселиться может!

Или история с Сян Бо – родным братом Сян Юя…

Как помнишь, на пиру он с Фань Гуанем сговорился,

В Хунмынь на помощь бросился, своей жизнью рискуя,

И брата предал, и тот головы своей лишился.

Он проявил неверность, ты ему дал титул хоу (28),

А случай с Юн Чи, что у Сян Юя ходил в любимцах,

Ты на него разгневался, считал всё за плохого,

Потом в Шифаен титул дал, а он был проходимцем.

Меня обидел ты, врагом смертельным называя»?

Но ханьский государь молчал. Сюцай сказал: «Всё ясно,

Дингун, Сян Бо, Юн Чи пусть удалятся, ожидая

Решение суда, не беспокоятся напрасно».

Ввели другую группу. Ци истицей выступала,

Ответчицей была царица Люй. Сюцай представил

Собранию их: «Женщина Ци недовольной стала

Тем, что была наложницей, и царь её оставил.

Царица Люй же первой госпожою величалась,

Жила в главном дворце, всем хорошо известно было,

Что её сын займёт престол, но ты вот возмущалась,

Что не твой сын будет царём, зачем так говорила?

И почему Лю обвиняешь ты в захвате власти»? -

Сказала Ци: «Послушай, Яньло, раз было сраженье

У речки Суйшуй, тогда-то и свалились все напасти

На село наше, что тогда пришло всё в разоренье.

Селенье Цицзячжуан нашего являлось рода,

Дингун с Юн Чи гнались за государем, ханьским, следом

Над его войском одержали они там победу.

И много полегло тогда гражданского народа.

Отец мой спрятал в доме беглеца-царя в укрытие,

В тот день играла я на сэ (29), он музыку услышал,

И приказал меня к нему позвать, когда он вышел,

Меня к греху склонять стал он, как бы войдя в забытье,

Я воспротивилась, тогда он сделал предложенье:

– «Отдашься, сделаю наследником престола сына,

Когда власть в Поднебесной захвачу после сражений,

Он будет править всей страной по праву господина».

В знак верности своих слов отдел мне халат, военный,

Я уступила, сын родился, мой сын, долгожданный,

Я назвала его Жуи, что значит как «Желанный».

Ему царь обещал трон, чтоб царём стал непременно.

Но при дворе сановники пред Люй все трепетали

А от меня всё окруженье как бы отстранилось,

И заступаться за меня чиновники не стали,

Поэтому наследование и не свершилось.

Когда почил царь, сына Люй царём всех объявила,

А Жуи нарекла чжаоским князем изначально,

Перечить не решилась я, путей не находила,

Кто мог предполагать, что кончиться всё так печально?!

На этом Люй не успокоилась, нас пригласила

На пир, Жуи подсыпала отраву, он скончался,

Когда из горла его кровь шла, то она спросила

Меня: «Скажи, глазами царь твоими любовался»?

Я плакать побоялась, на злодейку всё смотрела

Глазами, гневными, и в это время всё молчала.

Она мне выколоть глаза иглою приказала,

Расплавленную медь в рот влить, чтоб я сказать не смела.

Затем мне ноги, руки топором там отрубили,

Оставив так в месте, отхожем, чтоб я умирала,

И за какие же грехи они меня убили?

Скажи, Владыка, мне»! – Заплакав, женщина сказала.

– «Ты не отчаивайся, – Сыма ей сказал, – я знаю,

Как справедливостью поправить твоё становленье,

Ты станешь матерью-царицей вновь в новом рожденье,

А сын – государем твой, так я всем повелеваю.

Вы оба при перерожденье радость обретёте,

И всё, что претерпели в жизни той, добром воздастся,

Вы до глубокой старости совместно доживёте,

И всё, что будете в мире задумывать, создастся.

Затем сюцай в суд вызывать стал новых подсудимых.

Истцом был Сян Юй, жаловавшийся на шесть генералов,

Убивших его на Чёрной реке у перевала,

Позвал также свидетелей, ему необходимых,

– «Скажи, – спросил его он, – почему ты так обижен

На тех шесть генералов, что тебя там закололи,

А не на Хань Синя, пославших их, они ведь ниже

Его, и на Лю Бана, ведь был он же в главной роли»?

– «Хотя в глазах моих по два зрачка (30), я разбираюсь

Неважно в людях. Так я проглядел того героя,

Что от меня ушёл. Я доверяю всем, признаюсь,

Они же придают меня, и нет во мне покоя.

Я вспоминаю случай, армия была разбита,

Мне удалось тогда бежать, прорвал я окруженье

Дорога в одном месте там имела расхожденье,

В одном из этих месть засада была в поле скрыта.

Мне встретился крестьянин, я спросил его дорогу,

Он указал мне, я поверил и попал в засаду,

Где принял смерть, но если бы подумал я немного,

То понял бы, что ехать той дорогой мне не надо,

То не крестьянин был, а Ся Гуан, переодетый,

Один из генералов Хань, обманов завлекая

Меня в ловушку, в армии он был злодей, отпетый,

Ни совести, ни чести в воинских делах не зная.

И всё же я через кольцо, засадное, прорвался,

До Чёрной речки доскакал, тогда был вечер, летний,

А там знакомый генерал Люй Матун повстречался,

Не думал я, что он предаст меня в момент, последний.

Я думал, что меня отпустит он, по старой дружбе,

Тогда всё получилось же иначе между нами,

Он и четыре генерала рассекли мечам

Меня, и каждый повышенье получил по службе.

Эта обида до сих пор мне не даёт покоя».

– «Всё ясно, – Сыма молвил, – все шесть этих генерала,

Заслуг особых не имели, но их смерть не брала,

Старались как-то проявиться с помощью разбоя.

Воспользовались тем, что потерпел Сян пораженье

Загнали его в угол, а затем его убили,

За это титул хоу (28) вшестером все получили,

И им убиты будут в новом их перерожденье».

Он это дело отложил, и с этими словами

Решил продолжить дальше суд, проблемы все решая,

Вникать стал дальше, заниматься новыми делами,

Большие залежи дел, нерешённых, разгребая.

Хорошие дела кончались добрым воздаяньем

Дурные же дела влекли суровые решенья,

Писали судьи в книгах будущие все деянья,

И наказанья брали за дела под наблюденье.

Записывали в книги будущего все рожденья

И даты смерти тех, которые должны родиться,

Выкликивали имена вех тех, кто ждал решенья,

Кто в очереди там стоял в суде, чтобы судиться.

– «Хань Синь! Ты верным был служакой, добыл половину

Всей Поднебесной дому Хань, в семье будет рожденье

В Деревне Дровосеков, где пасти будешь скотину,

Но станешь Цао Цао (31), в царстве Вэй будет правленье.

Сначала будешь ты у ханьцев на посту министром,

Потом же станешь князем-ваном Вэйского их царства,

В столице Сюйду сядешь, но расти ты будешь быстро,

Когда страна разделится вся на три государства.

Ты обретёшь большую власть, мстить будешь за обиды,

Хотя мятежных замысла иметь совсем не будешь,

Твои потомки все на царство иметь будут виды,

Трон, ханьский, унаследуют, врагов на смерть осудишь.

Государя Воинственного титул ты получишь,

Запишут все историки заслуг десять великих

На твой счёт, и поэтом, всем известным, в жизни будешь,

Так в образах предстанешь в мире всех ты, многоликих».

Затем он приговор прочёл государю Лю Бану:

– «Родишься в доме Хань ты, и как Сяньди император,

Но будет тебя мучить Цао Цао, как диктатор,

В тревоге, страхе будешь жить, подвергнутый обману.

Поскольку в прошлой жизни много зла сделал вассалу,

Он сторицей тебе отплатит все свои страданья,

Ты будешь угасать там перед ним мало-помалу,

Имея – умереть быстрей – одно только желанье».

Затем он приговор прочёл по делу Люй царицы:

– «Ты возродишься в семье Фу, супругой Сяньди станешь,

Тебя презреньем одарят придворные все лица,

От горя, унижений ты страдать не перестанешь.

И будут отвергаться Цао Цао все прошенья

Твои, жизнь станет нежеланной для тебя средь злата,

В конце концов, ты сама примешь смерть от удушенья,

За смерть Хань Синя это станет для тебя расплатой».

Затем же приговор был Сяо Хэ такой зачитан:

– «Ты возродишься в семье Ян, Дэцзу имя получишь,

Что Предок значит Добродетельный, будешь начитан,

Большим познаньям всех детей своих научишь.

Когда Пэйхун, царь Хань, войдёт в Равнинные пределы,

Все полководцы бросятся, чтоб получить награды,

Лишь ты попросишь карту всех земель – свои наделы,

И лишь в своём уме найдёшь ты радость и усладу.

Своей ты прозорливостью, в делах много добьёшься,

Достойным мужем станешь, умом острым обладая,

Почётом будешь пользоваться, много зная,

И к Цао Цао архивариусом ты наймёшься,

За доброту твою, будет такое воздаянье,

Когда ты трижды проявлял о Хань Сине снисхожденье.

Но всё ж казнён ты будешь Цао Цао в наказанье,

Так как завлёк Хань Синя в спальню Лю для убиенья».

Сыма позвал Ин Бу, цзюцянского в то время вана:

– «Тебе же предстоит в семье Сунь Цюаня возродиться,

Ты станешь князем У, великого добьёшься сана,

Создать столицу в Цзяндун тебе нужно потрудиться,

Ты будешь процветать, станет влечением охота,

Стрелять научишься ты метко, все начнут бояться,

Всю жизнь придётся без врага тебе там оставаться,

До старости жить будешь ты в богатстве и с почётом».

Потом он вызвал Пэн Юэ. «Ты – муж, прямой и честный, -

Сказал ему, – ты у Лю Хуна в семье возродишься,

В Деревни Лоусанцун, потом станешь всем известный,

Лю Бэй (32) тебя все станут звать, в царя ты превратишься.

Потом имя твоё войдёт в историю на вечность,

Владельцем княжества Шу станешь при своем рожденье

Прославят справедливость все твою и человечность,

Одним из трёх столпов будешь при царства разделенье.

И вместе с Цао Цао и Сунь Цанем будешь править

Треножника опору ты составишь Поднебесной,

Твоё величье сердца верного все будут славить,

Найдёшь своё ты место средь святых в Царстве Небесном».

– «На части если Поднебесная три распадётся,

То как удел Шу выстоит против других двух княжеств,

Таких как У и Вэй, не представляю это даже»?!

Воскликнул Пэн Юэ. – Что делать мне тогда придётся»?

– «Всё предусмотрено уже… Тебя мужи поддержат, -

Ответил Сыма и позвал Куай Туна к беседе, -

С его умом не выступят против тебя соседи,

Его талант их от поспешности этой удержит».

И он к Куай Туну с такою речью обратился:

– «Ты – человек прозорливый и мудрый, как все знают,

Тебе я возродиться в Нанъяне повелеваю,

Чтоб ты стал Чжугэ Ляном, и в Кунмина (33) превратился,

По прозвищу Волун, что значит, как «Дракон Лежащий».

Служить ты можешь у Лю Бэя, и с ним находиться,

Чтоб царство, новое, ему в стране, благо дарящей,

Создать, где реки, горы и поля, как говорится.

Сказав это, Сыма позвал вновь Сюй Фу, ворожея.

– «Ты нагадал Хань Синю жизни семьдесят два года,

А он прожил лишь тридцать два из этих, не болея,

Возможно, ты так сокращаешь жизни срок народа.

А, может быть, судьба такой срок предопределила,

Что внутренние его силы в войнах надломились,

И он так быстро умер, ожидает всех могила,

Когда духовные порывы в битках истощились.

Что до тебя, то ты в Сянъяне снова возродишься

В Пан Туна образе или ещё Пан Шиюаня

По прозвищу «Детёныш Феникса». С врагом сразишься,

Потоки Западные сможешь взять на поле брани

Лю Бэю. Проживёшь ты жизни тридцать два лишь года,

Умрёшь у «Склона Феникса, Упавшем» на Даяне,

В том возрасте, как Хань Синь, – таково и воздаянье

За те ошибки при гаданье, что даёшь народу.

Все, кто гадает людям, им задуматься бы надо

И твёрдо знать бы, что их ложные все предсказанья,

Им могут жизнь укоротить, как Неба наказанье,

Не будет им за разглашенье тайн Небес награды».

– «Ты полководца дал, но генералов средь войск мало, -

Заметил Пан Юэ, – их роль важна на поле боя».

– «И генералы будут, – молвил он, – с ним рядом стоя,

Велел Фан Куая привести, чтоб войск ему хватало.

Сказал ему: « Ты в Чжочжоу в Фаньяне вновь родишься

Под именем Чжан Фэй (34), служить будешь потом Лю Бэю,

С твоим талантом в жарких схватках ему пригодишься,

Как «Добродетель Окрылённая» имя имея.

Владыка ада вызвал Сян Юй (22), жизнь ему даруя:

– «Родишься ты в семье Гуань из Цзялина в Пучжое,

Фамилия Гуань – другая, имя – тоже Юя (35).

Второе имя будет Юнь, как «Облако Большое».

В Саду вы Персиковом клятву друг другу дадите,

Она основу дела общего в стране заложит,

Треножник их трёх царств вы в Поднебесной создадите,

Войдёт в историю что, и прославит их всех тоже.

Фань Куаю всё ж не следовало позволять супруге

Оказывать царице помощь Люй в тех злодеяньях,

Потом коснулось мужа то, как в замкнутом том круге,

За что и получили оба в жизни воздаянье.

Тебе, Сань Юй, не нужно было убивать Цзыина (36),

Сжигать Сяньян. Недобрую так смерть вы заслужили,

Уж лучше бы обоих вас уберегла чужбина,

Где б вы не делали зла, и счастливо бы жили.

Известно, что Фань был отважным, верным мужем,

И ты, Сян Юй, средь подвигов свершил три добрых дела:

Родных Лю Бана и Люй не сгубил, хоть был недружен

С Лю Баном, не убил (37) его, хоть ссора то велела.

За это в жизни, будущей, он приобрёл все свойства:

Отвагу, справедливость, стойкость, верность, храбрость, честность,

Чтоб не имел в сраженьях никакого беспокойства,

Что после смерти, как святому, принёт известность».

Затем владыка Сыма позвал воина Цзи Синя (38).

– «Служил ты правдой, верой семье Лю и его братству,

Но не имел и дня с ними ни славы ни богатства,

За верность был казнён Сянь Юем у заставы Иня.

Тебе повелеваю в семье Чжао вновь родиться

В Чаншани, и ты станешь полководцем, всем известным,

В Шу Западном, все будут звать тебя в уезде, местном,

Как Чжао Юнь иль Чжао Цзылун, будут все гордится.