Кумтрест

ИК-12. Ломка

Шмаров приехал в зону в четыре утра. Он уточнил у оперативного дежурного и нарядчика Лучёва обстановку в зоне за ночь. Попил кофе в кабинете и пошёл в штрафной изолятор на подъём, который начинается в пять утра. С последнего этапа в ШИЗО закрыли одиннадцать человек из двадцати девяти. С непонятливыми нужно было много работать, чтобы они осознали свою вину и положение. Только после хорошей профилактики их можно выпускать в карантин. Обычная работа, которая требовала много времени и сил, а этого у Андрея было предостаточно. Радовало то, что руководители оперативного отдела и колонии выписали ему на всё зелёный свет.

Осужденный Калугин очнулся на полу, свернувшись калачиком у стены. В камере горел свет. Он не знал какое было время суток, день или ночь. Всё болело, но он об этом не думал. Суки, суки, за что они его опустили, за что? Что теперь делать? Калугин осмотрелся. Шконари пристёгнуты к стене, в углу лежали скомканные вещи, это была его роба. В камере больше никого не было. А может всё это сон, подумал Калуга и нехотя потянулся рукой к анусу. Проведя между ягодиц, он посмотрел на неё и увидел на пальцах запёкшуюся кровь и говно.

– А-а-а-а-а! – заорал во всё горло Калугин.

– Подъём, подъём! – ответили ему за дверью в коридоре. – Изолятор подъём, все на выход, к стене, руки в гору. – громко кричал прапорщик.

Изолятор ожил как большой муравейник. Все бегом, бегом, бегом, стуки, удары, доклады зэков. Заскрипели ключи в двери камеры, где находился Калугин и открылась дверь.

– Что-то я не понял? – удивился Шмаров. – А тебя не касается команда подъём? Бегом оделся, встал в квадрат, жду доклад, время минута.

Калугин не шевелился.

– Ну что же, ты не первый и не последний. Парни. – крикнул Андрей, глядя в коридор. – Тут у нас нарушитель распорядка дня образовался. Нужно научить этого гондона режиму.

В камеру зашли три здоровых сотрудника с засученными рукавами. Нанося удары руками и ногами, при этом не скупясь на болевые приёмы, они одели Калугина в робу за одну минуту. Потом, пиная по ногам, поставили его в белый квадрат, нарисованный на полу.

– Докладывай. – сказал один из них. – Громко и чётко.

– Гражданин начальник… – тихо начал свой доклад Калугин, но сразу получил кулаком по левому уху и полетел, от удара, в стену.

– Тебе же сказали, громко и чётко. Это, что за сопли, ещё раз. – скомандовал Шмаров.

– Гражданин начальник, осужденный Калугин… – и опять получил по левому уху, и снова полетел в стену. В ухе уже зазвенело по-настоящему.

– Ты не понял, что ли? Громче, громче, ноги вместе, пятки вместе, носки тоже вместе, голову выше. Ещё раз.

Через полчаса, после внесения таких поправок в доклад, Калугин орал его как пулемёт. Чётко, громко, без запинки и вытянутый как струна. Потом был пятиминутный завтрак. Кормили по принципу – последнему пайку дали, а у первого уже забирают тару. Завтрак доесть у Калуги не получилось.

По распорядку дня началось личное время. Калугин стоял в белом квадрате и громко вслух читал правила внутреннего распорядка, которые держал перед собой. Как он должен проводить личное время, ему объяснили примерно так, как одевали в робу и учили форме доклада. Шмаров ходил вокруг него, читал лекцию и постоянно напоминал про фотосессию.

– Ты, осужденный Калугин, не думай, что один такой – здесь все такие. Ты не переживай, белой вороной не будешь. Отсидишь в ШИЗО и к своим в зону выйдешь. Один раз не пидорас! Будешь хорошо себя вести, может на работу пойдёшь, но всё зависит от твоего примерного поведения.

Калугин терпел и терпел, он ждал отбоя и ночь. Впервые в жизни он так сильно ждал ночь. По отбою ему отстегнули шконку, а в знак поощрения, выдали вату, подушку и одеяло. Он развернул вату на шконке и стоял в квадрате, как того требовал закон. Он ждал отбоя. Услышав команду отбой, Калуга лёг на шконку, обнял подушку и укрылся одеялом.

Калуга думал о том, что за день он не увидел ни одного зэка. Видел только руки с наколками в кормушке во время приёма пищи. Мыльно-рыльное, ПВР, даже вату принёс инспектор. Интересно, почему его не выводят из камеры? Непонятно. Да, зэков он не видел, но слышал их чётко, как и они его. Теперь стало понятно, почему один по этапу не приехал. А это конечно идея – грызть вены, хотя в глубине души он знал, что это всё равно ничего не изменит. Он-то знал, что его опустили. И даже окажись в другой зоне, как он скажет по приезду – мужик по жизни, петух по мусорскому беспределу? Блядь, да так не бывает, это какой-то полный пиздец.

Калуга хотел спать, но больше всего он хотел уехать отсюда, уехать куда угодно и как угодно. Убрав в сторону одеяло, он впервые за сутки осмотрелся в камере. Обычная камера, шконари, откидывающиеся на навесах и цепях, которые их держат. По две шконки на каждой стене, окно с решёткой на улицу размером с телевизор. Входной стакан из арматуры, очко, умывальник. Ничего интересного, всё, как и везде. Но нет, не как везде, заметил Калуга. Ничего нет деревянного, пол – бетон, шконарь – железо, везде бетон и железо. Деревянная была только туалетная бумага.

Ну да, подумал Калуга, конечно, понял он. Здесь нет ничего кроме трусов, тапочек, майки, ну и конечно туалетной бумаги. Есть ещё старая вонючая тряпка для мытья очка. В этой колонии на ночь сдают верхнюю одежду и взамен получают постельное бельё. Мыльно-рыльное, чтобы умыться и почистить зубы, выдали на пять минут. Поесть, выдали на пять минут. Больше пяти минут наверно можно было только срать. Хотя он ещё не смог сходить в туалет по большому и точно этого не знал. Не было ограничений по времени на читку вслух правил внутреннего распорядка, стоя в квадрате.

Калугин внимательно осмотрел потолок и понял, что его нет. Сверху был металлический коридор для прапорщиков. Да-а, подумал Калугин, ни хрена меня сегодня увлекли изучением новых правил, что я даже не заметил, что нет потолка. Надо что-то делать, надо что-то делать, здесь нельзя оставаться. Он был готов, а к чему он был готов? Вдруг осознал Калуга.

Он сидел два раза, ну били, базара нет. Но если били, то только всегда за дело, и то, что сам тупил, когда палился с запретом. Ну по приезду – это не считается, так должно быть. А тут бьют за всё, чего он даже не знает. Калуга посмотрел на белый квадрат, нарисованный на полу. Лучше бы мишень нарисовали или крест, подумал он, понятнее бы было для чего. Так, а к чему я готов? Я никогда не делал этого, вены не резал, что ещё там может быть? Как тот, кто не приехал, не грыз их зубами. А ведь я никому не нужен, понял Калугин, родных нет, сирота. У меня есть только приятели побухать вместе, такие же мелкие воришки, как и я.

Калуга размышлял о своей жизни, и не заметил, как уснул. Ему снилось как связанный Шмаров висит под потолком на верёвке вниз головой. Калуга, не останавливаясь, колет его ножом в живот, спину и грудь. От резких ударов ножа кровь брызгала в лицо Калуге. От каждого удара ножом он получал удовольствие. Калуга чувствовал тёплую кровь Шмарова, которая текла по его телу.

Вдруг он резко проснулся от того, что чувствует у себя на лице эту самую тёплую кровь. На него сверху струйкой лилась вода. Какая странная вонючая вода, подумал Калугин. Он посмотрел вверх и увидел, что на него мочится Шмаров.

– Ну что, говоришь обосышь меня? Ну, ну, только вот всё наоборот. – захохотал Шмаров и демонстративно стряхнул с члена последние капли мочи на Калугина.

Калугин заорал и стал биться головой о стену и решётки, всё сильнее и сильнее.

– На, на, на. – кричал Калуга и тут до него дошло. Угол шконки! Точно, угол! После первого удара об угол полилась кровь. – Ага, получайте, на, на, на. – дальше кричал он и упал, потеряв сознание.

Через секунду он очнулся и уже ничего не видел, кровь залила глаза.

– Руки, руки, руки. – Калуга начал грызть руки зубами. – Вены, вены, где вены?

Всё было в крови. Он метался по камере как загнанный зверь. Рычал во всё горло и уже ничего не понимал, что с ним происходит.

Прибежавшие сотрудники кое как поймали Калугина и застегнули наручники за спиной, по принципу руки и ноги вместе. Пришёл доктор Аметисов и что-то вколол в ягодицу.

– Андрей Андреевич, Вы бы хоть заранее предупреждали, что у вас тут мероприятие. – недовольно сказал Аметисов. – Я бы на обход не пошёл.

– Мероприятие было неплановое, делайте свою работу доктор, а я свою. – спокойно ответил Шмаров.

Вскоре успокоительное произвело свой эффект. После этого Калугина помыли водой из шланга. Аметисов перевязал ему голову и забинтовал руки.

– До утра пусть в браслетах спит. – порекомендовал Аметисов. – Утром ещё раз кольнём успокоительного, а там посмотрим. В целом ничего особенного. Андрей Андреевич, оформлять его будем?

– Хули его оформлять? Он же живой. – удивлённо ответил Андрей.

Калуга поплыл от увеличенной дозы успокоительного и уснул. Шмаров с чувством выполненного долга пошёл работать со следующим осужденным.

ИК-50. Колпак

Коля Ясин рано утром пришёл к Бобышкину в кабинет.

– Освобождаюсь! – радостно сказал Бацилла. – Суд сегодня прошёл, десять дней и дома!

– Это хорошо, молодец, заслужил. – похвалил его Бобышкин.

– Вам спасибо Алексей Адамович.

– Да за что? Ты вроде сам УДО заработал, «помогал» мне.

– Ну всё равно, как говорится, Вашими молитвами.

– Что я без тебя делать буду? – разочаровано спросил Бобышкин. – Теперь все наши дела на ветер. Где я такого способного ещё найду?

– Алексей Адамович, если хотите, могу познакомить с хорошими ребятами, им ещё долго сидеть. Да Вы их и так знаете.

– Кто такие, что могут?

– Всё могут. Как я мог, так и они могут. Есть два человека, оба надёжные, можете не переживать.

– Кто конкретно?

– Женя Кривенко по кличке Солдат и Дима Пашин по кличке Баламут. Они по жизни в теме, деньги, подвязки, всё при них. Из оперов ни с кем не общаются, да и нужды не было. Вы же у нас есть.

– Я подумаю.

– Думайте. Если что, любого из них вызывайте и напрямую говорите, что надо. Дима Баламут за писаря в отряде остаётся, а Женя Солдат чисто кореш его. Вы лучше Диму дёрните, а там сами разберётесь что к чему. Движуха та же, цены те же. По маклям нам ничего не мешает по-прежнему двигаться, теперь тем более я на воле.

– Ну что же, тогда пока. Увидимся на свободе.

– Увидимся, гражданин начальник.

Коля Ясин освободился. Бобышкин не торопился вызывать тех, кто готов принять эстафету. Он немного побаивался, так как привык к Коле. Но время шло и с каждым днём Бобышкин начал чувствовать, что его карман худеет. Вскоре настал тот момент, когда он действительно начал ждать день зарплаты. Непривычное чувство для Лёши.

– А я уж думал, что не вызовите. – сказал Дима Пашин, сидя в кабинете у Бобышкина.

– А куда вас девать? Коля сказал, что с тобой можно дела иметь.

– Можно, ничего нового, всё как раньше. Сестра Коли Ясина, Таня, моя бывшая девушка, но для нашего дела это не проблема.

– Так что у нас по плану Баламут?

– Я маляву ей напишу, а Вы передайте. Она Вам всё отдаст, включая ваши деньги.

– Договорились. – сказал Бобышкин в предвкушении того, что жизнь налаживается.

Бобышкин приехал на знакомый ему адрес и передал маляву Тане. Она попросила подождать пять минут, после чего вынесла Бобышкину небольшой свёрток с ханкой, деньги за работу и записку. На следующий день Бобышкин вызвал Пашина и всё ему отдал.

– Алексей Адамович, если Вы не против, иногда мой кореш будет заходить, Вам Коля про него тоже говорил. – сказал Пашин.

– Зачем?

– Так безопаснее и нам и Вам. Если я к Вам буду частить, то ко мне внимания много будет.

– В принципе верно. – задумчиво ответил Бобышкин. – Хорошо, пусть заходит, как там его?

– Женя Кривенко, кликуха Солдат.

– Договорились, будете по очереди ходить.

Пашин ушёл в отряд. Бобышкин подумал, что так действительно безопаснее. Чем больше народу к нему ходит, тем больше путаницы, кто и зачем приходил.

Жизнь Бобышкина вернулась в прежнее русло. Исчезли проблемы с деньгами. Новые компаньоны оказались хорошими ребятами, не жадными и пунктуальными. Они никогда не динамили и всё делали вовремя. Как и договорились, Бобышкин вызывал Пашина и Кривенко по очереди. Со временем Лёша опять начал возить макли на продажу Тане и иногда там встречал Бациллу. Они выпивали в кафе на рынке, вспоминая тюремную жизнь.

– Дневальный. – крикнул Бобышкин. – вызови мне Кривенко.

– Алексей Адамович, так его в СИЗО вчера увезли. – ответил дневальный.

– Да? – удивился Бобышкин. – Тогда Пашина, писаря из моего отряда.

Через десять минут прибежал Баламут и Бобышкин отдал ему наркотики.

– А что с нашим Кривенко случилось?

– За добавкой поехал. Ему там ещё одну кражу хотят повесить.

– Не знал, ну ладно. Что там у нас на завтра, будем двигаться?

– Будем. Дайте листок с ручкой, а то я не успел в отряде маляву черкануть.

Бобышкин дал Пашину листок и ручку. Он быстро написал Тане, что передать в зону. Два коробка марихуаны, немного плана и десять ляпов ханки.

– Всё нормально Алексей Адамович, можете прямо сегодня к Тане заехать. Она Вам всё отдаст.

– Хорошо, заеду.

Бобышкин вечером приехал к Тане, отдал записку, а потом забрал наркотики и свои деньги за работу. Он вышел из подъезда и увидел перед собой серую Волгу. Из открытой двери на него внимательно смотрел Горлов. В это время двое рослых парней подхватили Лёшу за руки и силой усадили на заднее сиденье рядом с Горловым. Горлов Александр Михайлович, подполковник, временно исполняющий обязанности начальника оперативного управления.

– Ну здравствуй, молодой человек. – сказал Горлов.

– Здравия желаю, товарищ подполковник. А что случилось? В чём дело? – кое как выговорил Бобышкин, так как у него задрожали руки и ноги, его всего трясло от испуга.

– Ничего мне сказать не хочешь? Сам всё покажешь или полный обыск проводить будем?

– У меня ничего нет товарищ подполковник. Я к знакомым в гости заходил.

– Слушай меня внимательно. У меня нет времени тебя уговаривать. Доставай марихуану, план, десять ляпов ханки и пятьсот рублей пятью купюрами. – Горлов достал из кармана листок, на котором были копии купюр. – Вот смотри.

– Я, я. – Бобышкин начал заикаться от испуга. – Я больше не буду.

– Тебе срок светит товарищ лейтенант. Десять лет за хранение и сбыт наркотиков, понимаешь? – Горлов угрожающе посмотрел на Бобышкина. – Признаешь свою вину?

– Да, да, признаю.

– Доставай всё из карманов.

Бобышкин достал из кармана наркотики, деньги и письмо. Всё содержимое разложили на сиденье между Горловым и Бобышкиным. В этот момент Бобышкин увидел, что это всё снимают на большую видеокамеру с переднего сиденья. На водительском сиденье второй мужчина уже описывал в протоколе, изъятые наркотики и деньги.

– Товарищ подполковник можно с Вами один на один поговорить? – обратился Бобышкин к Горлову.

– Сейчас всё оформим и поговорим. Держи бумагу и ручку, пиши объяснение, всё полностью и подробно, где, как, с кем, за что и когда, пиши давай.

Бобышкин, трясущимися руками, долго описывал свои дела, иногда Горлов ему подсказывал и диктовал что писать. От волнения у Бобышкина голова шла кругом, но через полчаса усилий, он описал свои подвиги на трёх листах. Горлов всё внимательно прочитал и сказал своим людям выйти из машины.

– Я слушаю тебя. О чём ты хотел поговорить?

– Не садите меня, пожалуйста, я больше не буду. Ну что хотите сделаю.

– А теперь Лёша слушай меня внимательно. Как ты понял, срок уже имеешь, причём не малый. Если не хочешь в тюрьму ехать…

– Не хочу, не хочу.

– Не перебивай. Если не хочешь сидеть, будешь делать всё, что я скажу. Мальчик ты уже взрослый, плохому я смотрю быстро научился. Будешь работать на меня. Но если ты думаешь, что меня только информация интересует, то ошибаешься.

– А что ещё?

– Много чего, со временем узнаешь. Понятно?

– Понятно.

– Слушай дальше. Если надумаешь с зэками разборки устраивать – сядешь. Кому-нибудь об этом расскажешь – сядешь. Не выполнишь мои указания – сядешь. Надумаешь уволиться и уехать – сядешь. Начнёшь меня игнорировать…

– Сяду. Понял я всё товарищ подполковник. Бегать не буду, всё буду делать как скажете. Только что делать надо?

– Молодец, раз всё понял. Пока делать ничего не надо, служи, живи, набирай агентуру. Следи за всеми сотрудниками, особенно за старшими. Короче внедряйся везде и ко всем. Выделяться из толпы не надо. Двигайся по наркоте и прочим делам, как и все опера.

– В смысле?

– В прямом. Налаживай более обширные связи и поднимай бабло. Только не так по-глупому, как сегодня. Ну естественно и меня не забывай, но об этом позже. В общем живи и работай как раньше. Настанет время, я найду тебе применение. Ко мне без вызова не заходи, этих ребят, которые со мной, забудь. Запомнил или повторить?

– Запомнил. То есть Вы меня отпускаете?

– Да, только не далеко, помни об этом и не забывай. Твои дела срока давности не имеют. Видеозапись и все документы будут храниться в надёжном месте. Об этом тоже всегда помни, ещё вопросы есть?

– Нет. Какие тут уже вопросы. То есть можно идти?

– Алексей, отнесись к этому серьёзно, с головой, а не то. Ну ты понял меня. Можешь идти.

Бобышкин, еле волоча ноги, побрёл к своей машине. Дрожащими руками, кое как, открыл дверь и сел в неё. Убедившись, что Волга уехала, выкурил подряд три сигареты и немного успокоился. Потом он походил вокруг машины и поехал домой бухать как последняя скотина, осмысливая произошедшую ситуацию.

Лёша понял, что его развели как лоха. Медленно и не торопясь, чтобы он расслабился и потерял бдительность. Теперь понятно, что Солдат не за добавкой уехал в СИЗО. Он уехал слить информацию. Бобышкин винил себя во всём, а напившись, начал винить всех вокруг. А как они узнали номера купюр? Да он даже не смотрел на них, может это и не эти номера? Хотя он туда уже как к себе домой ходил. Может их тоже на крючок посадили, вот они меня и сдали. Нет, тут так просто не разобраться. От догадок, водки и выкуренной пачки сигарет у него разболелась голова. Бобышкин уснул за столом, уткнувшись лицом в тарелку.

Проснувшись утром, Бобышкин позвонил на работу и отпросился на один день по семейным обстоятельствам. Потом похмелился и сделал выводы, что нечего гадать о том, как его взяли. Сказали к этим уродам не лезть, значит не лезть. В тюрьму не отправили, жить и работать дали, значит пусть так и будет. Тем более разрешили дальше двигаться по зоне. Всё что не делается, делается к лучшему, рассудил Бобышкин. Потом ещё раз напился и в обед лёг спать до самого утра. Теперь он был под колпаком.

Глава 3

ИК-3. И смех и грех

Васильев сидел в кабинете за зоной и занимался документацией. Писал бесконечные шкуры, шил дела и наводил порядок в сейфе. Совместив необходимое с полезным, он ждал срочного сообщения от своего агента на бесконвойке осужденного Ляскина. По оперативной информации, к бесконвойнику, осужденному Левину должны привезти наркотики. Васильев хотел взять его с поличным. Он был против вывода за зону осужденного Левина, но руководству, как всегда, виднее. Осужденный Левин обычный наркоман, но начальство решило, что он должен работать на бесконвойке до первого залёта.

В кабинет зашла Ирина с письмом в руках – новенькая девушка в колонии, работающая у нас цензором.

– Василий Васильевич, прочитайте письмо пожалуйста. Я ничего не пойму, вроде как не от нас пишут. Письмо очень странное. Может специально так написано, чтобы я не поняла и пропустила его на почту. – сказала Ира и отдала письмо Васильеву.

Васильев взял письмо и начал его изучать. Наш адрес верный, ИК-3, отряд № 4. Осужденный Мясковский пишет девушке Теплицкой Анастасии, всё пока нормально. Васильев начал читать текст письма.

«Здравствуйте Настя и Алёна. Увидели в газете ваше объявление в разделе знакомств и решили вам написать. Мы, именно те молодые и весёлые ребята, которых вы ищете. Нас зовут Алексей и Евгений. Мы служим в Испытательном Корпусе № 3. Я, старший лейтенант Мясковский Алексей, лётчик-испытатель отряда № 4, а лейтенант Рыклин Евгений, танкист-испытатель отряда № 7. Мы, в свободное от испытаний военного вооружения время, любим слушать музыку и смотреть исторические фильмы. Много читаем научной и художественной литературы. Я, то есть Алексей, уже испытал два секретных самолёта и вот сейчас, второй год, испытываю третий самолёт. Женька испытывает свой второй танк, пока первый год.

Служба наша очень опасная и никогда не знаешь, что ждёт тебя на очередном испытании секретного вооружения. Но мы уже опытные испытатели и не боимся трудностей. Новые опасности толкают нас только вперёд. Если вы не против, мы хотим с вами переписываться. Но так как мы служим на секретном объекте, свои фотографии выслать не можем. За это у нас сразу объявляют выговор от начальника Испытательного Корпуса. Ещё хотелось бы сказать, что у нас во время службы нет отпусков, не положено из-за режима секретности. Но после окончания испытаний нам предоставляют весь, накопленный за это время, отпуск. Мы сначала хотим с вами поближе познакомиться, увы пока только в письмах. Но если мы вам понравимся, так сказать, найдём общие точки соприкосновения, то после службы хотим провести с вами отпуск. Пожалуйста, пришлите свои фотографии, на нашем секретном объекте это разрешено.

С уважением, лётчик-испытатель старший лейтенант Мясковский А. С. и танкист-испытатель лейтенант Рыклин Е. В.»

– Алло. – Васильев позвонил в дежурную часть. – Где дежурный? Позови. Саныч, вызови в дежурку Мясковский 4-й отряд и Рыклин 7-й отряд. Пусть в клетке меня ждут. Объяснения сразу с них бери. За что? За нарушение устава во время испытания секретных образцов вооружения. Не понял? Ладно, пусть стоят меня ждут, приду в зону и всё объясню. Алло, ну тогда сам выйди, если очень интересно. Тебе дадут письмо почитать, у Ирины цензора возьмёшь.

– Василий Васильевич, я так и не поняла, какие секретные образцы танков и самолётов? Какое вооружение? У нас что ли? В зоне есть танки и самолёты?

– Иди Ира пока работай. Это специальный язык мошенников, потом тебя научу. Дежурный сейчас выйдет из зоны, дашь ему письмо прочитать. Лётчики-налётчики хреновы.

Зазвонил телефон, Васильев быстро взял трубку и представился.

– Василий Васильевич, это я. К нему приехали. Он сейчас со шприцем и отравой пошёл в овощехранилище. Тебе надо быстрее идти, а то можешь не успеть. – сообщил Ляскин.

Васильев быстро положил все дела в сейф и побежал в овощехранилище на территории службы тыла. Забежав во внутрь, он увидел, что Левин уже пережал руку ремнём и целится иглой в вену.

– Левин, стоять, брось шприц. – закричал Васильев.

Левин занервничал, у него задрожали руки. Он начал тыкать шприцем в руку, но в вену попасть не мог. Васильев схватил лопату, лежавшую на куче картошки, и побежал в сторону Левина.

– Брось шприц, а то сейчас лопатой по голове получишь.

Левин уже окончательно понял, что в вену попасть не может и что делать с наркотой тоже не знает. Выкинуть шприц он не мог, так как рука у него не разжималась для такого, немыслимого, действия. Наркоманский мозг в принципе не мог дать такую команду.

– Стой Василич, стой, я всё понял. – сказал Левин, после чего ослабил ремень на руке. – Э-эх, так не доставайся же ты никому! – и воткнул шприц себе в ягодицу.

Глаза Левина рефлекторно закатились, но через секунду он понял, что укол наркотиками в задницу – уже не тот кайф. Кайфа вообще нет.

Васильев плюнул на землю и бросил лопату на картошку.

– Ну ты и дурак Левин. Ну что, поймал кайф?

Левин посмотрел на Васильева грустными глазами и опустил голову.

– Ну что Василий Васильевич стоим ждём, пойдём в изолятор. Здесь ловить больше нечего.

– Пойдём. Руки за спину Левин.

Васильев привёл Левина в дежурную часть, которую было слышно издалека. Там раздавался истерический смех всей дежурной смены.

– Саныч, принимай наркомана, документы делай в ШИЗО. Поймал с поличным, укололся в задницу засранец. Да не смейся ты, в ягодицу наркоты сам себе загнал. – сказал дежурному Васильев.

– Василич, ха-ха-ха, а он что испытывал? Эффект от наркотиков в жопе? Ну ты отжигаешь сегодня. Господ офицеров из секретной части примешь на беседу? – закатываясь от смеха, спросил дежурный.

– Заводи, сразу обоих, напарники ведь.

В кабинет к Васильев зашли осужденные Мясковский отряд № 4 и Рыклин отряд № 7.

– Ну что могу вам сказать товарищи офицеры, заслуженные испытатели секретного вооружения. За разглашение государственной тайны испытательного корпуса № 3 вы водворяетесь в гауптфахту. Пять суток каждому. Вопросы? Вопросов нет. Смирно. Кругом. Шагом марш в дежурную часть, а потом в ШИЗО.

Вечером Васильев рассказал Петровичу, как поймал Левина.

– Хорошо, что ловишь с поличным, когда за руку берёшь уже не отвертеться. Правильный подход к делу, молодец! – похвалил Петрович. – Но ты Василич наркоту не изъял, не успел. Зэк всё равно укололся, хоть и в задницу. Тут надо работать на опережение, так что есть к чему стремиться. В следующий раз время не тяни, а лопатой по рукам бей.

День прошёл хорошо. Наркомана Левина Васильев поймал с поличным и посадил в изолятор. Агент Ляскин молодец, как всегда, не подвёл. Цензор Ирина и Васильев, возможно, уменьшили количество матерей одиночек в нашей стране.