Кумтрест

ИК-12. Бесконечный карантин

За пятнадцать суток штрафного изолятора Калугин научился делать всё, чего требовал закон. Ибо закон был суров, держа в одной руке резиновую палку, а в другой шприц с успокоительным. Калуга не знал сколько сотен раз перечитал правила внутреннего распорядка, но понял, что человек привыкает ко всему. Он уже по-другому воспринимал шутку про того, который висит на верёвке, сначала подёргается, а потом и к ней привыкает. Калугин вышел из изолятора и бежал в карантин вместе с остальными зэками. Те самые одиннадцать человек, которые тоже не сразу поняли куда приехали.

В зоне был исключительный порядок. Всё покрашено и побелено, везде была разметка, таблички и указатели. Осужденные ходили только строем, передвижение по одному строго запрещено. Он увидел людей – это были овощи с тусклыми глазами, такими же, как у него самого. Начался новый день – день маршировки по плацу и пения песен. Никто в строю не смотрел друг на друга, все отбивали шаг и громко пели.

– Заступ, заступ. – закричал безопасник.

В эту же минуту какого-то осужденного увели в штаб. Он заступил за белую линию на асфальте во время маршировки. Все подровнялись и дальше продолжили маршировать. Калугин думал о том, что этот срок он не досидит. Это была не зона, а что-то такое, чему он даже название не мог придумать. Всё и везде здесь было по стойке смирно, громко и чётко. Все зэки были как будто роботы. Ни чего другого Калугин пока не увидел. Через час вернулся зэк из штаба, совершивший заступ.

– Повезло ему. – кто-то сказал в строю. – Обычно пятнадцать суток дают.

Позже Калуга узнал, что из карантина ещё никто не вышел по истечении двух недель. Минимум месяц пройдёт, прежде чем тебя выпустят в зону. Две недели в ШИЗО обеспечено каждому. И тут до него дошло, что тому зэку не просто так повезло. Наверно он стукач, вот его и отпустили обратно в отряд. Хотя что тут можно стукануть? В зоне ничего нет, разве что сосед пёрнул без разрешения. Это было что-то с чем-то непонятное, размышлял Калугин, глядя на окружающую его обстановку. Удар по голове вернул его из мира мыслей в реальность.

– А ты что тупишь мразота? – спросил безопасник. – Почему ботинки не чищены? Бегом в штаб. Дневальный, проводи его. Бегом в штаб, я сказал, быстрее.

В дежурной части Калугина закрыли в клетку, в которой он стоял по стойке смирно и ждал, что с ним будет дальше. Прошло четыре часа. Пришёл дневальный штаба и проводил его к двери, на табличке которой было написано «Оперативный отдел. Шмаров А. А.». Калугина невольно затрясло.

– Ну что, созрел? – спросил Шмаров. – Понял куда ты приехал?

– Так точно, понял гражданин начальник. – громко ответил Калугин.

– Стучать будешь?

– Не понял, это как?

– Что тут непонятного? Стучать обо всём, что видишь и слышишь.

– Я не умею, я простой м-м, зэк. – неуверенно ответил Калугин, так как не смог сказать, что он мужик. – Кто мне что расскажет интересного?

– А мне не нужно рассказывать интересного. Ты докладывай про своих соседей по шконке, как живут, что говорят, о чём думают.

– Так откуда я узнаю, о чём они думают, я же мысли читать не умею.

– Значит ты по ходу не понял куда приехал.

Шмаров позвонил дежурному и попросил зайти к нему в кабинет.

– В подвал его, что-то он тупой очень. Пока сами начинайте с ним работать, а мы с кумовьями позже подойдём. – распорядился Шмаров.

– С ним до упора работать? – спросил дежурный Шмарова, показывая пальцем на Калугина.

– Там видно будет.

Оказавшись в подвале, Калугин понял, что сейчас его будут бить. Опытные сотрудники обмотали предплечье куском телаги и болевыми приёмами зажали его руку в тиски. Потом стали бить длинной узкой железной пластиной по ногтям. Двигаться Калугин не мог, так как вторая рука была пристёгнута браслетами к решётке. Били не больно, но время шло и становилось уже невыносимо терпеть. Каждый удар был такой, как будто его тыкают иголкой в мозг. Его никто не спрашивал про стукачество, его медленно пытали. Через пол часа Калугин не выдержал и заорал от боли.

– А-а-а-а, да что же вы делаете? За что? Я уже больше не могу.

– Маникюр. – спокойно ответил один из сотрудников и заткнул Калугину рот кляпом.

Дальше сотрудники продолжили наносить удары железной пластиной по ногтям Калугина. Все ждали, когда он сам созреет для стукачества. Через час в подвал пришёл Андрей Андреевич с операми.

– Кляп выньте. Ну что, как дела педрила? – спросил Шмаров. – Ты одумался?

– Да я же ничего плохого не сделал. За что вы так со мной?

– Если бы не сделал ничего плохого, к нам бы не приехал. Ну ладно, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Парни, то же самое на ногах ему сделайте и в изолятор его.

Калугина быстро перевернули вверх ногами, зажали одну ногу в тиски и начали делать ему педикюр. При этом они напоминали о том, что у пидорасов ногти и на ногах должны быть тоже красивые. А раз он пидор, значит всё по правилам. То же самое проделали и со второй ногой и рукой, так сказать, для симметрии и красоты. По окончанию этого мероприятия все сотрудники были удивлены, что опять у них не получилось сделать голубые или розовые ногти. Каждый раз выходят только синие или фиолетовые.

Вечером Калугина водворили в ШИЗО на пятнадцать суток. Он, свернувшись калачиком и растопырив пальцы рук и ног во все стороны, лежал на полу в камере. Калуга не мог уснуть от боли и непонимания, происходящих с ним событий.

На следующий день Калугина привели в кабинет оперативного отдела в изоляторе. Там его уже ждал Шмаров и ещё два оперативника.

– Ты дурак или нет? – спросил Шмаров Калугина. – Или ты терпила? Терпила-педрила.

– Я не умею стучать. Я простой работяга, два срока на швейке отработал. Там план нужно было выполнять, а стучать никто не требовал.

– У нас тут другой план. Надо сначала его выполнить, чтобы выход в промзону заработать. Понятно?

– Понятно, но не умею я. Работать умею, а стучать нет.

– Ты не первый и не последний. Парни, давайте начнём.

Калугина пристегнули наручниками к стулу, который был прикручен к полу, так, чтобы он не мог с него встать. На руки намотали обрезки от телогрейки, чтобы не было следов от наручников. Руки завели за спинку стула и обвязали верёвкой вокруг ног и тела, надёжно всё зафиксировав. После этого Андрей надел ему на голову ватный мешок. Калугин ничего не видел. Он сидел и ждал что будет дальше, орать было бессмысленно.

– Ну что, как обычно с бокса начнём? – спросил один из оперов.

– С бокса, раауунд ноомеер оодиин. – сказал Шмаров, растягивая слова, как это делают по телевизору.

Опера одели боксёрские перчатки и начали бить Калугина по голове. Били не больно, так как ватный мешок и боксёрские перчатки амортизировали. Калугин не знал, что это был только трёхминутный разогрев. Раундов будет двенадцать, как в настоящем боксе. Прошло три минуты. Первый раунд закончился, о чём громко объявил Шмаров. Андрей сказал Калугину, что у него есть ровно минута на раздумье, но тот ответил, что стучать не умеет.

Начался второй раунд своеобразного бокса. Оперативники били Калугина по голове уже с удвоенной силой, но он держался, напрягая шею, голову и все мышцы лица. Второй раунд подошёл к концу и с головы Калугина сняли мешок.

– Созрел для работы на оперативный отдел? – спросил Шмаров.

– Я же говорю, что не умею. – сквозь зубы ответил Калугин.

– Ну что же, будем учить дальше. А теперь парни по-взрослому отработайте его, третий раунд!

Шмаров надел мешок на голову Калугину, который зажмурился и напрягся в ожидании очередных ударов по голове. Андрей, кулаком без перчатки, что есть силы ударил Калугина в правый бок, чётко в печень. От удара Калугин потерял сознание на несколько секунд. Очнулся он от ударов по всему телу, его уже просто били, как боксёрскую грушу. Он потерял счёт времени и раундам, но не соглашался быть стукачом.

Через двенадцать раундов его отвязали, он встал на ноги и тут же упал на пол. Ноги не слушались, он потерял ориентацию в пространстве. Калугина за ноги приволокли в камеру изолятора. Он попробовал встать, но не смог. Лёжа на полу, его стошнило – это было сотрясение, понял Калугин.

Бокс продолжался до конца срока нахождения в изоляторе. Каждый день по двенадцать раундов. Следов на теле не было, но мозги наверно превратились в кашу. Две недели Калугин был как зомби, ничего не соображая. Он только и ждал, когда выйдет из изолятора. По окончанию ШИЗО Калугина вернули в карантин, из которого он никак не мог выйти в зону.

Он и ещё несколько зэков из его этапа никак не могли покинуть карантин, но большинство всё-таки выходило. Не уж-то они все стукачи, думал Калугин. Может они специально согласились стучать, чтобы выйти. Что ему терять? Может правда согласиться и выйти в зону. Ну не может же вся зона стучать? Что тут стучать, когда в зоне нет ничего. Нет, надо попытаться выйти простым мужиком, время покажет.

Прошла неделя. Шмаров вызвал в кабинет Калугина и задал один и тоже вопрос, на который Калугин опять ответил «нет». После этого его привели в этапку, в которой его опустили по приезду. Поставили на колени и пристегнули наручниками спиной к решётке, так, чтобы он не мог встать. Шмаров надел Калугину на голову противогаз с длинным шлангом и пережал его рукой. Калугин начал задыхаться. Ему дали вдохнуть воздуха и дальше продолжили процедуру дефицита кислорода. Через пятнадцать минут Калугин начал терять сознание, но Андрей Андреевич возвращал его обратно нашатырным спиртом, который капал в шланг.

– Я согласен. – задыхаясь прохрипел Калуга. – Я согласен. Что нужно делать?

– Совсем другое дело осужденный Калугин. Я на тебя и так много времени потратил, ты же не один у меня такой, для начала надо подписать и написать бумаги. – сказал Шмаров и достал из чёрной папки ручку и бумагу.

Калугин, под диктовку, написал расписку о сотрудничестве с оперативным отделом. Потом ещё одну расписку о том, что не имеет претензий к осужденным и администрации учреждения. После этого написал заявление о том, что в отношении него не оказывалось психическое и физическое давление. Все, собственноручно написанные, документы были без даты.

– Ну вот, теперь можешь идти в зону. Когда надо будет, я тебя вызову.

Через неделю Калугин вышел из карантина и был распределён в десятый отряд.

ИК-50. Первый опыт

Прошёл год с того момента, когда Горлов принял Бобышкина с наркотой. Самый трудный год в его жизни. Лёша долго не мог прийти в себя и с грязными делами завязал. Он боялся, что его опять примут и эта мания постоянно преследовала. Бобышкин старался держаться бодряком, но всегда помнил о компромате, который сейчас наверно где-то лежит в сейфе на полочке. По-видимому, рядом с ним находятся такие же его коллеги-неудачники. Мысль о том, чтобы выкрасть компромат у Горлова, не покидала каждый день. Бобышкин понимал, что это не реально, наверно проще ограбить банк или казначейство. Он смирился с произошедшим и продолжал работать и жить. Хотя какая это жизнь на одну зарплату, так, одно существование.

После зарплаты в выходной день Бобышкин пошёл на рынок закупить продуктов на месяц вперёд. Он набрал два пакета и возвращался к машине, как вдруг увидел Горлова. Он сидел в своей Волге рядом с его машиной. У Бобышкина невольно затряслись руки. Он раньше уже видел Горлова из далека на построениях в управлении, но старался не смотреть в его сторону.

– Привет Алексей. – с улыбкой на лице сказал Горлов. – Как дела? Не забыл меня ещё?

– Здравия желаю, товарищ подполковник, не забыл. Я уже подумал, что Вы про меня забыли. – как можно бодрее в голосе ответил Бобышкин.

– Присаживайся, есть разговор.

Бобышкин положил пакеты с продуктами в свою машину и сел на переднее сиденье рядом с Горловым.

– Я вот за тобой наблюдаю со стороны и не вижу изменений. В движухе кумовской ты не участвуешь, запреты все от себя подальше отодвинул. Ты как собираешься дальше со мной работать?

– Страшновато Александр Михайлович стало запретами заниматься.

– Ты Лёша наверно меня тот раз неправильно понял. Я когда тебя отпустил – это я тебе не шанс на исправление дал. Я дал тебе возможность, чтобы мне убедиться, на сколько далеко ты смотришь вперёд. Мне без разницы, сколько ты там наркоты продашь и сколько зэков разведёшь на деньги. Мне нужно, чтобы ты был в главной массовке этой зоны. Делай что хочешь, но будь своим среди всех.

– Ну что значит делай что хочешь? Я не пойму Вас. Ещё на один срок раскрутиться? – занервничал Бобышкин. – А если свои поймают, что тогда?

– В этом управлении могу поймать только я. Всё остальное – случайное недоразумение, ошибка того, кто без моего ведома хлопнет сотрудника. Ты меня понял? Я решаю кому работать, а кому сидеть!

– Вы хотя бы точно скажите, что и как делать? Я за этот год уже параноиком стал.

– Это хорошо, значит мозги у тебя на месте. Значит не зря мы с тобой встретились.

Далее пошли, расслабляющие нервы, разговоры. Горлов исполнял роль хорошего полицейского, спрашивал, как здоровье мамы и папы, почему не женишься и прочее. Обычная тема, когда лезут под шкуру. В итоге Бобышкин успокоился, подумав о том, что может он действительно сам себя загоняет в угол? Стал бы Горлов просто так с ним возиться? Да и деваться Бобышкину было некуда.

– Так что дальше? – спросил Бобышкин.

– Твоё первое задание. Необходимо собрать всю информацию о заместителе твоего отдела капитане Калядине.

– А что с ним не так?

– Это уже не твоё дело. Мне нужно, чтобы ты устанавливал диктофон в его кабинете. Постоянно менял батарейки и кассеты, которые будешь мне отдавать. Ну и надо смотреть кто к нему ходит и с кем он общается. Калядина надо убрать.

– Понятно. Я так-то за ним особо ничего не замечал сверхъестественного.

– Потому что он грамотный, но не туда полез.

– Так я вроде тоже не туда полез.

– Ты не думай об этом, выполняй то, что я тебе говорю. Тот, кто не хочет под одну для всех музыку танцевать, всегда не туда лезет. Так понятнее?

– Так теперь понятно.

– Держи диктофон, кассеты и батарейки на первое время. – Горлов достал из бардачка всё перечисленное и отдал Бобышкину. – Дальше сам всё докупишь, я тебя в твоих заработках не ограничиваю. Надеюсь, ты это уяснил.

– Всё понял. Куда записи привозить, как встречаться будем?

– Тебя на следующей неделе назначат секретку и канцелярию в управление сопровождать, там и увидимся. Суть дела ясна?

– Я всё понял Александр Михайлович, разрешите идти?

– Иди, жду с хорошими вестями.

Бобышкин приехал домой и проверил диктофон, что он работает. Чем им Ваня Калядин не угодил, размышлял Бобышкин. Вроде нормальный опер, не конфликтный, общительный. Говна мне не делал, да вроде и вообще никому и ничего плохого не сделал. Да какая мне разница, мне бы самому на ноги встать. И так чуть сам по сторону забора не заехал. Да наплевать на этого Ваню, он мне кто? Да никто! У каждого своя жизнь, каждый сам куёт свою судьбу. Сделал он вывод.

В понедельник Бобышкин тёрся возле капитана Калядина и старался решать всякие вопросы у него в кабинете. Дождавшись, когда Калядин выйдет в туалет, Бобышкин положил диктофон за батарею под деревянной панелью и включил запись. На следующий день он таким же образом вытащил диктофон. Дома поменял батарейки и кассету и ради любопытства прослушал запись.

Из записи стало понятно, что Калядин торгует направо и налево наркотой, которую сам приобретает. По-видимому, покупает её у барыг на воле. Сам делает ляпы, предварительно разбавив их таблетками и продаёт как в аптеке. Заносит водку в грелке осужденным Локшину и Храмову. Вымогает деньги у зэков, обещая создать им проблемы, вплоть до того, что загонит их в петушатник. А с виду и не скажешь, подумал Бобышкин.

В пятницу его действительно отправили в управление сопровождать канцелярию, а точнее Лену Бонер с опечатанным дипломатом. Проходя по коридору мимо кабинетов оперативного управления, он услышал, как из кабинета его позвал Горлов. Бобышкин, оглянувшись по сторонам, зашёл в кабинет и молча отдал кассету.

– Всё нормально? – спросил Горлов.

– Да. – ответил Бобышкин.

– Сам слушал?

– Если честно, то да, слушал. Нужно было проверить получилась ли запись.

– Есть что интересное?

– Да.

– Вопросы есть?

– Никак нет.

– Тогда свободен, работаем по старой схеме.

Бобышкин вышел из кабинета, посмотрев по сторонам, убедился, что его никто не видел. Потом спустился по лестнице и вышел из управления. Он дождался Ленку Бонер из канцелярии, и они поехали на работу.

В течение двух месяцев Бобышкин делал записи на диктофон. Иногда получалось делать по две в неделю. Каждую пятницу Бобышкин, сопровождая канцелярию, отдавал кассеты Горлову. Из записей было понятно, что Калядин обычный барыга. Да, что греха таить, такой же, каким был Бобышкин до встречи с Горловым. Только Калядин, помимо наркоты и бухла, поднимал деньги на всём, что мог.

Он торговал изъятыми на обысках запретами, редкими сигаретами и кофе, барбитурой и лекарствами. Продавал одежду, когда одних зэков по беспределу раздевал, а других за деньги одевал. Он даже продавал видеокассеты с порнухой. Всё что можно было продать Калядин продавал. Помимо всего прочего, из записей на диктофоне стали известны барыги на воле, у которых Калядин оптом приобретал наркотики. Ну и соответственно абсолютно все зэки, которым он их продавал.

За эти месяцы Бобышкин и Калядин даже сдружились. Постоянные посиделки в кабинете Калядина их невольно сближали друг с другом. Они вместе бухали и ездили на блядки. Калядин денег не жалел и по пьяни постоянно учил Бобышкина.

– Лёха, должность – это не только оклад и звание, а ещё и большие возможности. Тебе надо быть смелее в зоне, а то вот так всю жизнь на одну зарплату и проживёшь.

– Да молод я ещё для больших дел, мало у меня опыта. – отшучивался Бобышкин.

– С хорошим напарником можно такие дела воротить, что и забудешь, когда за зарплатой надо в кассу идти. – неустанно твердил Калядин.

Через месяц Калядин не вышел на работу. На оперативном совещании объявили, что он задержан за хранение и сбыт наркотиков. Долго рассказывали какой это позор для управления. Всех строго настрого предупредили о возможных последствиях, так как Калядину светит восемь лет строго режима. Не договорились, догадался Бобышкин и вспомнил слова Горлова «ну и меня не забывай». Надо зарабатывать и отстёгивать долю, сделал вывод он, продолжая слушать выступающего. Докладчик неустанно твердил про капитана Калядина и колонию, где отбывают наказание бывшие сотрудники органов внутренних дел.

Глава 4

ИК-3. Эффект Плацебо

Васильев осваивал азы оперативной работы. Он считал многие методы слишком классическими, хоть и действенными. Вася искал способ убить два зайца одновременно. Если они будут бежать от охотника друг за другом по прямой линии, то их можно убить одной пулей. В теории, а на практике? На практике зайцев не было, да и стрелять он не хотел. Васильев мог побить осужденного, чтобы получить оперативную информацию, но это был не его метод. Он понимал, что если осужденный даст достойную информацию, то не из-за того, что его бьют, а из других, личных побуждений. Васильев искал из осужденных особых людей, тех, кто давал информацию из патриотических соображений. Ну или тех, кто постепенно зарабатывал условно-досрочное освобождение, которое можно зарубить в любое время, если агент окажется лжецом.

В зону постоянно прибывали этапом молодые, неопытные и нищие наркоманы. Страна чистила ряды наркозависимых граждан. Полностью тяжело от них избавиться – растут как сорняки на грядке. Чем же бывалый наркоман отличается от молодого? Тем, что может ехать на «рассказе». Тем, что больше попробовал всякой разнообразной наркоты. Фантазия у бывалого наркомана такая безграничная, что ему может позавидовать любой писатель фантастики или детективов. В колонии было очень много молодых наркоманов. Они, как могли, тянули и прятали деньги, мелочь, но живое бабло в зоне плавало.

У Васильева уже была хорошая агентура. В его рядах были нормальные ребята, которые помогали из соображений совести, из личных взглядов, но порой и благой мести. По поиску агентов много помогал Петрович. Он имел большой опыт и советовал кого лучше вербовать, чтобы Ваську самого не завербовали.

Агентура была разная. Некоторые воевали в Чечне, так и оставшись в душе служивым. Кто-то наркоманов терпеть не мог из-за сложившихся семейных проблем. Многих кинул блатной мир по беспределу, когда встал на коммерческие рельсы.

В зоне плавали деньги и их надо было изымать. Бегать и искать на шмонах – это не уровень опера. Васильев к этому времени уже понял кто такой кум и почему кум! Кум – это для зэка второй отец. Как кумовья считаются названными родителями, так происходит и в зоне. К кому ещё идти со своими проблемами, как ни к отцу родному – оперу.

Васильев вызвал своего проверенного агента осужденного Малышева на беседу. Малышев сидел за грабёж и разбой. На воле он хлопал барыг наркотой, за что и посадили. Васильев и Малышев думали, как изымать деньги из зоны так, чтобы зэки сами их добровольно отдавали.

– Молодой наркоман уже от ожидания наркоты пьян. – объяснял Малышев. – Он если затянется травой или по вене чуть вмажет, так вообще уже ничего не видит, ему всё по кайфу. А так как им достаётся всякая дрянь, то они и дерьму рады. Вот, к примеру, ханка с песком, замешанная в тазике лопатой, димедрол с анальгином в порошке, кофе, мука, всё идёт во благо, лишь бы вес был.

– Они что совсем такие тупые, что не видят, что употребляют? – спросил Васильев.

– Самое главное Василич красиво рассказать, что товар из первых партий и не разбодяженный. Специально, как говориться, для тебя берёг мой лучший кент.

Васильев с осужденным Малышевым придумали план по изъятию денег. Суть в том, чтобы заменить марихуану обычной придорожной полевой травой и продавать лохам. Васильев изложил план Петровичу, который сказал, что можно попробовать, в законе не запрещено продавать крапиву или лопухи.

После согласования Васильев рвал на обочине дороги обычною траву, щавель, одуванчики и всё, что попадалось. Бесконвойники её сушили на плитке, протирали и заворачивали в полиэтиленовые пакетики или фольгу. Потом проводилась «контролируемая поставка» сушёной травы в зону с помощью тех же бесконвойников. Осужденный Малышев приходил вечером к отряду бесконвойного передвижения в промышленную зону и «тайным образом» забирал траву. Ну а далее он продавал её молодым нарикам вместо марихуаны.

Всё реализовывали только за наличные деньги. Ведь на следующий день бесконвойники должны были отдавать «расчёт барыгам» за забором. Бизнес пошёл в гору. Зэки курили щавель, подорожник и лопух, расплачиваясь наличными деньгами, которые выходили из зоны. Осужденный Малышев оказался прав на счёт малолетних дебилов-наркоманов и зарабатывал УДО. Полевые цветы и травы зашли по полной программе. Многие просили удвоить поставку.

Васильев оформлял деньги, как бесхозные, обнаруженные строго на прилегающей территории колонии. После этого они ложились на счёт государства. За зоной их оформляли, чтобы меньше было проблем. Не выгодно оформлять деньги в зоне, сразу вопрос – откуда и как? Хотя это все прекрасно понимали, но лучше делать всё красиво. В общем оперативная смекалка давала результаты – два зайца одним выстрелом.

Хуже дело обстояло с героином. Тут пришлось изучать химию и вербовать закоренелых наркоманов, которые не сильно хотели рассказывать секрет о том, как развести малолетнего лоха. Помощь оказал Шендорович. Он был благодарен за то, что отпустили его маму после той передачи с яйцами. Шендорович всегда помнил, что к нему по-человечески отнеслись и поделился секретом.

– Василич, ты пойми, что эти юные нарики, кроме химии ничего не видели. – начал рассказывать Шендорович. – На воле им жить три-четыре года и откинут копыта. Я начинал с мака и конопли. До сих пор держу за правило, что лучше ничего нет, что даёт мать-земля. Что из земли растёт, то своих детей не убивает! У таких, как я, древних наркоманов, нюх на химию. Этим малолетним дебилам лишь бы глаза закатить, дурь есть – кайфа нет. Как вино и водка, понял разницу?

– Понял, понял. Матрац, а как белый заменить, чтобы не догадались?

– Василич, ты хоть и опер, но глупый ещё, извини, конечно. У кого постоянно деньги на белый есть, тот в зону редко садится. Деньги решают всё. Ты посмотри на этих отморозков, они настоящий белый вообще не видели. Им скажут, что это три девятки, они и растаяли. А то, что он из-за бараньей печени стал героином с тремя девятками, этого они не знают. Само название три девятки или четыре семёрки уже звучит красиво! Мак – это старо и не модно.

– Ну это же всё из коки делают? Тоже земля даёт.

– Ты у нас в зоне видел хоть раз зэка, осужденного за кокаин?

– Нет.

– А ты подумай на досуге, почему у нас таких нет. Мать сыра земля одно и тоже для этого даёт – это ты верно подметил. Только наркотики разные и по цене, и по эффекту.

– Матрац, я буду думать сам, не подсказывай. – сказал Васильев, так как любил такие задачки.

– Суть такова, хлористый есть? Только не в ампулах, а в порошке?

– Чего? – удивился Васильев.

– Хлорированный кальций, кровь им чистят. Только чистят раствором, а нам нужен порошок из кристаллов. Кристаллы хлористого с витаминами разотрём для вида и пусть себе употребляют. Наркоманы чёртовы, чтоб они все передохли.

Васильев не сразу понял в чем суть. Он наверно ещё недостаточно знал наркоманов и химическое действие наркотиков.

– Матрац, а почему они не поймут, что это не настоящий героин?

– А как они поймут, что это героин? Они его на воле видели в лучшем случае раз в месяц. Василич, тут всё дело в мозгах и венах. На вкус горько будет, значит кайф поймал. Да ладно уже, так и быть, расскажу. Мы малолеток так на воле на бабки разводили. Их хватало правда на пару месяцев, и они потом начинали понимать, что героин какой-то не настоящий. На свободе на пробу проще взять, а тут дефицит. Так почему бы за их деньги кровь им самим и не почистить? Думай, решай.

– Интересно всё это, но мне надо время подумать. – сказал Васильев, так как хотел всё-таки посоветоваться со старшими кумовьями.

Васильев проконсультировался с Петровичем. Тот был сильно удивлён, что как он сам до сих пор этого не знает. Тема-то выходит нормальная, когда ещё в зоне за деньги кровь чистили. Получив добро от Зубова и Петрова, Васильев приступил к первому пункту нового плана по изъятию денег в зоне. Вторым пунктом которого было очищение наркоманской крови. Наркоманам, под видом героина, продавали хлористый с глюкозой и дело пошло. Шендорович рассказывал сказки малолеткам про новый героин «7х7», который только ему одному в этом городе везут из-за бугра. Они, развесив уши, чистили себе кровь и очень хорошо за это платили. Вот, что значит, когда совмещаются старый зэковский опыт и молодая кумовская сообразительность.

За год Васильев из зоны вытащил много денег. По их изъятию колония заняла первое место в управлении. Зубов был доволен такой схемой, но с этим делом прекратили. Пошёл нездоровый слух, что оперативники продают наркотики. От греха подальше с этой темой завязали. Тем более Зубову начали задавать вопросы сверху. Откуда столько денег валяется за зоной? У вас там что, инкассаторы сумки потеряли? Петрович тоже посоветовал пока прекратить. Лучше устроить временное голодание, чтобы дефицит опять сделать дефицитом.

В принципе тема получилась рабочая и безвредная. И эта схема с двумя зайцами, убитыми одной пулей, однозначно работает. Васильев даже вспомнил, что когда-то хотел поступать в медицинский институт. Применённый им в колонии эффект Плацебо однозначно работал.