Механический голос, который компостировал мозги всем сидящим в зале ожидания пассажирам уже несколько часов, наконец-то соизволил объявить не менее механическим голосом о том, что нас ожидает самолет. Сонька, которая сидела рядом со мной, радостно запрыгала и захлопала в ладоши, а Кир блаженно выдохнул.

– О бозе, – тетя Кира еще сильнее замахала веером, очевидно, пытаясь привлечь внимание сей публики к себе (хотя все знали, что этот ее расфуфыренный веер стоит два бакса на алиэкспрессе, не больше), – я-то думала, сьто нам тут нотевать пидется! Стыд и сам, позолная авиакомпания!

– Да тетя Мэвис, не беспокойтесь, – Кир небрежно махнул рукой, – самое главное, что самолет уже ожидает нас. Не так ли?

Наши мамы набросились друг на друга и стали яростно что-то рассказывать, поддерживая парня и расхваливая его манеры. Очевидно, не каждая из них знала, что в прошлый понедельник Кир ухитрился украсть из старбакса пару сэндвичей.

Сонька не стала тратить время зря. Вместо того, чтобы подключиться к непринужденной беседе про паршивых Как-Их-Там-Кто-Задерживает-Рейсы, она крепко сжала мою руку и потащила в сторону электронного табло, поэтому шансы вырваться у меня резко свелись к нулю.

– Что ты думаешь? – спросила она, пока мы пробирались сквозь серую массу людей.

– Насчет мам? – я фыркнула, – они всегда так: ты им только повод дай. Двадцать четыре на семь в сутки тему могут обсуждать!

– Да нет же! – мы ловко увернулись от шкафоподобного дяденьки, который несся прямо на нас. – Я про то, как было классно, если бы с нами случилось какое-нибудь приключение!

– Какое, например? Похищение крокодилами-мутантами? Обнаружение таинственного логовища в заброшенном городе где-то на окраине?

Мы как-то неловко переглянулись между собой, пытаясь понять, кто же додумался до такого. Долго выяснять не пришлось: уже через секунду из-за моей спины выглянули смешные квадратные очки в черной оправе, по которым игриво скакнул и пропал лучик света.

– Господи, Кир, ты опять пересмотрел свои сериалы-боевики? – Сонька закатила глаза. Уже, кажется, в триста пятьдесят пятый раз.

Парень надулся, явно расстроенный ее заявлением:

– Ты хотела интересного – я озвучил, что не так? Разве ты не хотела быть похищенной гигантскими крокодилами-мутантами? Представь, как они касаются твоего тела, представь это каждой своей клеточкой… А потом представь, что они…

– Ладно-ладно! – я попыталась улыбнуться и встала между ними двоими, хотя прекрасно понимала, что у Кира не все дома. – А сейчас предлагаю разойтись на сей-ля прекрасной ноте и продолжить наш путь. Да, Сонька?

Сонька смиренно кивнула, подхватила меня за руку. Кир изобразил момент прелюдии. Я показала ему средний палец. Вот же идиот.

Мы снова возобновили свое движение к табло, у которого на этот раз народу было гораздо меньше. Разноцветные циферки сновали туда-сюда, сменяли друг друга, наскакивали, исчезали и снова появлялись. Наш рейс под номером восемьсот восемьдесят восемь появился только тогда, когда экран остановился на секунду и задержал изображение, прежде чем заглохнуть насовсем.

– Число «восемь» – бесконечность.

Я обернулась к Соньке:

– Что?

– Восьмерка обозначает бесконечность, – и, немного подумав, добавила: – романтично?

Интересно, ей можно напомнить о том, что буквально каких-то пару секунд назад Кир хотел отдать ее в рабство к крокодилам-мутантам?

– Наверное.

Наверное.

Что обозначает «наверное»? Кажется, то, что могло произойти, но Сонькиной мечте не следовало сбыться. Почему? Потому что, во-первых, я не была ярым сторонником всяких приключений, в отличие от Соньки, и долететь до Аргентины для меня уже представлялось немыслимым подвигом. А во-вторых, как это уже повелось, раскрытых случайностей не бывает, а если и бывают, то они становятся чертовски скучными и неинтересными.

Мигающие огоньки по сторонам помещения уже пропали, и мы, тесно сгрудившись в одну кучу, не спеша потопали к самолету через специальный выход. Вперед вырвалась донельзя напуганная стюардесса, которая принялась что-то судорожно лепетать охраннику. Очередь остановилась. Сонька, которая стояла позади Кира, не упустила возможность устроить ему хорошую взбучку за крокодилов-мутантов, а потом повернулась ко мне и с гордым видом хмыкнула.

– Я не верю в это! – охранник рассмеялся, открывая дверь на выход. Толпа тронулась снова.

– Но, – стюардесса выглядела сбитой с толку, будто ей только что в водку подлили пунш и набросали туда соленых огурцов, – вдруг что-то пойдет не так?

Я краем глаза заметила, как моя мама и тетя Мэвис переглянулись и одновременно побледнели, что явно не служило хорошим знаком. А потом еще вдобавок подозрительно уставились на стюардессу.

– Я имела ввиду… – женщина вымученно улыбнулась и поправила странную синюю брошь на униформе, – неполадок нету, а значит, лететь можно спокойно. Да?

Охранник еще раз рассмеялся, и его хохот отразился от слепяще-белых стен зала, попадая во все углы комнаты и превращаясь в странноватое эхо.

Мы с Сонькой и Киром юркнули в этот узенький проход почти последними, но первых двадцати секунд, которых мы там находились, вполне хватило для того, чтобы понять, что ничего романтического ожидать не стоит. Ни шампанского со столиками на колесиках, которых показывают в слезливых фильмах, ни удобных кресел и чего-то еще из ряда привычного выходящего, видно не было.

«Привычного» – по три места в каждом ряду с ободранной обивкой, брошюрами «уютного полета» и остывшей курицей с пастой недельной давности.

Кир что-то пробурчал и снова попытался наехать на Соньку, но та проскользнула в самолет быстрее, протащив вперед меня и не забыв показать парню язык. Нет, это вообще нормально, в шестнадцать лет показывать язык? Кажется, нормально, если взять в учет тот факт, что каких-то тридцать минут назад Кир на весь зал ожидания изображал прелюдию, чтобы хорошенько позлить Соньку, которой до этого было абсолютно фиолетово.

Мы боком протащили свои задницы между рядами до наших мест. Надо же, мамы специально взяли три сиденья отдельно от себя – хотя бы не придется выслушивать их рассказы о том, кто решил подкатить к тетеньке из соседнего магазина с цветами. Сонька уселась к окну, я села рядом и продемонстрировала место для Кира, который уже забыл про свое желание отдать подругу в рабство.

– Смотрите, тут есть экраны! – воскликнула девушка. – Нет, Аза, ты видишь?! А моя мама была права насчет того, что в этой фирме есть мини-телевизоры в самолетах!

Я и Кир моментально вдолбили свой взгляд в небольшие черные квадратные экранчики, которые висели на передних сиденьях. Я не удержалась и тихо присвистнула – надо же, двадцать первый век липкой засасывающей рутиной добрался и до этого побитого жизнью самолетика.

Надо отдать должное и сказать, что Аза Джонсон, самая нудная на всем континенте Америки, как-то нашла в себе другую, более светлую сторону, и теперь мчит на самолете в другой конец света не потому, что ей так хочется, а потому, что затащила и ввязала в эту авантюру ее подруга, которой эта самая Аза Джонсон просто не могла отказать – хотя бы потому, что она списывала у подруги весь семестр. И теперь я сидела на сиденье и вглядывалась в иллюминатор, слушая чьи-то крики «помогите, я не хочу лететь в Аргентину», и с ужасом осознавала, что эти крики принадлежат мне.

Когда на уроке физики Майкл задал учителю вопрос: «А хорошо ли жить на облаках», он ответил: «Может быть, только облака – это ничто иное, как пар, который вышел из океанов, который находится на высоте десяти тысяч метров. Ты не успеешь и оглянуться, как все твое тело замерзнет и умрет от нехватки кислорода».

Так сейчас умирает моя четвертая сторона, которая буквально хочет выпрыгнуть из первого попавшегося запасного выхода и с ужасом убежать прочь. Может быть, даже и Сонькина. И Кирина. Хотя, нет, он всегда отличался своим безразличием ко всему происходящему.

Но сейчас он сидит на боковом кресле, крепко вцепившись в поручни, и смотрит на меня таким жалостливым и молящим взглядом, будто я могу что-то сделать. Ты можешь. Определенно, нет. «Нет» – ты можешь. «Нет» – я не могу. Пссссс. Я же сказала, что я не могу. Псссссссссс. Пожалуйста. Хватит. Пссссссссссссс. Прошу тебя. Хватит. ПССССССС. Ты там…

– ПСССССССС.

Я будто вынырнула из своих мыслей, покрутила головой, и только спустя пару секунд поняла, что отчаянные попытки вырвать меня из своей вселенной делала настырная Сонька.

– Аза! – девушка скосила глаза. – Ты слышишь, что я тебе говорю? Айневажно, в общем, самолет скоро взлетит, как сказали стюардессы.

О НЕТ.

Все, о чем я сейчас молилась – чтобы самолет не взлетел по каким-нибудь причинам.

– Еще плохая новость, – перехватил Кир, – то есть, конечно, не очень плохая. Наверное. Экранчики не работают…

Не успел он окончить свою фразу, как черный телевизор мигнул и высветил что-то наподобие электронной брошюрки, которая стала часто-часто мигать.

Мы рады новым пассажирам – гласила здоровенная белая надпись посередине «листа». Я потянулась и смахнула ее вниз, экран сменился новой, еще более красочной картинкой с меню.

– Ого! – Кир одобрительно хмыкнул, быстро перелистывая страницы на своем экране. – Эй, поглядите, тут даже есть научные фильмы! Вдруг тут показывают про крокодилов-мутантов?

Сонька тяжело вздохнула и возвела глаза к потолку, гадая, как она пролетит все эти десять часов и не умрет от вечной болтовни парня.

На следующей странице был написан весьма странный текст, который гласил, что этот рейс – первый рейс, который заработал почти спустя восемь лет. Это здорово меня напрягло. Обычные рейсы здесь, в Шарлотт, летали с примерной периодичностью в два-три дня. Но тут прошло целых восемь лет. Пока я успокаивала себя, что самолет находился на ремонте все это время (а других самолетов не существует, что ли?), Сонька и Кир стали издеваться друг над другом опять.

– Если ты еще хоть раз заикнешься про крокодилов-мутантов, я сама же, своими руками запихну тебя им в клетку, – прошипела я, – оставь Соньку в покое, идиот.

Кир громко расхохотался:

– Конечно, как я могу надоедать моей жене.

Я и Сонька содрогнулись от рвотного позыва.

Мы летели в самолете ни меньше, ни больше часа три, но уже жутко устали и захотели блаженно раскинуться на огромной кровати в гостиничном номере.

Пресловутые стюардессы как-то подозрительно часто бегали между рядами и переговаривались друг с другом, а доверчивым пассажирам предлагали чай или кофе раз десять в полчаса, чтобы никто ничего не заметил.

Сон погружал меня в себя тоже довольно часто. Только он был липким, тревожным, мимолетным и совсем не таким, в который хотелось бы вернуться. Сонькины духи чуть-чуть скрашивали эту серую паутину, но не больше; становилось как-то спокойнее и мягче… Кир успел облокотиться своей головой мне на плечо, и теперь сладко посапывал на пару с девушкой, а вот я сидела и смотрела в грязно-желтый потолок, пытаясь заснуть.

За окном борта уже давно стемнело, и мигающие лампочки вверху так и грозили погаснуть в скором времени. Кстати, сколько сейчас времени? Ну, определенно, часов десять уже есть, значит, скоро должны будут разносить ужин. Вот незадача. Только я почти уснула, как стюардессы снова будут вынуждены потревожить наш покой. Замечательно.

Первый рейс за восемь лет.

После каждого благоразумного напоминания Второй Я меня прошибал холодный пот. Что-то определенно случилось. Но что? Что могло бы помешать самолету летать этим рейсом чуточку почаще? Единственное разумное объяснение этому кошмару, которое у меня было на тот момент – так это то, что этот самолет находился на техническом обслуживании все эти восемь лет. Но после каждой попытки успокоиться я снова задавала себе этот вопрос: что случилось с этим рейсом, и снова получала ответ настырной Второй Я о том, что что-то случилось, и это что-то – явно не простой ремонт.

Так я провела в размышлениях довольно длительное время, а потом включила «Драконов», и положив свою голову на плечо Кира, стала смотреть на другую сторону борта.

Снаружи смеркалось.

Полупрозрачные облака, окрашенные в мягкий лиловый цвет из-за заходящего солнца, лениво пролетали мимо самолета, оставляя еле видимые полосы в воздухе. Из кондиционеров веяло прохладой. Я лежала, положив Киру голову на плечо, и размышляла о том, как это: жить на облаках. Похоже, это была нездоровая тема для шестнадцатилетнего подростка, но я все равно дала волю своему мозгу подумать об этом – хотя бы для того, чтобы Вторая Я наконец-то забыла про этот странный рейс и оставила опасения. Эй, мы же летим и все хорошо – что может случиться?!

И сон, который не хотел настигать меня целых четыре часа, наконец-то взял вверх над моим телом и сознанием.

***

Неожиданный удар, который обязал подпрыгнуть всех на своих сиденьях в буквальном смысле, пробудил наши с Сонькой и Киром умы, заставив распрощаться со спасительным сном.

– Что, черт возьми, это такое?! – Кир накрепко вцепился в подлокотник. – Аза, что это было?!

– Если ты считаешь, что я не спала все эти шесть часов, шестнадцать минут и двадцать три секунды, прислушиваясь к каждому звуку, то ты глубоко ошибаешься, – пробормотала я.

В моей голове до сих пор играли слова песни:

Вот и мы, ты нам совсем не рад?

Мы – войны, что строили этот град

Из пыли.

Понять, что на борту случилось что-то серьезное, нам дали четыре стюардессы, шустрое пробежавшие перед нами в сторону «головы» самолета. Все остальные пассажиры остались довольно спокойными даже при их виде, и только мы всей тройкой отчаянно заерзали на сиденьях.

– Уважаемые пассажиры, – голос сверху закашлялся, – мы просим сохранять вас предельное спокойствие и четко следовать инструкциям, которые мы сейчас вам огласим.

Шум в динамиках. Чей-то кашель и неразборчивый французский. Экранчики, которые до этого оставались выключенными, вдруг разом включились, высветив инструкцию для этой печальной ситуации.

– Наш самолет должен совершить вынужденную посадку, – теперь в динамиках заговорила женщина средних лет с приятным певучим голосом, и наравне с ее голосом откуда-то сверху на нас вывалились дыхательные маски. – просим вас сохранять бдительность. Ущерб в скором времени будет компенсирован.

Ага, компенсирован. Живыми бы хоть долететь, что ли, а ущерб – дело времени.

Я краем глаза заметила, как все засуетились и стали делать попытки одеть на себя маски. Кто-то в другом корпусе истошно закричал. Я почувствовала, как вторая личность Азы Джонсон буквально сделалась зеленой от страха.

– Просим вас крепко держаться за подлокотники и быть начеку. Всего хорошего, – и динамики выключились.

– Отлично! – Сонька часто задышала. – Аза, ты слышала?! Она желает нам всего хорошего, когда мы, по сути, скоро разобьемся! «Хорошо вам разбиться», да?!

– Спокойно, пожалуйста, – теперь я смогла разобраться с маской и говорила, как герой «звездных войн», – может быть, ничего плохого не случится. Но…

Договорить я не успела лишь потому, что при виде земли в иллюминаторе, в общем-то, я забыла весь английский напрочь в считаные секунды. А потом за этим последовал оглушающий удар, который выбил из трех бледных тел весь дух, который там еще оставался.

Я проворонила момент и больно ударилась головой о переднее сиденье, оставив там нехилый отпечаток размером с футбольный мяч. Сонька истошно закричала; Кир, вцепившись всеми конечностями в сиденье, до посинения сжал челюсти.

После первого удара послышался звук выдвигающихся шасси и еще один толчок, но уже послабее предыдущего. Теперь я успела среагировать и выдвинула вперед руки, чтобы снова не вписаться в экран. Борт трясло в разные стороны, пассажиры кричали и прижимали своих детей к себе. Где-то снаружи зажглись аварийные ядовито-красные мигалки. Все это превратилось в сплошное месиво, в котором не то что сосредоточиться – нормально думать нельзя было.

А потом настала тишина.

Давящая, затягивающая и одновременно оглушающая. После всего того, что нам удалось пережить, она показалась спасением, но ненадолго.

Мы умерли? Я оглядела салон самолета. Половина лампочек погасло, отчего здесь сделалось еще темнее. После длинной паузы послышались всхлипы, крики, плач. Я оглянулась на Соньку и крепко сжала ее руку, а она уткнулась мне в плечо и застыла в этой позе.

Мы сидели так минут десять, пока Кир не шевельнулся и шумно вдохнул, разрушив наше оцепенение.

– Девчонки, вы целы? – он слегка толкнул меня в бок. Я часто закивала. Сонька всхлипнула. – Черт, мы живы?

– Да какая разница, живы мы или нет, мы даже не знаем, куда нас занесло! – девушка, которая в это время еле сдерживала себя, горько зарыдала.

– Все будет хорошо, слышишь? – я обняла ее.

Но только мы подумали, что все будет нормально и мы выберемся отсюда, как оставшиеся лампочки мигнули и разом погасли, а голоса стихли, и в салоне настала кромешная темнота.

– Чеееееееееерт, – я закатила глаза вверх. А потом высвободила свою руку из объятий Соньки и стала безуспешно шарить вверху в поисках источниках света.

Что-то покрутила. Наверное, это и есть лампочки. До сих пор теплые. Пошарила еще, нашла длинную «ленту» – это, похоже, шнур от дыхательной маски. Тоже не то, что надо.

– Да ладно, брось, – Кир в темноте перехватил мою руку и крепко ее сжал. – Давайте лучше найдем старших и посмотрим, какую лапшу они будут нам вешать.

– А наши мамы? – впервые Сонька заговорила уверенным голосом и перестала дрожать. – Мааааааааааам?

Наша троица затихла, прислушиваясь к каждому звуку.

Мне на момент показалось, что у мира выключили его звук. В салоне сделалось так тихо, что теперь мы слышали звук собственного дыхания. Мое сердце бешено скакало от волнения, и я никак не могла его присмирить.

Сонька еще раз позвала наших мам, но в ответ получила только угнетающую тишину и странное эхо.

– Вот черт, – цокнул Кир, – это еще что?

Тут уже нервы у нее сдали, и она заорала как сумасшедшая «мам, ты где?».

– Погодите-ка! – в моем мозгу зажглась новая лампочка, – кажется, они вышли через запасной выход!

Вот и отлично. Теперь, в крайнем случае, нам не придется волноваться за них, хотя мне было ужасно обидно, что они выбежали и даже не вспомнили про нас. Я протолкнулась через парня между рядами, выйдя в довольно узкий проход. Под ногами что-то хрустнуло. Попкорн или еще какая-нибудь забытая штука, наверное.

Первое, что пришло мне в голову, было потрогать соседнее сиденье. А вдруг там кто-то сидит, и я ненароком потрогаю «его» за голову? Или за живот? Ой, какой позор-то будет! Я уже было хотела отступить, но, почувствовав даже в темноте пристальный взгляд двух пар глаз, все же нерешительно протянула руку и дотронулась до…

И в ужасе отдернулась.

Нет, там определенно что-то было. Но это что-то явно не походило на живую форму жизни. Оно не было теплым, оно не шевелилось, оно не дышало. Грубая скользкая поверхность не колыхалась от ударов сердца, что еще раз подтверждало теорию о том, что оно не живое.

За эти полторы миллисекунды, за которые моя рука задержалась на этом нечто, я успела сделать два важных вывода: во-первых, если бы это и была какая-то сумка, то ее поверхность не напоминала кожу только что родившегося младенца, а во-вторых, если это не сумка, то что это тогда лежало на сиденье и даже не удосужилось издать хоть какой звук, чтобы я могла приблизительно опознать это нечто?

– Боже мой! – я попятилась назад, наткнулась на кого-то из ребят и чуть не загремела в проход, – там… Я не знаю, что там, но, кажется, нам нужно валить отсюда как можно быстрее! ЖИВО!

Кир и Сонька, похоже, немного опешили от сего заявления, а потом, натыкаясь друг на друга и матерясь отборными словами, на ощупь помчались к выходу.

Этот случай выбил остатки остатков моего духа, которые еще оставались после того, как наш самолет совершил аварийную посадку, и сейчас мой мозг наконец-то послушал бешено бьющееся сердце и заорал что есть мочи всему организму только одно.

ВАЛИТЬ. ОТСЮДА. КАК МОЖНО. БЫСТРЕЕ!!!

Мы добежали до двери секунды за три и судорожно стали шарить в темноте в поисках ручки. Какие-то кнопки… рычажки… выемки и «впуклости»… Ремни… ленты…

– Быстрее, девчонки, пожалуйста! – Кир выругался сквозь зубы.

А дальше произошло то, что заставило все мои волосы разом подняться и сплясать тумбу прямо на теле. То, что еще минуту назад лежало неподвижно и не подавало признаков жизни, завозилось на сиденье и стало светиться мягким голубым светом.

Я видела его светящиеся жилы по всему бесформенному телу, похожему на обрубок, его подобие когтистых лап. В верхней части головы пульсировала странная темно-синяя жидкость. В целом, это странное нечто напоминало насекомое, на которое кто-то наступил тапком, а потом чья-то сердобольная душа нашла его и склеила, подбросив нам, как новогодний подарок.

Я успела зажать рот рукой прежде, чем из меня бы вырвался полный ужаса вопль. Сзади истерически пискнула Сонька, шепотом умоляя Кира искать выход быстрее раза в четыре.

Тем временем светящееся нечто сделало попытку скатиться с сиденья и, будто гусеница, пустила импульс по всему телу. Оно содрогнулось. Нечто сделало вторую попытку, подползло к краю кресла и снова пустило импульс, смачно шмякаясь на пол.

– СКОРЕЕ, ЧЕРТ ТЕБЯ ДЕРИ!!! – заорали мы с Сонькой в один голос, уже не выдерживая этого ужаса. А потом, крича на весь салон, кинулись к двери и стали как полоумные бить по ней кулаками.

– Сделай что-нибудь, – я развернула Кира к себе и потрясла его за плечи.

– Я пытаюсь, черт возьми! – он скинул мои руки. – Я пытаюсь, черт, я пытаюсь! Я пытаюсь вскрыть эту долбаную дверь, которая замурована насмерть!

БАМ.

Нога парня отпечатала в железной двери след подошвы. И ничего более.

Я снова поборола себя и оглянулась назад. Теперь эта гусеницеподобная штука была гораздо ближе, буквально за минуту она проползла около четырех рядов.

– Аза, черт тебя дери, зачем ты потрогала эту хрень вообще?! – пропищала Сонька, отчаянно дергая по очереди свисающие вниз ремни.

– Вы сами попросили меня убедиться, есть ли кто кроме нас в салоне. Я убедилась! Вместе с нами есть странный желеобразный монстр, который ползет прямо к нам, – саркастично ответила я.

Бам. Бам. БАМ.

– Если мы выживем, я клянусь, я куплю тебе три книги о мифических созданиях, – захлебываясь в слезах, гаркнула девушка.

Сонька хотела сказать что-то еще, но возглас Кира, который свидетельствовал о том, что в этой темноте появился просвет надежды, заставил нас разом забыть о споре и кинуться на помощь.

– Насчет три, – он схватил наши руки и положил на ручку-рычаг, – один, – мы крепко ухватили ее со всех сторон, – два, – потянули, – три! – мы вложили остатки своих сил и услышали блаженный звук щелчка.

Кир еще раз пнул дверь, и она со скрипом стала открываться.

В салон ворвался затхлый воздух, заполнив собой все пространство. Мы, не разбирая дороги, посыпались вниз, выставив вперед ноги и пытаясь не кувыркаться в полете.

БАБАХ.

Я потеряла равновесие, больно шлепнулась боком о пыльную землю, что разом выбило весь дух и подняло вокруг столб пыли не меньше трех ярдов в высоту. Скатилась по небольшому пригорку, и немного очухавшись, услышала, как вслед за мной шмякаются Сонька и Кир, изрыгая проклятия на все лады.

Я отклеила взгляд от земли и отметила, что лежу ни больше, ни меньше в вонючей жиже, которая воняет дохлой стает котят. По краям ее росла серо-желтая трава, которая в рост сравнилась бы с некрупным ребенком. Ага, значит, занесли нас все-таки на землю… Только вот где все остальные пассажиры? Неужели они успели улететь на другом самолете, пока мы всей троицей занимались сеансом самовнушения всего хорошего?

– Эй, ты как там? – я услышала, как Кирины ботинки шлепают прямо по жиже ко мне. – Жива?

– Вроде бы, – вроде бы? – куда нас занесло?

Кир подошел сзади, схватил меня за воротник куртки и помог подняться. Вслед за ним на цыпочках подскочила Сонька, ругая весь белый свет за то, что одела белые кроссовки.

Я привела свои мысли в порядок и огляделась.

Это место не походило на живописные ландшафты в Аргентине. Оно не походило ни на пустыню, ни на джунгли или поля. Оно было сплошным выжженным и высохшим мертвым серым пустырем, окружающим нас со всех сторон, словно мазутное пятно.

Та трава, которую я встретила у болота, была единичным экземпляром на этой земле, потому что растений в поле зрения больше не наблюдалось – лишь только парочка иссохшихся деревьев вдалеке, да какая-то торчащая из земли коряжка.

Вдали над землей плелся густой зеленоватый туман, не дававший разглядеть, что же следует за ним. На небе светало. Я оглянулась на ребят, чтобы спросить у ходячей энциклопедии Соньки, куда же нас занес черт, и по ее взгляду поняла, что она растеряна не меньше, чем я.

– Плохую новость хочешь? – и, не дав ответить, Кир произнес: – следов других попутчиков не видно вообще. Такое ощущение, что они просто испарились.

– Вдруг их съела та синяя штука? – Сонька перекинула голову ему через плечо, – с виду она, конечно, несколько безобидная, но…

– Ты хочешь сказать, что всех сто пятьдесят пассажиров съела «та синяя штука»? – скептически усмехнулся парень. – Не верю. Знаешь, что? Лучше придумайте, куда нам пойти. Не хочу оставаться на этом пустыре в окружении обломков самолета.

Даже в темноте я почувствовала, как Сонька возвела глаза к небесам, но возражать не стала. Мы, не сговариваясь, направились от самолета неспешащими, размеренными шагами, не разговаривая и не оглядываясь назад, ведь каждому из нас уже стало понятно, что приключения, которые я так старалась избежать, только начинаются.

Мы шли часа полтора, все уставшие и замерзшие, пока Сонька не закричала «город!» и бросилась вперед к горизонту.

Конечно же, ничего там видно не было, но после нескольких пройденных ярдов я все же смогла разглядеть странные небольшие домишки… Нет, на вид они были вполне себе обычными, ничем не отличающимися друг от друга домиками, но, когда мы подошли ближе, причина сразу бросилась нам прямо в лицо и застыла там гримасой ужаса.

Дома были разрушенными.

Просто груда серо-желтых кирпичей и металла, кое-где – уцелевшие стены с выбитыми окнами и ставнями. Под ногами то и дело мелькали доски, пыльные предметы быта, куклы с оторванными головами.

Мы остановились в нерешительности перед огромными воротами и табличкой с надписью «Welkme ta Sleepstown», гадая, сошли мы с ума или уже умерли.

– И что будем делать? – Сонька захлопала глазами, подобрала с земли пыльную куклу с одним полустертым нарисованным глазом и отбросила от себя подальше.

– Да уж, похоже, мы застряли тут надолго… – Пробормотала я. – Такое ощущение, что нас отбросило лет на сорок назад. Ну, знаете, как в фильмах о войне.

– Эй ты, ходячая энциклопедия, – Кир легонько толкнул Соньку, – колись, в каком справочнике написано о том, что война идет где-то?!

– Я ничего не знаю! – ощетинилась та, – а если тебе надо поумничать – пожалуйста, иди и умничай вон той стене!

– Да уж больно надо, это ты петушиться любишь передо мной. Влюбилась, что ли?

Сонька истерически рассмеялась, подхватила меня за руку и бросилась к развалинам с такой прытью, будто увидела дверь с надписью «выход здесь». А возможно, она просто решила оставить Кира в своих раздумьях о том, любит ли она его или нет.

Мы вскарабкались на небольшой пригорок из груды поломанных кирпичей, на ходу раня свои и без того истерзанные коленки. Сонька остановилась чуть поодаль, всматриваясь в закат. Даже он тут был каким-то странным – бледно-зеленая дымка, и посередине нее – такое же по цвету восходящее солнце.

Я шумно вздохнула, наблюдая за его ленивыми лучами, крадущимся по развалинам странного города под названием «Слипстоун». Спящий… город? Какой идиот додумался назвать «Слипстоун»… э-э, «Слипстоуном»?

– Я не хочу тут оставаться, – я рассеяно оглянулась по сторонам. – Тут как-то… жутко, что ли… Давайте вернемся в самолет?

Мы синхронно обернулись назад, но кроме выжженого поля не увидели ровным счетом ничего.

– Не ты одна не хочешь тут оставаться, – девушка вздохнула. – Если бы я хоть знала, что это за город такой… Его же ни на одной карте нету!

Мы услышали, как кирпичи сзади нас осыпаются, срываясь вниз. Кир в одно мгновенье запрыгнул на пригорок, отряхивая свои флисовые штаны, которые покрылись зелено-серой пылью.

– У нас есть только один выход, – заумно начал тот. Мы с Сонькой оглянулись на него в недоумении.

– И какой же? – спросила девушка.

– Идти вперед, – ответил парень.

Честно признаться, эта идея была явно не из лучших.

Чем больше мы заходили вглубь Слипстоуна, пытаясь найти хоть грамм цивилизации, тем больше убеждались в том, что этой цивилизации мы никогда здесь не найдем. Хотя, очевидно, нам становилось ясно только одно: не было ее тут лишь из-за того, что этот город просто до нее не дожил.

Улицы на наше удивление «внутри» сохранились гораздо лучше, чем вначале. Было такое ощущение, что город бомбили только по кольцу (а бомбили ли вообще), но середину не тронули. Во время нашего обхода одного из домов (опять же – Кир настоял на том, чтобы мы проверили каждый угол и окончательно убедились в том, что двадцать первого века здесь не было) я нашла в груде металла старую телефонную будку с потрескавшимися стеклами и трещинами по всему периметру, но почти целую. Такая находка нас немного обрадовала, но мы до сих пор не нашли выход из города, что радости совсем не прибавляло.

Мы заблудились в этом не имеющем конца городе.

Он словно был бесконечным – уходил далеко за горизонт, пожирая в себя все новые и новые участки мертвого пустыря.

Кто знает, может быть, когда-то он не был таким же серым и безжизненным?

– Вот. – Кир отошел подальше от нас на пару шагов и приподнял руки вверх, приглашая войти в неожиданно хорошо сохранившийся магазинчик. – Думаю, здесь можно заночевать.

Сонька издала какой-то нечленораздельный звук, но все же шаркающей походкой проскочила в проход, заделанный почти наполовину трухлявыми досками.

Мягкий зеленоватый свет с витрины освещал лишь небольшой кусочек узкой улицы, но странный туман был виден за милю, и только слепой не смог бы его разглядеть. Он был каким-то… пугающим, что ли. Зеленым, светящимся, и он двигался прямо на нас.

– Как-то мне здесь неуютно, – я подала руку Киру, и он помог мне запрыгнуть на высокую ступень. – Тебе не кажется, или туман тут крайне странный?

– Аза, не говори, – парень покачал головой, – тут все странное, но туман… Да, он какой-то слишком отклоняющийся от нормы, так сказать. Он реально странный. Давай, не тормози лучше, теперь каждая секунда на счету.

Я пригнулась и вслед за Киром юркнула в магазин. Он, удостоверившись, что все мы зашли внутрь, плотно закрыл трухлявую дверь и подпер не менее трухлявой шваброй.