Жестокий. В уплату долга

грязь, от которой отказывался наследный принц. – Так, может, дело не в Машке? А в том, что ты осознаёшь, кто ты есть? Незаконнорожденный ублюдок. Сын цыганской шлюхи. Имран закрыл глаза, стиснув зубы так, что зат

Мирный не шевелится, но его глаза говорят за него. Он, как и остальные, хотел бы этого…

отмечала, как хмурится, как касаетсябедняге шею. – Бля! – вскинулась я, на что Булат гаденько

на губы прозрачный блеск, ресниц коснулась кисточкой туши. И, собрав волосы в модный, слегка небрежный пучок, вышла из квартиры. Моих надзирателей в подъезде не было, лишь на подоконнике

ездит на дорогих иномарках. – Егор Алексеевич, извините. Угощайтесь. Сейчас картошечку ещё пожарим… – Антон поставил

загнёмся в этом проклятомперетекает взглядом на меня. Муж глухо ругается, хватается

будто не замечая все ещё стоящего рядом растерянного парнишу, присел на соседний стул и сделал знак рукой бармену. – Девушке ещё один коктейль, мне как обычно. Бармен его узнал. Узнал и буквально затрясся весь. Собственно, как и я. Вот же попала. Он ведь мог подойти к любой другой девушке, почему именно ко мне подкатил? А мой Казанова, кстати, тоже свалил. Вот трус. Так, Злата,  соберись. Тебе же самой это нужно. Ты ведь сама этого

круглый стул. Хочется как-то отвлечься и расслабиться

дурака, и в груди начинает щемить от боли. За него, за себя, за то, во что мы превратились. – Всё, любимая, всё! Забудь про эту картошку, – ногой отшвыривает пакет, снова целует мои

развесила, поверила ему. – Иди работай, Егор. Тёлка остаётся у меня. Ваха