Читать книгу: «Задача двух тел», страница 4
– Но я-то точно выживу?
– Да, – кивнул охранник. – Только вы и выживите.
– Отлично! Пусть приступают скорее, а то я уже чувствую, что начинаю задыхаться.
– Но специалисты говорят, что воздуха хватит еще минимум часа на четыре… – пробормотал охранник, явно потрясенный тем, с какой легкостью и без малейших колебаний было принято решение.
– Мне лучше знать, я-то тут, внутри! Передай: я приказываю коменданту как можно скорее привести его план в исполнение.
– Но ведь п-погибнут не только они… – охранник, от волнения вновь начавший заикаться, обвел жестом притихших людей.
– Ну да, их и так пришлось бы ликвидировать, – согласно кивнул старик.
– …но и мы с Тэ-толиком!
Человек в саркофаге наконец сообразил, что именно заботило его охранника. Он помедлил немного и начал мягко:
– Сергей, ведь ты понимаешь, что без меня вся наша страна погибнет в пучине междоусобной войны. Помнишь, войска под Москвой, когда этот жалкий повар решил прогнуть меня? Вот все это будет снова, но в сто раз хуже, в тысячу! Как во времена Смуты: поляки – в Кремле, берлинский пациент – в Тушино, семибанкирщина – в Москва-сити! Сергей, ты же давал присягу! Ты знаешь свой долг, а у меня есть свой. Давай исполним его вместе: ты спасешь меня, а я спасу страну, в том числе и твою жену… Катю, верно?
– Юлю…
– Ну да, Юлю, прости. И обоих деток.
– У меня тэ-только одна дочка…
– Вот! Спасешь и Юлю, и дочку от ужаса грядущей Смуты… Будешь героем!
– Да я их и так спасу, даже лучше, если жив останусь, – задумчиво произнес ФСОшник, голос его стал твердым, заикание вновь пропало.
– Не глупи, Сергей! Ведь это может тебе боком выйти! – угрожающе произнес старик.
– Может и выйти, а может и нет!
С этими словами Сергей отошел в угол, подальше от саркофага и решительно поднес руку к уху: «Егоров! Начальник категорически запретил!». При этих словах в саркофаге завопили, но стекло эффективно глушило крик. «Вот так, запретил!.. Говорит, что опасается за жизни гражданских…Ну, естественно, не всерьез, что ты тупишь?! Когда он о них думал-то? Просто не верит, что саркофаг выдержит… Нет, запретил ка-те-го-ри-чес-ки, я же сказал! Никакой, говорит, самодеятельности. Я, говорит, буду дышать пореже, а вы взламывайте двери!.. Вот так! Отбой!»
– Мятеж! Предательство! Заговор! – вопил старик из-за стекла. – Только дайте выбраться отсюда, уж я вам отплачу. И жену, и дочку! Всех! Всех, до третьего колена истреблю!
Сергей пожал плечами и кинул взгляд на Толика. Тот в ответ поднял большие пальцы вверх на обеих руках.
– А с нами что, сынок? – спросил бородатый пожилой священник, у которого из-под зимней куртки выглядывала темная ряса.
– А что с вами? Вы свободны! Можете стоять, ходить, лежать… Мне все равно!
Все облегченно загалдели, кроме старушки, уже пришедшей в себя:
– Я все равно буду жаловаться! Вы меня избили! Это превышение! Если надо, я до президента дойду!!! – на этих словах она осеклась и опасливо посмотрела на саркофаг, кажется впервые осознав, что в ее стройной картине мира намечается изрядная трещина.
– Да, пожалуйста, – устало произнес ФСОшник Сергей. – Тут как раз метра четыре идти…
Александр ожидал взрыва возмущения. Все-таки глава государства цинично дал понять оказавшимся вместе с ним в ловушке людям, что их жизни ничего не стоят, и он с легкостью готов пожертвовать ими. Но те предпочли не заметить этого факта, а лишь обрадовались, что теперь они могут свободно бродить по небольшому залу. «Удивительный менталитет, – подумал физик. – Может правы эмигранты, и нас уже не исправить?».
Президент и двое его взбунтовавшихся охранников продолжали существовать словно бы в каком-то пузыре. Только женщина, оставившая дома ребенка, спросила у ФСОшников, не осталось ли у них при себе мобильных телефонов, и не могут ли они передать весточку соседке, но, получив отрицательный ответ, отстала от них. Даже дети, которых учительница вместе с бизнесменом в шубе, заняла игрой в слова, делали вид, что саркофага не существует. За полчаса подойти к нему решились лишь бабка, чтобы нажаловаться-таки на ударившего ее охранника, да какой-то трясущийся колдырь с пожеланиями здоровья и восхищенными междометиями, перемежаемыми матюгами, в адрес гениальной линии внешней политики первого лица и проклятиями в адрес Америки. Но они не удостоились ни звука в ответ. Старик в саркофаге просто лежал и делал вид, что не видит и не слышит их. Может думал о судьбах родины, а может экономил воздух.
– Мы, кстати, в любом случае трупы, уж поверьте «эшнику»…
Неприметный гражданин в мешковатой серой куртке и темной вязаной шапочке подсел к Александру и его новому товарищу.
Пашок неприязненно отодвинулся от него:
– Поверить «эшнику»? За кого ты нас принимаешь?
Тот пожал плечами:
– За тех немногих тут, кто может меня понять. Меня, кстати, Коля зовут, – «эшник» протянул руку, но пожал ее один Александр.
– Врешь, как обычно… – процедил Пашок.
– Могу паспорт показать, – оскорбился тот, но показывать паспорт не стал, а продолжил мысль: – Я что хочу сказать, что мы же тут все обречены: я, вы, да и бойцы из ФСО. Они поняли, что к чему, потому и залупились. Не важно, выживет он, – кивнул он в центр зала, – или нет.
– Кретин я, конечно, столько людей подставил, – печально кивнул Александр. – Если он выживет, никому из нас не жить, это правда. Но если он все-таки умрет, то зачем им всех убивать потом?
– Очень некрасивая история получается, как ни крути. И неудобная для всех. Как объяснять людям, что Первый задохнулся в саркофаге Ленина? Кому-то отвечать в любом случае придется. Нет уж! Они же не зря взрыв предлагали устроить. Если что – всегда можно будет на теракт списать. Пришел мол Президент проводить в последний путь Ильича, а тут бомба украинская… Ну и зачем им тогда те, кто правду знает? Связи у нас нету…
– Положим, вы правы, а делать-то что предлагаете? – пожал плечами Александр.
– Я тут потихоньку снял кое-что… – «эшник» Коля вытащил из кармана маленькую камеру, на которую обычно фиксировал участников митингов, а здесь, видимо, должен был выявлять нелояльных.
Александр и Пашок склонились над маленьким экранчиком, где по стеклянному саркофагу метался старик в темном костюме и отчаянно жал на кнопку.
– И там дальше, как он говорит, что всех нас придется ликвидировать. И бунт ФСОшников… – тихо проговорил «эшник». – Если это опубликовать, то все узнают, что тут происходит. Вот только у этой камеры нет выхода в интернет.
– Так телефоны-то у всех отобрали, – разочаровано протянул Пашок, который, похоже, уже готов был поверить «эшнику».
– Я видел у вас часики умные на руке, – Коля указал на руку Пашка. – Они же с камерой? Можно записать все, что тут творится, да и экран переснять…
Пашок покачал головой:
– Камера-то у них есть, вот только без телефона они не работают, а связи с ним нет, я проверял.
– Ты видал как он по гробу своему хрустальному метался? – вместо ответа спросил Коля и кивнул на экономящего воздух старика, лежащего без движения под стеклянным колпаком. – Потому что жить хотел! Так вот, если тоже выжить хочешь, давай-ка пройдемся с твоими часиками по периметру нашего общего саркофага. Вдруг, где сигнал от телефона поймаем, не должны были их далеко уносить…
Пашок ненадолго задумался, видимо прикидывая, не провокация ли это, но махнул рукой, поднялся, и они с Колей начали монотонный обход зала. Они уже обошли половину помещения, когда все вздрогнули от громкого визга:
– Отъебись, кретин, не тебе меня исповедовать! Не в чем мне каяться!
У хрустального гроба стоял опешивший поп, а заменяющий в нем Вождя Революции сидел и потрясал крепко сжатыми кулаками, лицо его снова побагровело.
– Священника обругал зачем-то… – вздохнула какая-то пожилая женщина и покачала головой.
– Помереть боится, известное дело! – сообщил поклонник Жириновского в сине-желтой кепочке. – Не хочет думать даже об исповеди предсмертной. Да и то сказать, ведь прав он, за то, что он для России сделал, Бог ему и так всё простит!
– И Аламжу моего? – недоверчиво спросила с другого конца зала небольшая черноволосая женщина с монгольским лицом, узкие глаза ее внезапно распахнулись, в них зажегся какой-то странный огонек.
– И Аламжу твоего! – убежденно ответил кепочка.
Александр хотел спросить, уточнить, что за Аламжа и что с ним случилось, хотя, конечно, это было всем очевидно. Но не успел, женщина вскочила и решительным шагом подошла к священнику, все еще стоявшему у саркофага:
– Есть ему в чем каяться! Аламжу моего он угробил! А вот этот, – она резко указала на кепочку, и тот сжался от неожиданности, – говорит, что Бог твой ему, – вторая рука вскинулась в сторону саркофага, – все и так простит: ведь он о России заботился. Так это?!
Женщина так и осталась стоять перед священником, раскинув руки. Тот покрутил головой, пытаясь сообразить, что сказать. По ее виду было понятно, что необдуманный ответ может лишить его половины бороды.
– Заботился и буду заботиться! – завопили из-за стекла. – Кто этой узкоглазой позволил о живом главе государства в третьем лице в прошедшем времени говорить?!
Но женщина не обращала на него внимания, пристально уставившись на попа.
– Так Аламжу твоего разве ж он угробил? – наконец забасил тот. – Всех обстоятельств я не знаю, но думаю: это укропы его укокошили, нет? Он же на Украине служил, небось, Аламжа твой?
– На Украине, на Украине, это ты верно подметил.
– Ну вот, – приободрился священник. – Родную землю, стало быть, от фашистов защищал. Герой, твой Аламжа!
– От фашистов, значит? Родную землю? – недоверчиво вскинулась женщина. – А почему он тогда в чужой земле лежит? Сдалась она ему, эта Украина! Ни я, ни мои предки там и не были никогда. Да и Аламжа мой не собирался – что мы, буряты, там забыли-то?
