Половина первого ночи. Старые настенные часы тихо отсчитывают секунды: «тик-так, тик-так». Эти размеренные звуки наводят дикую тоску и кажутся невыносимыми.

Взяв дочь на руки, он начинает укачивать ее, как маленькую. Вскоре Аленка засыпает. Прикрыв дверь, Артур на цыпочках выходит на кухню.

Ему нехорошо. По телу волнами пробегает дрожь, руки мелко трясутся, горло сжимают спазмы. Он чувствует, как начинают неметь кончики пальцев.

– Черт!.. Совсем нервы расшатались… – бормочет он, беспомощно роясь в пачке с сигаретами.

За окнами бушует метель. Снежная пыль кружит, мечется в тусклом свете уличных фонарей. В доме напротив гаснут окна: одно, другое, третье… Как свечи на ветру.

Из кухни виден край улицы. Артур всматривается в темноту, надеясь с высоты седьмого этажа разглядеть знакомый силуэт. Но улица пустынна.

В раковине – гора немытой посуды. Он стряхивает пепел в фарфоровое блюдце и рассеянно думает: «Курить опять начал… Зачем?».

Взгляд его падает на халат жены, небрежно висящий на стуле. Он вздрагивает, как от удара. «Да где же она!.. Хоть бы позвонила!».

Из комнаты слышится плач. Аленка проснулась… Этого только не хватало! Чего Артур терпеть не мог, так это детских слез…

– Где ма-ма-а-а? Когда-а приде-е-ет?!

– Скоро, скоро… Время еще рано. Ты спи, когда мама придет – я тебя разбужу.

– С тобой хочу! – Аленка обхватывает руками отца за шею и прижимается к его груди. У Артура перехватывает дыхание – еще немного – и он сам зарыдает.

– Ну, все, все!.. Перестань!.. Хочешь, сказку расскажу?

Девчушка согласно кивает и шмыгает носом.

– В некотором царстве, некотором государстве… – протяжно, вполголоса начинает Артур.

Скоро Аленка уже спит… В наступившей тишине снова слышен лишь размеренный стук часов. Артур со страхом смотрит на циферблат. Стрелки неумолимо движутся по кругу… С каждой минутой становится все тревожней. И все труднее успокаивать себя. Сжав ладонями виски, он шепчет: «Только бы ничего не случилось! Только бы…».

Вика пришла под утро… Измученный долгим ожиданием, Артур услышал сначала шорох ключа в замке, потом – легкий щелчок и шум открывающейся двери. В прихожей вспыхнул свет. «Слава Богу!» – облегченно подумал он.

Вика никак не могла справиться с молнией на сапоге. Непослушная застежка, застряв посередине, не шла ни вверх, ни вниз… Отчаявшись, Вика взяла сапог руками за носок и каблук, рывком сдернула с ноги. Ее сильно качнуло, и, чтобы не упасть, она схватилась за стену.

Артур молча смотрел на жену. Выглядела она ужасно. Пока поднималась в лифте, снег растаял, и мокрые сосульки волос неряшливо свисали по сторонам. Лицо тоже было мокрым, один глаз потек, черная тушь расплылась на щеке. Увидев Артура, она пьяно улыбнулась, вытянула в трубочку размазанные губы и потянулась к нему. Удушливый запах винного перегара заставил его содрогнуться. Он отстранил жену и, глядя ей в глаза, спросил:

– Где шлялась?

– Я?.. Шлялась?.. – обиделась Вика. – Я шляюсь, значит… Прекрасно!.. Мне что, уже и на день рождения к подруге сходить нельзя?

– Где ты была?

– На дне рождения… Выпили, посидели – а чего здесь такого?

– Хоть позвонить ты могла? Мы ждем здесь, волнуемся…

– Ха! Чувствительный какой… Он, видите ли, волнуется! Я, может, тоже волнуюсь, да вида не подаю.

Артур понял, что говорить с ней бесполезно. По крайней мере сейчас… Он развернулся и пошел в комнату. Не раздеваясь, лег на диван.

Он слышал, как Вика гремела на кухне посудой, бесцельно бродила по комнатам, шумела водой в ванной.

Проснулась Аленка. Зажмурившись от яркого света, заплакала, но, увидев мать, успокоилась. Вика подсела к Артуру на диван.

– Чего психуешь? Чего тебе не нравится?.. А?..

Она снова попыталась его поцеловать. Артур брезгливо поморщился и прикрылся руками. Но жена была настойчивой. Тогда он оттолкнул ее.

– Слушай, иди спать!

– Что? – Вика поджала губы. – Иди, да?.. Гонишь?..

Хорошо, я сейчас совсем уйду!

Она поднялась с дивана и пошла в прихожую. За ней с ревом, шлепая босыми ногами по полу, засеменила Аленка.

– Ма-а-ма-а!.. Не уходи, ма-ма-а!

Вика набросила пальто и принялась за сапоги. «В самом деле, ведь уйдет сейчас!» – испуганно подумал Артур.

– Ма-ма-а! Не уходи-и, я тебя слушаться бу-у-ду! – захлебываясь, плакала Аленка, приплясывая на месте.

Уже одетая, Вика, как ни в чем не бывало, расчесывалась перед зеркалом. И эта ее невозмутимость окончательно добила Артура. Не помня себя, он схватил ее за воротник, встряхнул так, что затрещала материя, и, задыхаясь от бешенства, зашептал:

– Если ты сейчас же не прекратишь!.. То… То… Я не знаю, что с тобой сделаю!

Он хрипло, со свистом, вздохнул и вдруг, уже не владея собой, крикнул:

– Спать!.. В постель! Живо!..

Крик этот подействовал на Вику отрезвляюще. Она покорно разделась и, ни слова не говоря, ушла в спальню.

Артур лег на диван. Трудно было дышать. Казалось, на груди у него – огромный тяжелый камень. С этим ощущением он и заснул.

Глава 2

Город был весь в снегу. Он лежал повсюду: на крышах, на деревьях, на тротуарах – только дороги темнели, как русла рек меж белых берегов.

Артур решил пройтись до работы пешком. После бессонной ночи он чувствовал себя отвратительно.

– Сибирцев! – остановил его знакомый голос. – По дожди!

Артур оглянулся и увидел сослуживца – Валерия Ивановича Шульгина, тренера по вольной борьбе. Вот уже два года кабинеты их были по соседству.

– Здравствуй!

– Привет…

– Чего такой вялый?

– Не выспался.

– Рано ложишься! Запомни – чем больше спишь, тем больше спать хочется… Вот я – засыпаю в одиннадцать, встаю – в семь… Пробежка, душ контрастный… Бери пример.

– Ага, – кивнул Артур и посторонился.

Навстречу шла полная розовощекая женщина. На длинном поводке она вела двух фокстерьеров. Собаки были одеты в одинаковые байковые жилетки и шапочки; на лапах – что-то вроде детских пинеток. Бедолаги выглядели так же нелепо, как аквариумные рыбки в водонепроницаемых комбинезонах.

– Дурь! – мрачно изрек Валерий Иванович, глядя им вслед.

Сибирцев усмехнулся… Морозный воздух освежил его, но боль в груди не исчезла. «Может, это инфаркт? Или что там еще бывает? – вдруг с беспокойством подумал Артур. – Эти бесконечные ссоры… Как все надоело!.. То проклятия, то поцелуи… Если камень поливать то ледяной водой, то кипятком – он, в конце концов, треснет. А тут – сердце…»

На ступенях Дворца Спорта, опершись о фанерную лопату, стоял дворник Притыкин. Он стрельнул у Артура закурить и пожаловался:

– Глянь, сколько снегу навалило… На неделю работы!

– Оставь, – пошутил Сибирцев, – все равно весной растает.

– Как же, оставишь тут с нашей коброй…

Коброй он называл Марину Михайловну Терентьеву – директора Дворца Спорта, с которой у него не складывались отношения.

А вообще Притыкин был мужик покладистый и даже добрый. Хотя внешне напоминал разбойника. Незнакомые люди принимали его за отпетого злодея. Это осложняло Притыкину жизнь… Трижды он бывал в Москве. И каждый раз на Красной площади у него проверяли документы.

– Слышь, Артур, взял бы ты моего пацана к себе?.. – смущенно попросил Притыкин, комкая в руках залатанные рукавицы. – А то тихий он какой-то, ребята постоянно обижают… Научил бы чему-нибудь. Глядишь, в жизни пригодится…

– Хорошо, сколько лет ему?

– Тринадцать… скоро будет.

– Вообще-то это не мой возраст… Ну да ладно, приводи на тренировку – посмотрим.

Рабочий день начался с привычного чаепития. В кабинете у Артура было тесно – человек десять сидели и стояли, ожидая, пока закипит чайник.

Председатель профкома Нина Евгеньевна Яковлева примеряла перед зеркалом обновку – зимнее пальто. Рядом с ней крутились тренер женской волейбольной команды Инна Николаевна Амосова и методист по спортивно-оздоровительной гимнастике Ольга Сергеевна Константинова. Они томно вздыхали, охали и ахали… Нина Евгеньевна выглядела именинницей.

Тренер по фехтованию Паша Антонов мучился похмельем и приставал к женщинам. Причем делал это без какой-то определенной цели – просто так, мимоходом… В душе Паша был романтиком. Однажды он попал в больницу. Требовалось срочное хирургическое вмешательство. Но, даже находясь на операционном столе, он остался верен себе – читал вслух стихи и пытался заигрывать с медсестрами.

– Почему так? – философски размышял Паша, приобнимая за талию гимнастку Любу. – Если тебе сегодня плохо, то это не значит, что завтра будет хорошо… Но если тебе сегодня хорошо – завтра обязательно будет плохо!

– Пить надо меньше, – игриво ответила девушка и легонько шлепнула его по затылку.

В кабинет вошла директор Дворца Спорта Терентьева – женщина властная и безапелляционная. Гремучий симбиоз базарной торговки и великосветской дамы… Подчиненных она тайно презирала, считая их неудачниками и лентяями.

– Марина Михайловна, попейте с нами чайку, – предложили ей, но она отказалась.

Взяв со стола список мероприятий, подготовленный Артуром, Терентьева пошла к выходу. Около Антонова она остановилась и повела носом, как легавая, учуявшая вальдшнепа.

Тот судорожно вцепился зубами в булку.

– Паша… – пригрозила пальчиком Марина Михайловна. – Смотри у меня!

В ответ Антонов промычал что-то нечленораздельное.

Едва за директором закрылась дверь, на пороге возник штангист Панфилов. Не отвечая на приветствия, он направился к столу, налил себе чаю. Обжигаясь, выпил всю чашку. Потом так же, молча, достал из кармана носовой платок и тщательно протер запотевшие стекла очков.

В помещении воцарилась тревожная тишина. Все замерли, недоумевая, отчего балагур и шутник Панфилов сегодня такой. Может, случилось что?

– Меня, наверное, к ордену представят… – чуть слышно произнес, наконец, Панфилов.

– Что?.. Что он сказал?.. – зашелестело со всех сторон.

– К ордену… А может, и к Герою… – повторил он громче, и лицо его зарделось.

Тишина достигла абсолюта. Стало слышно, как дворник Притыкин соскребает снег со ступеней.

– Сегодня ночью в аэропорту… – начал Панфилов.

– Чего тебя понесло туда на ночь глядя? – удивленно воскликнул простодушный Шульгин, но на него возмущенно зашикали.

Так вот, – продолжал Панфилов, – сижу я в зале ожидания, скучаю… Вдруг вижу – мужик напротив, с большим черным портфелем. Странный какой-то… Он сразу мне не понравился. Подозрительный тип… Заметил, что я за ним наблюдаю, волноваться начал. Потом встал и пошел. Я – за ним… Он побежал. Я тоже… Догнал, а он вдруг пистолет откуда-то выхватил. Я оружие у него выбил, и – в челюсть! Он – мне… Начали мы с ним биться. Все кричат вокруг, визжат, но подойти боятся… Тут милиция подоспела. Надели на него наручники, повели. Смотрю, портфель забыли! Открыл его, а там – бомба! Или мина… В общем, взрывное устройство… Проводков видимо-невидимо. Черненькие такие, тоненькие, колечками… Вдруг, думаю, сейчас рванет? Вцепился в эти тоненькие проводочки и ка-а-ак дерну!..

Тут рассказчик сделал маленькую паузу.

– А баба моя как заорет над ухом!..

Тут он сделал еще одну паузу.

– Просыпаюсь, а рука у жены на…

Взрыв хохота заглушил окончание фразы. Стекла на окнах задрожали. С подоконника слетели испуганные голуби.

– Ох, Владимир Николаевич, бить тебя некому и мне некогда, – смеясь, сказала Инна Евгеньевна.

– Фи, какая пошлость! – обиженно фыркнула Инна Николаевна и вышла, покачивая бедрами.

В спортивном обществе «Зенит» Сибирцев работал тренером по боксу, вел занятия в группе старших юношей. Тренировки, соревнования… Не сказать, чтобы Артура это очень вдохновляло, но все же было лучше, чем крутить гайки на заводе.

Захватив журнал учета посещаемости, он пошел в зал.

Ребята играли в ручной мяч. Человек тридцать, одетых в спортивную форму, носились от ворот до ворот. Топот ног, шум борьбы, крики… Звонкие голоса эхом отдавались под высокими сводами.

Артур хлопнул в ладоши, и игра прервалась.

– Строиться! – крикнул один из парней. Когда ребята, подровняв носки, выстроились вдоль стены, он бодро отрапортовал:

– Артур Викторович, группа к занятиям готова!

Отметив в списке отсутствующих, Сибирцев кивнул ему:

– Проводи разминку…

Саша Соколов был старостой группы. В этом году он оканчивал школу и готовился поступать в институт физкультуры, учиться на тренера. Артур давно уже поручал ему проводить не только разминку, но и тренировку, если сам не мог.

«А ведь чуть не проморгал пацана», – подумал Сибирцев, глядя, как уверенно и легко он руководит группой.

Саша пришел к нему три года назад – угловатый, застенчивый, белокурый. «Ну, какой из него боец?» – усмехнулся про себя Артур, глядя в его синие невинные глаза. – Типичный маменькин сынок!»

Первое время он не принимал его всерьез. Не было у парня ни выдающихся физических данных, ни явных способностей. Если чем и отличался, так это непомерным упорством. Да и то лишь на тренировках, при отработке технических элементов. В бою, если соперник был равным или чуть сильнее, он сразу отдавал инициативу. Сибирцев относил это к слабости характера… Но однажды, будучи в хорошем настроении, Артур похвалил его. Причем сделал это просто так, скорее, из жалости, видя, как безнадежно тот проигрывает спарринг^[1]. И случилось неожиданное! Соколов блестяще завершил поединок… Озадаченный, Сибирцев решил поэкспериментировать. Он принялся хвалить его по малейшему поводу, ставить в пример другим – и результаты не замедлили сказаться. Парня как подменили… К тому же у него обнаружился незаурядный боевой интеллект – оружие поважнее крепких кулаков и стальных бицепсов… Сейчас он один из лучших бойцов. Даже самоуверенный и наглый тяжеловес Ковалевский относится к нему с почтением.

После разминки Артур объявил о предстоящих соревнованиях. Ребята восторженно загудели, послышались крики «Ура!».

– Турнир достаточно серьезный, – продолжал Сибирцев. – Первенство будут оспаривать команды из разных городов страны. Возможно участие зарубежных клубов. В число приглашенных попали и мы. Надеюсь, краснеть за вас не придется. Поедут…

Он назвал несколько фамилий.

– Другие претенденты определятся после сегодняшних спаррингов.

Шумной толпой все двинулись на второй этаж. Там был еще один зал, поменьше. В центре возвышался ринг, а вдоль зеркальных стен висели разномастные боксерские мешки и груши.

Те, кому предстояло драться, деловито принялись бинтовать кисти рук, натягивать перчатки. Остальные в качестве зрителей расположились вокруг ринга.

…Минут через сорок стали известны еще четверо кандидатов на поездку. Счастливые, они принимали поздравления от товарищей. Проигравшие горестно вздыхали.

Сибирцев отправил всех в душ, а сам остался один в пустом полутемном зале. Долго сидел на низенькой скамейке, рассматривая в зеркале своего двойника. Домой идти не хотелось. Откуда-то, будто туча на солнце, медленно, но верно наползала тоска.

Артур подобрал с пола перчатки, натянул их, подошел к боксерскому мешку. Постоял, прислушиваясь к себе, и коротко без замаха ударил. Потом еще и еще… Все быстрее и быстрее… Словно дождь по крыше… Прямые, боковые, снизу… Бил и бил до тех пор, пока не потемнело в глазах.

Глава 3

В выходные Сибирцев любил поспать, но сегодня, против обыкновения, встал рано. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Вику и Аленку, потихоньку оделся и вышел на кухню.

Утро выдалось по-зимнему сумрачным. Он зажег свет и под сипение закипающего чайника принялся листать потрепанную книгу.

На душе было нехорошо. Грядущий день не радовал.

Со среды Артур не разговаривал с женой, и спали они порознь. Сибирцев чувствовал, что нервы уже на пределе… Зато Вика, похоже, особых мук не испытывала, играть с ней в молчанку – все равно что сражаться хворостиной с рыцарем, закованным в латы… Она знала: рано или поздно природа возьмет свое, и тогда муж, забыв обо всех своих принципах, сам пойдет на примирение. Постель – вот главный козырь женщины в любом споре с мужчиной.

Как правило, Артур долго не выдерживал: смирив гордость, он прощал ей обиды. Прощал… Но забыть не мог. И с каждой ссорой росла между ними стена отчуждения.

Понимала ли Вика необратимость происходящего? Задумывалась ли о будущем? Вряд ли… Как всякая легкомысленная и красивая женщина, она жила одним днем.

Провалявшись до обеда в кровати, Вика решила, наконец, заняться уборкой. Чтобы не мешать ей, Артур и Аленка пошли гулять.

После морозных и ветреных дней установилась оттепель. Промокший снег таял. Город тонул в зыбком туманном мареве. Серые громады домов, как айсберги, призрачными миражами уплывали к горизонту. С крыш капало, и пахло весной.

Во дворе играли дети. Они лепили снеговика. Дело подходило к концу: один из юных скульпторов нахлобучил на снежный шар, обозначавший голову, дырявую шляпу; другой воткнул между нарисованных глаз красную морковину; третий надел большие проволочные очки.

Аленку позвали подружки, и она побежала к ним. Сибирцев достал сигареты…

Среди детей, лепивших снеговика, он увидел мужчину маленького роста. Приглядевшись, узнал в нем Василия Павловича Баженова.

Они жили в одном доме. Знакомые и соседи считали его чудаком и иначе, чем Васей Блаженным, не называли.

Василий Павлович был человеком своеобразным. Время от времени его захлестывало какое-нибудь модное поветрие… То он загорался идеей создания семейного музыкального ансамбля, то хотел совершить велосипедный пробег по дорогам Нечерноземья, то увлекался иностранным языком и требовал от домашних, чтобы с ним общались исключительно на английском… Но никогда не доводил он начатое дело до конца, всегда остывал раньше, чем добивался результата. Люди за глаза посмеивались над ним. Однако это его мало огорчало. Никто никогда не видел Баженова грустным.

Ему было за сорок. Работал технологом на заводе, активно печатался в заводской многотиражке… Вместе с женой они растили пятерых сыновей. Младший еще только учился ходить, а старший уже оканчивал школу и занимался у Артура в секции бокса. Благодаря этому они и познакомились.

Месяца два назад Артур заглянул к ним домой – надо было договориться о покупке единой спортивной формы для ребят. Василий Павлович встретил его радушно. Усадил за стол, напоил чаем с клубничным вареньем.

Поговорив о деле, Сибирцев собрался уходить, но хозяин неожиданно предложил:

– Хотите, покажу что-то интересное?

Заинтригованный Артур согласно кивнул. Василий Павлович ушел в другую комнату, долго рылся на антресолях, ронял какие-то предметы. Наконец вернулся, держа в руках нечто, напоминавшее амбарную книгу.

– Что это? – спросил Артур. – Семейные реликвии? Фотографии предков?

– Вы почти угадали, – улыбнулся Баженов. – Это роман, в котором описана история нашего рода. Генеалогическое древо, так сказать, на фоне катаклизмов эпохи… Все персонажи – мои родственники. Сейчас я готовлю это к печати, и мне хотелось бы прочесть…

– Знаете, – заерзал на стуле Сибирцев, – я совсем не разбираюсь в литературе… Поэтому вряд ли смогу оценить ваше произведение.

– Да? – удивленно приподнял брови Василий Павлович. – А мне говорили, что вы занимаетесь в литературном объединении при газете…

– Очевидно, меня с кем-то спутали.

– Что ж, может быть… Но тем лучше! Выскажите свое мнение как рядовой читатель.

– Хорошо, только у меня мало времени.

– Я не задержу вас долго… Прочту выборочно. Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы вы услышали все. Ведь фразы, вырванные из контекста, сами понимаете, могут звучать совсем по-иному. Ну да ладно… Вот, допустим, сцена весеннего утра, когда двое – молодой офицер и его дама – едут на вокзал. Он уезжает на первую мировую. Впереди сражения, слава… Кстати, его наградят «Георгием». Об этом напишут в газетах… Итак, слушайте…

Василий Павлович откашлялся и начал читать.

– «Утро разливалось ветреным солнцем. Они ехали по набережной, сидя в пролетке, и молчали. Под ногами лошадей похрустывал весенней корочкой ночной заморозок. Анна Федоровна сидела, охваченная возбуждением от предчувствия будущей значимости своего друга, еще не окунувшегося в липкое облако небывалой известности.

Сергей Сергеевич улыбался, невольно любуясь спутницей, ее бледными чертами лица, и восхищенно вздыхал.

Будущее светало и звало…»

Василий Павлович бросил в сторону Артура быстрый взгляд. Глаза его сияли.

– Это, как вы понимаете, мои прабабушка и прадедушка.

Он полистал рукопись.

– А вот здесь двоюродная племянница деда по материнской линии принимает предложение руки и сердца от учителя географии Зайцева.

«Она замолчала внезапно… Выждав немного, для отвода глаз помявшись, чтобы не продешевить лицом, сдерживая восторженный стон, опустив выдавшие ее внутреннее состояние глаза, с наигранным большим усилием равнодушием, сказала: «Согласна!»

Василий Павлович снова взглянул на Артура, стараясь понять: понравилось или нет?

Сибирцев был ни жив, ни мертв. Он не знал, как поступить. Встать и, сославшись на занятость, уйти? Но этим можно обидеть человека… Сказать правду? Но так вообще можно убить автора… Оставалось одно – терпеть!

Артур сидел весь пунцовый, уши горели. Было такое чувство, словно он украл у хозяина вилку и попался. Стыдливая улыбка кривила его губы.

Василий Павлович расценил это как одобрение и продолжил…

– А тут я о дяде своем рассказываю, старшем брате отца, который лесорубом всю жизнь проработал. Однажды его придавило стволом упавшей сосны. Но он выжил… Чтобы вернуться в строй… Корреспондент районной газеты, его ровесник, когда-то писавший о нем, спустя годы, снова встречает его на лесной делянке.

«И вот новая встреча в лесу. Снова Данилов за рычагами трактора. Что это – второе дыхание? Новый всплеск души лесоруба? Может быть и то, и другое. Но, как и тогда, в их предыдущую встречу, он расторопен и бодр. Не зря же его взяли в компанию, где люди моложе».

Журналист спрашивает его…

«Как состоялась стыковка поколений?» – «Очень просто. Нашли друг друга и пошли работать».

Журналист интересуется, что волнует лесоруба.

«Хотя у нас сейчас идет сокращение штатов, – отвечает он, – все же в лесопункте много народу кормится возле письменных столов, а не у пня. Надо сделать поменьше конторы, тогда и лес будет дешевле, и наше финансовое положение упрочится… Мы ведь не сбоку припека в лесу, а своим горбом его берем».

Баженов прервал чтение.

– Здесь еще много, но, я смотрю, вы устали… Если хотите, приходите завтра, я дочитаю.

Артур поблагодарил и направился к выходу.

– Как вы считаете, это опубликуют? – с надеждой спросил Василий Павлович. – Только честно…

Пряча глаза, Сибирцев сказал что-то неопределенное и торопливо шагнул за порог.

Когда Артур и Аленка вернулись с прогулки, в доме был наведен идеальный порядок. Вика сидела на диване и смотрела телевизор.

Артур присел рядом. Он почти касался ее плечом. Стоило обнять – и мир в семье был бы восстановлен. Однако самолюбие не позволяло этого сделать.

«Интересно получается… – думал он. – Жена приходит домой к утру, поддатая, а муж должен бегать вокруг нее на полусогнутых… Может, еще прощения попросить?».

Конечно, втайне Сибирцев надеялся, что Вика даст повод для примирения: заговорит с ним, улыбнется или хотя бы посмотрит по-человечески. Пусть только сделает это первой!

Но Вика даже не глядела в его сторону. Внимание было приковано к телеэкрану. Судя по напряженному лицу, происходящее там всерьез занимало ее. Все остальное не имело значения.

«Взять бы сейчас этот ящик, да шарахнуть об пол! – с неожиданной злостью подумал Артур. – Чтобы вдребезги!.. На мелкие кусочки!»

Досмотрев фильм, Вика накормила Аленку и увела в спальню. Артур прилег на диван.

Короткий зимний день угасал. «Высплюсь сейчас, а что ночью делать буду?» – мелькнула мысль. Ночи он просто боялся. Ледяное спокойствие жены приводило его в отчаяние.

Сибирцев попытался отвлечься, но не смог. Ему было одиноко, холодно и тоскливо. Что-то давило на грудь и мешало дышать.

«За что?.. За что я страдаю? – думал он. – Разве я в чем-то виноват? Отчего она обращается со мной, как жестокий хозяин со своей собакой: захочет – приласкает, захочет – даст пинка… Как это унизительно… Тряпка, слабак! Ноги о тебя вытирать!»

Артур почувствовал, как защипало в носу. Из зажмуренных глаз по вискам скользнули слезы. Шумно сглотнув, он качнул головой, чтобы стряхнуть их… – и тут внутри у него словно лопнула какая-то пружина. Слезы ручьями хлынули из глаз. Он застонал и замотал головой еще сильнее. Громкие рыдания против его воли вырвались из груди.

Он бился в истерике и не мог остановиться.

Распахнулась дверь, в комнату вбежала испуганная жена.

– Что с тобой?.. Успокойся!.. Что ты?..

– Не-не-нена-вижу! С-себя… ненавижу-у! – сквозь всхлипы простонал Артур.

Ему было стыдно. Он чувствовал себя полным ничтожеством.

– Перестань, слышишь, не надо! – скороговоркой шептала Вика, обнимая его.

Вдруг Артур замер.

– Рук не чувствую… – испуганно произнес он.

– Что?

– Онемели!

Руки были как чужие… Артур бросился в ванную. Непослушными пальцами крутанул вентиль смесителя. Ледяная вода, хлынувшая из душа, накрыла его с головой.

Через минуту он облегченно вздохнул:

– Кажется, проходит… Отпустило…

Сибирцев стоял босиком на холодном кафельном полу. Рубашка прилипла к телу, с волос струйками сбегала вода.

Вика накрыла его полотенцем и принялась сушить голову. Потом крепко прижалась к нему.

Артур провел ладонью по ее щеке. Она была мокрой. Вначале Сибирцев подумал, что это вода. Потом понял – слезы…

– Ты меня любишь?.. Любишь?! – спросил он дрожащим, прерывистым голосом.

– Люблю… – тихо ответила Вика.

1. Спарринг – тренировочный бой.