Читать книгу: «Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 5», страница 6

Вошедшие в состав России территории и народы в будущем имели следующие последствия: польско-литовские феодалы сохранили свои владения, и повинности с крестьян взимали в прежних размерах. Здесь мораль русского царизма, притеснявшего собственный народ, была солидарна с литовскими и польскими феодалами, которым были предоставлены права и привилегии российского дворянства. На этом, собственно, все антироссийские настроения в высших кругах присоединенных земель затихли. Вместе с тем, Россия теперь обеспечивала данным территориям защиту извне, для населения начиналось время мирного существования, прекращались взаимные недовольства между шляхтой, ликвидировалось своеволие польско-литовских магнатов, лишив их права держать свои войска и крепости. Прекращалась религиозная дискриминация.

Последний период жизни и деятельности Екатерины II начался в 1789 г., когда отставив очередного фаворита, Александра Мамонова, она немедленно выбрала нового – 22-летнего Платона Зубова. Императрице было тогда 66 лет. Станислав-Август, увидевший любимую женщину в 1787 г. после тридцатилетнего перерыва, нашел, что она сильно располнела, но сохранила свежий цвет лица и прежнее очарование. Портило ее отсутствие зубов.

Новый фаворит привел с собой, как некогда Григорий Орлов, братьев: Зубовых было четверо, кроме Платона, особенно близок был к Екатерине 19-летний Валериан. Попав «в случай», новые фавориты хотели немедленно обогатиться, получить титулы и ордена. Придворные шутники говорили, что на склоне дней императрица увлеклась «платонической» любовью. Потемкин, узнав о появлении фаворита, попавшего ко двору без его посредничества, явился в Санкт-Петербург, покинув фронт, чтобы, как он выражался, «вырвать зуб». Ему это не удалось. Он уехал, поняв, что его время кончилось.

Перемены в окружении Екатерины совпали со значительными переменами во Франции, вызвавшими потрясения во всем мире. 27 июля 1789 г. Храповицкий записал в свой дневник: «Приехал курьер с известием, что в Париже… народ взволновался… разбил Бастилию… Король приходил в Собрание Депутатов, из коих несколько отправилось в Париж для усмирения народа, но и тут утвердили свою милицию»⁷⁶. Для Екатерины это было полной неожиданностью. Еще в апреле 1788 г. она писала Гримму: «Я не придерживаюсь мнения тех, которые полагают, что мы находимся накануне великой революции»⁷⁷. Не прошло и года с небольшим, как революция пришла. Екатерина не любила Францию и французов (за исключением нескольких философов). Павел Милюков пишет, что она «по отношению к французской нации всегда питала чувства истинной немки»⁷⁸. К этому следует добавить постоянную враждебность Франции к России, что не могло вызывать ответных чувств. После воцарения Людовика XVI Екатерина изменила свое отношение к Франции, начала искать с ней сближения. Развитие революционных событий в Париже беспокоило ее, но вскоре императрицу начало раздражать и бездеятельность короля, не принимавшего необходимых мер для устранения недовольных. Ее удивляла «непрофессиональность» Людовика XVI, не понимавшего, что нужно делать. В частности, она была убеждена и писала об этом Гримму, что «надо спустить натянутые струны во вне страны»⁷⁹. Иначе говоря, искать внутреннего успокоения путем внешних войн.

Франция напоминала бурлящий поток темных сил. Посол Франции И. М. Симолин писал о парижских событиях в Санкт-Петербург: «Чернь расправилась с г. де Фулоном, бывшем интендантом армии. Его повесили на фонарном столбе, отрубили потом его голову, насадили ее на палку от метлы и понесли по улицам Парижа»⁸⁰. Такая же участь постигла г. Бертье де Совиньи, интенданта Парижа: «Его сердце и внутренности были сожжены в Пале-Рояле, а остатки трупа разрубили на куски»⁸¹ (донесение от 13 июля 1789 г.); «Несколько сотен торговок, величаемых теперь „дамами рынка“, рассеялись по городу и принудили идти за собой попадавшихся им навстречу женщин»⁸². Императрица Екатерина II в своих записках оставила яростные филиппики о событиях в Париже – «адово пекло», «приток разбойников», Национальное собрание – «гидра о 1200 головах», где верховодит «шайка безумцев и злодеев». В августе 1792 г. вследствие парижского восстания Людовик XVI и его окружение арестовано. Изменяется государственное устройство, провозглашается республика. В январе 1793 г. король Людовик XVI был казнен, как предатель своего народа. Известие об этом настолько потрясло Екатерину II, что она «слегла в постель, и больна и печальна»⁸³. Во Франции начинается террор. За ширмой либеральности, гуманизма, просвещенности и равноправия Екатерина увидела угрозу военной диктатуры и хаос.

«Философ на троне» становится самым непримиримым и самым сильным врагом революции. Известие о падении Бастилии приводят ее в ярость. «До сих пор думали, что следует вешать всякаго, кто замышляет гибель своей родины, – писала она философу Гримму, – а вот теперь это делает целая нация или, лучше сказать, тысяча двести представителей нации. Я думаю, что еслибы повесить некоторых из них, остальные бы образумились… Вся эта сволочь не лучше маркиза Пугачева… Недавно еще эти самые адвокаты, смотря по тому за что платили больше, защищали равно истину и ложь, справедливость и беззаконие. Я бы одним разом разогнала людей, а не стала бы по клочкам уничтожать что они сделали или сделают. Это придет само собою. Но сказывают, что повелителю нравится игра в гражданство (bourgeoiserie), а таким образом не уничтожишь зла»⁸⁴. Из Зимнего дворца удаляется бюст «любимого учителя» Вольтера, сочинения его запрещаются. Кобленцский «двор» эмигрантов, рассчитывающий на ее «великодушие и могущество», получают от русской императрицы в виде аванса 2 млн франков⁸⁵.

«Французская зараза» – так теперь императрица стала выражаться про все вольнодумства. «Внезапно» эта «зараза» была обнаружена и в России, арестован Радищев, со своим «Путешествие из Петербурга в Москву», а затем и гуманист Новиков со своею промасонской миссионерской деятельностью. Осознавая непримиримость французской республики к остальным странам Европы, между Россией, Англией и Австрией в конце 1795 г. заключается тройственный союз, на подавление возникшего режима. В России началась подготовка 40-тысячного экспедиционного корпуса; смерть императрицы 6 ноября 1796 г. помешала немедленному осуществлению задуманных замыслов.

В последнее время среди множества планов, которые занимали важное место в программе императрицы, особое принадлежит проекту передачи трона не наследнику великому князя Павлу, а его старшему сыну, любимому внуку Екатерины – Александру. Она старательно готовила перераспределение престолонаследия. В августе 1792 г. Екатерина писала своему верному Гримму о предстоящем бракосочетании принцессы Баден-Дурлахской 13-летней Луизы-Марии-Августы с 15-летнем Александром: «Сперва мы женим Александра, а там со временем и коронуем его со всеми церемониями, и будут при том всякия торжества и всевозможныя народныя празднества. Все будет блестяще, величественно, великолепно»⁸⁶.

Гаврила Державин, хорошо знавший Екатерину и неутомимо прославлявший ее в одах, писал после смерти императрицы: «особливо в последние годы, князем Потемкиным упоена была славою своих побед, то уже ни о чем другом и не думала, как только о покорении скипетру своему новых царств»⁸⁷.

Империя меняет свой характер: идеологическая концепция Третьего Рима становится политической, можно сказать – геополитической. Присоединение польских провинций, выпадающих на долю России во время разделов, становится шагом к осуществлению объединения славянства, в котором Россия будет главой. Василий Петров в оде «Взятие Варшавы 20 марта 1795 г.» объявляет Екатерину «Торжественницей величайшей», которая и в гневе остается «мать сладчайшая», посланная «мир целости держать нетленной». Одописец восхваляет взятие Варшавы Суворовым. Лаконичный генерал отправил императрице краткое сообщение о победе: «Ура! Варшава наша!» И получил в ответ еще более краткое поздравление: «Ура! Фельдмаршал!» Прославленный герой турецкой войны получил высшее воинское звание в российской армии за взятие столицы Польши. Участник штурма Праги полковник Лев Энгельгардт вспоминал в конце жизни: «Чтобы вообразить картину ужаса штурма по окончании онаго, надобно быть очевидным свидетелем. До самой Вислы на всяком шагу видны были всякаго звания умерщвленные, а на берегу оной навалены были груды тел, убитых и умирающих: воинов, жителей, Жидов, монахов, женщин и ребят. При виде всего того сердце человека замирает, а взоры мерзятся таким позорищем»⁸⁸. В 1943 г. советский историк Е. Тарле настаивал на необходимости восхвалять штурм Праги, говоря, как о «военном подвиге Суворова, одном из самых трудных и блестящих исторических дел»⁸⁹.

Подавление восстания, вспыхнувшего в Польше под командованием Т. Костюшко, и окончательный раздел остатков королевства, обрушили на победителей невиданный поток наград. Екатерина II, подчеркивая значение событий, раздарила самым заслуженным 120 тыс. крестьянских душ. Больше всего получил Платон Зубов – 13 тыс., фельдмаршалам Суворову и Румянцеву досталось по 7 тыс., остальным меньше.

Расширение границ на Запад было приобретением соседних территорий в европейском пространстве. «Греческий проект», отцом которого был Г. Потемкина, смотрел дальше. Ему вторил Василий Петров, который в оде Потемкину восхвалял «материнские чувства» императрицы: «Молдавец, Армянин, – Индеянин иль Еллин, – Иль черный Ефиоп, – Под коим бы кто небом – На свет не произник; – Мать всем Екатерина; – Всем милости ея – Отверсты присно недра»⁹⁰.

В перечне народов, которым Екатерина, по уверению поэта, была матерью, обращает внимание «индеянин». В 1795 г. П. Зубов представляет документ, носивший название «Общие политические соображения». Историки называют эти «соображения» индийским проектом. Он состоял из двух частей. Первая – политическая: рисовала новую карту мира, на которой не было Швеции, Пруссии, Австрии, Дании и Турции. Российская империя располагала шестью столицами: Санкт-Петербургом, Москвой, Астраханью, Веной, Константинополем и Берлином. В каждой столице имелся свой двор. Единым оставалось верховное управление империей. Вторая часть – военная: предусматривала поход 20-тысячной армии под командованием Валериана Зубова, младшего брата Платона в Персию, затем русские войска завоевали бы Анатолию и отрезали бы Константинополь от Азии. К этому времени Суворов, перейдя Балканы, соединился бы с армией Зубова под Стамбулом, куда являлась бы Екатерина, лично командовавшая флотом.

«Индийский проект» часто называют фантастическим, сочиненным П. Зубовым, желавшим военной славы, не меньшей, чем у Потемкина. Трудно себе представить, что последний фаворит Екатерины, не имевший представления о военном деле, не обладавший никакими политическими талантами, мог сочинить «Политические соображения». В них чувствуется рука дипломата, политика. Мечты поэтов екатерининской эпохи свидетельствуют, что «индийский проект» не родился на пустом месте. Он развивал «греческий проект». В 1782 г. Державин в оде «Фелица», адресованной императрице, спрашивал: «Но где твой трон сияет в мире?.. – В Багдаде, Смирне, Кашемире?»⁹¹ Век спустя Фёдор Тютчев, поэт, претендовавший на роль политического мыслителя, возвращается к мечтам П. Зубова и Державина: «Москва и град Петров, и Константинов град – Вот царства Русского заветные Столицы… – Но где предел ему? И где его границы – На север, на восток, на юг и на закат?.. – Грядущим временам судьбы их обличат… – Семь внутренних морей и семь великих рек… – От Нила до Невы, от Эльбы до Китая, – От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная… – Вот царство русское…»⁹²

Поэтические фантазии порождали политические планы. В апреле 1792 г. Екатерина, как сообщает Храповицкий, собственноручно написала завещание, в котором подробно объясняла, где следует ее похоронить, в каком платье (с золотой короной на голове), заключая: мое намерение дать Константину трон греческой империи. В апреле 1796 г. генерал граф Валериан Зубов получает приказ «с вверенной ему армией вступить в Персидские пределы»⁹³. Предлогом было обращение свергнутого Муртазы Кули хана, явившегося в Санкт-Петербург просить помощи для борьбы с узурпатором Агой Мухаммед ханом. Императрица пришла к выводу, что «без военных мер невозможно было исторгнуть Персии из рук ея хищника, водворить там спокойствие, возстановить нашу торговлю и оградить от оскорблений, производящих оную российских подданных»⁹⁴. Было еще одно объяснение – необходимость защиты грузинских царств, отдавшихся под покровительство России. Начальнику штаба армии Зубова генералу Беннигсену Екатерина открыла подлинный мотив: желание создать торговую базу на южном берегу Каспия, чтобы повернуть в Санкт-Петербург часть индийской торговли, которая притягивается к Лондону.

«Греческий проект» остался в мечтах, которые будут тревожить сны русских дипломатов и в ХХ в. Первый этап его реализации позволил России приобрести Крым, Кубанскую область, начать интенсивное освоение Новороссии. Смерть Екатерины прервала персидский поход генерала Зубова. По требованию нового императора Павла I русская армия вернулась домой, успев приобрести для империи Баку и Дербент. Однако новый император в контрдвижение своей матери вскоре приказал русским войскам покинуть эти опорные пункты. (Павел потом вновь возвратиться к теме юга и приступит к организации индийского похода).

Екатерина верила предсказаниям о своей долгой жизни за 80 лет, и как-то сказала: «Я уверена, что имея 60 лет, проживу еще 20-ть с несколькими годами»⁹⁵.

«В то время проживал в Костроме некто Авель, который был одарен способностью верно предсказывать будущее, – пишет генерал А. П. Ермолов. – Находясь однажды за столом у губернатора Лумпа, Авель предсказал день и час кончины императрицы Екатерины с необыкновенной верностью»⁹⁶.

Этот Авель, монах Николо-Бабаевского монастыря, имел силу пророчества, написал книгу «зело престрашну», и показал ее другому монаху монастыря, а тот – настоятелю. После этого Авеля незамедлительно направили, «от греха подальше», в духовную консисторию. Из консистории материалы были отправлены к Костромскому архиерею – епископу Павлу. Павел встретился с Авелем, предварительно ознакомившись с его книгой. Он посоветовал провидцу забыть о написанном и возвращаться в монастырь – грехи замаливать, а перед тем указать на того, кто научил его такому святотатству. Но Авель говорил епископу, что книгу свою писал сам, не списывал, а сочинял из собственных видений. После этой встречи книгу и ее автора отправили в губернское правление, после чего Авель попал в костромской острог. На этом дело не закончилось. Вскоре его препроводили в Санкт-Петербург, в Сенат. Здесь он впервые встретился со столичной властью. Глава Сената, генерал Самойлов, увидел в книге недоступную крамолу – запись о том, что императрица Екатерина II в скором времени лишиться жизни⁹⁷. Он даже трижды ударил монаха по лицу с криком: «кто его научил такие секреты писать, и отчего взял такую премудрую книгу составить?»⁹⁸ Самойлов воспринял поведение Авеля как юродство, посадил его в тайную экспедицию, а о происшедшем донес императрице. Та поинтересовалась, «кто же такой Авель есть и откуда?», после чего велела отправить его в Шлиссельбургскую крепость, что и было исполнено «месяца февраля и марта с первых чисел».

Императрица упорно боролась со старостью и недугами, но в сентябре 1796 г., после того, как не состоялась помолвка внучки, Александры Павловны, с молодым Шведским королем Густавом IV, Екатерина слегла в постель. Ее не оставляли колики, на ногах открылись раны. Лишь к концу октября императрица почувствовала себя лучше. Вечером 4 ноября Екатерина собрала кружок из близких в Эрмитаже, была очень весела весь вечер и смеялась шуткам Нарышкина. Однако удалилась она раньше обыкновенного, говоря, что у нее от смеха поднялась колика. На другой день Екатерина встала в свой обычный час, побеседовала с фаворитом, поработала с секретарем и, отпустив последнего, приказала ему подождать в прихожей. Ни кто из ее видевших в это утро «не заметили ни малейшаго изменения в лице, поступке, в речах государыни; никакого самомалейшаго признака нездоровья или изнеможения; императрица ходила по комнате твердо, бодро, занималась прочтением представленных накануне докладов, казалась была в хорошем, веселом расположении духа – шутила в разговорах с ними»⁹⁹.

В ожидании доклада камердинер прождал гораздо дольше предполагаемого. Он заглянул в кабинет, но не увидел императрицы. Еще подождал. Через некоторое время З. К. Зотов снова заглянул в кабинет. Императрицы также было: не было и в туалетной комнате. Зотов в тревоге зашел в уборную и там увидел императрицу недвижимую с покрасневшим лицом, с пеною у рта и хрипящую предсмертным хрипом. На его крик сбежался придворный люд. Екатерину перенесли в спальню и уложили на постеленном на полу тюфяке. Она сопротивлялась еще более суток, но так и не пришла в себя и скончалась утром 6 ноября.

С. М. Голицын в записках пишет: «Когда скончалась Екатерина, смерть ея не произвела на народ никакого впечатления, и когда унимали извощиков, игравших перед дворцом, они говорили: „Пора ей умереть, вишь сколько процарствовала!“»¹⁰⁰.

Н. Куприянов, специально изучавший состояние медицины в царствование Екатерины II пишет по поводу ее здоровья: «Императрица вела правильный образ жизни, в употреблении пищи была воздержана, во время обеда пила одну рюмку рейнвейна или венгерского, никогда не завтракала и не ужинала. Будучи 65 лет она была свежа и бодра, несмотря на то, что была одержима отеками нижних конечностей, на которых открывались язвы, служившие как бы фонтанелью. Перед смертью императрицы язвы закрылись, что рассматривалось тогдашними врачами в качестве причины апоплексического удара, случившегося в 9-м часу утра 6 ноября 1796 г., от которого она и скончалась»¹⁰¹.

Екатерина II скончалась от инсульта – это тот самый последний смертельный удар (серия ударов), отображающий смертельный удар по мозгам нации, который она совершила за время своего царствования, прививая обществу, поднимая из глубины веков русского сознания, гуманистическо-мистические идеи свободы и равенства, увеличивая тем воздействие природы величины, направляя человека в животное состояние благословения земным, прахом – принципам отхожего места. Страна погрузится в агонию, в хрипящее с пеной у рта предчувствие близкого (мистического) перевоплощения, затем времени аморфного обморочного, коматозного состояния, времени приближения к «Небесным» силам, времени суперблагословения, мистической коронации, когда мертвые «живее всех живых», после – кратковременного всплеска сознания, несколько притупленного, с признаками отмирания частей тела…

В заключении стоит привести характеристику Ключевского о правлении Екатерины II¹⁰²:

«Шумные события, пестрота явлений с воцарения Екатерины И: вне – громкие победы, обширные завоевания, важные договоры; внутри – крупные учреждения, народные бунты, успехи науки и искусства. Наблюдатель чувствует себя на перевале. Необходимо следить за начавшимися процессами. Сословное государство Уложения. Реформа Петра пошла поперек этого сословного строя, распространяя классовые повинности, наиболее важные, податную и рекрутскую, на несколько классов: этим тягловым уравнением издалека и косвенно подготовлялось и правовое равенство. После Петра его мысль была искажена служебной эмансипацией и владельческими привилегиями одного сословия; неестественностью государственного порядка шляхетско-республиканскую монархию Польши превзошла дворянско-самодержавная Русская империя.

Это уже не история наших предков с их безразличными для нас интересами, а наша собственная колыбельная биография с зачатками наших интересов, вопросов, над которыми мы бьемся, сил и средств которых нам подсчитать никак не удается, чтобы точно определить свой собственный культурный вес.

Несообразности современной жизни. Перевес знаний, идей, стремлений над общим уровнем культуры; благосостояние и благоустройство, последнее гораздо ниже запаса первых. Причина: неправильное распределение культурных средств; они скучены наверху, вне мира практических интересов и деловых людей. Знание без дел и дельцы без знаний. Перепроизводства образованного пролетариата нет; нет только спроса на образованных или знающих людей. «Беспочвенная» теория наверху и бесплодная рутина внизу. Разобщенность верха и низа, поддерживаемая боязливой и подозрительной полицией. Невежество правительственных органов, начиная с министров. Культурный контраст между большими городами и селом: там книг читать некому, а здесь читать нечего.

К значению царствования. Царствование Екатерины показало, что в самодержавном порядке строгая централизация законодательной инициативы уживается с полным до безответственности обособлением местной исполнительной власти.

К значению.

Царствовать для Екатерины было любительским делом, спортом, а не профессией, предуказываемой происхождением или законом. Поэтому для нее большим развлечением было пренебрежительно смотреть на профессиональных государей, которые «по уши погрязли в свои предания, обычаи, церемонии» (Ср.: Записки Екатерины II. С. 601). «Да покорает небо»… Как истая дилетантка власти, она щеголяла оригинальностью своих правительственных приемов. Разговоры с С. В. Поповым и Храповицким.

У нее были идеи торжественные, праздничные для манифестов и идеи будничные, деловые для указов по текущим делам управления. Мысли гостинные и обиходные.

Правление Екатерины – та же деспотия, только смягченная приемами, европейски прикрашенная законами, которые не исполнялись, и учреждениями, которыми распоряжались лица.

Она постоянно должна была напрягаться, делать что-нибудь обращающее на себя внимание, важную реформу, издавать популярный закон. Перед ее глазами ходил обличитель, напоминавший ей о праве, законности, ею нарушенных, и недостаток права ей нужно было возмещать обилием дела, хотя бы показного».