Глупые и ненужные

Наконец, ближе к вечеру я увидел аскетично сделанную табличку, оповещающую, что за ней находится маленькое винодельческое хозяйство, которое и принадлежит Серхио.

Я ехал крайне медленно по не асфальтированной дороге, как будто бы крался в надежде, что меня не увидят. Наконец, я увидел складские помещения и погреба, а вот шато, в классическом смысле этого слова, которое представляется при мысли о винограднике, увидеть мне было не суждено.

Подъехав к двум бездельничающим мексиканцам, которые курили одну сигарету на двоих, я спросил, где дом хозяина и где он сам.

Они сказали, что сами его ждут как 30 минут, а дом, собственно, передо мной.

Домом оказалось строение, которое я изначально принял за одно из складских помещений. Маленький двухэтажный квадрат из старого кирпича и деревьев. С маленькими грязными окнами и внушительного размера дверью. Справедливости ради, на склад он был похож не очень сильно, но и на дом, в котором живет хозяин винодельни тоже, скорее нечто среднее. Уже не склад – еще не дом.

Я решил дождаться Серхио не выходя из машины, откинулся на максимально возможный угол сидения и уже через 5 минут дремал, сморенный дорогой, дегустациями и перелетом. Последнее, что запомнил была апельсинового цвета линия горизонта.

*

Нервный стук по стеклу с водительской стороны вернул меня к жизни. Было непонятно сколько я проспал: 5 минут или пару часов, но судя по сумеркам, не меньше часа. За окном стоял даже не человек, а его очертание, я подумал, что это один из мексиканцев решил меня разбудить и чуть раздраженно спросил в приоткрытое окно:

– Чего тебе надо?

Последовала пауза, а потом голос, который я бы не спутал ни с одним голосом на планете робко назвал мое имя.

Я выскочил молниеносно, словно машина горела и бензин уже растекался вокруг.

– Серхио, мой непутевый друг, ты ли это? – сказал я и обнял его чересчур экспрессивно и энергично. От него пахло землей и потом. И я чувствовал всю его электрическую неловкость от моих объятий.

– Получается я. – только и сказал он. – Пошли в дом, а то не гоже стоять возле этой гейской машины больше 2 минут.

Мы зашли в дом, и он включил свет. Внутреннее убранство на удивление оказалось уютным и симпатичным. Но при этом в атмосфере жилья крылось что-то туманное и неконкретное. Огромный круглый стол из дерева стоял прямо по центру, за ним кажется мог уместиться Артур и все его рыцари или Иисус со своими адептами. Кухня и зал были объединены и это создавало огромное пространство и чувство свободы. На белых стенах висели картины и фотографии. Одна из стен была полностью сделана из положенных одну на одну бутылок зеленого цвета. Телевизора и прочей оргтехники я не увидел, за исключением айпода, подключенного к миниатюрной аудиосистеме. Дом, как и сам Серхио, был жесток внешне и сентиментален внутри.

Наконец он посадил меня за стол, а сам вернулся с бутылкой вина и деревянной дощечкой, на которой рваными кусками умещалась нарезка сыров, белого хлеба и сыровяленой колбасы. Он разлил по бокалам вино и наконец сел, позволив себя рассмотреть.

После нескольких лет самоизоляции Серхио напоминает уличного пса, сплошные ребра, нечёсаные волосы, недоверчивые глаза цвета лиловых синяков – трагичное и опасное существо, нуждающееся в уходе и любви. Он постарел как будто бы за нас обоих (сам то я лелеял мысль, что не постарел вообще). Его некогда белая футболка была в красных пятнах вина, напоминавшие кровоподтеки, а по форме пятна похожи на Африку и Австралию плюс мелкий архипелаг отдельно стоящих капель. На ногах болтались пыльно-серые мешковатые штаны, которые были ему явно велики, но видимо главная их функция заключалась в том, чтобы ни в чем хозяина не ограничивать.

Глядя ему в глаза, я как будто сам того не желая, оказался в кране некомфортной, но удивительной позиции – словно застал кого-то в момент крайней уязвимости.

– Ты тоже выглядишь неважно, брат. – сказал он, будто читая мои мысли и мы подняли бокалы.

– Я не сказал, что ты выглядишь херово. – мне стало неловко от своего полу вранья.

– Да забей. Лучше скажи, как ты меня нашел и какими судьбами?

Я рассказал ему про бутылку, про свою идиотскую задумку с отпуском и встречей со всеми своими друзьями, про то, как уже побывал в Эббинге и встретился с Софой. В обще это был сплошной поток фраз начинающихся с «я».

– Как, кстати, поживает эта сука?

Серхио всегда не любил Софу и с годами это чувство не рассеялось, а быть может даже окрепло. Причины ненависти я до конца не понимал, и по традиции пропускал мимо ушей все выпады в ее адрес.

– Нормально, преподает философию.

– Так ей и надо.

Я улыбнулся. И как будто бы сразу вспомнил прежнего Серхио, который если кого-то или что-то не любил, то брал по максимуму. Мы чокнулись бокалами, которые выглядели и звучали лучше, чем весь дом, в котором мы находились. У вина был щедрый, приятный вкус, с акцентом малины и вишни дополняющихся штрихами корицы.

– Очень хорошее пино, что-то пряное напополам с дубом.

– Напополам с дубом, который сидит передо мной. – съязвил он – Оно и в половину не такое хорошее, каким будет лет через пять, пока это только набросок. Неплохой, но очень далекий до идеала.

Я был немного обескуражен, в конце концов, он мог бы просто согласиться с моей лестной оценкой.

– Кстати, а почему именно пино? Ни зинфандель, ни шардоне, ни каберне-фран или мерло?

От слово «мерло» Серхио поморщился, словно я сказал что-то режущее слух.

– Знаешь, я когда-то услышал, что этот сорт крайне тяжело вырастить, он привередливей любой капризной девчонки в возрасте 16 лет. Ну и решил испытать себя, сделав по-настоящему хорошее пино, а не ту мочу, которую штампуют в Чили или том же Орегоне.

– И как успехи?

– С каждым годом все лучше. Все упирается в бочки, найти хорошие дубовые бочки для вина главная проблема. Знаешь, в первый год все было настолько хреново, что половину урожая пришлось гнать через дубовую стружку. Отгружая то вино, я чуть со стыда не сгорел.

– Это приносит деньги?

– Глобально нет, я все трачу на эти гребанные бочки и все, что поможет сделать вино лучше. Но я и не ради денег это все затеял.

Я допил бокал и взглядом показал вопрос «а ради чего?». Серхио наполняя бокалы продолжил.

– Я люблю, что находясь здесь и занимаясь вином, мне совсем не приходится общаться с другими людьми. Контактировать с ними лишний раз, слушать их тупые истории, про тупых детей и животных. Я здесь один, не считая десятка мексиканцев, с которыми у меня самые стерильные рабочие отношения. У меня есть вино, что-то из еды и с десяток книг. Кто, по-твоему, может быть интересней Хемингуэя, Толстого или Карвера? – он даже не стал слушать ответ. – Вот и я думаю, что никто.

Я вдруг почувствовал, как, наверное, этому закоренелому интроверту вся моя затея и присутствие в тягость.

– Слушай, если хочешь я переночую в отеле. – почти виновато сказал я.

– Да брось, не настолько все запущено. Диван, я думаю, тебя устроит, все равно других вариантов нет. В свою постель я тебя не пущу.

– Да не очень-то и хотелось.

Когда бутылка вина была выпита, а диван худо-бедно подготовлен ко сну, Серхио уже поднимаясь на второй этаж, где была его спальня, вдруг бросил:

– Кстати, без обид, но я не смогу проводить много времени с тобой в твой отпуск. Сейчас самый сезон, я должен буду быть на винограднике.

– Не проблема, если хочешь я составлю тебе компанию, побуду рабочими руками.

– Боюсь, что ты будешь только мешать. – и как бы оправдываясь за свою прямоту, он добавил – Лучше прокатись по местным винодельням, это всяко интереснее капания в земле, а вечером пообщаемся в спокойной обстановке, я постараюсь закончить все пораньше, спокойно ночи.

– Ага! – по-детски обиженно сказал я и развернул подушку холодной стороной.

*

Я проснулся ближе к обеду. Общая утомленность последних дней, плюс вино и свежий воздух долины благоприятно влияли на сон. На столе была записка:

«Я взял твою гейскую тачку, нужно было отвезти инструменты. Мой мотоцикл полностью в твоем распоряжении. С.»

И хотя машина была де-юре не моя, чувство собственности внутри негодовало и возмущалось на этого мудака, берущего все, что ему вздумается без спроса. Плюс накладывал отпечаток тот факт, что я совсем не умел водить мотоцикл. О завтраке мечтать не приходилось, продуктов в доме не было, а завтракать пино дело весьма венчурное.

За последнюю неделю это уже вторая записка, которую мне оставляют с утра. Словно я школьник, а мама и папа уже ушли на работу. Странное ощущение в 35.

*

Первое что бросилось в глаза при осмотре старой черной хонды, это непонимание кто же все-таки старше – я или этот мотоцикл. Выглядел он как элемент декора, который почему-то покрыли вековым слоем пыли и убрали с помоста.

Я в телефоне проложил несложный маршрут до находившегося в относительной близости любимого виноградника, где делают прелестный пино. Компания называлась Мерфи Гуд, но заводя мотор я поймал себя на чувстве неловкости, которое присуще мужу уходящему налево, как только жена ушла на работу.

На удивление я овладел азами вождения мотоциклом достаточно быстро и через десяток километров начал получать доселе неизведанное удовольствие от процесса вождения. Теплый калифорнийский воздух расчесывал волосы, раннее солнце было где-то за спиной, а не слишком загруженная дорога давала простор мыслям. Я испытал одно из редких и чудесных состояний, которые называю «чувство пустой головы», когда никакие мыли не бомбардируют мозг, а только дорога и звук прокуренного мотора. Шелест виноградных лоз приятно шумел в порывах ветра, словно ведя бесконечный и одинокий разговор сам с собой. Где-то в часе езды находился маленький ламповый виноградник Мерфи Гуд и день обещал быть интересным.

*

Я позавтракал в небольшом баре, который хоть и работал с 12, но хозяин согласился впустить меня раньше и радушно приготовил тосты, кофе и яичницу с беконом, а о большем я и мечтать не мог. Мы разговорились про жизнь, про мое путешествие и конечно про виноделие. В этих краях люди просто физически не умеют рассказывать о вине неинтересно. Хочется слушать и слушать. В больших городах с такой любовью говорят разве что о детях. Виктор, хозяин бара и маленького виноградника, добрые полчаса рассказывал мне о лучших урожаях пино за последние 15 лет. Чем люди ближе к земле, тем, как мне кажется, они более открыты, в них меньше границ и ограничений. Я сидел и думал, как проста и незатейлива их жизнь. В ней нет пробок (в смысле машин), курса валют, походов к психоаналитику по средам, фитнеса, курсов итальянского на облегченный манер, корпоративов с коллегами, половину которых ты даже не знаешь, нет сложного выбора одежды в бесполезном темно сером гардеробе, нет тиндера и прочих соц.сетей, нет напыщенных походов в ресторан, нет расписания с забитыми часами под каждую встречу, нет кучи важных вещей, которые на самом деле абсолютно не важны. В их жизни есть только вино, земля и бочки. Вот и вся жизнь. Окажись я тут 50 лет назад или 50 лет вперед, все было и будет ровно так же.

В конце беседы, когда я попытался расплатиться он решительным жестом отказался и сказал, что это за счет заведения. Но я по-ребячески все-равно засунул 20 долларов под кофейник, и быстро засеменил в сторону мотоцикла.

*

Поместье Мерфи Гуда – прекрасный, зеленый, отрезанный от мира холмами уголок. Здесь я купил пару трофейных бутылок и хотел было уже отправиться домой, как увидел выделяющийся на фоне общего пейзажа холм в некотором отдалении. Мне отчего-то захотелось на него взобраться. Наверное, это мужское. Подъехав ближе оказалось, что и холм значительно выше и подъем займет добрые 20 минут. Но желание не исчезло.

Наконец забравшись на холм и борясь с одышкой, я уселся. Под ногами на много миль вокруг стелилась неровным темно-зеленым покрывалом долина Напа. Где-то внизу виднелась черная точка, которой был мой мотоцикл, остывающий в тени огромного дуба. Бусинка пота скатилась по лбу и, словно в аквапарке, съехала с кончика носа на землю. Я вытер лицо рубашкой.

Я сидел и думал, а каким бы было мое вино, обоснуйся я здесь всерьез и на долго. В том смысле не плохим или хорошим, а какие качества вобрал бы букет запахов и вкусов от своего хозяина, подобно тому, как наши дети через года транслируют элементы родительской внешности, характера и самых невероятных причуд. Я не грезил, что мой характер отвечает такому сложному сорту как пино, наверное, каберне фран, в лучшем случае зинфандель или шардоне. Да, определенно шардоне.

Такое цвета солнечной соломы и спелого персика, отдающего выдохшейся крем содой, но еще достаточно кислотное и минеральное, чтобы его списывали со счетов. Вино, которое на первый взгляд кажется чем-то обычным, но при декантировании можно раскрыть чуть более сложную ароматику и структуру. Вино, которое не собьет вас с ног, не опьянит, но убьет вечерок другой в приятной компании. Вино, которое не требует особой гастрономии, а готово сочетаться с твердыми сортами сыра и мёдом. Вино, которое будет на каждый день и которое не нужно хранить 10 лет, чтобы оно вышло в свой пик. Вино, после которого на утро не болит голова с мыслями, что его было слишком много, а только оставляет дымку воспоминаний, а было ли оно вообще. Вот как-то так.

*

Я вернулся в дом Серхио ближе к вечеру. Фара на мотоцикле работала из рук вон плохо, и я чудом не заблудился и не поймал случайный булыжник. К концу дороги я, словно наездник на родео, валился с ног от усталости и нервов.

К моменту моего приезда Серхио уже был дома и колдовал на веранде над решеткой барбекю, готовя простой ужин из стейков и овощей на гриле.

К моменту как я принял душ все было готово. Стол ломился от мяса на столько, что меня не покидало чувство, что к нам должны присоединиться пара человек, плюс три бутылки вина были неким перебором. Я по-скупому кратко описал свой день, и мы приступили к ужину, перескакивая с темы на тему. Чем мы ближе подходили к прошлому, тем градус беседы повышался или вино наконец начинало действовать, освобождая потаенные мысли Серхио из своих закромов.

В какой-то момент я решил его подбодрить, хотя тревога не покидала и меня.

– Друг, ты такой обреченный, мне кажется, ты слишком сгущаешь краски.

Он посмотрел на меня своими блестящими глазами и из-за его бороды было не понятно улыбается он или злится на мою проходную реплику.

– Знаешь, как говорят испанцы, купи себе лес и потеряйся в нем.

– Что это значит?