Жизнь житомирского еврея

Семья, какая уж есть

Но вернемся к поездке в Ленинград, к бывшей жене и ее отцу. Когда я приехал на Ленинградский вокзал, в кассе уже не было билетов в купейный вагон, и я был вынужден взять билет в мягкий. На противоположном диване в купе сидел мужчина немного старше меня, с темными волосами, но с сединой на висках. Он уже успел переодеться в спортивное трико. Костюм был повешен на крюк, пузатый портфель прислонен к стенке. Мужчина улыбнулся мне: явно был рад, что в дороге у него будет попутчик. Потом вежливо приподнялся и представился:

– Геннадий.

Я тоже представился, сменил ботинки на шлепанцы, забросил портфель наверх и вышел в коридор. Поезд тронулся, проводница начала разносить чай, и я вернулся в купе.

– Ну, что? Будем чаевничать или что-нибудь посерьезнее?

Геннадий вытащил из своего портфеля бутылку коньяка.

– Можно немного. Но у меня с собой ничего нет, собирался слишком поспешно.

– Переживем. Зато меня супруга всегда собирает капитально.

Геннадий вынул из портфеля две складные рюмки, пару яблок, лимон и пакетик с бутербродами. Налил в рюмки коньяк до половины. Чай тоже взяли у подошедшей к двери проводницы.

– За знакомство!

Выпили, закусили яблоком и немного помолчали.

– По делам, вероятно, раз так спешно собирались?

– Да нет, так, просто утрясти кое-что с родственниками.

– А я по делам, на таможню. Нужно растаможить писишки.

Геннадий оказался словоохотливым и стал длинно рассказывать, что едет получать несколько персональных компьютеров. Оказывается, он покупал мелкие партии компьютеров и продавал организациям в Москве, Калинине и Рязани. Сожалел, что приходится покупать по три-четыре компьютера, так как в его конторе практически нет оборотных средств. Сказал, что контора состоит из него и жены, выполняющей роль секретаря и делопроизводителя, что он в налогах ничего не понимает, но, слава богу, жена быстро разобралась во всем. А отчеты делает приходящий бухгалтер.

Мне, занятому своими мыслями, было неинтересно слушать, но я из вежливости поддакивал в подходящие моменты. Впрочем, Геннадию не нужен был активный собеседник, ему хватало, что его слушают и не перебивают. Я встрепенулся только тогда, когда Геннадий упомянул, что на каждом компьютере, несмотря на транспортные расходы, «добровольные подарки» на таможне и прочие немногочисленные расходы, он имеет не меньше восьмидесяти процентов прибыли. А налоги удается «оптимизировать» – жену научили. Жалко, что ждать оплату покупателями приходится долго, поэтому закупки удается производить только один раз в два-три месяца, хотя заказов значительно больше. И за этот срок семья расходует почти всю прибыль. В результате оборотные средства не увеличиваются. Если бы удалось привлечь заемные средства, все изменилось бы, но банки не хотят выдавать кредиты мелким фирмам.

Я отметил про себя, что через Виктора Борисовича он смог бы получить кредитную линию для таких операций. Да я и сам мог бы профинансировать расширение деятельности. Но промолчал. Наконец и Геннадий утихомирился. Мы выпили еще по паре рюмок и легли спать. Утром обменялись визитными карточками и пообещали друг другу созвониться как-нибудь в Москве.

Поезд пришел в Ленинград рано, и в квартире Волобуевых все были еще дома. Дверь открыла Галина, в халате и с бигуди, которые сразу начала машинально снимать. Она с удивлением оглядела меня.

– Что это ты собственной персоной и без звонка? Вроде сегодня ни у кого нет дня рождения.

Обычно я передавал деньги с оказией и появлялся в Ленинграде только по дням рождения детей. Я ответил, что, во первых, соскучился по малышам, а во вторых, нужно бы поговорить, посоветоваться: времена пошли какие-то неясные. Галина отступила в сторону, на меня тут же налетела Ксюша, уткнулась лицом, требуя, чтобы я поднял ее и расцеловал. Не замолкая ни на минуту, она одновременно говорила, что любит папу, и спрашивала, что он ей привез. Владимир стоял в стороне, молча разглядывая отца. Он уже большой, осенью пойдет в школу, и вообще, не дело лезть целоваться, как девчонка.

Я раздал детям подарки. Ксюша сразу побежала показывать бабушке пищащую куклу. Володя взял мяч, и даже не пробуя надуть его, ушел с ним в свою комнату. Я поинтересовался, где Петр Афанасьевич. Но старший Волобуев уже вышел в прихожую:

– Что же ты Мишу на пороге держишь?

Он позвал меня в свой кабинет и попросил Галину приготовить что-нибудь перекусить с дороги.

– Ну, что слышно в первопрестольной?

Здесь опять нужно сделать отступление.

Про то, что должен родиться ребенок, мы говорили. Это был Владимир. Но как появилась Оксана, если нас собирались развести сразу же после рождения ребенка? Все было не так просто. Я довольно серьезно отнесся к своим обязанностям будущего отца: то есть появлялся вместе с Галиной на семейных мероприятиях, если там предполагалось присутствие посторонних; пунктуально навещал Галину в роддоме; торжественно вынес из роддома Володю, когда подошло время. Честно говоря, когда прижал маленький сверточек к груди, почувствовал не только растерянность, но и гордость.

Как-то так получилось, что после рождения Володи ни один член семейства не поднял вопрос о том, что пора разводиться. Я считал неудобным заговорить об этом самому. Да и не было необходимости. Мне семья Волобуевых нравилась. Возможно, потому, что она была совсем не похожа на семью моих родителей. Лидия Федоровна была полностью погружена в заботы о маленьком Волике, как она его называла. Она и работу бросила сразу, и с подругами встречалась теперь очень редко: не было ни времени, ни желания. Варвара Игнатьевна вообще втайне надеялась, что все само собой образуется. Как она иногда говорила: «стерпится – слюбится». Она очень надеялась на такой исход. Галина в основном молчала. Сбросила почти все заботы о мальчике на мать и полностью отдалась учебе. Действительно, быть взятой в жены из жалости, только «для покрытия греха»… Что может быть оскорбительнее для самолюбивой, замкнутой девушки?

Петр Афанасьевич инстинктивно тянул время, очень неприятным представлялось ему слушать будущие лживые слова утешения коллег. Кроме того, я, принятый в аспирантуру не без содействия тестя, хотя и не показывал чрезмерного рвения, но спокойно сдавал кандидатские экзамены и начал работу над немного избитой, но, безусловно, проходной темой «Социалистическое соревнование как важный фактор повышения производительности труда. На примере механического завода». К удивлению Петра Афанасьевича, уважаемый член-корреспондент Академии наук Лев Пафнутьевич Коробов однажды спросил, есть ли у него аспирант Рогозин, и намекнул, что он мог бы быть у него первым оппонентом, если это потребуется. Конечно, Петр Афанасьевич не знал, что я уже два года знаком с Коробовым и нахожу иногда старику редкие издания XIX века.

Так все и тянулось бы неопределенно долго, но вмешались случай и Варвара Игнатьевна. К ней на день рождения должны были прийти старые подруги, и она попросила Галину приехать вместе со мной и Володей. Галина задержалась в институте, и мы поехали довольно поздно. Пока добрались до дачного поселка старых коммунистов, пока выслушали все поздравления и пожелания долгой жизни, на улице совсем стемнело. И Варвара Игнатьевна, естественно, предложила заночевать у нее.

– Дите хочет спать, куда вы его потащите в такую темень?

Галина, не подумав, согласилась. Володю уложили в кровать Варвары Игнатьевны и продолжили отмечать именины. Но когда все приятельницы Варвары Игнатьевны разошлись, вспомнили, что в доме только две кровати. Я предложил постелить мне на диване в гостиной, но Варвара Игнатьевна с присущей ей безапелляционностью заявила Галине:

– Хватит вам комедию ломать. Два года как женаты, ходите вместе, воспитываете ребеночка и все еще отворачиваетесь друг от друга. Пора привыкать жить вместе. Не хотите секса – ваше право, но в одной постели вполне можете лежать.

Галина молча ушла в спальню. Варвара Игнатьевна теперь набросилась на меня:

– А ты что стоишь? Думаешь, жена к тебе сама на поклон придет?

В результате, когда мы вернулись домой, Галина объявила родителям:

– Михаил будет теперь жить у нас.

Это был не вопрос, и ей ничего не сказали в ответ, только Лидия Федоровна перекрестилась. Почти через два года родилась Ксюша, и казалось, что уже ничто не нарушит этот союз, но…

Но было большое «но». Кто-то из знакомых девушек сочувственно доложил Галине, что пока она лежала в роддоме с Ксюшей, Михаил встречался с другой женщиной. На прямой вопрос Галины я вынужден был подтвердить это. Галина знала, что у меня много знакомых, с которыми я постоянно встречаюсь и веду какие-то дела, часто отвечаю односложно и уклончиво на вопрос, где был почти весь день. Но она чувствовала, что это мужские дела и женщинами здесь не пахнет. И она терпела, старалась не задавать ненужных вопросов. Тем более что я приносил домой явно не аспирантскую зарплату. Но это было уже слишком. Она сняла колечко, подала мне и коротко сказала:

– Уходи.

Я развернулся и ушел.

Достаточно успешно прошла моя защита, а потом мы развелись в том же загсе. Петр Афанасьевич злился непонятно на кого, винил себя, хотя и не знал, за что. С ним мы не рассорились, продолжали поддерживать нормальные отношения. В каком-то смысле Петр Афанасьевич даже понимал меня сердцем. И сам был не без греха, и знал, что Галинин характер не сахар, и моя самостоятельность ему нравилась. После развода мы с ним поговорили и решили, что лучше попытаться на время или навсегда разъехаться в разные города. К тому времени мне удалось правдами и неправдами получить постоянную прописку в области (у Волобуевых я не был прописан, как-то не подумали, к счастью), а затем купить у алкоголика комнату в Ленинграде. Как это мне удалось, не хочется рассказывать.

Петр Афанасьевич встретился с Виктором Борисовичем из московского экономического института, который был его старым знакомым по конференциям, семинарам и защитам. На его вопрос Виктор Борисович ответил, что принять на работу кандидата наук младшим научным сотрудником он, вероятно, мог бы, хотя вакантной ставки нет и добиться ее трудно. Но остается вопрос о прописке. Если будет московская или хотя бы областная прописка, он постарается добиться новой ставки. На этом разговор кончился.

Опять были поиски подходящего алкоголика, обмен на комнату в Мытищах. Алкоголик, естественно, никуда не поехал, получил за комнату в Ленинграде большие деньги и перебрался жить к очередной приятельнице.

Виктор Борисович с удивлением увидел, что его просьба о дополнительной ставке вызвала понимание у дирекции. Замдиректора только спросил, для Рогозина это или нет. Оказывается, звонил и рекомендовал молодого кандидата наук сам Лев Пафнутьевич Коробов.

И вот теперь мы сидим с Петром Афанасьевичем снова за столом в кабинете, и я думаю, что ответить, с чего начать этот разговор.

– В Москве все меняется непрерывно. Сейчас вот много разговоров о новой конторе: комитете по приватизации. Понаехали ваши ленинградцы, будут учить нас жить по-новому.

– Не бывает ничего нового. Это еще Коэлэт сказал.

Будут говорить о новом, а сделают все по-старому.

– Ну, для меня, наверное, начнется что-то новое.

Ухожу из института, перехожу на вольные хлеба.

– Что так?

– Отдел ликвидируют, Виктор Борисович уходит в новый комитет. Меня с собой не может взять.

– Ну и что ты собираешься делать?

– В этом и вопрос. На старом далеко не уедешь, все рушится. Когда еще восстановится. Подожду пару месяцев, осмотрюсь, где можно силы применить. А как у вас в Питере?

– Тоже не сахар. Нас, правда, не ликвидируют, студентов кто-то должен учить. Но с деньгами плохо. На зарплату, не то что на развитие, дополнительных денег не дают. А цены скачут, сам знаешь как. И требуют, чтобы мы обучали студентов по-новому. Мол, они должны уметь работать с персональными компьютерами. А где их возьмешь?

– А деньги дают на компьютеры?

– С трудом, но дают. Но где их взять, у нас их не производят.

– Обожди, с этим я, возможно, смогу помочь, если у вас в институте деньги действительно есть. Я в дороге познакомился с одним типом, он ввозит из Финляндии писишки. Хочешь, я тебя с ним свяжу?

– Можно попробовать. А он надежный человек, не обманет?

– Я его почти не знаю. Но, возможно, я его смогу заинтересовать, чтобы он не пытался хитрить. Я сейчас позвоню его жене и попрошу связаться с тобой.

Я поднял трубку и набрал московский номер Геннадия. Через минуту на той стороне ответил женский голос:

– Да, я слушаю.

– Говорит Михаил, мы вчера познакомились с Геной в поезде. Если он будет звонить, попросите его позвонить в Ленинград Петру Афанасьевичу Волобуеву. Запишите телефон… Возможно, будет заказ на несколько компьютеров. Возможно, будет также интересное сотрудничество на перспективу. А я потом свяжусь с Геннадием в Москве.

– Хорошо, обязательно скажу, он должен сегодня вечером звонить.

– Спасибо, заранее. До свидания.

Я снова повернулся к Петру Афанасьевичу.

– Посмотрим, что он предложит. Но ты обязательно четко скажи ему, что твой интерес должен быть не менее пяти процентов.

– Миша, о чем ты говоришь?

– Да, Петр Афанасьевич, привыкай. Это не твоя работа, это хозяйственники должны делать, так что у тебя есть право получать вознаграждение за работу. Я созвонюсь с ним в Москве и поговорю серьезно, чтобы потом не было проблем. Не знаю, когда снова буду в Питере. Привез Галине деньги, пусть не меняет сразу все доллары на рубли. Инфляция продолжится еще очень долго.

Пойду, попрощаюсь с ней, пока она не ушла на работу.

Я понял, что с Петром Афанасьевичем уже бесполезно советоваться, он в растерянности перед этой жизнью, которая меняется слишком быстро и не оставляет времени на ее осмысление. Галину я нашел на кухне и передал ей деньги.

– Извини, я не скоро смогу приехать, поэтому здесь деньги на несколько месяцев. Но как только у меня будет возможность, я приеду.

– А на день рождения Ксюшин приедешь? Что мне ей говорить?

– Ой, совсем забыл, конечно, постараюсь приехать.

Как у малышей со здоровьем?

– Как будто тебя это интересует.

– Зря ты так говоришь, конечно, интересует. Только времени совсем нет. Времена пошли не сладкие, кручусь, как белка в колесе.

– Ты всегда крутишься.

В ее голосе чувствовалось закипающее раздражение. – Да ладно тебе. Дети где?

– Бабушка повела в детский сад.

– Ладно, поцелуй их за меня и скажи, что папа их очень любит.

Я развернулся, взял свой портфель и пошел к двери. Галина смотрела мне в спину, и я чувствовал, что глаза у нее совершенно сухие.

Все, делать больше в Ленинграде нечего. Теперь на вокзал.

На перепутье

На следующий день я появился в институте. Была пятница, и Клавдия Петровна очень удивилась, увидев меня, даже встала со стула.

– Что случилось, Михаил Юрьевич?

– Все нормально, просто я что-то устал, и попрошусь в отпуск. Не знаете, Виктор Борисович у себя?

– Нет, Михаил Юрьевич, он уже вместе с Милой Сергеевной перешел на новую работу.

– Ясно. Я пошел в отдел кадров, писать заявление на отпуск.

В отделе кадров единственная оставшаяся сотрудница (завотделом ушел на пенсию) к заявлению отнеслась с пониманием и сказала, что сейчас же отнесет прямо к заместителю директора без дополнительных виз и, как только заявление подпишут, позвонит в отдел. Сотрудница всегда хорошо относилась ко мне, так как я не забывал перед праздниками забежать: поздравить и принести небольшой сувенир.

Я прошел в свой кабинетик и сел, задумавшись, за стол. Собственно, мысли крутились уже более суток вокруг одного и того же. Нужно начинать свой бизнес. Но какой бизнес? И какой для этого нужен капитал? И как его сформировать? Некоторый запас долларов у меня имелся, не зря же я последний год более осторожно подходил к новым покупкам. Но этого мало, нужно срочно увеличить свои возможности. Путь только один: нужно продавать даже то, что хотелось бы оставить себе.

Приняв решение, стал обзванивать знакомых дилеров. Филателисты отвечали скупо: сильный застой. Правда, на марки германских княжеств до 1871 года спрос имелся. Кто-то активно вывозил интересный материал в Германию. Придется порыться в запасах. Порадовал один из дилеров, занимающихся графикой. У него появился новый клиент с большими деньгами, «хватающий все подряд». Он уже сдал ему все свои запасы и не прочь был пополнить их. Это радовало. Я не хотел пока трогать ничего из живописи и тем более из архива Лизы.

Через час позвонила сотрудница отдела кадров и подтвердила, что отпуск подписан начиная с понедельника. Хорошо, значит месяц у меня в запасе на размышления. Вечером дома я начал разборку имеющихся запасов марок Германии до 1871 года и просмотр конвертов из архива Лизы. Это была трудоемкая работа: после изъятия письма необходимо перенести все надписи с конверта, включая даты и места отправки и получения письма, на новый чистый конверт и вложить в него само письмо. К продаже предназначались только конверты. Наиболее интересные из них, особенно с датами до 1860 года, я возвращал в коробку. С графикой, купленной по случаю, все было проще. На каждом листе на обратной стороне были написаны цены в рублях и даты оценки. Нужно было только учесть время, пересчитать в доллары и добавить двадцать процентов. Конечно, это тоже проблема, так как даты варьировались от 1983 до 1991 годов. Но точность не очень волновала меня – я предполагал, что сделка будет оптовая, и все равно придется делать большую скидку. Сумма вроде получилась приличная, но все же смешная. С такими деньгами нечего мечтать о начале нового бизнеса. Но не беда. Во-первых, имеется уже некоторый запас денег; во-вторых, это только начало дешевых распродаж.

Всю следующую неделю я непрерывно работал, обзванивая дилеров и коллекционеров; встречаясь с разными людьми по несколько раз в день. Ожидал сообщений от Милы Сергеевны, но она почему-то молчала. Звонить домой Виктору Борисовичу не хотелось – видимо, ему нечего пока сказать, раз не попросил Милу связаться со мной. Наконец в пятницу утром я позвонил Вениамину и предложил встретиться вечером. Он пригласил посидеть у него в Перловке в субботу.

Опять придется делать отступление, чтобы пояснить наше знакомство с Веней.

Вениамин Семенович Гринер познакомился с Виктором Борисовичем Петровым в 1989 году. Он тогда работал в экономическом институте, сделал работу по имитационному моделированию торговых предприятий и получил интересный результат. К тому же начал успешно делать для предприятий прогнозы развития их финансового положения в меняющихся условиях хозяйственной практики. Директор его института упомянул об этом в разговоре с Виктором Борисовичем, и тот, как всегда, заинтересовался новым подходом.

Подход был не так уж нов, в семидесятых годах было много диссертаций на тему моделирования предприятий, но позднее все заглохло, так как практического интереса эти работы тогда не представляли. Кто умел – переключился на моделирование развития отраслей. Тема, вполне годящаяся для диссертаций, но тоже не находящая реального выхода по вполне понятным причинам. И вдруг кого-то интересует моделирование, кто-то готов платить деньги. Директор института дал телефон лаборатории Вениамина, Виктор Борисович позвонил ему и предложил сделать доклад на семинаре в нашем отделе.

Обычно семинар в отделе, если его не ведет блестящий академик, довольно скучное мероприятие. Один-два научных сотрудника слушают и понимают, о чем идет речь; двое-трое сотрудников делают вид, что им интересно; а две-три девушки заботятся только о том, как они одеты и как выглядят. Веня рассказывал о результатах моделирования, о тех катастрофических изменениях, которые ожидают предприятия торговли в условиях утвержденной системы налогообложения, если ее не менять кардинальным образом. Его слушали, но интересно было только Виктору Борисовичу. Он спросил:

– Можно ли это программное обеспечение применить и к предприятиям среднего машиностроения? В крайнем случае, можете ли вы или ваша лаборатория адаптировать программу для условий таких предприятий?

Веня его разочаровал:

– Программа учитывает особенности только торговых предприятий. Для программ моделирования важны мельчайшие детали хозяйственного механизма. Ведь черт кроется именно в деталях. А допуска у меня никогда в жизни не было, так что о деталях, присущих предприятиям среднего машиностроения мне и мечтать нельзя. Кроме того, я собираюсь переходить в коммерческую организацию.

Было еще несколько вопросов. Одну девицу заинтересовало:

– А как может машина предсказать будущее? Ведь она машина, у нее нет сознания.

Хихикнул только один из слушателей. Это был я. Ясно, она просто ничего не слушала. На полном серьезе Веня пустился в объяснения:

– Хотя модель вероятностная, но каждый вариант она просчитывает по жесткому алгоритму. Так что для нее нет необходимости иметь сознание.

После семинара Виктор Борисович пригласил нас с Вениамином Семеновичем к себе в кабинет и завел разговор о весьма заметном уже пагубном влиянии начинающейся инфляции на состояние финансов предприятий. Но сделать, по-видимому, ничего нельзя. Правительство отчаянно нуждается в деньгах, минфин ни при каких условиях не пойдет на изменение системы налогообложения, если это скажется на поступлении доходов государству. Не исключено, что это осознанная политика доведения предприятий до банкротства, чтобы обеспечить моральную поддержку переходу на новые условия хозяйствования.

На этом мы все втроем и согласились. Виктор Борисович сказал, что секретарь будет приглашать Вениамина Семеновича на семинары и он будет рад, если тот найдет время посещать их.

Вообще-то, я видел и раньше Вениамина на встречах коллекционеров в Москве, при моих редких заездах туда, но не был с ним знаком. Возможно, он тоже помнил меня, так как, уходя с семинара, сказал:

– Не ожидал вас здесь встретить. Какими судьбами к нам из Питера?

– Я перебрался в Подмосковье и работаю теперь здесь. Мы обменялись телефонами, предположив, что придется еще встречаться. Так оно и вышло. Правда, как ни странно, по большей части встречи происходили не в обществах коллекционеров, а у него в Перловке, и особенно часто в 1994–1996 годах. Но об этом отдельно. Вениамин был на двадцать два года старше меня, что нам совсем не мешало.

И вот, август 1992 года, я сижу у него на веранде, на улице жарко, но здесь немного продувает ветерок из открытого окна. На столе чай, варенье, домашнее печенье. Супруга любит гостей, а ко мне проявляет искреннюю симпатию. Я всегда помню дни рождения всех знакомых дам, не забываю при встрече вручить хотя бы малюсенький презент, хотя бы один цветочек. И соответственно, ко мне хорошо относятся все дамы, особенно среднего и старшего возраста.

Выпили чай, обсудили погоду, последние фокусы Ельцина и перешли к основной цели встречи. Я рассказал, что ухожу из института и пока не знаю, чем заняться. Снова идти работать к кому-то не хочется. Хочется проверить себя как независимого бизнесмена. Рассказал о возможности встроиться в прибыльный бизнес с компьютерами, еще об одном предложении войти в организуемую фирмочку по производству чего-то суперсовременного. Он слушал и смотрел на меня, наверное, сравнивая с собой, со своей неспособностью к самостоятельному бизнесу. Но я ждал от него совета, какого-то толчка, и ему это было странно видеть. Он знал меня как уверенного парня, всегда знающего, что хочу, и умеющего этого добиваться. Вениамин пытался мысленно поставить себя на мое место, но ничего не получалось. Мы были слишком разные.

– Не нужно тебе, Миша, входить с кем-то в компанию. Ты индивидуалист. Ты не сможешь подчиниться групповым интересам и, со своей стороны, не сможешь давить чужое мнение, заставлять подчиняться тебе. А в коллективе не бывает равноправных людей, особенно в бизнесе. Или ты хозяин, или ты служишь, ну, в крайнем случае, являешься уважаемым советником, которого слушают, но делают по-своему.

– И что ты предлагаешь?

– А что я могу предложить? Ты не генератор идей, ты не сможешь предложить идею производства нужного продукта, материального или какого-то другого. И что остается? Я думаю, финансы. Это наиболее близко тебе. Все-таки какой-никакой, а ты экономист, работаешь уже несколько лет с серьезным специалистом. Решения по приватизации практически приняты: будут приватизационные чеки. Сейчас в стране будет финансовая вакханалия. Дикая нехватка денег у предприятий и в то же время обилие денег при полном отсутствии контроля над финансовыми потоками. Миллионы людей получат в свое распоряжение ваучеры, небольшие суммы денег, и не будут знать, как правильно их использовать. Представляешь? Даже десять тысяч рублей, умноженные на сто сорок миллионов будущих владельцев ваучеров, дают более триллиона рублей. Реально, приватизационный чек должен стоить значительно больше, чем десять тысяч рублей. Кроме того, создаются новые финансовые структуры, и цены на их бумаги, безусловно, будут весьма волатильны. И если ты научишься плавать в этой мутной водичке, ты будешь на коне. Нужны только крепкие нервы, голова и начальный капитал. Все это, по-моему, у тебя имеется.

На следующей неделе я созвонился, наконец, с Виктором Борисовичем и поведал о нашем разговоре. Оказывается, Вениамин с ним тоже встречался и рассказал, что знал о взаимоотношениях руководителей комитета. К тому времени контора «Р и К», в которой он работал заместителем директора, уже длительное время контактировала с комитетом. Был организован «Центр приватизации», и они активно участвовали как в оформлении приватизационных документов крупнейших предприятий, так и в обсуждении основополагающих документов приватизации. Виктор Борисович сказал мне по телефону:

– Я не чувствую, что именно хочет получить от меня начальство, да оно и само еще этого не знает. Вероятно, пока требуется только обеспечить мониторинг финансовой ситуации в стране и поддерживать контакт на экспертном уровне с центральным банком и минфином. Давайте встретимся втроем у меня дома, отметим переход на новую работу и обсудим совместно ситуацию.

Встреча состоялась, как обычно в этом доме, не только приятная, но и полезная. «Старшие товарищи» заверили меня, что всегда поделятся интересной информацией, а главное для меня сейчас – накопление свободного капитала.

К тому времени я и сам принял аналогичное решение, просто хотел проверить себя. На всякий случай созвонился с Геннадием и Петром Афанасьевичем и выяснил, что сделка с компьютерами действительно состоялась. Оказалось, что давить на Геннадия не нужно. Петр Афанасьевич в замешательстве подтвердил, что все в порядке и свои пять процентов он получает. Потребность в компьютерах была не только у него, и он начал «доставать» их своим многочисленным знакомым. Геннадий поблагодарил меня за дополнительную возможность расширения бизнеса и возможность не возить технику далеко.

А я начал еще более активно реализовывать все, что могло быть продано, порой не обращая внимание на убытки такой реализации. Не трогал я только оставшуюся у меня часть архива Лизы. Временами я и сам не мог понять свое почти сакральное отношение к архиву. Я старался никогда не упоминать о нем; папки, картотеку архива и портрет Лизы держал в съемной комнате в Малом Кисельном переулке. Два года назад я снял небольшую квартиру на Преображенке, но ни архив, ни портрет туда не перевез, разве что пару раз возил портрет показать кому-нибудь. Веня как-то удивился:

– Зачем тебе три жилища?

– В Мытищах я прописан, но сдаю комнату; комната в Малом Кисельном переулке мне по-прежнему нужна для работы с коллекционным материалом; на Преображенке живу, принимаю гостей. Так мне удобно: не нужно путать разные стороны жизни.