Читать книгу: «Всемирная паутина», страница 3

Джон ковылял по тесному, как вагон узкоколейки, проулку Фрайарс, который был настолько безлюдным и заброшенным, что каждый шаг эхом отражался от окружавших тёмно-коричневых кирпичей и булыжников. Постепенно улица превратилась в каменный туннель и начала сужаться. Вот уже, казалось, пора было повернуться боком, чтобы не задевать стен. Проулок Фрайарс начал сжиматься с обеих сторон, словно пресс. Джон равнодушно брёл, не обращая на это внимания. Неожиданно сверху образовался низкий пугающий свод. Сжав плечи и согнувшись в спине, чтобы не задевать головой торчащие сверху острые неровные камни, Джон сделал несколько поспешных больших шагов и выскочил из проулка. Гордо и грандиозно на него смотрела своими одинаковыми окнами, врезанными в неодинаковые стены, церковь Святой Марии Магдалины. А серое тяжёлое небо, будто влажная застиранная простыня, лежало прямо на поверхности её прямоугольной башни.

Не сводя глаз с нависшей над ним башни, Джон бессознательно выпрямил спину и направился к входу, не обращая внимания на старенький Опель, робко скрипнувший тормозами и неуверенно кашлянувший ему вдогонку хриплым гудком.

Дверь была тяжелее обычного. Серый свет, исходивший от неба, даже пройдя сквозь волшебные грани цветных церковных витражей, оставался серым. Тут было темно и холодно. В сиянии жёлтых тёплых, но слишком маленьких, чтобы противостоять силе тьмы и холода свечей, спиной стоял Ян и еле слышно пел молитву. Позади хлопнула дверь, и грохот волнами покатился по церкви.

Слева, у входа, прикрыв глаза, дремал седой старик с меховой шапкой в руках. А в глубине, ближе к алтарю, в ареоле бесцветного плотного тумана сидела хрупкая фигурка Джессики в длинном чёрном осеннем плаще и тёмно-сером платке на голове.

Джон, несмело ступая по кафельному полу, подошёл ближе и присел на другой край скамьи. Та не шевельнулась. Ян, не меняя тона, тянул молитву.

Джон положил свой шарф на сиденье рядом и всмотрелся в полумрак скамьи, стоящей впереди. Там зияла большая паутина. Неровная, но удивительно гармоничная, она связывала между собой камни пола, ножку скамьи и её сиденье снизу. Из какого-то мальчишеско-хулиганского порыва захотелось пнуть шёлковую паутину, разрушить её своим ботинком, но в это мгновение из-под скамьи показался паук. Он медленно спускался по нитям, проверяя совершенство своей конструкции. Нет, живое существо тронуть нельзя.

Не сводя глаз с паутины, Джон набрал в грудь воздуха.

– Я так больше не могу, – прошептала Джессика.

Джон молчал, безвольно глядя себе под ноги.

– Всё время одна, всё время как в вакууме – не чувствую ничего. Я уже забыла, каково это – быть любимой…

Джон поднял взгляд, набрал воздуха в грудь. Но Джессика резко повернулась, вцепилась в него красными яростными глазами и сквозь слезы процедила:

– Давай разойдёмся, Джонни.

Тот сидел ошарашенный, смотрел на Джесс, на её нежные, ещё детские черты лица, на прямые ухоженные тёмно-русые волосы, на хрупкие гордые плечики, на тонкие строгие пальцы, теребившие измятый носовой платок, на свирепый, невыносимый, волчий взгляд двух налитых кровью глаз.

– Нет, – через невесть откуда взявшуюся смелость выдавил он.

Джессика отвернулась и погрузила лицо в скомканный носовой платок.

– Что же мне делать? – беззвучно прошептала она.

Джон неощутимо дотронулся до её плеча:

– Джесс, я что-нибудь придумаю, чтобы ты вновь почувствовала нашу связь, я что-нибудь…

Женщина резко вспыхнула. Она потянулась дрожащими руками и обняла его за лицо ладонями, за щёки. Не отрывая взволнованного взгляда от его глаз, Джессика медленно начала вставать, а потом сказала во весь голос:

– Джонни, я хочу детей. Давай заведём ребёнка! – эхо взгремело под сводами тысячелетней церкви и продолжало гудеть, перекатываясь волнами из одного крыла в другое.

Ян замолчал и обернулся. Джон начал медленно отстраняться и мотать головой.

– Нет, Джесс, ты чего? – с глазами, полными ужаса, шептал он надрывно. – Не время сейчас. Дети – это здорово, но только не сейчас. Я, мне кажется, на пороге больших открытий…

Джессика с неистовым животным воплем вырвалась из его рук, закрыла вмиг ставшее мокрым лицо и буквально сдвинула с места Джона, пробираясь сквозь него к проходу между скамьями. Он попытался поймать её, но ту было не остановить. Отбиваясь, переступая, выдёргивая руки и его объятий, Джесс выскочила в проход, полоснув своей миниатюрной чёрной туфелькой по паутине. Та вздрогнула и расползлась на два больших лоскута.

Стуча каблучками, Джессика бросилась к выходу из церкви. Перепуганный старикан, защищаясь шапкой, провожал её взглядом. Джесс на полном ходу налетела на дверь и выпрыгнула на улицу. Джон выбежал вслед за девушкой.

Молодая женщина, семеня хрупкими ножками и защищая лицо шейным платком, ускользала в густом тумане. Джон кинулся за ней и, настигнув за каких-то пять огромных шагов, почти ухватил её за локоть.

– Почему ты не пытаешься и меня понять тоже? – завыл он. – Да, я провожу много времени за компьютером, но это моя работа, это моя наука. Я изучаю и создаю мир компьютеров, чтобы людям стало в чём-то проще и удобнее. Но появление ребёнка – это был бы сейчас неправильный ход. Не сейчас! Дай мне сперва завершить свою работу, исполнить своё предназначение.

Джесс резко остановилась, развернулась и уставилась огромными раскрасневшимися зарёванными глазами Джону прямо в глаза, так, что тот отпрыгнул и испуганно отклонился.

– Джон, – вкрадчиво, но твёрдо, холодно, но проникновенно сказала Джессика, – мне тридцать лет. Нам тридцать лет. У нас нет ни денег, ни собственного дома. Ни детей, ни даже собаки. Мы не разговариваем, не ужинаем вместе. Всю свою жизнь ты тратишь на общение с одиноко стоящим в твоей комнате компьютером.

Взгляд девушки метался по его лицу: с одного глаза, на другой, с губ на переносицу. Они плыли в грязном густом тумане так, что кроме них не было видно вокруг ничего, словно в сером молоке. Только кровавые глаза Джесс светились ярко-красным в этом бесцветном лимбе.

– Зачем нам мы? – наконец спросила она.

Невыносимый, вытягивающий душу звонкий колокол монотонно бряцал, не давая сосредоточиться, вдуматься в происходящее.

– Ты мне нужна…

– Зачем? – строго, с желанием выслушать, понять смотрела она.

Слов не находилось. Вязкий туман проник даже в голову. Джессика постояла какое-то время, разглядывая его.

– Тебе не нужна я, тебе нужны твои компьютеры…

Джессика начала поправлять на нём пальто, и в каждом её движении и взгляде Джон ощущал, что смотрит на него чужой человек. Сердце сжималось. Слёзы подступили к глазам.

– Нам надо расстаться, Джонни.

 
UKFDF 1000
 

Город лежал без дыхания, погода была мертва.

В своём грязно-сером пальто Джон остался в глубоком тумане один. Лицо его было влажным, а глаза совершенно мокрыми. Если сильно присмотреться в глубину тумана, можно было разглядеть смутные очертания расколотых могильных надгробий и побитых крестов кладбища церкви Святой Марии Магдалины.

Слегка покачиваясь, он не мог сдвинуться с места, лёгкие вдыхали густую пустоту.

Чувства начали медленно возвращаться. Пальцы сами потянулись к мёрзнущей шее – действительно, шарфа не было. Джон огляделся, развернулся и, тяжело ступая, двинулся обратно.

Приоткрыв тяжёлую тёмно-коричневую дверь, он вошёл внутрь. Яна не было, старик с шапкой тоже ушёл. В безлюдном полумраке храма раздавались мягкие шаги оглушённого Джона, который брёл вдоль тёмно-красно-коричневых рядов к скамье, где они сидели с Джесс. Шарф лежал на полу под сиденьем. Джон наклонился, подобрал его и устало сел на скамью, разглядывая и теребя пальцами шерстяное плетение.

Всё, что с ним происходило на протяжении, пожалуй, всей жизни, было как-то несправедливо. Да, он не ладил с людьми, не умел налаживать с ними связи; да, он охотнее понимал язык компьютеров. Он пришёл в этот мир таким, и на это должны были быть причины. Паук у ног терпеливо собирал воедино разрушенную паутину. Джон не находил себя. Это было больно.

Вдруг он поднял глаза на алтарь. Словно ведомый какой-то могущественной, божественной силой он поднялся со своего места и, раскачиваясь, будто в шторм, подошёл на неслушающихся ногах к огромному позолоченному кресту в изголовье зала – к витражам, которые, казалось, начали светиться изнутри самыми сочными красками.

– Бог, – вкрадчиво и почти неслышно начал он свою молитву, – ты создал меня таким не для того, чтобы я просто мучился, я знаю. Сейчас мне нужна твоя помощь. Я не понимаю, зачем я тебе и людям. В чём мой секрет?

Он остановился и осмотрел крест.

– Зачем я такой тут? – чуть громче прошептал Джон.

Эхо потекло по потолку. Где-то далеко на окраине города ритмично зазвенел тонкий колокол. Витраж стоял без движения, ни позолота, ни свечи, ни крест не накалялись. Подсказок не было.

– Каждого человека на Земле ты создал немного несовершенным, чтобы данное несовершенство натолкнуло его на какую-то мысль. Какая мысль для меня? Мои родители – математики. Я с детства копаюсь в цифрах и программах. Не умею общаться с людьми, но понимаю в компьютерах. Моя миссия – связать людей и компьютеры? Стать проводником для людей?

В груди задвигалось какое-то ощущение.

– Связать людей и компьютеры… Один человек – один компьютер.

Сердце застучало, он бросился в поисках листка бумаги, на котором можно было записать идеи, хлынувшие в голову.

– При помощи ЭВМ можно связываться и общаться, как по телефону, только на более высоком уровне: обмениваться фотоизображениями и даже короткими видеозаписями, документами и мыслями.

Бумаги нигде не было, Джон бросился к рядам. Там – на специальных полках, расположенных за спинками скамей, часто лежали книги – молитвенники, песенники.

– В будущем будет возможно обмениваться даже ощущениями. Человек сможет связать себя с компьютером таким образом, чтобы на расстоянии отправлять свои чувства другому человеку.

Толстая чёрная книга лежала на полке как раз там, где ещё полчаса назад они разговаривали с Джесс. Он схватил её и перевернул. На корешке золотом было выдавлено лишь одно слово – «Библия».

– Компьютерные сети существуют и сейчас – ARPANET, например, – но они созданы для военных, либо учёных – не для простых людей. И доступ к ней получить невозможно, если ты не военный разработчик.

С Библией в руках он замер и, взмокший от волнения, поднял глаза на крест. Сердце остановилось, дыхание свело, руки и ноги онемели. Тело обмякло под грузом этой громадины-идеи, которая теперь, сложившись в голове в единую картину, смогла в одну секунду оправдать ему всю его горькую жизнь – каждый эпизод, каждый разговор, каждую неудачу. Дрожащий от страха и трепета, он почувствовал, как прямо тут: сверху нависает Бог.

– А нужна компьютерная сеть для всего человечества! – сдавленно, но громко прохрипел Джон.

И эти слова раскатистым клокотанием отразились под сводами божьего пристанища.

Опустошённый, обессиленный, Джон рухнул на скамью. Пальцы не слушались, и долго не удавалось ухватить шариковую ручку во внутреннем кармане пальто. Он с трудом развернул тяжёлую Библию и, пролистав до последних страниц, нашёл несколько пустых листов, на верху которых была надпись «Для заметок».

Руки дрожали. Джон начал вырисовывать схему новой компьютерной сети для всего человечества. Узлы этой схемы заключались в круги, прямоугольники, овалы и облака, связывались стрелками, пунктирами, линиями. Джон лихорадочно чиркал, добавлял компоненты, замалёвывая ненужные, обводя по несколько раз ключевые слова и элементы.

Наконец основной набросок был завершён. Джон откинулся на спинку. Перед ним лежала схема в цельном виде. Она была очень запутанной и местами зачирканной настолько, что некоторые участки было не разобрать.

Он оторвал взгляд от листка и осмотрелся. Свечи прогорели наполовину, за окнами начало темнеть. Паук у ног доплёл паутину и гордо бездвижно стоял на её середине, контролируя лапками малейшее движение нитей, осматривая своё произведение, свой постамент. Джон разогнул затёкшую спину и взглянул на листок.

«П А У Т И Н А» – написал он на самом верху.

Сгорбленный, паук начал медленно поворачиваться вокруг своей оси, одну за другой переставляя все свои восемь зазубренных лапок.

«В С Е М И Р Н А Я» – дописал Джон чуть левее.

Посидев ещё какое-то время и собравшись с силами, он аккуратно вырвал исчирканный листок из Библии, сложил вчетверо и схоронил его во внутреннем кармане вместе с ручкой. Затем, кое-как намотав шарф на шею, Джон, удерживаясь дрожащими руками за спинки скамей, рывком поднялся и, шатаясь на онемевших ногах, поплёлся к выходу.

– Как ты себя чувствуешь? – из-за спины послышался мягкий голос.

– Спасибо, Ян, всё хорошо. Спасибо вам! – не оборачиваясь, просипел, как старик, полусогнутый Джон.

– Я обращался к тебе дважды, но ты ничего не слышал.

 
UKFDF 1001
 

Джон стоял перед Санта Клаусом, который с каменным лицом рассматривал схему на вырванной из Библии странице. В красном колпаке и шубе из флиса, Санта истекал потом от неожиданно пришедшей в Лондон восемнадцатиградусной жары посреди марта. Ватная борода съехала, на лице были тёмные спортивные очки, а на шее сидела белокурая девочка лет шести, деловито уставившаяся со «второго этажа» в исписанный листок.

– «Конференц связь» пишется через дефис, – сказала девочка.

Джон смутился, но ничего не ответил, ожидая реакции от Санты. Тот стоял неподвижно, и под тёмными очками было не ясно – спит он или умер уже. Наконец Санта снял с шеи девочку и мягко сказал ей на ушко:

– Соня, солнечный зайчик, беги к девчонкам, дай нам с дядей Джонни поболтать.

Девочка, сверкая лакированными башмачками и махая ангельскими крылышками, пришитыми к её пышному платьицу, убежала, а Санта Клаус стянул с себя колпак с бородой, снял очки и утёр лицо рукавом.

– Что думаешь, Пит? – заискивающе спросил Джон.

– Не знаю, Джонни… тьфу, ну и жара… надо подумать…

Мимо мужчин с рёвом пронеслась стайка детворы.

– Пойдём в дом, хлебнём лимонада, – выдохнул Питер.

Домик был совсем скромным и пустым. Чувствовалось, что здесь живёт холостяк, и не хватает руки хозяйки. Обветшалые серые обои местами отслаивались; на окнах не было цветов, и кое-где даже занавесок; а зеркало в прихожей стояло прямо на полу. И только дорожка по узкой лестнице с высокими ступенями, ведущая в мансарду – к комнате одной маленькой девочки, была устлана вырезанными из бумаги алыми сердечками, обклеена розовыми бабочками и изрисована фломастерами и цветными мелками.

Заметно повзрослевшее лицо Питера, обрамлённое огненно-рыжими бакенбардами, переходящими в редкую щетину, выглядело измождённым, но вполне счастливым. Он достал из холодильника запотевший, истекающий каплями графин и налил два полулитровых бокала густого пузырчатого лимонада, изготовленного дома по самым лучшим бабушкиным рецептам.

Одним махом выхлебав почти половину, Пит смачно, с хрипом выдохнул и зажмурился под налетевшим на него ощущением блаженства. Облокотившись на небольшой деревянный столик, приставленный к окну и устланный старой клеёнчатой скатертью, Пит плюхнулся на табурет. С другой стороны подсел Джон и, растолкав попадавшие в его бокал колечки лимона и листья мяты, сделал несколько осторожных глотков.

– Так, давай думать… – громогласно рыкнул Пит и, положив листок перед собой, зачесал в затылке. – Концепция, наверное, хорошая… Не могу сказать, что я в восторге от идеи, чтобы все люди планеты Земля разговаривали между собой через компьютеры… Не думаю, что людям это будет так необходимо. Не лучше ли встретиться после работы в хорошей кофейне? Посмотреть друг другу в глаза? Для военных, научных целей это подходит, соглашусь, но заменять живое общение…

– Послушай! – вспыхнул Джон. – Тебе не нравится эта идея только потому, что её предложил я! Можешь ты от этого отвлечься? То, что произошло между нами с Джесс, никакого отношения не имеет к концепции Всемирной паутины! За бесплатной международной компьютерной сетью будущее, и ты это чувствуешь! Так что не примешивай сюда мою личную непростую историю.

Он вскочил со своего места и хлопнул по столику ладонью. Задребезжали солонки и перечницы. Повисло короткое напряжение.

Вдруг почувствовав на затылке чей-то взгляд, Джон обернулся. В дверном проёме испуганно стояла Соня с подружкой. Одинакового роста, обе они выглядели, как противоположность друг друга: Соня – веснушчатая голубоглазая, с длинными кремовыми волосами до щиколоток; и темнокожая девочка с копной чёрных завитушек на голове.

– Да, милая? – мягко спросил Пит.

Девочка медленно перевела взгляд на отца и спросила вкрадчивым голосом:

– Папа, можно включить твой компьютер? Я хочу показать Джейке игры.

– Да, дорогая, – кивнул Пит, и вдогонку, визжа убегающим девочкам, прикрикнул, – только не… – Питера уже никто не слышал, – …долго…

На узкой кухне вновь повисла пауза. Джон сел.

– Прости меня, Пит…

Питер посерьёзнел. Он разглядывал листок и напряжённо думал. Затем поднялся, взял свой бокал и кивнул головой, – «Пойдём»…

Джон и Пит вышли на задний дворик через маленькую дверь в кухне. Пит, в костюме Санта Клауса без бороды, полез, стараясь не расплескать бокал, на крышу по расшатанной, скрипучей лестнице, за ним полез и Джон.

На крыше – по центру – на самом ребре стоял выцветший старый тёмно-красный диван прямо на черепице. Джон и Питер раскачиваясь добрались до него и плюхнулись на просевшие пружины. Чуть в стороне виднелись макушки домов окраины Лондона, а напротив дивана, прямо на дороге лежало огромное алое солнце.

Диск был настолько большим и сочным, что закрывал собой весь небосвод. Вокруг дома носилась ребятня, голося и ликуя; со спины доносился лай собаки.

– В любом случае, – щурясь на яркий свет, сказал Пит, – не простой проект. Требуется много ресурсов: электронно-вычислительные машины, деньги, персонал, разработчики. Система, которую ты предлагаешь – иерархическая. Это значит, что есть некий центральный компьютер, который будет постоянно, круглосуточно в сети: обрабатывать запросы и хранить информацию. Поддержание его – это всё огромные затраты! Тем более в масштабах всей планеты! Случись с ним что – вся «Всемирная сеть» перестанет функционировать.

– Ты пытаешься меня отговорить? – разглядывая детей, разочарованно спросил Джон.

Пит замолчал. Он сидел напряжённый, а потом резко повернулся и посмотрел очень серьёзными глазами.

– Ты понимаешь, к чему может привести твоё изобретение? Сеть не для учёных, не для банков, не для военных, а для всех и каждого, с равными возможностями! Вся информация потечёт в неё рекой. Те преимущества и уникальные знания, которые раньше были в руках лишь у элиты, у мировых правительств и тайных обществ, теперь станут доступны школьнику. Бизнесмены и политики больше не смогут управлять массами, религия потеряет свою власть. У людей откроются глаза, любые знания и вековая мудрость, которую раньше могли скрывать тысячелетиями, теперь будет доступна каждому человеку – прямо из гостиной! Ты сделаешь всё человечество, каждого человека… свободным…

Пит оборвался. Вцепившись в растерянного Джона стальным взглядом, он дрожал.

– Ты понимаешь, каким людям ты переходишь дорогу?.. Ты понимаешь, что с тобой сделают?..

Тяжело дыша, Джон не мог проронить ни слова.

– Ты не боишься, Джонни?

Ответа не было. Питер опустил голову и медленно перевёл внимание на детей.

Малышня переключилась на игру в прятки. С крыши наблюдать за этим было одно удовольствие: вся игра была как на ладони. Спрятавшихся детей было прекрасно видно, и невыносимая близорукость водящего казалась глупой и смешной. Находиться на высоте с открытыми глазами, зная наперёд ответы на все вопросы, было очень легко, удобно и безопасно.

– С рождения каждому гению Бог даёт «крест».

Джон смотрел в пустоту перед собой и тихо, но уверенно говорил:

– Этот крест может быть чем угодно: болезнями, безденежьем, одиночеством, трудной судьбой… Вместе с талантом гения награждают «противовесом» – болью…

Ребятня завизжала и взорвалась смехом где-то внизу.

– Я столько боли, одиночества, непонимания перенёс за свою жизнь… И всё это только чтобы донести до человечества нечто, ради чего явился на этот свет… Неужели ты думаешь, что теперь, когда я понял, к чему так болезненно вела меня судьба, я остановлюсь?

Он выпрямился, повернулся и посмотрел на Пита. Спокойствие и бесстрашие наполнили сердце.

– Неужели ты думаешь, что я испугаюсь?

Пит долго смотрел.

Солнце закатывалось за горизонт, начало темнеть. Подул холодный ветер. Пит привстал и, раскинув руки, направился к лестнице:

– У меня брат мачехи работает в ЦЕРН’е – Европейском Центре ядерных исследований – возглавляет отдел инноваций в компьютерной сфере. Я дам тебе адрес, сформулируй и отправь ему короткое описание идеи. Меня не упоминай: мы не очень-то дружны. Если он почувствует за этой концепцией перспективу, обязательно как-то поможет: денег найдёт, ресурсы поднимет. Ну а если не почувствует, то, стало быть, ни к чему эта Всемирная сеть. Он мужик простой, старомодный, но чуйка у него на такие вещи просто нечеловеческая. Зовут Боб Уильямс.

Совсем стемнело и стало откровенно холодно. Детей разобрали по домам. Соня спала прямо у отца на плече, который держал её на руках, стоя посреди двора в штанах и шубе Санта Клауса. Джон улыбнулся напоследок и начал уходить.

– А почему Рождество? – спросил он шёпотом, кивая на костюм.

– Соня два месяца была у своей мамы и очень огорчалась, что не увидит Санту. Я пообещал ей, что когда вернётся, мы отметим Рождество.

– А-а-а, – расплылся в улыбке Джон. – Как у неё дела?

– Нормально.

– Возвращаться не собирается?

Питер нервно улыбнулся.

– Не понимаю, – подходя к калитке, тихо сказал Джон. – Вы всегда казались мне идеальной парой! Не понимаю…

– Жизнь – штука непонятная… – прошептал Пит и помахал рукой, – несправедливая штука…

По дороге домой, в электричке, в первом часу ночи Джон ещё раз осмотрел аккуратно переписанный лист бумаги с изложением идеи Всемирной паутины. Под небольшим заголовком шёл короткий текст, а большую часть страницы занимала обширная схема, состоявшая из множества элементов, стрелок и коротких подписей. Ключевые понятия, такие как «гипертекст», например, были выделены и подчёркнуты в нескольких местах. Всё было понятно.

Джон сложил лист втрое и вместе со своими контактными данными бережно упаковал в конверт из серой грубой бумаги.

 
Бобу Уильямсу,
ул. Альберта Эйнштейна 555,
CH-1211 Женева
Швейцария
 

Джон провёл языком по клейкой полосе конверта и плотно его запечатал. Затем перевернул, осмотрел ещё раз и приписал в углу:

«1989»

 
UKFDF 1010
 

«Расплывчато»

– единственное слово было написано прямо на листке, который две недели назад Джон отправлял в ЦЕРН. Он покрутил лист в руках. Больше никаких комментариев. Только одно слово – прямо на странице с описанием идеи, которую он перерисовывал в электричке из Лондона в Оксфорд —

«Расплывчато».

Что бы это могло значить?.. Ну, надо полагать, это отрицательный ответ. Расплывчато? Значит, не понятно? Не ясна идея?

Ответ оказался таким же расплывчатым, как и идея.

– Расплывчато… – повторял про себя Джон, мотаясь из угла в угол.

– Расплывчато? – спросила сидевшая в домашнем платье с другой стороны стола Джесс, ковыряясь вилкой в жареной треске.

– Расплывчато, – кивнул Джон.

– И всё? Больше ничего не написано? Может, в конверте было ещё какое-нибудь сопроводительное письмо?

Джон мотнул головой.

– Просто одно слово «расплывчато» прямо на твоей презентации?

– Да.

– Расплывчато, – повторила Джессика, чтобы, возможно, на слух уловить какой-то тайный смысл, который был вложен в ответ Боба Джексона на предложение её мужа.

– Да, «расплывчато».

– Расплывчато.

Джессика уставилась в тарелку и задумчиво в ней копалась. Повисла пауза.

– Ты знаешь, – неожиданно заговорила она, – по правде говоря, мне и самой не близка эта идея.

Джон поднял глаза.

– Во-первых, потребуется опутать проводами весь земной шар. Где, по-твоему, возьмётся столько материала? На производство такого количества оборудования уйдут десятилетия! – она задумалась. – Во-вторых, ну я ещё могу согласиться с тем, что от всемирной базы абсолютно всей информации, доступ к которой можно получить откуда угодно, польза будет, но общение людей через компьютеры – это как-то…

– Как? – начал закипать Джон.

– …Немыслимо! – подобрала слово Джессика.

– Немыслимо?

– Да, немыслимо! Невообразимо!

– Невообразимо!

– Да, невообразимо и немыслимо!

– Ты так говоришь, потому что не можешь вообразить, сколько пользы принесёт это изобретение!..

– Возмыслить! – поправила его Джесс.

– Да, потребуется много лет, чтобы построить компьютерную сеть, в которой будет собрана вся информация, но я уверен, что человечество поддержит эту концепцию! Потому что она им сильно поможет, она им нужна!

– Зачем? – глядя своими огромными уставшими глазами спросила Джесс.

– Да за всем!..

– Тогда понятно! – усмехнулась она.

Эта её ирония откровенно раздражала.

– Ты так говоришь, – обиженно процедил он, – потому что устарела…

Джессика серьёзно посмотрела на него. От насмешнического настроения в одно мгновение не осталось и следа.

– Я так говорю, потому что уже потеряла любимого человека в этой Паутине. А когда Она вторгнется в каждый дом – в ней будут утопать и теряться, как на войне, миллионы мужей и… детей…

Она тяжело поднялась из-за стола, молчаливо стряхнула остатки недоеденной еды в мусорное ведро, помыла тарелку и насухо вытерла её стареньким ситцевым полотенцем. Джон сидел, глядя перед собой.

Джессика подошла к нему, уткнулась лбом в шею, обняла хрупкими руками за плечи и тяжело вздохнула. Потом отодвинулась и посмотрела ему на лицо – на нос, на губы. Глаза её были мокрыми.

– К завтрашнему всё готово. Надо выспаться, чтобы не вытворить на церемонии какую-нибудь глупость, вроде попытки «начать всё с начала». Доброй ночи.

Джесс поднялась и, протискиваясь между чемоданами и сумками, которыми был заставлен коридор, ушла с кухни.

– Не время сейчас для… детей… – слабо крикнул Джон вдогонку, – я на пороге великого открытия, которое изменит лицо человечества…

И тут наступила тишина.

Старые ходики тикали в коридоре. Осиротелая утка спала в пруду на другом конце города, заложив клюв под крыло и дёргая лапой во сне. Машина скорой помощи бесшумно пронеслась по окраине. Где-то далеко, на другой стороне планеты трещал одинокий кузнечик. Звезды погибли, а новые родились. Сопел котёл в городской котельной.

Резко проорал долгий, невыносимый телефонный звонок.

Джон подпрыгнул на стуле.

Тишина. Ничего не происходило.

Вдруг вновь протяжно, противно заверещал телефонный звонок в коридоре.

Джон встал, подобрал тапок и рванулся к телефону, висевшему над небольшим столиком в прихожей. На третьем звонке он сорвал трубку и придавил её к уху.

– Да? – прошептал он.

Не отвечали. Из трубки были слышны потрескивания и шум.

– Да, алло! Слушаю!

Джон стоял в полумраке коридора. Лишь уличный фонарь, светивший сквозь оконце входной двери, бледно освещал мрачные силуэты вокруг.

– Джон Уэйнрайт? – гулкий, неестественный, словно шедший с другого конца вселенной или даже из потустороннего мира, прозвучал загадочный мужской голос.

– Да, я, – смутившись ответил Джон.

Паузы между фразами были огромные.

– Вы хорошо меня слышите? – мужчина говорил с тяжёлым американским акцентом.

– Да… достаточно…

В трубке трещало.

– Замечательно. Тогда, я надеюсь, вы хорошо меня поймёте.

Пот начал медленно покрывать спину.

– Ваша разработка нам кажется небезынтересной. Сначала мы скептически были настроены относительно её перспектив. Но произошло нечто, что заставило нас изменить свою точку зрения…

– Что за «нечто» произошло? – остолбенел Джон.

– Мы хотим начать эксперименты в этом направлении и посмотреть, каких результатов можно добиться, создав прототип единой общемировой сети…

– Что произошло, скажите сперва, пожалуйста! – он дрожал от волнения.

– Вам будут предоставлены широкие возможности для дальнейшей работы над проектом. От вас требуется только одно: в кратчайшие сроки запустить закрытую модель всемирной компьютерной паутины на базе имеющихся государственных военных сетей Министерства обороны Соединённых Штатов Америки – ARPANET.

Невозможно было пошевелиться или вздохнуть. С трудом подняв руку, Джон вытер рукавом влажное лицо.

– Кто вы? С кем имею честь?

В трубке что-то щёлкнуло, и шум пропал.

– Кто вы? Алло?

– Боб Уильямс, отдел перспективных разработок в области компьютерных систем, Европейская организация по ядерным исследованиям.

– Боб Уильямс?!

– Мы приглашаем вас в Женеву, где вы должны продолжить работу над созданием Всемирной паутины. Детали вашего прибытия и график работ мы сможем согласовать позже.

– Хорошо, – полный недоумения обмяк Джон.

– Спокойной ночи, мистер Уэйнрайт.

Из телефона послышались монотонные короткие гудки. Джон оторвал трубку от ставшего горячим уха и с трудом повесил её на аппарат онемевшей рукой.

На часах был час-тринадцать ночи.

Джон, полный ужаса, стоял в коридоре. Бледный, мёртво-жёлтый свет уличного фонаря лежал на полу. Жгучее чувство победы и одновременно ощущение непонятного, чудовищного, мистического страха не давали сделать вздох.

 
UKFDF 1011
 

Глядя в пространство перед собой, Джон задумчиво сидел рядом с Джессикой в загадочном полумраке церкви Святой Марии Магдалены. Тяжёлый колокол пробил семь часов вечера. Солнце уже закатилось за дома, но витражи светились сами собой – особым, тёплым светом. Красно-коричневые ряды церковных скамей плавно утопали в темноте. Ян свернул книги и, не поднимая глаз, сутуло удалился в служебные помещения. Пыль висела в воздухе перед крестом без движения. Между Джоном и Джессикой пролегал широкий проход.

– Ну, – еле слышно произнесла она, – вот и всё…

Джон грустно улыбнулся.

– Забавно, – печально усмехнулась Джесс, – мы венчались в этой же церкви.

Висела вязкая пауза.

Джессика опустила глаза и с огромным трудом, раскачивая из стороны в сторону, стащила с руки обручальное кольцо. Вокруг пальца остался многолетний красный рубец.

Молчаливо они просидели ещё около получаса. Болело. Чувство великой потери кололо в груди. Не хватало сил ни заговорить, ни даже взглянуть на свою любимую.

На какой бы страшной ссоре не расставались люди, если они по-настоящему любили, разорвать связь всегда невыносимо больно: словно совершить самоубийство.

Наконец Джессика встала, приблизилась к Джону, поцеловала его в висок и быстро, почти бегом, ушла, пряча лицо.

– Я позвоню, – уже сидя в одиночестве, беззвучно произнёс тот.

Глаза были мокрыми, а сердце – опустошённым. Джон неуклюже поднялся со скамьи: онемевшие ноги не слушались, пальцы закостенели без движения. И не было на свете ничего, что могло бы сейчас согреть душу.