Ne estas vivo sen morto

Ne estas vivo sen morto

В этом мире больше нечего ловить

(Сплин – Линия жизни)

Часть I

Последний из бессмертных

Небо темнеет. Где-то там уже появились первые звёзды. Но я их не вижу. Тучи затянули всё. Ещё несколько мгновений, и мир вокруг погружается в непроглядную тьму. Город осветился огнями уличных фонарей. Я вижу его отсюда. Он там, далеко. А здесь, вокруг меня, темнота, едва разгоняемая огоньком наполовину докуренной сигареты. Я втягивают в себя дым. О да, это приятно. Но не настолько, чтобы гробить этим свою единственную жизнь. В этом я до сих пор не могу понять людей. Их пребывание в мире не вечно, а они ещё и собственноручно укорачивают отпущенный им срок, и это ради какого-то мимолётного удовольствия, которое не оставляет после себя ничего, кроме кратковременного удовлетворения.

Смерть. Вы все смертны. Это неотъемлемая часть вашего существования. Часть, которую вы боитесь больше всего. Человек рождается с мыслью, что когда-то умрёт, хоть и не осознаёт этого поначалу. Эта мысль выжжена у вас под корой головного мозга с самого момента появления на свет. Она заставляет вас что-то делать, заставляет жить. Каждый умрёт рано или поздно – это единственное, в чём вы можете быть уверены.

Я не могу умереть. А соответственно я не живу. В моём существовании нет такого понятия, как жизнь. Я был здесь до вас, и после вас останусь здесь же. Но я последний. Остальные? Они просто ушли. Не знаю куда. Правила вашего мира не устроили их. И они ушли туда, где могут устанавливать свои. Я мог бы последовать за ними. Но здесь мне нравится больше. Нравится следить за вами. Следить за тем, что вы называете вашей жизнью. Вы не видите меня. Я обычный человек в толпе. Идущий вам на встречу по людной улице, стоящий рядом в автобусе или в очереди в супермаркете. И пока кто-то не пустит пулю мне в сердце или не воткнёт нож в горло, вы не поймёте, чем я отличаюсь от вас.

Здесь тихо. Иногда беспрерывная людская суета меня утомляет. Тогда я ухожу в места, подобные этому. Периодически неплохо побыть в одиночестве, в окружении своих мыслей. Я чувствую, как несколько снежинок упали мне на лицо. Первый снег.

В тот вечер тоже шёл снег.

Часть II

… хотя бы один день

В тот вечер тоже шёл снег. Он идёт до сих пор. Мир за окном скрылся за непроглядной белой пеленой. Белизна, вот что я вижу, и больше ничего. Только маленькую тёмную фигуру, что стоит через дорогу, прямо под фонарным столбом. Этот человек смотрит на меня, хоть это и кажется невозможным, ведь оттуда меня не способен увидеть человеческий глаз, тем более за этой непроглядной снежной завесой. Белизна похоронила мир под собой.

Здесь тоже всё белое. Стены, пол. С белого потолка из неоновых ламп льётся режущий белый свет. Они гудят. Я слышу это гудение беспрерывно, словно оно вгрызается в мою голову.

Я отворачиваюсь от окна и вижу людей в белых халатах, беспрерывно шныряющих по палате.

Они не видят меня.

В центре их внимания человек, укрытый белой простынёй, он окружен десятком пищащих мониторов, проводами, трубками, капельницами и ещё кучей медицинских принадлежностей и техники. Отсюда мне не видно, кто это. Спины копошащихся врачей отгораживают его от меня. Хотя я думаю, что знаю, кто лежит в этой палате. Знаю и как будто должен бояться, нервничать, но я не хочу. Впервые я чувствую такое умиротворение, которое не чувствовал ни разу за эти годы. Эта белизна, она успокаивает меня, вселяет покой. Но что было до неё? Я не помню. Не помню почти ничего.

Сколько времени прошло? Не знаю. Оно словно нарушило свой привычный ход. То ускоряется, проносясь молнией, то замедляется в тысячу раз. А я всё ещё стою перед окном, спиной к белизне, что снаружи плавно угасает в тёмных цветах зимних сумерек.

Врачи давно разошлись. В палате воцарилась тишина, нарушаемая лишь сигналами монитора и шумом аппарата искусственного дыхания. Здесь только мы. Я и этот человек на больничной койке. Он не шевелится. Не пошевельнулся ни разу за всё это время. Но жив. Пока ещё жив. Я сделал шаг к нему. Чувствую, что даже пространство, и оно исказилось. Воздух будто загустел. Словно я нахожусь под водой и не иду, а плыву, не встречая сопротивления.

Добравшись до койки, окруженной медицинской аппаратурой, я взглянул в лицо пациента. И был прав. Память мгновенно вернулась ко мне. Тот вечер. Снег. Много снега. Полтора месяца зимы обошлись без него. А затем небо разверзлось и засыпало множество городов белой однородной массой. Дороги остались лишь на картах и в памяти людей, что каждый день по ним ходили и ездили. Множество часов минуло, но очередной каприз природы не прекращался. Уже совсем стемнело, а снегоуборочная техника продолжала изо всех сил бороться с последствиями. Но, даже вооружившись огромными металлическими машинами, люди не могли ничего противопоставить обычному природному явлению.

Мой путь домой. Я просто хотел попасть домой. Но пересечь город от одного конца до другого, пробившись сквозь белоснежную, холодную бурю, казалось невозможным. Тогда я этим пренебрёг. Пренебрёг и водитель такси, который без уговоров согласился доставить меня домой за определенную доплату, связанную с неблагоприятными погодными условиями. Путь казался бесконечным. Все автомобили плелись медленнее вяло падающих с неба снежинок. Мы выехали на трассу, дабы обогнуть город, этот путь казался более выгодным в данной ситуации. К тому времени совсем стемнело, а снегопад вновь набрал силу. Совершенно слепой чувствовал бы себя в такой обстановке так же уверенно, как и водитель. Лишь дальний свет встречных автомобилей напоминал, что мы на этой дороге не одни, и что мы вообще на дороге, а не посреди ничего. Не знаю, близко мы были или не очень, даже ощущение времени притупилось в этом стихийном хаосе, но добраться до дома мне в этот вечер было не суждено, а таксисту было не суждено получить оплату за свой труд.

Автомобиль занесло. Помню, как водитель выругался, со всей силы выкручивая руль. Нас повернуло на девяносто градусов и почти полностью вынесло на встречную полосу. Я сильно приложился головой к боковому стеклу, на заднем сиденье. А потом, будто бы из неоткуда, появился грузовик, ослепив меня светом фар. Этот яркий свет – последнее, что я помню. Не помню удара, с которым он влетел в тот самый бок, с которого находился я. Не помню, сколько он ещё протащил нас по дороге, прежде чем остановился. Не помню даже гудка его клаксона.

И вот я здесь. Смотрю на себя самого сверху вниз. На лице столько ссадин и ушибов, что я с трудом узнаю в нём того человека, которого каждый день видел в зеркале. В общем то, я и тогда был уродом, а сейчас и вовсе похож на изувеченного мертвеца, хотя на деле то меня и не так сильно приложило. «Может, теперь всё закончится», – пронеслось у меня в голове. Неплохо бы. Хоть я и не знал, что меня ждёт дальше.

– Твои мысли заставляют меня скорбеть…

Я обернулся посмотреть, кто говорит. Я не заметил, как этот человек вошел в палату.

– … но я не ощущаю скорби в тебе.

К кому он обращается? До этого люди не видели меня, не могли видеть.

– Твоя печаль ушла. Вместе с жизнью. Остались только, хм… недоумение, замешательство. Но я по-прежнему не ощущаю твоего покоя. Он столь поверхностный, под ним ощущается гнев и недовольство.

Человек смотрел прямо на меня. Не на того покалеченного, еле живого меня, что лежал на больничной койке, а на того меня, что стоял и смотрел на него. Он был высок. Одет в белое, но не врач. На нём был белый пиджак, белые брюки. И его глаза… Они словно излучали белый свет, как лампы под потолком. Но этот свет был такой теплый и убаюкивающий. Я никогда не видел таких глаз среди людей.

– Я не человек. – Ответил он. В его голосе звучал столь необъяснимый ласковый тон, будто голос любящего отца, читающего сказку своему ребёнку перед сном.

Он сделал несколько шагов навстречу ко мне. Но я не услышал звука удара его подошв о белый кафель на полу.

– Но кто вы тогда? – Спросил я. Это было странно – слышать свой голос, но не чувствовать вибрации собственных голосовых связок. Будто бы этот звук выходит прямо из головы по воле моей мысли.

– Ты никогда не видел меня. Но всю твою жизнь я провёл рядом с тобой. Ближе, чем кто либо. – На его лице появилась лёгкая улыбка. – Я Ангел, мальчик мой. Твой Ангел-хранитель.

На следующие несколько мгновений вокруг воцарилась тишина. Он сказал всё что хотел. Он знал, что именно я хотел спросить. Но ждал, пока вопрос не выйдет из моих уст:

– Если ты мой Ангел-хранитель, то почему я здесь?

Улыбка с его лица пропала. Он подошёл, встал рядом со мной и опустил свой взгляд на израненное тело, что некогда принадлежало мне.

– Каждому отписан свой срок. Рано или поздно наступает момент, когда подобные мне должны сложить свои обязанности. – Теперь он перевёл взгляд на меня, стоящего рядом. – Остаётся лишь одно, последнее дело – сопроводить своего подопечного на другую сторону.

– Значит… – я вернулся обратно к окну, где обнаружил себя, после столкновения, – … это конец, да?

Он не ответил. Лишь улыбнулся. Посмотрел на меня своим чистым взглядом, но по нему нельзя было определить, скрывает ли он что-либо.

– На другую сторону. – Повторил я его слова.

Тут гнев, что теплился внутри меня с самого начала, что скрывался за занавесом покоя, дал о себе знать. Ощущение давящей несправедливости заставило выплеснуть меня всё, что я столь усиленно скрывал от мира в последние годы.

– Если это конец, то почему я здесь один? Почему в этой грёбанной палате лежит лишь моё умирающее тело?! – Я почувствовал, как мой дрожащий голос срывается на крик. – Неужели всем, кто был так дорог мне, действительно наплевать?!

Ангел помолчал, подождал, пока я успокоюсь. Хотя успокоиться я не мог. Ярость распирала меня, но какой бы смысл выливать её в словах?

– К сожалению, я не могу ответить тебе на эти вопросы. – Ответил он, выдержав короткую паузу. – Но, возможно, ты найдёшь ответы, заглянув в себя.

– Да, я знаю. – Теперь мой голос звучал спокойно и ровно. – Сколько раз я туда заглядывал… Они ни в чём не виноваты. Это лишь моя вина. Я сам отвернул от себя всех, пытаясь изменить собственную жизнь к лучшему. Долбанный эгоизм. Хотя сам то всегда считал, что живу для других.

– Не надо винить себя. Ведь ты хотел сделать как лучше. Не только для себя, но и для тех, кто тебе небезразличен.

– Какая разница, чего я хотел. Имеют значения лишь результаты, к которым я пришел, и они совсем неутешительны.

Замолчав, я отвернулся к окну. Того, что снаружи, я не увидел. Я не увидел даже своего отражения в стекле. Я смотрел в бесконечную тьму. Вот оно – моё будущее. Всю жизнь я смотрел в эту тьму. Пытался разглядеть там что-то, хотя бы единый луч света. Но как показали последние события, всё было напрасно. Теперь стою здесь и изливаю душу перед тем, в кого никогда не верил. При жизни я боялся открыться другим. Может хотя бы после смерти не поздно?