Хохотушка

Щелк! Звонко отстегнулись горные лыжи, я летел кубарем по восточному безумному спуску, который пять лет назад мне показала Света. Вылетел с трассы именно на том месте, где когда-то мы с ней чуть не свернули шеи. Спас нас тогда только глубокий сугроб, в который мы влетели бомбочкой, правда, не ногами, а головой вперед.

В этот раз сугроба не было – просто жесткий снег, подтаявший под весенним солнцем, а затем прихваченный ночными холодами. Твердый как камень. Я катился по нему кубарем, несколько раз крепко приложился головой. Хорошо, что в шлеме. Обычно, когда на борде, то шлем не надевал. Но сегодня хороших бордов в прокате не нашлось, и я взял лыжи, ну, и композитный шлем в придачу. Это и спасло. Падение выбило из меня дух, и я некоторое время лежал неподвижно, приходя в себя. На месте правой ключицы вылезла шишка, но больно не было. Я вдавил шишку обратно и попытался встать. Оперся на правую руку и потерял сознание.

Пришел в себя почти сразу. Да уж, правой рукой лучше не пользоваться, а шишку не трогать, видимо, порвал мышцу или сломал. Боли не было, просто тянущее чувство и слабость, поднять руку мне удалось не сразу. Еле-еле получилось встать, а на скользком снежном насте это непросто, и побрести в сторону трассы. Когда добрался до мягкого снега, примчались два парня-спасателя на снегоходе.

– Еще один ключицу сломал! – радостно сообщил один из них другому после мелкого осмотра и допроса меня на тему, что болит.

– Хорошо, что не руку или ногу, – он хлопнул меня по здоровому плечу, – ключица – это не больно! Даже полезно!

– Это еще почему? – я удивился его радости.

– Да чтоб не лезли на эту трассу! Это для кэмээсов трасса, сложность максимальная! – он улыбнулся. – Да ты не обижайся! Просто ты на этой неделе уже третий «любитель активного отдыха» с травмой. И, заметь, с легкой!

Парни на санках, привязанных к снегоходу, подняли меня наверх, на стартовую площадку, и уже там, в медпункте станции спасателей, наложили повязку, примотав руку к телу. Ну, а потом на кресельном подъемнике отправили вниз, ждать приезда скорой помощи.

«Да уж, съездил на курорт», – думал я, ожидая врачей. Вообще меня в этот отпуск отправили силой. Мне совсем не хотелось ехать, но начальник настоял:

– Ваня, ты четыре года у нас работаешь, а в отпуск ни разу еще не сходил. Это неправильно! Чтобы хорошо работать, нужно отдыхать!

Ворчун, как мы называли руководителя департамента программного обеспечения, был строг и непреклонен. Мои отказы типа: «Нужно доделать «Перископ» и «Грацию» и «схожу летом или следующей осенью 36 года» – он отмёл категорически.

– Езжай! Не дури! Я же вижу, что устал, – он сделал характерный жест «про деньги», – премию выпишу нормальную! Возьми девушку и махни на море, там сейчас черешня… Это не обсуждается! Чтобы раньше пятнадцатого на работе тебя не видел!

Ворчун был суровый мужчина: если он настаивал, то нужно было соглашаться, все равно своего добьется. Рассказывали историю, как к нему приходили вояки «отбить разрабу мордюльник», потому что у них там оборудование не заработало. Когда Ворчун узнал, что вояки даже инструкцию не удосужились прочитать, то отмудохал их до кровавых соплей. Его возгласы: «Зачем мы для вас, уважаемых товарищей, инструкции пишем, если вы и ваши прекрасные родственники их не читаете, а потом ломаете дорогостоящее оборудование?!» – были слышны на весь этаж. Ну, правда, высказаны они были на простонародном языке, обильно приправленном едкими и точными «междометиями».

Спорить с Ворчуном я не хотел, ну его в баню, и вот так оказался в двухнедельном отпуске. А на Казгардыке тоже оказался по воле случая. В кадровом отделе, оформляя отпуск и сдавая электронные метки и ключи, встретился с ребятами из производственного цеха №12, где раз в две недели по указу высшего руководства компании участвую в «производственном субботнике». «Нечего разработчикам программного обеспечения по кабинетам сидеть, пусть и в сборочном цеху потрудятся», – когда-то провозгласил наш «генеральный» и оправил всех к станкам на два дня в месяц. А там парни простые, академий не кончали, «умников» не любили, косоруких не уважали, и поэтому почти всегда были конфликты и разборки. Но я влился в их коллектив как свой – просто работал честно: куда ставили, там и батрачил полную смену, не халявил. Сам не уважаю тех, кто халявит, и себе такого не позволю. Как-то так со всеми и подружился.

– Ваня! – закричал мне Стас, едва увидев. – Ты в отпуск? Куда-то уже собрался или пока не решил?

Олег хлопнул по плечу:

– Погнали с нами на Казгардык! Там наш заводской санаторий и дают бесконечный билет на горнолыжку!

Так я сэкономил почти семь тысяч золотых рублей и оказался на курорте, который так любила Света. Её нет уже больше пяти лет, но память никуда не исчезла. Я и вылетел с трассы, потому что вспомнил о ней и наших сумасшедших скоростных спусках на сноубордах по утрам, всегда навстречу восходящему солнцу.

Похоже, я опять отключился, потому что очнулся, когда меня уже несли на носилках в медицинский транспортер. В больнице врач сделал рентген, анализы. Конечно же, нахмурился, читая результаты, – ведь мы с парнями употребляли всякое вредное. Ну и что, я же на отдыхе?! На работе некогда, а тут две недели безделья. Поставив капельницу, чтобы «поддержать» печень, меня начали готовить к операции.

– Нужно заполнить бумаги, – врач пригласил медсестру с планшетом, которая считала мой идентификационный номер, – ваше место работы и должность?

– Научно-производственное предприятие «Заслон», седьмой отдел по разработке программного обеспечения, программист-разработчик…

– Почему ты приехал с тургруппой производственников? – удивлённо поднял глаза от бумаг врач. – Седьмой отдел – это секретка…

– С друзьями отдыхать лучше… – отшутился я.

– Хмм, – врач все больше хмурился, – а еще говорят, что работяги с умниками дерутся… С друзьями… Вон они под окнами «трутся», требуют лечить как положено.

– Дмитрий Иванович, мы не можем его оперировать, – проговорила молчавшая до этого медсестра. Девушка эффектная – яркая красивая брюнетка с черными глазами, на груди у неё была нашивка с именем Яхита. – Использование общего наркоза и психостимулирование запрещены.

– Да, переводим в спецпалату, – кивнул врач, невидимым движением выключив динамический узор из морских волн на стене и расслабляющую музыку, – я должен связаться с «Заслоном».

Когда он ушел, Яхита тщательно осмотрела комнату, заглянула в каждый угол и, ничего не найдя, тоже удалилась.

Спал я в эту ночь беспокойно, в спецпалате, находящейся в самом дальнем углу больничного коридора, рядом постоянно была Яхита, которая взяла дополнительную смену. Я слышал, как она объясняла дежурному врачу:

– У нас пограничье, я не могу уйти с работы, пока тут ученый из «Заслона»! Если что случится, то дедушка-охранник ничего не сможет, он пистолет-то два раза в жизни видел.

– Яхита, – голос у врача был усталый, – мы с тобой отработали смену. Ты устала, иди домой.

– Нет, я приняла нейростимуляторы, – в голосе медсестры проявились стальные нотки, – останусь с пациентом.

Я, конечно, понимал, что у нас очень непростое предприятие, которое ненавидят все враги Русского Союза, но вряд ли кто-то посмеет напасть на гражданский объект на территории страны. Да и разработчик я был молодой, двадцать восемь лет, младший научный сотрудник, кому такой нужен? Но с Яхитой было спокойней, я видел у неё пистолет в кобуре, и это был не урезанный по мощи милицейский ПТК, а полноценный снайперский «Грач», каким пользуются спецназ и разведка. Я знал это точно, потому что мой друг детства Антон, который служит в ГБР СБ, носит такой же.

Всю ночь промаялся. Нет, ничего не болело, но спать с одной рукой, привязанной к телу, весьма неудобно. А утром прилетел вертолет с нарисованной шестеренкой и двумя мечами – служба безопасности «Заслона».

– Ну на фига ты, Ваня, руки ломаешь? – без особых приветствий в комнату вломился наш начальник охраны седьмого отдела Сергей Адамович. – Обычно ломают ноги!

Едва увидев медсестру, он осекся и сразу стал официальным – сухо представился, а когда меня увозили, я увидел, как он незаметно для окружающих отдал честь Яхите, приложив руку к корпоративной кепке. Эх, бывшие военные всегда остаются на службе.

Уже в полете он рассказал, что произошла какая-то авария на северном полигоне и все спецслужбы на ушах. Весь наш седьмой отдел почти в полном составе улетел на полуостров Полярный. А меня нигде не нашли, и была объявлена тревога.

– Ты как в тургруппе производственников-то оказался? – смеялся Адамыч. – Они же умников не любят и даже поколачивают! Последнее место, где тебя могли искать, это санаторий «Казгардык»!

– Мы с ними неплохо ладим! У меня же родители – заводчане! – я пожал плечами и зажмурился от неприятных ощущений в руке. – Мы на «субботниках» познакомились. Хорошие ребята, дружные!

– Ну да, чуть больницу не разнесли, когда узнали, что операцию отменили, – усмехнулся безопасник, – сейчас в милиции права качают.

– Дайте я им позвоню! – я начал торопливо доставать мобильный, но одной рукой это получалось плохо.

– Да успокойся ты, все я им уже с утра объяснил, – хмыкнул Адамыч, – мы летим в главную клинику «Заслона», там сразу операция, а потом тебя поселят в палату для высшего руководства со спецсвязью, потому что ты нужен разрабам на Полярном. Поработаешь на удаленке. Как сможешь, вылетишь на место.

– А что там произошло? – меня начало терзать чувство тревоги.

– Не знаю, засекретили все, – вздохнул он, – поэтому и нужно доставить тебя к защищенной линии связи.

Было над чем задуматься. Почему именно я? Мой стаж всего четыре года, участвовал в разработке только трех устройств: штурмовой радар, система управления движением противотанкового дрона да медицинский модуль гражданского скафандра. Никакое из этих устройств не могло вызвать переполоха, чтобы весь отдел направили в полевые условия. Явно они там обследуют отказавшие образцы и, скорее всего, из-за сбоя программного обеспечения. Этот вывод просился, потому что выехал весь отдел разработчиков ПО. Но на полуострове Полярный испытывают только один вид изделий – ракетное оружие. Разумеется, я знал, что «Заслон» делает искусственный интеллект для новейших ракет. Но у меня даже допуска к таким разработкам нет, чем я-то смогу помочь?

Видя мои терзания, Адамыч дал мне таблетку сильного снотворного, и всю оставшуюся дорогу я проспал.

По прибытии меня почти сразу прооперировали, оборудование в больнице было самым современным и готовым к работе. Врачи ввели наркоз и собрали раздробленную кость в каркас из титановой сетки.

«Генеральская» палата была шикарной, с кинематографичным видом на залив. Клиника располагалась на острове в живописной бухте Западного моря. Проснувшись, я некоторое время любовался пейзажем, разрез от операции не болел, чувствовал себя превосходно. Даже, можно сказать, бодро. Пил кофе и любовался морскими волнами.

Такая идиллия продлилась недолго – видеотелефон настойчиво зазвонил, едва наступило девять часов. Звонок был от моего научного руководителя Петра Сергеевича, которого мы, мэнээсы, называли Петравиусом. Он об этом знал, но даже не пытался это как-то пресечь.

– Сначала присяга и клятва о неразглашении, – по его усталому виду я понял, что он проработал до утра. Я четко исполнил требуемые формальности, и только тогда он ввел меня в курс дела.

– Ты знаешь о проекте «Хохотушка»?

– Откуда? Первый раз слышу! – я искренне недоумевал.

– А о прикладном использовании Марии 7?

Вот это новости! Это был мой личный проект – я разрабатывал искусственный интеллект с десяти лет, когда во Дворце творчества юных техников начал заниматься программированием. Отец тогда купил мне сравнительно мощный компьютер, и я гонял его, тренируя разные нейросети, пока не начал создавать свой искин. У меня было шесть Марий, которые выполняли разные вычисления. И вот сейчас уже более пяти лет я работал над Марией 7, которая объединяла все эти искины в один. Хотел создать совершенство, разум, неотличимый от человеческого, но пока никак не удавалось собрать рабочее ядро алгоритмов и настроить эффективный фильтр памяти.

Сначала я мастерил свой ИИ на домашнем компьютере. Но когда отработал в «Заслоне» два года, мой коллега и друг Семен привел меня в «закрытый» клуб мэнээсов, прозванный в отделе кают-компанией. Собирались мы в подвале здания нашего седьмого отдела, где все могли заниматься личным творчеством. И тут было на что посмотреть и чему поучиться.

Артур, эмоциональный парень из далекого южного аула, выдумывал механизированную систему теплиц для высокогорья. Марат пытался смоделировать программу для «ремонта» ДНК. Толик под пивко программировал развлекательную нейросеть для просмотра интерактивных фильмов, которые зритель придумывал на лету. Амина тренировала поискового робота-собачку… Все были заняты делом. Сюда мы бежали после работы, приходили по выходным, устраивали вечеринки и делали друг другу импровизированные доклады про все на свете. Сейчас в кают-компании нас насчитывалось тридцать восемь – творческих и увлеченных. Коллег из отдела, не разделявших наших хобби, мы не осуждали и даже оправдывали – у них семьи, дети, много забот. А нас дома никто не ждал – «ни котенка, ни ребенка».

Кают-компания, конечно же, регулярно становилась источником происшествий и скандалов. Достаточно вспомнить как «собачка» Амины, когда та уехала в командировку, играла в прятки с охраной. Причем, повадилась рыскать по зданию в пять утра. Обнаружить её не могли, так как Амина отлично натренировала робота. «Чтобы кого-то найти, нужно уметь хорошо прятаться», – говорила она. Они только этим с роботом и занимались каждые выходные, поэтому здание нашего отдела Железик знал, как свои пять пальцев, ну, или манипуляторов. Датчики объема на его стремительные перемещения срабатывали, объявлялась тревога. В полшестого приезжал злой Адамыч, и начинались поиски до девяти утра. Найти Железика не могли: на камеры он не попадался, а перед началом рабочего дня возвращался в наш подвал. После недели побудок в пять утра невысыпающийся Адамыч решил устроить серьезную засаду. Сердцем старый вояка чувствовал, что это не могут быть неполадки в охранных системах, – точно есть нарушитель. Да и начальство поставило вопрос о соответствии занимаемой должности: неделю с утра на режимном объекте тревога, а служба безопасности не знает причину.