Дорога через Север

Подруга не ответила. Она раз за разом перечитывала последнее понятие, которое срезонировало с ней, отозвалось волнением: кристаллизация.

– Мне казалось, это способность «по умолчанию», присущая всем жрицам, – осторожно вставил Эль, проследив взглядом за Рисой. – Ты же разговариваешь с камнями.

– Не думаю, что это одно и то же. В моём представлении, это умение выращивать кристаллы из ничего. Смотри-ка, – позвала она, просматривая досье отца, – он это тоже умел. Видишь?

Эль задумчиво потёр подбородок. Мир Первых был и его миром, но сейчас он невольно ощущал себя чужаком, вторгшимся на неизведанную территорию, где каждый неверный шаг грозил едва ли не гибелью.

И всё же, где данные на их семью?..

– Я, наверное, никогда не пойму, какого беса вам не спится, – вздохнул Винни, заглянув в приоткрытую дверь. – Мы вам не помешаем?

Не дождавшись ответа, мушлам вошёл. Люма – за ним. Видеть её, обычно облачённую в красное кимоно, а теперь же носящую домашний плюшевый костюм было необычно: мушлама из строгой, серьёзной женщины внезапно превратилась в уютную домохозяйку.

Риса уже было открыла рот, чтобы пожелать друзьям доброго утра, но Эль опередил.

– Ты знаешь, что это? – он без лишних слов показал Люме папку, которую изучал.

– Да, – тут же без запинки отозвалась мушлама. – Это досье на Первых.

– Тут данные о родителях Рисы. На моих тоже такое есть?

– Должно быть. Насколько я знаю, дела заводились даже на маленьких детей. Конечно, на тех, о которых было известно шалгарам.

– Это егеря, – пояснила Риса непонявшему Элю. – Тая мне говорила. Это их самоназвание, или что-то в этом роде.

– Я нигде не нашёл сведений о моих родителях, – молодой человек вновь обратился к мушалме. – Может быть, это не весь архив? Может, есть что-то ещё?

Люма задумалась. Эль смотрел на неё и пытался понять: на самом ли деле мушлама не знала, или же делала вид, выполняя приказ хозяина. А может, у него просто-напросто развилась паранойя?

– Мне не давали доступа к этим документам, – наконец ответила Люма. – Но думаю, что это всё.

– Кто-то мог забрать эти досье? Украсть, или одолжить и не отдать?

– Это ни к чему. Насколько я знаю, такие архивы есть у многих шалгаров, так что если какой-то документ будет утрачен, его легко можно восстановить. Эти данные не хранят в Интернете из соображений безопасности…

– Сегодня для таких вещей вполне можно использовать Даркнет, – перебил мушламу Эль. – Там прячут что угодно. Ладно, чёрт с ним, – наконец вздохнул парень, закрывая папку. – Просто хотелось посмотреть…

– Прости.

– За что? – искренне удивился Эль.

– За то, что разочаровала.

Парень поднял круглые глаза на Рису, затем на Винни, и, наконец, глянул на опустившую голову Люминэль.

– Ты не разочаровала, – не то напряжённо, не то успокаивающе ответил он. – Ты можешь чего-то не знать, и это нормально. Это не значит, что ты кого-то разочаровала.

Люма кивнула, всё так же уставившись в пол. Эль беззвучно спросил у Винни, как это понимать, и тот пожал плечами.

– Не сочтите меня обжорой, – тут же вставил мушлам, – но может, переместимся к завтраку? Я ещё вчера видел баумкухен в холодильнике, а насколько помню, тут его всегда заказывали в Зальцведеле¹…

– И это про меня он сказал, что у меня нюх на жратву? – тихо поинтересовался Эль у Рисы. Девушка улыбнулась ему уголком рта и поспешила перебить Винни.

– Кстати о холодильнике, – она многозначительно глянула на друзей. – Ребят, Люца нельзя так оставлять. Нам нужно… – девушка запнулась на слове «похоронить», но и без этого её посыл был понятен.

Эль кивнул. Ему ещё ни разу не приходилось бывать на похоронах. Да и присутствующим, судя по всему, тоже. Рисе правда довелось поучаствовать в погребении Татти, любимой собачонки директора детского интерната.

– Нам немного рассказывали о традиции людей отдавать последние почести умершим, – заговорила Люма. – Как вы это делаете?

– Кого-то кремируют, кого-то бальзамируют и запирают в склепах, – пожала плечами Риса. – Христиане обычно кладут тела в гробы и закапывают в могилы.

– Я бы не хотела, чтобы меня закопали, – поёжилась Люма. – Мне будет уже всё равно, а какое-нибудь животное, обитающее под землёй, случайно ударится о гроб, и ему будет больно.

Брови трёх друзей поползли вверх. Эль даже открыл рот от удивления, но тут же захлопнул его.

– Это называется гуманность, и эта черта присуща нормальным людям, – ответил он, едва сдерживая рвущийся наружу смех. – Так держать! Ещё немного, и ты станешь настоящим мальчиком, Пиноккио!

Риса провела рукой по лицу, словно стараясь согнать подкатывающий приступ хохота. Винни кашлянул и обнял рыжеволосую подругу за плечи:

– Тебе не грозит быть закопанной в землю, золотко, – утешил он женщину, и тут же пояснил молодым людям: – Мушламы после смерти превращаются в пар, песок или пену.

– У вас всё чересчур волшебно. Кажется, Андерсен написал концовку своей «Русалочки», наблюдая за вами?

В ответ Винни с ласковой добродушной улыбкой посоветовал острому на язык другу докопаться до собственных колен. Люма зашипела, что так говорить нельзя, а Риса сделала вид, что не услышала.

– Это, конечно, очень весело, но давай вернёмся к теме, – заявила она прокашлявшись. Тело Люца нельзя бросать просто так. Он мой брат, пусть и не родной. Не хочу потом всю оставшуюся жизнь упрекать себя, что не оказала последние почести покойному. Пусть немного потеплеет, и возьмёмся за дело.

– Ты ведь понимаешь, что сделать это на кладбище будет затруднительно? – обратился к ней Эль, когда мушламы вызвались взять на себя завтрак.

– Понимаю. И даже знаю место, где это можно сделать без проблем. – Риса наклонилась и коснулась губами виска возлюбленного. – Мне нравится, как ты смотришься за рабочим столом. Очень солидно.

Эль улыбнулся и позволил подруге растрепать старательно уложенные волосы.

– Вот увидишь, однажды я не разрешу входить к себе без стука. Всем, только не тебе, – добавил он, жмурясь под строгим взглядом Рисы. – Тебе можно в любое время и куда угодно. Даже в мою собственную голову.

***

Риса не говорила, какое место выбрала для последнего пристанища брата, но Эль сразу же устремился к парку, словно идущая по следу собака. Прощание с Люцем наверняка и для него было чем-то важным. В парке он сразу же перебрался через овражек на холм и, наконец, нашёл участок, откуда было видно входную лестницу, но в то же время заслонённое от посторонних глаз раскидистыми ветвями елей – идеальный наблюдательный пункт для детей. Эль опустился на корточки и рукой прошёлся по земле, проверяя снежный наст.

– Это здесь, – пробормотал он и глянул на Рису. Дождавшись её согласного кивка, крикнул мушламам: – Здесь!

Почва мало того,что была каменистая сама по себе, так ещё и промёрзла на полметра вглубь. Если бы Эль и Риса занимались подготовкой места самостоятельно, им пришлось бы приложить немало усилий – либо жечь костёр, либо оттаивать землю горячей водой. А вот под лапами мушламов земля в буквальном смысле дымилась: из-под подушечек мощных лап временами вырывались огненные язычки. Когда попадался наиболее трудный участок, оба подогревали почву дыханием. Элю и Рисе только и забот оставалось, что отгребать в стороны комья земли вперемешку с тёмными кусками сланца и пористыми шариками туфа.

На ту работу, на которую у квалифицированных могильщиков ушли бы около пяти часов, Винни и Люма затратили не больше часа, и то лишь потому, что делали перерыв: от повышенной температуры тел обоих замучила жажда.

– Холодно, милая? – участливо спросил Эль, обнимая Рису за плечи. – Может, зайдёшь внутрь? Не хватало ещё, чтобы ты промёрзла и заболела.

– Всё в порядке, – Риса прижалась к молодому человеку, стараясь унять дрожь. – Не надо, не проси их ставить непроницаемую сферу. Пусть не тратят силы.

– Слушаю и повинуюсь, – улыбнулся Эль, в очередной раз отмечая, с какой лёгкостью девушка предугадывала его реакцию.

Они некоторое время стояли молча, наблюдая за работой мушламов.

– Ты не будешь против, если мы сделаем это по обычаям Первых? – подал голос Эль, задумчиво глядя на всё углубляющуюся могилу.

Рисе показалось, что молодой человек хотел сказать совсем другое вместо «Первых», но она не стала ничего выяснять и просто кивнула.

– Тогда не нужно его ничем оборачивать. Земля сама сделает своё дело.

– Ты знаешь о традициях и обычаях Первых? – спросила Риса, стараясь говорить с Элем на его языке. – Ах, точно. Родители рассказывали.

– Мама родилась в селении, а там помнили и чтили традиции предков. Согласись: легче помнить обычаи и каноны там, где их соблюдают все вокруг. А кроме того, – молодой человек кашлянул в кулак, – родители папы изучали Первых – они были преподавателями истории в Университете Восточной Англии в Норидже…

– Ничего себе!

– Что, не похож на профессорского сынка? – усмехнулся Эль – Я им и не был. Артур был лаборантом на кафедре. Он только окончил школу, и дедушка Джеймс убедил тогдашнего декана факультета взять его на работу.

– Кумовство никто не отменял? – усмехнулась Риса, за что была награждена тычком в бок.

– Артуру было восемнадцать, когда он стал отцом. Бабушка с дедушкой часто ездили в поселение в Якутии. Дядя Эрл, насколько я знаю, редко к ним присоединялся: он не собирался идти по стопам родителей, хотел заняться чем-то другим. А вот Артур ездил с ними. Там он и познакомился с мамой. Ну, у них и закрутилось, сама понимаешь, как это бывает, – Эль смущённо улыбнулся. – А когда родился я, Артур забрал Сандару в Англию. Она занималась моим воспитанием, а папа работал. Через пару лет декан закрыл глаза на отсутствие профессионального образования у отца и умудрился выбить ему диплом. Артур стал ассистентом дедушки, проводил семинары, помогал в подготовке лекций, приёме экзаменов. Так что ты не подумай, мы тоже были обеспеченной семьёй.

Последние слова Эль произнёс с какой-то досадой. «Вот, наконец, и тебя прорвало», подумала Риса, ныряя в его объятия. Эль тут же прижал подругу спиной к себе и уложил подбородок на её макушку.

– А студенты не удивлялись тому, что пары у них вели представители другой расы? – спросила девушка. – Ведь тебя не различают только благодаря Винни, верно? Как же они справлялись? Или не боялись, что их распознают?

Эль некоторое время молчал, и Риса почувствовала, что он тяжело сглотнул.

– Я в детстве тоже удивлялся, почему друзья не видят разницы между мной и ними. Всегда думал, что из вежливости. А потом отец сказал, что нас не видят, и велел ни с кем не разговаривать об этом. Я и не разговаривал. А потом всё изменилось.

– Егеря? – больше констатировала, нежели спросила Риса.

– Не сразу. Просто тогда всё начало рушиться. Отец вместе с бабушкой и дедушкой поехал в Германию. В его отсутствие мама страшно переживала, буквально места себе не находила.

Эль достал из кармана пластинку жвачки. Старая привычка курить при волнении давала о себе знать, и в такие моменты нужна была психологическая замена.

– Артур вернулся дня через три. Помню, что он с порога крепко обнял маму, долго держал её так и что-то говорил, тихо, чтобы только она слышала. Я запомнил это, потому что никогда раньше не видел отца таким потерянным, и потому что мама плакала. Мне тогда было лет десять, я не особо понимал, что происходит. Знал лишь: что-то нехорошее. В тот вечер у нас больше никто рта не открыл.