Индексация

Глава 1. Чьей воле мы отдались?

Я плакал, потому что у меня

не было футбольных кед,

но однажды я встретил человека,

у которого не было ног.

Зинедин Зидан

Суббота, 12 Августа 2017 года

Сквозь веки утреннего сна, первое, что донеслось до сознания Макса, был шум проезжающих на улице машин. Затем он услышал знакомое негромкое урчание холодильника на кухне. Он дома.

Глаза не хотели открываться, как будто веки были свинцовыми и опухшими.

Невероятным усилием воли, одновременно приподнимая брови, Макс всё-таки произвёл успешную расстыковку век.

Взгляд упёрся в большой женский розовый сосок.

От неожиданности, изначальным порывом явилось прикрыть его рукой, что, собственно, Макс и сделал, но потом, вспомнив все события вчерашнего дня, так же резко, как будто от удара током, убрал ладонь с груди.

Этого простого действия было достаточно, чтобы обладательница розового соска, покряхтывая потянулась и изогнула спину, передавая мелкую дрожь спальному ложе.

Это была Светка. Вернее, Светлана Викторовна Рассадова – главный государственный налоговый инспектор выездных проверок, она же бригадир команды инспекторов, в последние 3 месяца оккупировавших бухгалтерию предприятия Макса.

Светка была довольно миловидной блондинкой, хотя по корням волос можно было определить, что она русая. Среднего роста, но плотненькой, так как кость у неё была широкая. Выдающимся в её телосложении была грудь шестого размера, или как многие такую называют – «папина радость», которая была относительно упругой и широко расставленной. Светке было 35 лет, но она была «разведёнкой», воспитывающей одна 10-летнюю дочь.

Про возраст и дочь Макс узнал накануне, когда они сидели в ресторане «Добрыня Никитич» и куда Максим пригласил Светлану Викторовну для ведения деловых переговоров о рисках и последствиях налоговой проверки для его предприятия и возможных вариантах решения проблем.

Всё начиналось как всегда: сначала настороженная светская беседа о погоде, экономическом положении в стране, проблемах предпринимательства. Вопрос о лояльном отношении контролёров к деятельности предприятия был решён, как ни странно легко и практически сразу, поскольку устроил всех. Записка с цифрой перекочевала из наманикюринной руки Светланы Викторовны под салфетку, лежащую перед Максимом. Ему хватило лишь беглого взгляда, чтобы принять решение и утвердительно кивнуть головой.

После этого «лёд» быстро растаял, чьему таянию способствовало активное употребление горячительных напитков (по общему предпочтению пили только водку) и темы для разговоров стали более фривольными.

Между порциями блюд, Светлана Викторовна, как бы доверительно наклонялась к уху Макса, чтобы сказать своё мнение о том или ином посетителе ресторана, манерах официантов, или посмеяться над «профессионализмом» доморощенных певцов, заказывающих песни под караоке. Притом каждое её «доверительное обращение» сопровождалось упором её руки на коленку к Максу и этот упор с каждым разом был всё выше и доверительней.

После очередной отлучки в дамскую комнату, куда Светлана Викторовна брала с собой телефон, она возвратилась к столику и чуть заплетающимся языком проговорила:

– Эх, гулять, так гулять! Сегодня пятница, а значит она – развратница!

Эта фраза, как позже узнал Макс, означала, что с дочерью переночует бабушка и Светка сегодня идёт «во все тяжкие».

После пятичасового ресторанного общения и выкушав изрядное количество «беленькой», Светка созрела на показ мастер-класса под караоке.

Пела она классно, или просто захмелевшему Максу так казалось, но под её исполнение песни «Ты, теперь я знаю, ты на свете есть…», он впервые за 3 месяца профессионального общения с ней, ощутил неимоверную тягу оградить её от тягот жизни, пригреть под своим крылом и… затащить в постель.

Хотя вопрос о том, кто кого тащил в постель так и остался для Макса открытым, поскольку после ресторана, Светка, на волне общественного признания посетителей ресторана, получив порцию оваций и аплодисментов, захотела немного «растрястись» на танцполе в «Бессоннице» – одном из ночных клубов города Белогорска.

Эту часть их похождений Макс практически не помнил. Всё, что врезалось урывками в память – это вспышки стробоскопа, неимоверный шум в ушах и частые «дринки» у барной стойки под дольку лимона на шпажке…

– Доброе утро, Ковбой! – прохрипела Светка, – при этом пару раз кхыкнула, прочищая горло. – Ну ты и скоростной жеребец! Вчера я даже не успела сесть в седло, а ты уже в стойло! Надо исправлять ситуацию, а то я превращусь в Снежную Королеву.

Макс попытался как-то оправдаться, что, мол, спиртное виновато, да и устал он за неделю, но получилось как-то неубедительно и жалко.

– Как ты смотришь на то, чтобы подбросить угольку? – спросила Светка, притом этот вопрос звучал не как вопрос, а как приказ и руководство к действию.

Макс опять предпринял слабую попытку что-то возразить, то бишь, зубы не чищены, но его уже никто не слушал.

– Так, где у нас тут уголёк-фитилёк? – сама с собой разговаривая, проговорила Светка и нырнула под махровую простынь.

Через короткий промежуток времени, Макс, по приливу волны наслаждения и равномерному колыханию простыни понял, что Светка всё-таки добралась до его «угольных копей».

Через час, откричавшись и отдышавшись, раскрасневшаяся Светка выпалила:

– Ладно, Ковбой, мы победили! – хотя «победила» она одна. – Но не расслабляйся, это только артподготовка. Думаю, нам надо чаще обсуждать вопросы по налоговой проверке, она ведь по факту только началась. – Приподняв одну бровь, Светка полувопросительно улыбнулась.

По её уверенному, командному тону, Макс понял, что у Светки уже наметилась какая-то перспектива в плане их взаимоотношений, что подтвердилось ещё в одной её фразе:

– А шторы надо-бы тебе постирать…

Максиму Сергеевичу Пахомову три месяца назад стукнуло 40 и его День Рождения совпал с не совсем радостным «подарком» для руководителя любого коммерческого предприятия – приходом налоговых ревизоров на выездную налоговую проверку. Коллектив предприятия, несмотря на возражения с его стороны о поздравлении в эту дату, всё же поздравил его, организовав лёгкий фуршет, но без шариков и преподнеся в качестве подарка кожаный портфель марки «Brialdi».

В свои сорок Макс выглядел не более, чем на 35. Симпатичный брюнет с голубыми глазами, атлетичной и подтянутой фигурой, так как всегда старался поддерживать себя в хорошей физической форме. Предпочитал удерживать свои антропометрические данные в идеальной пропорции: рост 185 сантиметров, вес 85 килограммов. Два, а то и три раза в неделю ходил в фитнес клуб «Спортэк», где помимо часовой кардионагрузки на эллипсоиде, ещё час посвящал общей физической подготовке (ОФП) на различных тренажёрах и после этого один час уходил на инфракрасную сауну и бассейн.

Максим с детства был строен и спортивен и неоднократно выступал сначала на школьных, а затем и институтских соревнованиях по лёгкой атлетике. Любимой его дистанцией было 400 метров, которые он в лучшие годы пробегал, выбегая из 50 секунд, что соответствовало званию кандидата в мастера спорта. Для разнообразия в школе ходил на секцию волейбола, а в институте в секцию восточных единоборств «Кёкусинкай» и даже имел синий пояс и 7-ой кю.

Любовь к спорту Максу привил его отец – Сергей Алексеевич Пахомов, школьный учитель физкультуры.

Максим всегда помнил отца на школьной спортивной площадке со свистком во рту, его громогласные и резкие команды ученикам и обращение к ним – «балбесы» или «шкеты». В то же время, он не мог не замечать в глазах у сверстников уважение к его отцу и зависть по отношению к нему.

Отец стал с ним заниматься с 12 лет, потому что до этого Макс был «захвачен в плен» желанием матери дать сыну музыкальное образование. Она тоже была учителем в школе, но другой дисциплины – музыки.

Свою маму – Лилию Владимировну Пахомову (в девичестве – Изотова), Макс всегда помнил с надетыми на плечи ремнями баяна «Этюд» и ту лёгкость, с которой она обращалась с этим, довольно-таки, увесистым инструментом.

То, что баян был тяжёлым, Максиму приходилось познавать на протяжении пяти долгих лет обучения с 7-до 12 лет. Но не это было главной трудностью в освоении нелёгкой музыкальной науки, а все эти сольфеджио, диезы и бекары. Бесспорным обстоятельством его нелюбви к музыке явилось, конечно же, полное отсутствие желания заниматься ею. Хотя музыкальный слух у него был и притом весьма тонкий.

Как-то раз, мама, услышав взятые Максом верхние ноты какой-то песни, достала сборник музыкальных песен и сказала:

– Ну-ка, спой эту, а я тебе подыграю.

Легковерный Максимка, без тени подозрения исполнил песню под аккомпанемент маминого баяна и был «приговорён» к должности солиста в школьном музыкальном хоре.

Городские конкурсы школьной художественной самодеятельности в те времена, проходили ежегодно и роль солиста школьного хора была закреплена за Максом почти до 14-летнего возраста – возраста ломки голоса. После этого мама отстала и Максим полностью был отдан в распоряжение отца.

Родители были с одного года рождения – года окончания войны. Они оба были из одного детдома и практически всю свою сознательную жизнь, а это почти 70 лет, прожили вместе, так сказать, рука об руку. Таких детей ещё называли – «дети войны».

Они видели всё: и голод, и разруху, и болезни, и бытовые неудобства, прошли через все трудности послевоенного восстановительного периода. Но всё это делали вместе, от этого становилось немного, но легче.

Жажда жизни у «детей войны» сильна, как ни в ком ином. И пусть нет родственников и близких, зато у мамы был папа, а у папы была мама. Они, как альпинисты, шли по жизни в одной связке и вытягивали друг друга из пропасти и подстраховывали друг друга над пропастью, не надеясь ни на чью помощь.

Макс был не единственным ребёнком в семье, у него была старшая сестра. Их разница с сестрой в возрасте составляла 10 лет. Макс помнил, что когда он пошёл в первый класс, то его сестра, заканчивающая школу, казалась ему такой взрослой, большой и недосягаемой, что он чувствовал себя просто «мелким заморышем».

Полина была красавицей, как дитя, рождённое в любви. Она взяла от родителей всё самое лучшее. От папы, она унаследовала шикарную русую шевелюру и стройную фигуру, от мамы взяла карие глаза и классические пропорции лица.

Однажды, в начале 90-х, она даже участвовала в популярных тогда конкурсах красоты и завоевала титул «Вице-мисс» города Белогорск, Южноуральской области. Но, так как была однолюбом, как мама, то с лёгкостью отказалась от многочисленных предложений из модельного мира и шоу-бизнеса, а также богатых поклонников и посвятила себя любви единственному человеку – своему однокласснику Вадиму. Вскоре, после прихода Вадима из армии, они поженились и родили себе двух прекрасных дочек. Полина заочно закончила мединститут и работала врачом-реаниматологом на станции скорой помощи города Белогорска.

Любовь же к Максу со стороны родителей, как к относительно позднему ребёнку, не имела никаких прецедентов.

Их заботой и вниманием он был окружен, как «Паулюс под Сталинградом».

Забота ощущалась практически всегда и везде.

Когда Макс поступил в Уральский государственный политехнический институт, имеющему военную кафедру, ему приходилось на неделю уезжать из родного дома и жить в студенческом общежитии.

В воскресенье, мама обычно собирала ему полную сумку с продуктами на неделю: картофель, одноразовые суповые пакеты, сухари, шмат домашнего сала, консервы и солёности, варенье и чай. Всё это в молодые, голодные, студенческие годы поглощалось в полном объёме и порой даже не хватало, поэтому Макс «подпитывался» у молодых однокурсниц, оказывая им простые ремонтные услуги. Кому-то петли на двери поменять, кому-то стекло вставить, кому-то тумбочку собрать или передвинуть шкаф.

Конечно, однокурсницы заглядывались на высокого и симпатичного брюнета, а просьба помочь «передвинуть мебель», скорее имела иной смысл, то бишь познакомиться и развить отношения дальше. Но «рукастый» однокурсник держался нейтрально, хоть не отчуждённо, и, сделав работу, поглощал предложенный обед и уходил со словами:

– Если что, то моя комната 612. Обращайтесь.

Но, как бы ни крепился молодой парень, всё же гормоны сделали своё дело.

Со своей будущей женой – Ириной, Макс познакомился, когда ему было всего 20 лет, в 1997 году, на студенческой практике в стройотряде в посёлке Дагомыс, куда их направили от учебных заведений на всё лето. Море, солнце, фрукты и молодое вино, которые он позволял себе по вечерам после смены, явились дополнительным катализатором для обострения природных инстинктов.

Молодую девушку, работающую штукатуром в другой бригаде, он приметил сразу.

Она была среднего роста, с идеальной фигурой и очень симпатичной, настолько, что в сознании Макса всегда возникал диссонанс между внешним образом девушки и работой, которую она выполняет. Он представлял её скорее участницей какого-нибудь конкурса красоты, нежели в студенческой строительной робе и с ведром раствора.

Иринка была весёлой и улыбчивой, громкой и работящей. Шутки и подколки сыпались из неё практически беспрестанно. Как казалось Максу, она была светлым и чистым человечком.

Иринка тоже бросала взгляды на Макса, в которых зачастую сквозил вызов, типа, слабо подойти?

И однажды Макс подошёл… И не отходил почти 10 лет!

Их первый поцелуй был настолько страстным и голодным, что они кусали друг друга (разве что не грызли), впивались дёснами и высасывали губы, причиняли лёгкие раны и снова губы в неистовстве смыкались в единую субстанцию. Голод был ненасытен. Губы были синими.

Иринка была на 2 года старше Макса и также училась в областном центре Южноуральской области, откуда была родом, но только в другом институте – планово-экономическом.

После летней практики, они встречались в городе каждый день. Иногда пропускали лекции, чтобы побродить по городу или посидеть в парке, иногда, когда у Иринки никого не было дома, приезжали к ней и с порога, сбрасывая все вещи на ходу, мчались в постель.

Через год они поженились и Макс переехал, в выделенную для молодых, комнату квартиры родителей Ирины.

Оставшиеся два года студенческой жизни протекали по графику: институт, библиотека, подработка на стройке, сон. Секс тоже был, но уже не такой яркий, поскольку от усталости оба валились с ног.

В тот год (2000), когда институты «выплюнули» в мир готовых специалистов, Макса и Ирину, им было соответственно, 23 и 25 лет.

Однокомнатная «хрущёвка», купленная в складчину родителями и молодожёнами стала их первой семейной собственностью. Это, конечно, был не предел мечтаний, но всё же отдельное от родителей жильё, где ты был сам себе хозяин и ощущал в полной мере свою независимость.

Вроде бы всё наладилось – есть жильё, у обоих работа: Макс – мастером в строительном управлении ЕМУ-4, Иринка – сметчицей в планово-экономическом отделе районной администрации, но именно тогда пара столкнулась с серьёзной проблемой – у них никак не получалось завести ребёнка.

Они не один раз сдавали все анализы, прошли все тестирования, ездили на заговор к «бабкам», пили отвары, соблюдали диеты и вели здоровый образ жизни, но всё было тщетно. Оба были здоровы, но не совместимы. Специалисты только разводили руками.

Последней неудачной попыткой было безрезультатное ЭКО – экстракорпоральное оплодотворение, в начале 2000-х набирающий популярность метод искусственного оплодотворения.

Макс, после этой неудавшейся попытки, испытывал не только боль, но и разочарование в справедливости провидения. В каком-то эмоциональном душевном порыве, он даже написал стих, но не решился его показать Иринке, чтобы ещё больше её не травмировать:

Вопрос, вгоняющий в тупик:

«Откуда происходят дети,

Откуда взялся человек,

Который громче всех на свете?»

Подарок аиста – избито,

Нашли в капусте – детский сад,

Другая версия – забыта,

Как производная услад.

Нет явственного алгоритма,

Когда, зачем и почему,

Господь услышит ту молитву:

«Пошли детей и дай семью!».

Сей божий дар и это точно,

Даётся любящим сердцам.

Ребёнку с ними будет проще,

На радость, мамам и отцам.

Вопрос: «Откуда дети взялись?» -

Адресовать имеет смысл

Тому, чьей воле мы отдались,

Тому, кто нас благословил!

С неудачей пришло и чувство неотвратимого краха. В отношениях появился холод и отчуждённость. Про страсть, пылающую вначале, не могло быть и речи. А затем:

– откуда-то, распахнув бездонную пасть, пришло равнодушие;

– откуда-то, злорадно скалясь, пришла безответственность;

– откуда-то, извиваясь скользким червем, пришла измена…

Макс, как военнообязанный, раз в три года, призывался на 2-х месячные военные сборы. Так и в 2007 году его не было дома 2 месяца…

Вернувшись, он сразу заметил перемены в поведении жены: ускользающий взгляд, растерянность и суетливость, частые смс-оповещения, сразу же стираемые, отлучки к родителям или подругам по нелепым поводам, тягостное нехарактерное молчание и задумчивость.

Разговор был недолгим и без эмоций, как между посторонними людьми, которые всё понимают, но ничего изменить не могут. Не было ни слёз, ни сожаления, всё куда-то ушло, в пустоту… Оба понимали, что будущего у них нет.

На следующий день после объяснений, Макс уволился и уехал к родителям, в родной Белогорск.

Родители, как и всегда, поддержали Макса. Их забота, казалось бы, возросла ещё на одну степень. Уже будучи пенсионерами, они, как два пернатых кормильца, окружили своего птенца вниманием и соучастием в его судьбе. Мама неустанно хлопотала на кухне, пытаясь приготовить что-то новенькое и повкуснее любимому сыну, отец подбадривал советами и пытался отвлечь внимание сына своим новым «пенсионерским» хобби – рыбалкой. Они неустанно повторяли одно:

– Тебе всего тридцать, будет у тебя ещё и любимая жена, и детки, а у нас внуки!

Макс же решил для себя сосредоточиться на работе и сделать карьеру. Ведь труд – лучший друг и спасатель от тягостных дум.

Он очередной раз поблагодарил провидение и совет отца, получить инженерно-строительное образование, поскольку профессия строителя всегда была востребована, уважаема и хорошо оплачивалась. Хотя, дальновидный отец, преследовал тогда ещё и иную цель – чтобы Макса не забрали в армию из института с военной кафедрой, а там, не дай бог, не перекинули в Чечню. Ведь в 1995 году на Кавказе как раз шла настоящая 1 Чеченская война.

И на этот раз, отец похлопотал за сына. Он порекомендовал ему устроиться на работу в строительно-монтажную фирму своего давнего друга и владельца фирмы, занимающейся обслуживанием нефте– и газоперерабатывающих производств:

– Владимир Адамович Сикорский, мой давний друг, – сказал отец. – У него своя строительная фирма с историей и материально-технической базой. Он мой ровесник и уже не молод, поэтому подыскивает толкового руководителя на своё место. Поработай у него, освой участки, вникни во все тонкости бизнеса, произведи впечатление и, думаю, ты станешь его приемником через несколько лет.

Отец, как всегда знал, что нужно сыну, что для него актуально и интересно. Поэтому Макс, не раздумывая согласился.

Следующие восемь лет прошли для Макса в активной трудовой деятельности. Он начал с простого мастера строительной бригады, затем работал прорабом, начальником участка и наконец, в 2015 году, его назначили на должность заместителя директора по экономике и строительству.

За работой, Максим совсем не занимался устроением личной жизни, да и некогда было разводить всякие шуры-муры, когда в голове нескончаемой чередой крутились планы, технико-экономические обоснования, заявки на тендеры, локальные ресурсные отчёты, заявки в потребности материалов и отчёты об их использовании.

С карьерным ростом, добавлялось обязанностей и теперь Максиму приходилось мыслить более глобально: согласовывать договора, вносить в них изменения и дополнения, читать и обосновывать сметы, проводить деловые переговоры и совещания.

Из академического юнца он превращался в практикующего менеджера и притом хорошего. Благодаря его профессиональным усилиям, ЗАО «Промышленная изоляция», а именно так называлось предприятие, где работал Максим, прочно стояло на ногах – имело постоянный комплект договоров с Заказчиками, хорошую кредитную историю и свою финансовую «подушку безопасности» на чёрный день.

Директор фирмы – Владимир Адамович, видел результаты работы Максима и кроме устных поощрений, частенько премировал своего перспективного управляющего материально.

Как-то в сентябре 2015 года, Максу позвонила сестра Полина и сказала:

– Привет, Максют, – так она его называла с детства. – Скоро у родителей юбилей и притом у обоих, ты помнишь?

Максим, конечно, помнил и собирался сам звонить сестре, чтобы согласовать с ней вопрос о праздновании и подарках.

– Привет, Полинка, безусловно помню и собирался сам тебе звонить, а ты хвать меня опередила, – Максим широко улыбался в трубку. – Событие-то не ординарное, да и мы, как любимые дети, должны поздравить их по полной. Какие предложения? Я – «за» всеми конечностями!

– Как ты смотришь на то, чтобы отправить их, например, в Египет, оплатив им тур на пару недель? Ведь они ни разу в жизни не были на Красном море. Расходы пополам. – Полинка выпалила это, как автомат. В её вопросе-предложении слышны были нотки уговора, поскольку этот вариант ей нравился, и она решила его отстаивать при любых раскладах.

– А я думал, что ты предложишь что-то более культурное и возвышенное, – сказал Макс, как бы «кусая» её за мещанскую психологию, хотя уже сам знал, что вариант неплох. – У нас и в России есть на что посмотреть и где культурно отдохнуть, будь то в Москве или Питере.

Полина на минуту задумалась, а затем выпалила:

– Гуд, давай сделаем им турне, так сказать, два в одном, – от моря она явно не хотела отказываться. – Сначала отдых тел на море, а затем отдых душ в Питере, дней на пять, а?

Максим согласился, тем более ему ничего больше не надо было делать. Как сказала Полина, её девчонки – племянницы Максима, такие продвинутые юзеры в интернете, что подберут тур и отель, закажут трансферы и забронируют гостиницу, оплатят электронные билеты на самолёт. Родителям нужно просто в каждом месте последовательно предъявлять документы и всё.

На том и порешили.

Как Полина убедила родителей принять предложение об их отдыхе «души и тела» только ей было известно. Отец было начал возражать, что в октябре закрытие летнего сезона в их рыболовном клубе, но аргумент половить диковинных морских рыб с катера в открытом море, оказался убедительней.

При сборах родителей, Макс лишь давал дельные советы:

– С собой берите только тёплые вещи, ведь ноябрьский Петербург – это не октябрьский Шарм-эль-Шейх. Всё, что надо для плавания и моря купите в отеле: маски, плавки, сланцы, майки, шорты, накидки, туники. Деньги я дам.

В аэропорту, как вспоминал Максим, отец дольше обычного держал его в своих объятиях и был каким-то растерянным. А мама, всегда весёлая и разговорчивая, расплакалась и в сотый раз наказала, чтобы он не забывал поливать каждые три дня цветы.

Это был последний раз, когда Максим видел своих любимых родителей. Нет, он созванивался с ними, слушал подробные рассказы о том, что им там хорошо, как в раю: чем кормят, что купили, как отец сходил на катере на морскую рыбалку, какие диковинные фрукты попробовали на местном рынке, какая у них анимация и культурная программа в отеле, на какие экскурсии они съездили и ещё поедут… Слышал… Но больше не увидел…

31 октября 2015 года стало для Максима, Полины, внучек чёрным днём. Этот день стал чёрным ещё для огромного числа родственников и близких 224 погибших в авиакатастрофе над Синаем. Для всей страны.

Одна война дала «детей войны», другая необъявленная, террористическая – забрала. Она не оставила ничего, кроме пепла.

Особенно убивались внучки – дочери Полины – Катя и Даша, ведь именно им, волею случая, удалось выкупить билеты на тот злополучный чартерный рейс 7К-9268 для бабушки и дедушки.

В тот день, Макс проснулся с неприятным гнетущим чувством. Сон, в котором он видел сырое мясо с кровью, лежащее на разделочной доске, облепленное большими зелёными мухами, он истолковал тяжестью на желудке, поскольку накануне в пятницу парились в бане и жарили шашлыки на даче у другого заместителя директора, закрывая дачный сезон. Да и шашлыки сами по себе намекали на мясо.

Но ближе к обеду, позвонила зарёванная Полина и сообщила страшную весть.

Ей позвонили из Питера, не то МЧС, не то из какого-то штаба и уточнив данные, предложили прилететь в Санкт-Петербург третьего ноября для опознания и проведения экспертизы ДНК, когда будут доставлены все тела и фрагменты тел погибших.

Макса долго била мелкая нервная дрожь, переходящая по возрастающей амплитуде в конвульсии. Потом конвульсии резко прекращались и снова подступала новая волна мелкой дрожи.

Это был шок – отупляющий и обезболивающий, не дающий реагировать ни на что, не дающий думать ни о чём, кроме одной мысли: «Мамы, папы – НЕТ!».

Сколько это продлилось – час или 3 часа, Макс не помнил, но, когда немного пришёл в себя, то позвонил директору и сообщил о произошедшем.

Владимир Адамович, также разволновавшись, говорил в трубку слова поддержки и приносил соболезнования. Голос его тоже срывался и видно было, что дыхание перехватывало, ведь отец был и его другом. Наконец, чуть успокоившись он произнёс:

– Сколько надо дней, столько и бери. О работе на время забудь, тебе и так предстоит сейчас быть собранным и заниматься этими тягостными делами. Если что надо, звони. Я всегда на связи.

В Санкт-Петербург, Максим полетел с сестрой 3 ноября.

Крематорий Санкт-Петербурга находился на северо-восточной окраине города по адресу: Шафировский проезд, дом 12. Именно там происходило опознание тел погибших и забор крови для ДНК.

Здание крематория представляло из себя двухэтажное здание из серых блочных плит, и напоминало характерную архитектуру домов культуры небольших городов в поздний советский период. Перед главным входом имелась довольно просторная площадка, выложенная серой плиткой, по периметру которой располагались бетонные клумбы с редкими, но живыми цветами и скамейки.

Единственное напоминание о современном времени – это окна и двери корпуса здания были сплошь из стеклопакетов.

В большом холле их встретила сотрудница МЧС, и сверив со списками, сначала поинтересовалась нужна ли помощь психолога, а затем, получив отрицательный ответ, указала на кабинет отбора крови для анализа ДНК.

Затем к ним подошёл страховой агент, который сделал копии с их паспортов и свидетельств о рождении, а также платёжные реквизиты для перечисления средств компенсации. Он рассказал, что все ближайшие родственники погибших, прошедших процедуру идентификации личности, получат по 2 миллиона рублей страховых выплат.

Компенсации… Как неуместно слышится это слово и по факту не означает его. Компенсировать кого или что? Жизнь отца или матери? Разве что-то может их заменить? Конечно, от денег никто не отказался, но это, наверное, единственный случай, когда их приход не радует.

Людей было много, они прибывали с каждым часом. В тёмной одежде, сгорбленные, убитые горем. Кого-то вели под руки, кто-то где-то рыдал навзрыд и туда на звук моментально устремлялись психолог и врач с медицинским чемоданчиком. По холлу носились запахи корвалола и нашатыря. На большом плоском экране телевизора, ежеминутно отражалась информация по спискам: кто, откуда, год рождения, стадия процедуры идентификации.

После отбора биоматериала, всё та же сотрудница МЧС поинтересовалась будут ли они ожидать результатов здесь, находясь в Санкт-Петербурге, есть ли у них где остановиться или уедут домой, поскольку процедура идентификации может занять от 2–х дней до 3 недель.

Макс с сестрой решили остаться.

Но остановились они в гостинице «Москва» на площади Александра Невского. Им невыносимо было заселяться в предложенном МЧС отеле, где размещались другие иногородние родственники погибших. Подальше от боли, от скорби, от тяжёлой атмосферы.

По молчаливому согласию, в дни их пребывания в Санкт-Петербурге и ожидания результатов идентификации личностей родителей, ежедневные маршруты с сестрой были разными.

Макс бесцельно бродил по Невскому и Владимирскому проспектам, улице Миллионной, Марата, Восстания, Петровской набережной и реки Фонтанки. Он везде представлял, что не будь трагедии, его родители могли бы пройтись здесь и насладиться видами Казанского и Исаакиевского соборов, Зимнего дворца и дворцовой площади. Полюбовались бы видами дворцов: Мариинского, Воронцовского, Мраморного, Аничкова, Михайловского, Строгановского…

Теперь всю эту красоту они не увидят, да и он видел её лишь через пелену, застилавших глаза слёз.

Полина же, каждый вечер рассказывала о том, какие церкви и соборы посетила и где поставила свечи за упокой родительских душ. География её посещений также была обширна – это Троицкий собор Александро-Невской лавры, Казанский кафедральный собор, Смольный собор, Собор Спаса Нерукотворного, Спас на Крови, Спасо-Преображенский собор, Собор Владимирской иконы Божией матери.

Через несколько дней, а именно восьмого ноября, им позвонили и сообщили об идентификации останков их родителей.

Две урны с прахом родителей они привезли в родной Белогорск, где и замуровали их за мраморной плитой в колумбарии городского кладбища.

После поминального обеда Макс пришёл домой, вернее в родительскую квартиру, где жил вместе с ними после своего развода. Впервые за всё время, дом был пуст и холоден. Исчезли запахи, готовящихся на кухне маминых блюд, звуки спортивных телевизионных трансляций из родительской комнаты, где отец неистово болел за кого-то, то и дело выкрикивая характерное «балбесы». Увядшие цветы на подоконниках отражали общую мрачную атмосферу в доме. Полив их, Макс прилёг на софу в гостиной и отключился.

Ему впервые со дня гибели родителей приснился сон.

Они играют с отцом в футбол, а мама стоит в воротах, как заправский голкипер. Отец пасует ему мяч, а он замахивается и не может попасть – у него нет ног. Тогда он, со всего маха падает на землю и начинает плакать от того, что у него нет ног и от того, что он промахнулся – он неудачник, он калека! А мама, сбросив вратарские перчатки, подбегает к нему и говорит:

– Сынок, жизнь ещё будет тебя бить и швырять оземь, но ты всегда поднимайся и пой, ведь с песней легче по жизни идти! Надо только выучить сольфеджио!

Обычно, сны очень быстро забываются. Этот же сон, Максим запомнил на всю жизнь. Это был последний родительский совет, данный ему пусть и не наяву, а во сне. Они и «оттуда» проявляли о нём заботу.