Читать книгу: «Сон разума», страница 16
– Так значит это правда? – спросил я. – Все правда?
– Не спеши с выводами, малыш, все еще может оказаться не так фантастично, как ты себе надумал, – остудил мой пыл старичок.
– Да, да, – я смутился своего порыва. – Вы правы. Так что это?
Я вернулся к снимку.
– Траектория полета и место предполагаемого падения, а дальше фактическое место нахождения объекта, если следовать твоей логике.
– Значит это карта сокровищ, – заключил я.
– Вот только клад может оказаться опасным.
Я посмотрел прямо в глаза Владимиру Викторовичу, и он развел руками.
– Я могу взять его себе?
– Если пообещаешь туда не соваться.
И я пообещал. Я, в самом деле, не собирался. Я ведь не больной. Просто тогда я еще не знал, каким кошмаром все обернется уже через несколько часов.
Когда мы закончили разговор, и я обувался в прихожей, то попросил Владимира Викторовича еще об одной услуге. Он выслушал меня и долго думал. Затем все же достал коробочку и протянул мне.
– Только будь, ради бога, осторожен, – взмолился он, перехватив мою руку.
– Обещаю, – ответил я.
– На, держи. – Владимир Викторович нахлобучил мне на голову свою стильную серую федору. – На удачу.
Я рассеяно улыбнулся и вышел на улицу.
Вопреки ожиданию, уличный воздух не проветрил мою голову, а даже наоборот, опьянил меня еще сильнее. Я двигался домой покачиваясь, думая только об услышанном. Голова ломилась от мыслей и каждая была страшнее другой.
За это время небо вновь заволокло черными как уголь тучами, солнечный свет померк, и сгустились противоестественные для летнего вечера сумерки. Ветер затих, погода замерла в ожидании.
– Эй, Челентано. – Сильный хлопок по спине привел меня в чувства.
Я обернулся. За моей спиной стоял Антоха и улыбался.
– Ты чего тут забыл? – спросил он.
– Да… к другу заходил. А ты?
– И я тоже. Домой?
– Ага.
– Ну и пошли тогда вместе.
– Че это ты так вырядился, – наконец спросил Антон, разглядывая мою шляпу.
– А, – я спохватился только в этот момент и снял ее. – Да это подарок.
– Не, ну круто, че. Тебе идет.
Я покрутил шляпу в руке и за неимением лучшего варианта вновь ее надел. Перекинул куртку через плечо и по-пижонски затопал домой в сопровождении своего друга.
До обрушения оставались считанные минуты.
9
Обрушение.
Я назвал это обрушением, по той простой причине, что все рухнуло в один момент, совсем не так, как падают выстроенные в линию доминошки, где одна утягивает за собой другую. Все произошло моментально, как обрушение карточного домика: вот еще он стоит такой высокий и невероятный с точки зрения вложенного в него терпения, и вот он уже водопадом карт сыплется вниз, задетый чьей-то неосторожной рукой. У нас все случилось так же, потому и «обрушение». Хотя, если принять во внимание все факты, то правильнее будет «обрушение первой волны».
Мы простились с Антоном на перекрестке. Он двинулся через дорогу по Маяковского, а мне нужно было пройти квартал вниз по Октябрьской. Рядовая ситуация, мы делали это уже сотни, наверное, даже тысячи раз. Только в этот раз что-то пошло не так.
Сначала густые сумерки осветила яркая белая вспышка. Не было ни звука, ни ударной волны, просто на секунду вспыхнули небеса за нашими спинами. Как это всегда бывает, после яркой вспышки сумерки сгустились еще сильнее, и мне потребовалось некоторое время, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте.
Первым делом я старательно оглядел небеса, в поисках какого-нибудь намека на взрыв: зарево на горизонте или столб дыма, но ничего подобного не увидел. Затем я взглянул на Антоху. Он стоял на самом краю проезжей части, не дойдя до тротуара жалких полшага.
Сперва я подумал, что он просто прикалывается. Ну, знаете, так часто делают дети, когда за их спинами что-то произошло: замирают на месте, стоят несколько секунд, а затем медленно поворачивают голову. Вот и Антон тоже застыл в странной позе: тело наклонено вперед, обе руки в карманах куртки, одна нога застыла в воздухе. Я все ждал, когда же он оглянется, чтобы всем своим видом показать мне как он удивлен.
Но Антон не поворачивался. Все стоял на месте как вкопанный, с ногой, зависшей над мелким гравием обочины.
– Антоха? – встревоженно позвал я. – Эй, ты чего?
Только сейчас я стал замечать, что подобным образом застыли еще с десяток людей на улице. Я заметил это лишь периферийным зрением, потому не предал никакого значения. А вдруг это всего лишь реакция на вспышку? Контузия? Кто знает, может звук и был, но только на сверхвысоких частотах, которые не способно различить человеческое ухо? А вот эти несколько человек что-то уловили, и это что-то ввело их в ступор.
Я осмотрел дорогу и, убедившись, что машин нет, быстро ее пересек и подошел к застывшему другу.
– Антоха, чего встал? Давай уже… – Я замолчал, взглянув в глаза друга.
На самом деле не было никаких глаз, лишь два светящихся провала и большое бело пятно вместо раскрытого рта. Я вскрикнул и отступил на шаг. Хотелось куда-то бежать, прятаться, зарыться поглубже, и не высовывать голову. Только сейчас я услышал, что улица полнилась голосами. Плачем в основном, и громкими причитаниями.
Я огляделся: прохожие, те, что были еще на ногах, трясли за плечи своих застывших друзей и родных, звали их, просили очнуться. Но они их не слышали, не реагировали, лишь стояли как безмолвные статуи и испускали белое свечение.
Повинуясь порыву, я потянул Антоху за руку подальше с проезжей части. Он стал таким невероятно тяжелым, словно его одежда была из свинца. Протащив его жалкий метр до травы вдоль обочины, я остановился и перевел дыхание. Сердце бешено стучало в груди, липкий холодный пот заливал глаза.
Я снял шляпу, тыльной стороной ладони вытер пот со лба и продолжил свою работу. Обочина – это хорошо, но лучше оттащить его как можно дальше. В хаосе произошедшего, водитель может и не заметить застывшую вдоль дороги фигуру.
Стащив Антоху с небольшого холма вниз, я оставил его у невысокого кустарника, по другую сторону забора. Теперь он был в относительной безопасности. По крайне мере, автомобили до него не доберутся, а дотащить его до дома я бы все равно не смог.
Может, это и было правдой, а может в тот момент я думал только о себе. Размышлять на эту тему откровенно не хотелось.
– Прости, дружище, – сказал я ему. – Я сделал все что смог.
С каким-то мерзким и липким чувством внутри, я взглянул на часы. Была половина восьмого. Все мысли об Антохе тут же вылетели из головы, и я как бешеный кинулся домой, напрочь забыв о машинах.
Сколько у меня заняла дорога сказать трудно. Вероятно, не больше нескольких минут. От того места, где я оставил Антона, до моего дома было рукой подать.
Уже сворачивая во двор, я понял, что что-то не так: окна моей квартиры были черны как ночь.
– Быть этого не может, – в ужасе, прошептал я, влетая на второй этаж.
Ключ не с первого раза попал в замочную скважину – так сильно тряслись мои руки. Я несколько раз ткнул им в сам замок, и несколько раз в обшивку вокруг, вероятно оставляя неприятные царапины. Сейчас меня это не волновало. Взяв себя в руки, я все же смог вставить ключ и дважды его повернуть.
Дверь бесшумно открылась. По коридору скользили длинные тени, вызванные отсветом фар машины за окном. Непривычная тишина давила на виски, заставляя ощущать каждый удар моего сердца. Ноги отчего-то подогнулись, и я, хватаясь за стены, прошел внутрь и, не разуваясь, свернул в зал.
Я знал что увижу, еще до того, как совершил этот поворот. Я чувствовал это нутром, чувствовал кожей, каждой клеточкой своего организма, каждой нейронной связью в мозгу. Но я оказался не готов к тому, что увижу.
Мама стояла посреди комнаты, сложив руки на груди. Вероятно, она ждала меня и от волнения ходила взад вперед по комнате. Волновалась из-за погоды, волновалась из-за странных сумерек, и, вероятно, даже успела почувствовать тревогу после вспышки. Но я не успел.
– Мама? – позвал ее я. Хотя вместо голоса вырвался сдавленный хрип, такой тихий, что даже я его не услышал.
Мой рот открылся и закрылся, в безуспешной попытке позвать ее снова. Сознание с нарастающим гулом в ушах ухнуло к моим ногам, туда, где раскрывалась бездонная пропасть. В момент навалилась слабость, а сильный удар изнутри заставил мои глаза слезиться.
Я подошел ближе, поднял свою руку, прижал к ее щеке. Она была такой теплой, такой родной. Отсвет белого сияния ее глаз упал мне на предплечье.
– Мам? – Я смог наконец-то совладать со своим голосом. – Мам, прошу тебя…
Я подошел ближе, взял ее за хрупкие плечи. Слезы бежали безостановочно, я не видел даже мерзкого белого света, позволившего себе осквернить ее.
– Мам! Нет-нет-нет, только не ты. – Я водил руками по ее плечам, по рукам, чувствуя, какими твердыми они стали, какими неживыми. – Мамочка, очнись, прошу…
Тихий шорох в моей квартире оповестил меня, что я не один.
Замерев, я осторожно вытер рукой глаза, присмотрелся. Комната мне была хорошо знакома – это же мой дом! – я бы смог пройти по ней с закрытыми глазами. Книжные стеллажи, полки с хрусталем, бар, телевизор – слева, диван и два кресла – справа. Все было укрыто полумраком, все было недвижимо. И только низкая, приземиста тень, медленно ползла в мою сторону.
Я инстинктивно потянулся к карману, в котором всегда носил с собой нож-бабочку, одну из двух сестер. Но на этот раз ножа там не оказалось. Я совсем потерял бдительность и вероятно выложил его в штабе. Выложил их обеих. В кармане лежал только Осколок Неба. Я всей пятерней сжал его как можно сильнее.
Тень остановилась за моей мамой. Две костлявые лапы легли на ее плечи, и за ее спиной возникла высокая худая тень, до боли похожая на рисунок маленькой девочки. Протосовское лицо приблизилось к лицу моей мамы, сделало движение, словно ловит запах носом, тонкие световые нити качнулись и устремились к твари. Его ракоподобные глаза-бусинки заволокло белым.
Вероятно я все же не сдержался и тихий рык вырвался из моих плотно сжатых губ, потому что существо дернулось, повело головой, нити оборвались и его глаза вернули обычную черноту. Существо слепо двинулось вперед, мотая головой из стороны в сторону. Выглядело это так, словно оно ищет меня, но никак не может найти.
Вот его морда застыла напротив моего лица. Я смог разглядеть и кожистую безротую и безносую морду, и змеиный цвет его лица, и черные глазки, глубоко посаженные под чашеподобной головой. Я даже видел, как вздуваются и опадают те места его лица, которые мы называем щеками.
Существо слепо водило головой и издавало низкий и устрашающий клекот. Мы были в сантиметре друг от друга, а оно меня не видело. Я продолжал стоять, сжав кулаки и смотреть ему прямо в морду, пока оно не обернулось и, припав к полу, не выбежало на балкон. Там, перегнувшись через край балкона, оно выбралось наружу совсем как гигантская ящерица.
Только когда вновь воцарилась гробовая тишина, я вздохнул полной грудью и зашелся громким кашлем, жадно хватая ртом воздух. Оказывается, я все это время не дышал.
Уняв свой приступ, я достал из кармана Осколок. Он слабо светился на моей ладони. Вот уж что действительно никак не изменилось за все это время, и даже после обрушения камень оставался прежним, а свечение его нисколько не усилилось. И все равно, у меня сложилось впечатление, что именно он скрыл мое присутствие от твари. Ну не мое же обездвиженное состояние, в самом деле? Не тираннозавр же ко мне в квартиру залез.
Окна снова осветились ярким светом фар. Я не придал этому значение. Снова подошел к маме, только на этот раз с одной конкретной целью. Я приложил камень к ее голове и подождал несколько секунд. Ничего не происходило.
– Может, стоит подождать подольше? – спросил я сам себя.
В моей комнате ожила и затрещала рация. Вот уж действительно лидер от бога, подумал я про себя: всем велел носить их с собой, а моя собственная мирно покоится в комнате.
– Прости, мам, – прошептал я, касаясь ее щеки своими губами. – Мне надо идти. Но я обязательно помогу тебе. Ты слышишь, мам? – Голос вновь сорвался. – Слышишь? Я верну тебя, чего бы мне это ни стоило.
И пока вновь не разревелся, я отпустил ее руку и кинулся в комнату, где заходилась рация голосом моего брата:
– Брат! Брат, ты где! Ответь! Бра-а-ат!
– Ну, все, все! – ответил я. – Хватить завывать. Я тут.
– Фух, слава богу, – выдохнул он. – Я думал, что ты тоже… засветился.
– Я нет. А вот моя мама.
– Да, – сквозь помехи сказал мой брат. – Моя тоже. И Папа. И бабушка с дедушкой. И даже младший брат. Что это? Что происходит? Это то, да? То о чем ты переживал?
Я помолчал, собираясь с мыслями, а затем спросил:
– Ты где?
– Да у тебя под окном.
Я удивленно вскрикнул и кинулся на кухню, потому как не мог больше видеть мою обездвиженную маму. Окна кухни тоже выходили во двор. Брат был там. Сидел на своем скутере под моим балконом. Я ужаснулся, и меня всего передернуло: подумать только, а если бы Саня приехал на пару минут раньше? Он бы, так же как и я, нос к носу столкнулся с тварью. Но вот меня-то она не увидела, а прошел бы тот же трюк с моим братом без волшебного камня?
– Быстро наверх, – прошипел я, зажав кнопку рации.
– Но я… А как же скутер?
– Быстро!
Оставив скутер как есть, Саня кинулся ко мне. Через пару секунд дверь открылась, и он вошел, бледный как смерть.
– Проходи, – велел я ему, закрывая дверь на замок.
Он прошел, заглянул в зал и отвернулся.
– Вот и мои так же, – всхлипнул он. – Мама на кухне стоит, а папа в кресле с газетой. Сережка на унитазе. Я с ним часто ругаюсь и мы деремся, но я не хочу, чтобы он вот как вот… на унитазе…
Я приобнял брата за плечи и он замолчал. Только стоял и смотрел себе под ноги, кусая губы.
– Надо же что-то делать, – встрепенулся он. – Что мы можем сделать?
Я посмотрел в его глаза и увидел в них решимость, которой как раз так сильно не хватало мне.
– Для начала… – Я поднял рацию и переключил канал на общий. – Ребята, доложите свой статус.
Саня скривился. Я пожал плечами. Ну что я могу сделать, если на ум пришло только это?
– Я и Серега в штабе, – ответил механическим голосом Стас. Помех было больше чем обычно.
– Отлично, ждите нас там. Оттуда ни ногой.
– Ясно, – ответил Стас. – Отбой.
– Отбой.
Я взглянул на брата, и он слабо улыбнулся. Ну, еще бы, хоть одна хорошая новость.
– Наташка? – Я отпустил кнопку и прислушался – только помехи.
– Наташка, – повторил я.
Ничего. Тишина.
– Наташ. – Голос Сереги. Дрожит.
Только помехи.
– Так, Полторашка, – нервно закричал я. – Если ты сейчас же не ответишь, даже если сияешь как новогодняя елка, то я найду тебя и отшлепаю! О, я тебя буду так долго шлепать, пока дырка на заднице не протрется!
Тихий скрип, щелчок.
– Дурак.
Я облегченно вздохнул. Саня покачнулся и сжал мою руку, чтобы не упасть.
– Наташ…
– Они все застыли. Застыли и светятся. – Наташка рыдала, не сдерживала себя. – И мама, и папа, и бабушка. Мама-то с бабушкой у нас были, вон они сидят за столом… чай пьют. А папа… я к нему ходила. Открыла своим ключом…
– Наташ!
– … так как я звонила и звонила, а он не открывал. Я тогда все поняла, но верить не хотела, пока не увижу. А он там стоит, в рубашке своей дурацкой…
– Наташка! – крикнул я, когда она замолчала и наконец-то отпустила кнопку. – Слушай меня внимательно, от этого может зависеть твоя жизнь. Сейчас бросаешь все и мигом в штаб. Ты меня поняла? Никаких сборов, никаких прощаний и причитаний. Возьми себя в кулак и в штаб. Поняла?
– Да. – Голос хриплый, отстраненный.
– Мы будем через десять минут максимум.
Я дал отбой и повернулся к брату:
– Как думаешь, твой скутер нас обоих утащит?
– Как в старые времена? – улыбнулся он.
– Как в старые, – улыбнулся я в ответ.
– Утащит.
– Тогда дуй вниз и заводи.
Саня открыл дверь и кинулся вниз по лестнице. Я бросил последний взгляд на застывшую маму, и выбежал за ним следом.
– Ты, кстати, чего в шляпе? – спросил Саня, когда мы садились на скутер.
– Да, Владимир Викторович подогнал, – смущенно ответил я.
– А, ясно. – Брат помолчал, пока я усаживался, а затем добавил: – Он тоже.
– Что тоже? – не понял я.
– Светится, – пояснил Саня. – Я заехал к нему по пути, а он во дворе у дома. Видно собирался куда-то. Стоит и светится. Как и все они.
– Ладно, Саня, погнали.
Мой брат кивнул и, оторвав ноги от земли, устремил скутер за ворота.
Мы летели вверх по Ленина, не доезжая квартала до центрального универмага, когда это произошло. Где-то далеко что-то громко бахнуло, взорвалось так, что нам заложило уши.
– Что это? – крикнул Саня.
Я взглянул на небо: на этот раз взрыв есть, вспышки нет. Значит, это не оно. К тому же фары светили, рация работала, а мы ехали. Значит и не ЭМИ. А через секунду мы получили ответ. Раздался еще один взрыв и город погрузился во мрак.
– Видимо, подстанция, – крикнул я. – Давай помедленнее. Ни черта не видно.
И хотя мы и так почти тащились – поверить не могу, что когда-то считал скутер таким быстрым! – Саня сбросил скорость еще ниже.
Пока мы ехали по центральной улице, я видел, как люди скрываются в своих домах, спеша убраться подальше от светящихся, подальше от улиц. Но были и такие, что разбивали стекла и витрины магазинов, вламывались внутрь. Неужели даже в такой темный час люди остаются людьми? Вечно жадными, вечно порочными, стремящимися заработать даже на несчастье других?
Я отвернулся и громко выругался.
– Что? – спросил через плечо Саня.
– Ничего, – процедил я, сквозь стиснутые зубы.
До штаба мы добрались минут через пять. Кинули скутер у входа и поднялись наверх. Все уже были на месте. Стас и Серега на диване. Наташка свернулась в моем кресле.
– Вы долго, – оставив приветствия, сказал Стас.
– Подстанция накрылась, во всем городе больше нет света, – так же забыв о приветствии, ответил я.
– Что?
– Сам посмотри. Темно как в жопе…
– Андрей! – взмолилась Наташка.
– Да, прости.
Стас кинулся к окну, а Серега серьезно спросил:
– Так что мы будем делать?
Что делать? Это хороший вопрос и будь я проклят, если знаю на него ответ. Там, дома, глядя на застывшую маму я был готов действовать, был полон решимости, но теперь… Теперь я не знал что делать. Ответов не было, зато вопросов хватало с лихвой.
Я молча взглянул на часы: без двадцати восемь. Прошло чуть больше часа, а кажется, что целая жизнь.
– Ты не знаешь? – спросила Наташка и повернулась к Сереге: – Он не знает.
Да, я не знал, но, черт возьми, как же сильно задели ее слова. И ее интонация.
– Слушайте, я вам не Господь Бог, чтобы знать ответы на все вопросы! – взорвался я. – Или вы что думаете, что я каждый день попадаю в такую жопу? Или мне с неба падают ответы на маленьких надушенных бумажках с аккуратным каллиграфическим подчерком? А?
Я оглядел друзей, они смотрели на меня, вытаращив глаза.
– Или вы думаете, что можно во всем винить меня? Сбрасывать на меня ответственность? Я что ли все это начал? Я просил об этом? Или это я веселился все это время, считая, что страшное позади? Я кричал тут, что все будет хорошо?
Наташка съежилась сильнее.
Заткнись дурак! Заткнись! Чего распустился? Стоишь тут как идиот и орешь! Слишком уж много «я» в твоем монологе, не находишь?
Но да куда там, я же уже распалился, я готов рвать и метать. Подходите по одному, кому жить не надоело.
Я стоял и буквально выдыхал пламя, когда наткнулся на полный мольбы взгляд Наташки. Она смотрела на меня, а из ее глаз катались крупные слезы.
– Я… прости… те. – Я тяжело вздохнул и попытался, если не потушить свой гнев, то хотя бы запрятать его поглубже. – Вы поймите, что и мне нелегко. Все мои родные сейчас в этой жуткой коме, так же как и ваши. И я точно так же как и вы смотрел в лицо моей застывшей маме, и готов был сдохнуть прям там, на том же месте, лишь бы вернуть ее. Лишь бы еще хоть разок увидеть ее улыбку.
Прежде чем я договорил, Наташка встала и крепко меня обняла. Голос пропал куда-то, да и не хотелось ничего говорить. В ее объятиях было так спокойно, так легко. Пламя гнева, что бушевало во мне, куда-то бесследно исчезло.
– Легче? – спросила она меня так, чтобы это мог слышать только я.
– Спасибо, – ответил я. – Прости.
Вместо ответа она крепче сжала меня. Я не заслужил такого. Не заслужил ее. Не заслужил своих друзей, что сейчас стояли вокруг и виновато смотрели в пол.
– Идите все сюда, – сказал я, раскрывая объятия шире.
И мы обнялись. Все пятеро. Стояли маленькой тесной кучей и сжимали друг друга. А почему бы и нет? Ведь у нас больше никого не осталось.
В этот момент небо осветило второй раз. Мы оглянулись. Новая вспышка была в точности такой же, как и первая. Небеса озарились, а затем все погасло. Но новому сумраку не удалось царствовать слишком долго. По всему городу, начиная от предполагаемого эпицентра второй волны, стали вспыхивать белые огоньки, они словно маленькие яркие лампочки зажигались в окнах домов, вспыхивали на улицах и ровной вереницей тянулись во все стороны.
– Господи. – Наташка зажала свой рот ладонью. – Это конец света.
Я смотрел, как все больше увеличивается количество «лампочек» за окном и понимал только одно. Только одна мысль билась сейчас в моей голове.
– Надо сваливать, – тихо сказал я.
– Что?
Я не знаю, чей это был голос, не смог его разобрать, то ли от страха, то ли из-за отрешенности. Сейчас меня волновало только одно – взял я ключи от Морриган или нет. Сунув руку в карман, я наткнулся на одинокий толстый ключ с брелоком и тут же вспомнил, как утром сунул их в карман.
Наташка оторвалась от меня и взглянула в глаза.
– Куда валить? – спросила она.
– Подальше отсюда. Валить, пока не стало еще хуже. Валить, потому что мы последние люди во всем чертовом городе, которые еще могут хоть что-то сделать.
– Я согласен, – тут же сказал Серега. – Надо уехать подальше и все как следует обдумать.
– Тогда собирайтесь, – кивнул я. – Берите все, что может пригодиться. Встречаемся у Морриган.
Я уже хотел идти, когда руки Наташки меня остановили.
– Что такое? – удивился я.
– А почему ты в шляпе?
Черт! Я смутился уже в третий раз за день и быстро стянул ее с головы.
– Подарок, – пробормотал я. Надо же, город пылает в метафорических руинах, а я нахожу время для смущения. Идиот.
– Нет. – Наташка вернула шляпу на место и щегольски сдвинула на бок. – Тебе идет.
Я кивнул и побежал вниз, заводить Морриган. Стас и Серега уже открыли двери к этому времени, а Саня что-то загружал в багажник.
– У нас почти ничего нет, – пожаловался он.
– Тогда хоть одежду теплую возьми. На улице чертовски холодно для начала июля.
Загрузившись в машину, мы последний раз переглянулись, как бы решаясь на побег, и в молчаливом согласии двинулись напрямик через пустырь.
Первые две минуты мы ехали тихо, не превышая пятидесяти километров в час. Было темно, только светились глаза и рты застывших прохожих. Но выезжая на Ленина, я прибавил газу и включил дальний свет. Ну а что? Кто-то будет против?
Все увеличивая скорость, мы неслись вниз по Ленина. Я не знал, почему свернул именно сюда, просто доверился своему чутью. В этой части города ситуация была еще хуже, чем мы предполагали. Тут последствия второй волны еще не полностью захватили людей. Мы видели, как они бегут по тротуарам, через дорогу и застывают на ходу, начиная светиться. Люди кричали, толкали друг друга, падали и вставали. Были и такие, кто бросался под колеса, желая, чтобы мы взяли их с собой.
На перекресте с Гоголя, я попытался увернуться от несущегося через дорогу человека, и не заметил, как прямо на нас, ослепляя ярким светом фар, вылетела старая волга. Эта огромная ржавая махина неслась по Гоголя, бог знает куда, уже не управляемая. Я последний момент я успел свернуть влево и выскочить на тротуар, перевалившись через бордюр. Нас качнуло, подбросило с сидений, а волга на полном ходу влетела в белые стены барака.
– О боже, – простонала Наташка.
Я мельком глянул в зеркало заднего вида: Стас, Серега и Наташка посередине – все сидели обнявшись и тряслись как осиновые листы.
– Лучше бы пристегнулись, – проворчал я и взглянул на Саню, который сидел на пассажирском рядом со мной. Он тут же пристегнулся.
Мы пролетели Стеллу, и я с грустью подумал о доме. Больница мелькнула с левой от нас стороны, и ее окна были так же черны, как и все вокруг, и только отсвет сотен огоньков напоминал нам о том, что она далеко не так безлюдна, как может показаться.
Я все гнал и гнал вперед, пока за окнами не стали мелькать лишь частные дома, а впереди не возникла У-образная развилка. Дорога прямо вела нас дальше, за пределы города, туда, где еще жива цивилизация. Я поднял взгляд на зеркало заднего вида. Взглянул на город в отражении. Взглянул и понял, что не смогу его покинуть. Только не сейчас, только не в такой момент. Крутанув руль, я свернул на гравийку, что вела к дачному участку «Вьюнок», и мы, покачиваясь на ухабах, покатили дальше.
– Ты чего? – спросил Саня.
– Нам не обязательно покидать город, чтобы быть от него подальше, – ответил я.
Одинокий черный RAV4 освещая огнями ухабистую дорогу и стройные ряды заборов дачных участков, медленно полз по узким улочкам. Его окружали только приземистые домики, разбавленные высокими соснами, березами и редкими тополями. Домики, раскинувшиеся на кривых, волнистых улицах, были так же черны, как и окружавшая их ночь. И только мерцающие в их окнах огоньки говорили о том, что и эти дома, когда-то населяли люди.
И все они теперь светились как один.
