Читать книгу: «Сон разума», страница 20

5

Я проснулся первым. Проснулся от того, что мои зубы яростно стучали друг об друга. Я даже не мог точно сказать, что именно меня разбудило: неподконтрольное мне сокращение челюстных мышц или звук, с которым эти самые челюсти смыкались. Я трясся, несмотря на теплую одежду и одело, которым был укрыт. Ощущение было таким, словно меня голым уложили в снег и им же накрыли.

Единственным источником тепла было, без сомнения, тело Наташки, которая прижималась к моей спине. Я чувствовал одну ее ладонь между лопаток, а вторую где-то под моей правой ягодицей. Ну, тут-то все понятно – греть руки под жопой отличный вариант, вот только обычно люди это делают со своей задницей.

Я осторожно оглянулся, стараясь никого не разбудить. Наташка крепко спала, уткнув нос между моей и своей подушками. К ее спине прижимался Саня, точно так же, как она прижималась к моей. Идеальная шведская семья?

Я откинул одеяло и укрыл их еще одним слоем. Вряд ли это сильно поможет, но лучше, чем ничего. Спустив ноги, я прикоснулся носками к ледяному полу и зашипел сквозь зубы. На поиски кроссовок ушло еще несколько минут, которые я размышлял о том, что хрен бы я встал, если бы не естественный утренний позыв. Благодаря холоду, в туалет хотелось так, что сводило зубы, а перед глазами иногда плясали черные точки.

Обувшись, я, пошатываясь, побрел в туалет, спрятав ладони под мышками. Серега и Стас храпели в унисон. Оба еще видели десятые сны. Я никого не хотел будить, потому осторожно открыл замок, отварил дверь, и вынырнул в легкую утреннюю дымку.

До туалета я еле добрался: узкая тропинка среди грядок, то и дело убегала у меня из-под ног, что грозило закончиться катастрофой, потому идти пришлось гусиным шагом. Когда же я все-таки добрался до туалета, то даже застонал от удовольствия, опустошая свой мочевой пузырь. Я стоял, закрыв глаза и сонно покачиваясь, цепляя стенки туалета, минут пять, ни меньше. А затем вышел на улицу, и впервые с радостью втянув утренний воздух, поплелся к бочке с водой.

Вода охладилась за ночь, и я с удовольствием плескал ей себе в лицо, чтобы скорее прогнать остатки сна. Затем насухо вытерся полотенцем и достал из кармана часы, которые снял с руки перед походом в туалет. Было только самое начало седьмого. Слишком рано для летнего денька. Хотя, честно сказать, в то время я всегда просыпался рано, самое позднее в восемь утра. В моей жизни пока было всего два таких периода, когда я вставал ни свет, ни заря: до восемнадцати, и после двадцати восьми. В промежуток между этими возрастными отметками, я мог проснуться и в три часа дня, потому что день мой закончился в пять утра, в лучшем случае. До восемнадцати у меня не было причин ложиться так поздно, а после тридцати – сил.

Надев часы на руку, я взглянул на горизонт. Небо было по-летнему чистым, а солнце еще скрывалось на востоке за холмами, с которых, облизывая березовую рощу, спускался молочный туман. И чем ниже к подножию он подбирался, тем плотнее и непрогляднее становился. И не смотря на то, что березы выглядывали из него как жертвы неожиданной химической атаки, вид был потрясающим, чарующим. Хотелось любоваться им бесконечно долго, полной грудью вдыхая свежий загородный воздух.

Но я не мог просто так терять время, стоя здесь и наслаждаясь видами. Я вернулся в домик и первым делом осторожно открыл дверь печи: как и следовало ожидать – выгорело все, и только кучка серовато-белого пепла напоминала мне о том, что всего несколько часов назад в печи бодро полыхал огонь. Ну что же, придется, им немного помучится от холода, сделать я сейчас ничего не мог, не поперебудив всех, звуком пилы и ударами топора.

Заглянув на кухоньку, я обнаружил, что и с завтраком у нас проблемы. Из еды осталось разве что пара-тройка яиц, кусочек сыра, да пара ломтиков салями. Не густо, совсем не густо для пятерых. Ладно, как-нибудь перебьемся, а днем кому-то придется сходить в очередной разбойничий рейд по дачам, чтобы добыть нам пропитание хотя бы на ближайшие два дня.

Я сходил к холодильнику и достал оттуда оставленные мамой конфеты. По дороге я сосчитал количество пятилитровых бутылей с водой и понял, что их количества хватит, чтобы мы протянули здесь месяц, если сильно воду не переводить. Вернувшись на веранду, я вскипятил себе чайник с водой, выключив его до того как своим громким автовыключением он перебудит весь дом, и заварил крепкий эрл грей.

Взяв кружку и пару конфеток, я вышел на улицу. Надо было придумать, чем занять себя до обеда, пока не проснуться остальные. Заниматься дровами я сейчас не мог, это уже ясно, надо было что-то потише. Я прошелся по даче, попивая свой любимый чай и оглядывая огород. Как оказалось, работы нашлось с лихвой: нужно было прополоть морковку, полить помидоры на земле и в теплице, открыть и полить огурцы и перец, собрать поспевшую викторию, пока ее не поклевали птицы, и по-хорошему, уже следовало бы подвязать тепличные помидоры – за это время они серьезно вытянулись и уже начали заваливаться набок.

На меня накатила неожиданная и крайне тяжелая волна грусти: обычно всем этим занималась моя мама, а я лишь помогал ей, например, принести воды или собрать ягоду, а может протянуть шланг для поливки в другое место или перекрыть воду. А сейчас она не могла этим заняться, сейчас она стояла как манекен посреди пустого дома, а взгляд ее был устремлен в никуда. Стало так горько, что даже чай показался отвратительной болотной водой, заполнившей мой рот. Я выплюнул его на грядку и, морщась, побрел обратно в дом.

Первым делом я решил начать с поливки, что было вполне естественно. Я открыл все помидоры, перец и огурцы на земле и по очереди подходил к ним со шлангом. Это показалось мне забавным: на дачах работало и электричество и водопровод, в то время как город был погружен во мрак. Вероятно, дачные системы независимы от городских.

Закончив с поливкой, я принялся пропалывать грядки морковки. Признаюсь честно – я считаю прополку грядок самым отвратительным видом дачных работ. Я ползал на карачках по узким дорожкам и пальцами выщипывал траву, складируя ее в ведро. Через час я уже не чувствовал своих ног, а спину ломило. И кто там сказал, что физический труд облагораживает? Когда от боли сводит спину, что ты не можешь стоять прямо, а ноги подгибаются сами по себе – ни о каком облагораживании разговора идти не может. В этот момент я был ближе к неандертальцам, чем к людям разумным.

Закончил я ровно в десять, это помню точно, потому что посмотрел на часы. А вот как я оказался в теплице с бечевкой и ножницами – уже помню смутно. Запомнил лишь, как передвигая чурбан, на котором сидел, двигался между рядов помидор и подвязывал их к уже свисающим с потолка бечевкам, или цеплял новые. Термометр показывал почти пятьдесят градусов. Не помогали даже открытые тут и там окна и входная дверь.

Поднял я голову только тогда, когда за спиной послышались шаги. Я обернулся: на пороге стояла Наташка, сонно потирая глаза.

– Доброе утро, – сказал я, утирая пот со лба воротником футболки, что было столь же эффективно, как и протирать лицо от воды, стоя под струями водопада. Моя кофта давно висела на гвоздике у входа.

– Доброе утро, – пробормотала в ответ Наташка, а затем зевнула во весь рот, поздно сообразив, что неплохо было бы его прикрыть. – Извини.

– Ты это мне говоришь? – усмехнулся я, демонстрируя мокрую футболку и перепачканные зеленым руки.

Наташка шагнула внутрь.

– Чем занимаешься?

– Да вот. – Я неоднозначно махнул рукой с ножницами. – Подвязываю помидоры. Обычно-то этим мама занималась, а сейчас… она… – Я не знал что говорить. Не знал, как продолжить эту фразу. Я вообще не знал, что делать. Мои руки опустились, и я закрыл глаза. Я так хотел поскорее уехать из дома, освободиться от этой опеки, стать поскорее независимым от нее, а теперь, все чего я хотел, это еще хотя бы раз увидеть ее улыбку. И в жопу всю независимость мира.

– Я понимаю. – Наташка взяла одну из пустых пластмассовых катушек, которые, скорее всего, использовались в прошлом для намотки кабеля, и уселась рядом со мной.

– Знаешь, я все время думаю, – тихо начала она, хлюпая носом, – что мы можем их больше не увидеть. Я боюсь того, что возврата из этой комы нет.

Я боялся того же, а потому сейчас молчал, подвязывая очередной кустик.

– Что если «так точно, товарищ полковник» – последнее мое обращение к отцу? Что если тот разговор, был последним? И что же я спрашивала? О том, как у него дела? Как его здоровье? Я говорила, как люблю его?

Наши глаза, наконец, встретились, и я увидел, что Наташка плачет. Я хотел ее как-то обнять, но был таким грязным и мокрым, что попросту не решился этого сделать. Наташка все решили за меня. Она положила мне ладонь на грудь и придвинулась ближе.

– Знаешь, – прошептала она, роняя крупные слезы. – Знаешь, что я сказала своей маме? Что последнее я сказала? – Я не знал, но от меня ответа и не требовалось, я должен был лишь слушать. – Я сказала: «Пока, мам». И хлопнула дверью. Я спешила. Спешила настолько, что даже не смогла дождаться, когда она придет проводить меня, чтобы обнять и поцеловать на дорожку. Она всегда желала мне счастливого пути и…

Видимо в этот момент Наташка поняла, как прозвучало последнее ее предложение. «Желала» – звучит страшно, звучит как приговор. Звучит как то, что было только в прошлом и чему уже не совершиться никогда.

В этот момент Наташка зарыдала, и мне пришлось ее обнять. Неловко, осторожно, старясь не запачкать ее. Но девушку не волновали ни моя мокрая футболка, ни чистота моих рук, она обняла меня за шею и долго плакала, пока слезы не высохли. А я все время молчал. Не мог ничего сказать. Любое «все будет хорошо» прозвучало бы до боли нелепо и глупо. Ну, кто может давать подобные обещания в такой ситуации?

Когда Наташка выплакалась и отстранилась, я заглянул ей в глаза и сказал:

– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы их вернуть. Сделаем вместе. – Наташка кивнула. – Ты согласна с этим? – И она кивнула второй раз. – Хорошо, тогда давай закончим с этой работой, пока детки не проснулись.

Наташка хихикнула сквозь слезы и взяла ножницы. Дальше все пошло очень быстро: она своими изящными длинными пальчиками так ловко и быстро подвязывала кустики, что казалось, именно этой работой она занималась всю жизнь. А когда мы закончили, то Наташка помогла мне протянуть шланг, и я полил помидоры, а она стояла у входа и наблюдала, как наполняются ниши, в которых сидело по четыре кустика.

Пацаны проснулись в половине первого и как те же зомби бесцельно бродили по домику в поисках еды.

– Рановато вы, – саркастично заметил я.

– Да-а-а… – Серега заразительно зевнул. – Я бы еще поспал.

– А я бы поел, – грустно вздохнул Стас.

– Ну а я бы тогда выпил чего-нибудь, – подытожил Саня.

– Ладно, хватит. – Я сел за стол и посмотрел на всех. – Думаю, ни для кого не секрет, что перед нами сейчас стоит всего две основные цели на сегодня – это заготовить дров и найти еды. Исходя из этого, можно легко сформулировать задачи: кто-то отправится на поиски припасов, а кто-то останется здесь и немного поработает ножовкой и топором. Кто хочет остаться?

Я смотрел на пацанов, но те только отрицательно качали головами. А Серега так еще и кресты в воздухе чертил.

– Ясно, – кивнул я. – В принципе на то и рассчитывал. Значит, остаюсь я, а вы четверо сходите за едой.

– Вот еще, – фыркнула Наташка. – Я туда ни за что не вернусь. Да и тебя одного тут не оставлю.

Я усмехнулся и покачал головой.

– Не волнуйся, милая, я могу о себе позаботиться.

– Нет, Наташка права, – сказал Саня. – Ей там делать нечего в любом случае – слишком опасно и мы будем только и думать, как прикрыть ее. Да и тебе лишние глаза не помешают. Мало ли что.

Саня не стал уточнять, что это за «мало ли что» такое, но я думаю, ответ и не требовался, все мы думали об одном и том же. Хотя есть одна вещь, о которой, как мне кажется, никто думать не стал. И очень зря.

Я согласно кивнул и протянул брату свой кольт.

– Держи, – сказал я, – но только помни…

– Знаю, – кивнул он. – Они обычные люди. Я не стану в них стрелять. Да и револьвер не возьму.

– Нет. – Я с силой сунул ему оружие в руки. – Возьми. Ты не о том думаешь. В такое время нам следует опасаться не только светлячков.

– А что? – вздрогнул Стас. – Там есть какие-то хищные животные.

Я встал из-за стола и выглянул в окно.

– В иное время человек может быть опаснее любого животного, – мрачно ответил я.

Выдвинулись они только в пятом часу. Большую часть времени занял поздний и крайне скудный обед. Часть времени ушла на их поход в туалет и попытки умыться. Еще часть времени они потратили на споры о том, как им одеться и что следует с собой взять и может им следует поехать на Морриган? Этот вариант они вскоре откинули после слов Стаса, что им лучше не сильно шуметь и светиться, и двигаться стоит осторожно. Да еще и обнаружилось, что бензина хватит только на дорогу до города. А вопрос о том, чтобы начать его сливать с брошенных машин, почему-то не поднялся. Его не стал поднимать и я. Зато в ходе осмотра машины, нашелся фонарик, который закатился под сидение. Хорошенько порывшись в шкафу я нашел еще и мамин фонарик, компактный, зато металлический и светодиодный. Он удобно помещался в кулаке, а кнопка включения располагалась с торца, как раз под большим пальцем.

Пока пацаны собирались и переругивались, я успел снять первый урожай виктории – и надо заметить, урожай неплохой: ягодки крупные и пахнут одуряюще. Набрал небольшое красное пятилитровое ведерко. Я стоял с ним в обминку, когда они уходили.

– Осторожно там, – крикнул я им вслед, но они только помахали руками.

– Что будем делать? – спросила Наташка.

– Я буду пилить дрова, – ответил я и вручил Наташке ведро. – А ты – кушать ягодку.

Наташка как-то странно посмотрела на ведро, потом на меня и прижала его к груди.

– Я буду сидеть и кушать, а ты работать?

– Да, план такой.

Я отправился к бане, где у нас был закуток с дровами и достал первое толстенное бревно. Уложив его на ступеньку так, чтобы было удобно пилить, я взял ножовку и принялся за работу.

Вы не подумайте, я и заранее знал, что это будет адская работа – пилить бревно ножовкой. Я не знаю, сколько я пыхтел над ним, пока одна часть не была готова; со лба уже начали падать крупные капли пота. Я отложил готовый чурбан, который еще нужно было потом порубить и тоскливо взглянул на остальное бревно. А таких напилить нужно было очень много.

– Может, я помогу? – раздалось за моей спиной.

Наташка стояла в моей кофте с капюшоном в обнимку с ведром и поглощала ягоду одну за другой.

– Фу, ты, – выдохнул я. – Напугала. Не знал что ты здесь.

– Я здесь с самого начала. Так что, могу я помочь?

На само деле могла: у меня в сарае хранилась большая пила, как раз на такой случай, но проблема была в том, что требовались два человека, чтобы с ней управиться. И, кажется, у меня появился доброволец. Однако я просто не хотел утруждать Наташку. Что бы вы там не думали, а пилить бревна – работа не из легких.

– Ладно, – наконец согласился я. – Давай попробуем.

Я сходил за пилой в сарай, а затем наспех сколотил козла из четырех палок и соединил их пятой между собой, для устойчивости.

– Думаю, будет держать, – натужно прохрипел я, закидывая бревно на козла. – Итак, фу-у-ух, смотри, тут все просто: тянешь на себя, прилагая силу, затем расслабляешь руку и даешь мне потянуть пилу на себя. – Я показал ей, как это делается, потянув с силой на себя пилу, а затем, расслабив руку и позволив Наташке утянуть ее в свою сторону. – Нажимать нужно, но не слишком. – Я помолчал и добавил: – Хотя тебе, наверное, нужно все же нажимать сильнее. А еще, если мы сработаемся, то можно и помогать напарнику, подталкивая слегка пилу. Тут главное поймать ритм, ведь это работка для двоих.

– Ага, совсем как танец, – захихикала Наташка. – Или любовь.

– Love is more than just a game for two, – напевая, поправил я Наташку и она тут же подхватила:

– Two in love can make it.

И дальше мы уже продолжили вдвоем:

– Take my heart and please don’t break it, love was made for me and you!

Мы рассмеялись синхронности и знанию текста песни и приступили к работе. К сожалению, тут все было не так уж и гладко как с песней. Нет, Наташка справлялась и даже неплохо, но вот силы ее покидали быстро. Да и не привыкшие к такой тяжелой работе ручки, быстро натирали мозоли.

Закончив с этим бревном, я остановил ее:

– Нет, давай сделаем кое-что другое.

– Что, – спросила она, дуя на натертые руки.

– Займемся приличным разбоем, – ответил я, беря в руки здоровенный лом. – У соседей есть электропила, я знаю, видел, как ее прячут в сарае. Вот только их сарай крепче, а дверь железная. Но попробовать стоит.

– Вломимся? – У Наташки отчего-то загорелись глаза.

– Ну да. Вскроем дверь, позаимствуем пилу. Он будет против?

– Можешь мне поверить, – хитро захихикала девушка.

– Тогда бери топор.

Мы перелезли через забор возле бани, и аккуратно, грядочками, двинулись к сараю. Выглядел он и правда надежно, как небольшой амбар. Но подойдя ближе, я заметил, что дверь всего лишь обшита жестяными листами, а на деле же она деревянная. Наверняка, чтобы просо отваживать воров еще издалека.

– Так, – прокряхтел я, просовывая крючкообразный конец лома в щель между дверным проемом и дверью, – подай ка мне топор.

– А замок сбить не проще? – поинтересовалась Наташка, поигрывая топором и совершая им рубящие движения.

– Да ты сама посмотри. – Я отошел и продемонстрировал Наташке, как был заперт сарай. Два толстых штыря, в палец толщиной, держали длинную поперек двери железную задвижку, ушко которой было продето через такой же штырь, который скреплял массивный навесной замок. – Мы можем пытаться выбить его хоть до утра.

– И что ты хочешь сделать?

– Попытаться сломать дверь.

Наташка протянула мне топор, и я принялся забивать крюк лома как можно глубже. Когда сопротивление ослабло, я понял, что конец лома прошел насквозь и вышел с той стороны. Дверь в этом месте деформировалась.

– Ладно, малышка, давай наляжем вместе.

Лом был почти в мой рост, и размаха такого рычага хватало, чтобы его могли толкать двое, и даже трое.

– Готова? Толкаем!

Мы принялись со всех сил толкать наш рычаг, и первое время казалось, что все тщетно, и он не сдвинется с места. Но вскоре раздался характерный треск и скрежет и дверь начала поддаваться. Мы принялись толкать еще сильнее, пока лом не вырвало, и мы не полетели носом в землю.

– Полторашка, в порядке? – я помог девушке подняться.

Он стирала землю с лица, но выглядела довольной.

– Ага, – ответила она. – Давай еще раз?

– Думаю, больше и не потребуется, – ответил я, рассматривая дверь.

Выломало только ее верхнюю часть, она покосилась и держалась только на листе жести, металлическая задвижка не дала ей сойти с петель. Вот же крепкая зараза.

– Я залезу туда, а ты на, держи лом. – Я вручил лом девушке и, не поворачиваясь, принялся забираться внутрь, когда сзади пискнуло и что-то грохнулось о землю.

Я осторожно оглянулся: лом лежал на земле, а Наташка свела указательные пальцы вместе и медленно ими крутила.

– Тязоленькое сильно, – прохныкала она детским голосом.

Я усмехнулся и полез дальше, кубарем вкатился в сарай и воскликнул:

– Вот же твою мать!

– Что? – заволновалась Наташка. – Что там такое?

– Тут и пила, и дрель, и даже газонокосилка.

– Дурак! Я же испугалась.

Захватив пилу и удлинитель на десять метров, я выбрался наружу, и мы вернулись на свой участок. Протянув удлинитель к бане, мы запитали его от розетки в домике. Дальше дело пошло очень быстро. За полчаса, может чуть больше, я перепилил все дрова, что у нас были заготовлены. И быстро скрыл следы преступления, вернув пилу на место и убрав все стружки. А перепиленные дрова спрятал под навесом. Все, вроде как ничего и не было.

– Ну что пойдем? – спросил я Наташку, протянув ее ведерко с ягодой.

– Пойдем, – покорно ответила она.

Пока она кушала, я натаскал перепиленных бревен на полянку перед домиком, где роль ступеней исполняли толстые и высокие кольца старого соснового пня, и, используя один из них как подставку, принялся рубить дрова. Это дело уже было мне хорошо знакомо, и тут я мог легко справиться один, потому работа пошла быстро.

На улице темнело все быстрее и к вечеру небо затянулось пушистыми и пока еще светло серыми тучками. Поднялся легкий ветер, но мне он был только на руку: его дуновения приятно холодили разгоряченную кожу. Я работал быстро – хотел управиться до темноты и поднял голову только один раз, чтобы утереть лоб, когда заметил странный взгляд, с которым на меня смотрела Наташка, медленно отправляя в рот по одной ягодке.

– Что такое? – встревоженно спросил я.

– Как думаешь, следует поступать человеку? – неожиданно начала она, когда я уже и не ждал ее ответа и хотел вернуться к работе. – Нужно всегда делать то, что правильно, или иногда можно следовать…

Закончить она не успела, так как громко загудел мобильник в моем кармане, принимая сигналы фантомного звонка. Примерно в это же время рация, висевшая на бедре у Наташки, зашипела невнятными призрачными голосами.