Читать книгу: «Сон разума», страница 27
– Забрали все, что смогли унести, – продолжал Саня. – Даже некоторые фото девочек.
– Ну, это долгие ночи, – пожал я плечами.
– Дурак, – фыркнула Наташка.
– В общем, – подытожил Саня, – жопа. А вы как?
– Все хорошо, Саша, – заверила его Наташка. – Мы будем через пару часов.
– Осторожнее там. Отбой.
– Отбой.
– Ну, вот и нет нашего штаба, – вздохнула Наташка, убирая рацию.
– Черт, – выругался я, втыкая топор в землю. – Я его любил. Это было наше место.
– Да, но мы всегда сможем сделать новое.
Я взглянул на Наташку и кивнул, еще не подозревая, что никогда уже не будет «наших мест».
7
Наташка вернулась, когда за холмами на востоке вспыхнули первые теплые лучи рассвета. Я увидел, как ее фигура появилась в предрассветной синеве и быстро зашагала ко мне. Бросив топор на землю, я обессиленно сел на ступеньки и наблюдал, как она приближается. В руках у нее была большая кастрюля и полотенце уложенное сверху.
– Устал? – сочувствующе спросила она, присаживаясь рядом.
– Разваливаюсь на части, – пожаловался я. – Да ты и сама не лучше.
Наташка вымученно улыбнулась.
– Варя уложила девочек и сама свалилась рядом. Остались только мы.
Я взял полотенце, что она принесла, и окунул его в бочку с прохладной водой. Скинув мокрую до нитки футболку, я принялся обтираться мокрым полотенцем, морщась от освежающей прохлады.
– Мне отвернуться? – поинтересовалась Наташка.
– Зачем? – удивился я. – Ты просто мне потом ответишь тем же.
– Дурак, – фыркнула девушка.
Я как мог вытерся полотенцем, дождался, пока утренняя прохлада полностью остудила тело и натянул чистую футболку, что висела на крючке в предбаннике.
– Сколько же у тебя черных футболок? – шутливо спросила Наташка.
– Не знаю, не считал, – серьезно ответил я. – Много. Что у тебя там?
Наташка смущенно взглянула на кастрюлю, что держала на коленях.
– Я не знала, что бы такое сделать быстро, чтобы хватило на всех, ну и… сварила пельменей.
– О, боже, отлично. Давай скорее сюда, а то я начну есть тебя.
Наташка поставила кастрюлю на сбитые вместе доски, которыми была прикрыта бочка и сняла крышку с кастрюли. От пельменей все еще шел ароматный пар. Я выхватил вилку из ее рук и с рычанием накинулся на пельмени.
– Тебя еще шатает, – заметила Наташка, становясь рядом.
– Я просто… м-м-м, еще не пришел в себя.
– Тебе тоже стоит поспать.
– Не-не, – покачал я головой, дожевывая пельмешку. – Выезжаем сейчас. Я только поем… боже, как вкусно.
– Да это просто пельмени. – Наташка смущенно откинула волосы.
– Вкусно, – повторил я, быстро орудуя вилкой и глотая, практически не жуя.
– Тише ты, еще подавишься.
Я закивал, но ничего не ответил – жевал разом три пельмешки. Наташка с улыбкой смотрела на меня и лениво копалась в кастрюле.
Следующие пять минут тишину нарушало лишь мое чавканье и редкий скрежет вилки о стенки кастрюли.
– Тебе все же стоит поспать, – нарушила тишину Наташка. – Ты еле держишься на ногах.
Я и в самом деле еле стоял, приходилось одной рукой придерживаться за бочку, а руки казались ватным и сильно гудели. Чудом было уже то, что я мог удерживать в них вилку.
– Нет, – твердо заявил я, откладывая столовый прибор в сторону. – Надо ехать сейчас, пока еще все спокойно.
Наташка тоже взглянула на лежащую на ступенях рацию. Она тихо шипела.
– Хорошо, – согласилась Наташка. – Варя знает, что мы уедем, так что не будем их будить.
– Это возьмем с собой? – Я кивнул на кастрюлю. – Пацаны наверняка голодные.
– Да, давай возьмем.
– Тогда собираемся. Бери, все, что может понадобиться и в путь.
– А что может понадобиться?
Я пожал плечами:
– Теплая одежда – на всякий случай, и может быть, немного еды. Что-то, что можно съесть на ходу.
– Хорошо, я тогда начну собирать.
– А я натаскаю дров в домик. Думаешь, Варя сможет развести огонь в печи?
Наташка хитро улыбнулась:
– Думаю, ты ее сильно недооцениваешь.
Пока мы занимались сборами, утро полностью вступило в свои владения, расцветая яркими летними красками. Небо окрасилось в пронзительно голубой, а зеленые березки тихо зашумели первым утренним ветерком. Я полной грудью вдохнул свежий загородный воздух, и с сожалением посмотрел на всю эту красоту, что нам придется оставить и вернуться в реальность, которая в эти дни не отличалась цветами.
– Я готова, – сообщила Наташка, захлопывая багажник Морриган.
– Я сейчас, – ответил я и скрылся в домике.
Тут было тепло, печь уже не горела, но тлеющие в ней угли еще тихо пощелкивали. Я прошел в дальнюю комнату. Варя спала на широком диване. Настя и Уля по обе стороны от нее. Настя прижималась к левой руке девушке, а Уля забилась под бочек и засунула большой палец в рот. Картина наполняла умилением.
Я постоял немного, слушая, как они умиротворенно сопят и, положив ключи от домика на стол рядом с диваном, вышел и прикрыл за собой дверь.
– Чмокнул на прощание? – спросила Наташка, когда я натягивал ремень безопасности.
– Что? – я подозрительно покосился на девушку.
– Чмокнул на прощание малышек? – повторила она, хитро щурясь.
– Нет, – ответил я. Расправил плечи, хрустнул шеей, крепко ухватился за руль, тихо кашлянул. Скосился на Наташку. Она смотрела как лисица.
– Ладно, кхм, поехали.
Я снял Морриган с ручника, и она своим ходом покатилась вниз с пригорка.
– Пристегнулась?
– Ага.
Периферическим зрением я видел, что она все еще смотрит на меня. Так мы проехали метров сто, прежде чем она села ровно и уставилась на дорогу.
Дачи мы миновали быстро, в полной тишине. Неспокойный дом проехали еще быстрее, стараясь на него даже не смотреть. Но как это всегда бывает, когда вы пытаетесь на что-то не смотреть, взгляд сам притягивается к этому объекту, просто-таки не может не притянуться. Это равносильно попыткам не смотреть на огромную отвратительную бородавку на подбородке собеседника, из которой торчат три длинные волосинки: вы даете себе команду, вы контролируете взгляд, и вот в один прекрасный момент ваш взгляд такой: «Неа, нифига», – и медленно смещается прямиком на нее, и весь разговор уходит в далекий фон, и вы уже не можете от нее оторваться.
Я взглянул. И Наташка взглянула. Я видел, как медленно повернулась ее голова, словно против воли. Калитка все так же болталась из стороны в сторону, покачиваясь под дуновением ветра. Я заглянул в окно. Белое пятно за занавеской медленно проплыло мимо. Я вздрогнул и отвернулся. Надавил на газ.
Спустя мгновения, которые ушли у меня на то чтобы привести бешено бьющееся сердце в порядок, я взглянул на Наташку. Она сидела белая словно мел.
– Там кто-то есть, – сказала она одними губами. – Там точно кто-то есть.
– Может просто человек прячется? – предположил я. – Так же как и мы?
– Ты в это веришь? Тебе ощущения рядом с ним не кажутся знакомыми?
Окна словно смотрят на тебя.
Я сглотнул и почувствовал, как засвербело в горле. Оттянул ворот футболки.
– Кстати вот. – Наташка нахлобучила мне на голову шляпу. – Рубашка на заднем сидении.
– Спасибо.
Мы выехали за пределы дачного поселка и покатили по ровной асфальтированной дороге. Солнце уже поднялось из-за холмов и светило нам в спины.
– Слушай, – неуверенно начала Наташка. – Я хотела тебе сказать… ну в общем, мне очень жаль.
– Жаль? – переспросил я, ничего не понимая.
– Мне жаль, что я вела себя как стерва. Ну, там в магазине. И возле Вариного дома.
– Да нет, – растерялся я. – Я тоже был не лучше. Я грубил…
– Дело не в этом, – оборвала меня Наташка. – Я просто думала, что тебе нет дела, что ты черствый и грубый, и что это все твоя натура.
– Может быть так и есть. – Я отвел взгляд, разглядывая проносящийся мимо пейзаж в боковом окне.
Наташкина рука коснулась моей, заискивающе пробежала по пальцам.
– Это не так, – мягко сказала она. – Ты не такой. Это не ты. Это твоя защитная оболочка. Когда что-то происходит, что-то страшное, ты закрываешься в ней, как в своем убежище и никого туда не пускаешь. Ты любишь страдать один. Страдать внутри.
– Наташ…
– Но я вижу, как ты сейчас спешишь обратно, хоть и валишься с ног. Думаешь, я не вижу, как ты пытаешься держать глаза открытыми? Когда ты спал последний раз?
Я попытался открыть рот, но она не дала мне и шанса.
– Нет, я спрашиваю, когда ты спал нормально, по-человечески, а не два-три часа?
Я медленно закрыл рот.
– Когда ел по-человечески? Не на ходу как сейчас, и не отдавая свою еду назойливой девчонке, не оставляя друзьям, наверняка героически думая про себя, что ты справишься. Главное чтобы они были сыты, а ты справишься.
– Вот знаешь что? – Она с силой сжала мою руку, и я повернулся к ней. – Все это глупости, а ты дурак.
– Спасибо, – хмыкнул я.
– Нет, ты дурак! – воскликнула Наташка, и я перестал улыбаться. – Дурак, дурак, дурак! Не надо жертвовать собой, ты тоже важен. Важен для всех. И не надо страдать в одиночку, у тебя есть мы.
Я на секунду оторвался от дороги и посмотрел на Наташку – ее губы дрожали.
– Хорошо, я не буду, – пообещал я. Я так много последнее время давал обещаний, сдержать которых не смогу.
Наташка кивнула, откинулась на спинку. Держала мою руку. Я сжал в ответ ее пальцы.
– Помнишь, – сказала она. – Я говорила, что, не знаю хороший ли ты человек?
– Помню. И что ты решила?
– Ты хороший. Самый лучший. Но ты не хочешь, чтобы люди об этом знали.
Наташка замолчала, и я так и не дождался объяснений. Остаток пути мы проехали молча держась за руки.
До места мы добрались через полчаса. Заброшенная стройка стояла на своем месте и выглядела все так же заброшенно. Я свернул на подъездную гравийную дорожку и припарковался возле нашего подъезда.
– Выглядит не так уж и плохо, – заметила Наташка, становясь рядом.
Она была права. Стальную решетку, конечно же, покорежили, но сломать не смогли, как и открыть. Поэтому место, которое я использовал как гараж для Морриган осталось не тронутым, мы постарались с ним на славу, намертво вворачивая направляющие для двери. Хотя, если быть честным, там и брать-то было нечего. Машинное масло, запасные колеса, да разные инструменты, низкого качества и тряпки. Ах да, еще пустой переносной холодильник. Добыча, будем откровенны, так себе.
Мы поднялись наверх. Тут все обстояло совсем иначе. Дверь полностью сняли с петель, и теперь она была прислонена к стене рядом. Наверняка это уже пацаны постарались. Я заглянул в комнату. Тут словно было нашествие захватчиков татаро-монгол: все, что можно было сломать – сломано, все, что можно было разбить – разбито, все, что можно было сорвать – сорвано. А все, что можно было унести – унесли.
На этих руинах былого великолепия нашего штаба восседал Стас, на сломанном кресле, что почти лежало на полу, сохранив только спинку и сидушку, и дремал, свесив голову набок. На порезанном диване, из которого тут и там торчали пружины, храпел Серега. У дальней стены, под окном сидел Саня, подстелив под задницу остатки моего любимого кресла – большую коричневую подушку.
– Вы вернулись! – воскликнул он, подпрыгивая и поднимая всех остальных. – Я не слышал, как вы приехали.
– И это странно, – проворчал проснувшийся Серега. – Ведь твоя очередь сидеть на стреме.
Саня ничуть не смутился и принялся похлопывать нас, улыбаясь во весь рот.
– Как все прошло? – спросил Стас, поднимаясь с кресла.
– У нас все нормально. Девочек накормили, уложили и дровами обеспечили. У них все будет хорошо. Рацию оставили им. А вы?
– У нас тоже все нормально. – Саня оглянулся на остальных. – Добрались сюда быстро и без происшествий. Тут нашли вот это. – Он развел руками. – Ну и стали дежурить по очереди. Надо было выспаться. Вам бы тоже не помешало, – заметил он, прищурившись.
– Да, но сначала. – Я поднял вверх указательный палец. – Смотрите, какую вкуснятину вам приготовила Наташка.
Наташка смущенно поставила на пол кастрюлю.
– Да тут ничего такого и остыло уже давно…
Договорить ей не дали, с криком «ого, пельмени», пацаны накинулись на кастрюли и принялись хватать пельмешки голыми руками. Наташка удивленно смотрела на меня, развернув вилки веером. Я только махнул рукой.
– Вы давайте ложитесь, – посоветовал Саня, когда наконец-то смог разлепить челюсти. – Выглядите хуже Серегиной задницы.
– Эй, да что не так с моей задницей?
– Ты сам-то ее видел?
Мы с Наташкой переглянулись и через секунду уже забылись крепким сном. Я даже не помню, как моя голова коснулась опасно ощетинившейся пружинами обшивки дивана.
Проснулся я в кромешной темноте и сначала не понял где я. Я так давно не спал нормально, что первую минуту не мог ничего понять. Смотрел на черные стены и пытался вспомнить, что происходит и куда делись плакаты с Малдером и Скалли. Спустя минуту я все понял и все осознал: это не моя комната, а я не в своей кровати.
Что-то упиралось мне в позвоночник. Я обернулся. Это Наташка прижалась ко мне своей головой. Спала со мной буквой «Т». Нет, на такое однозначно способны только девушки.
Я спустил ноги на пол, протер глаза.
– Проснулся, – спросил Санин голос.
– Сколько времени?
– Почти полночь, – ответил он. – Вы проспали больше двенадцати часов.
– Черт! – выругался я.
Сзади завозилась Наташка. Я повернулся к ней.
– Что происходит? – сонно пробормотала она. – Где мы?
Она уставилась на меня:
– Это твоя рука на моей заднице?
– Нет. А да, точно моя.
– Дурак.
Я поднялся, прошелся по комнате, выглянул в окно и замер на месте.
– Да, – кивнул Саня. – Как видишь, у нас гости.
– Что там? – Наташка подошла и встала рядом.
Весь пустырь с высокой по пояс травой перед зданием был забит светлячками. Они стояли в траве, не дойдя до нас с десяток метров, и хищно светили своими глазами.
– Мы хотели вас будить, когда все кончилось, – пояснил Саня. – Сигнал пропал, а они еще брели с полсотни метров, словно на автомате. А затем замерли вот так.
Это было жутковато, ведь все их сияющие взгляды смотрели на нас.
– Значит, у нас не осталось времени, – сказал я. – Давно пропал сигнал?
– Минут двадцать назад, – ответил Стас, что появился в дверях. – Мы с Серегой проверили наш подъезд и соседний. Все чисто. Никто не дошел.
Серега зашел следом и плюхнулся на диван.
– Какой план? – скривился он, убирая вонзившуюся в бедро пружину.
– Давно в «Детском Мире» не были? – спросил я, разглядывая белое зарево, зависшее над домами.
8
Мы плотно обступили машину. Остановились у самой границы белого света, которого было в достатке этой ночью. Еще раз оглянулись на поляну. Ветер качал пожухлой травой. Она со скрипом терлась о штаны и подолы платьев застывших людей. Десятки белых глаз безразлично разглядывали нас.
– Поехали, – первой не выдержала Наташка.
Я оглянулся на нее, кивнул, и молча сел за руль. Когда захлопнулась последняя дверца, я дал задний ход, развернулся и по грунтовой дороге объехал поле стороной.
– Сколько же их здесь? – задался вопросом Саня, разглядывая мелькающие за окном тела в ореоле призрачного света.
– Не меньше сотни, – предположил Стас.
– И все они пришли за нами?
Я бросил взгляд на отражение Сереги в зеркале и ответил:
– Дело не в нас, скорее, они стягиваются в те места, где еще остались не зараженные люди. Помнишь универмаг?
– Ага.
– Либо их тянет к таким как мы, либо ими кто-то руководит.
– Руководит? – ужаснулась Наташка. – Та тварь?
– Вот сейчас и узнаем. – Я уставился на дорогу и надавил на педаль сильнее.
Со стройки мы выбрались самым безобразным способом: под окнами стоящего рядом дома, заехав двумя колесами на бетонное основание. И уже через минуту выбрались на пустую дорогу.
Объехав по большой дуге дома, откуда стянулись к нам светлячки, мы добрались до Ленина и свернули на восток. Дальше путь так же был свободен. Складывалось впечатление, что город опустел.
– И куда все подевались? – спросил Саня, разглядывая дорогу. – Раньше тут и плюнуть было некуда, приходилось объезжать людей, а сейчас? Тут можно парад устраивать.
– Думаю, скоро узнаем, – ответил я, разглядывая приближающееся зарево над домами.
Когда нам открылось здание детского мира, я отпустил педали и позволил Морриган катиться вперед. Так мы проехали не меньше сотни метров, прежде чем я нажал на тормоз. Машина качнулась вперед и мы следом за ней. Приложившись спинами о сидения, мы застыли, изумленно раскрыв рты.
Само здание не изменилось ни капли: все такое же большое, кубическое и с огромными окнами. Изменилась лишь антенна сотовой связи, что за это время существенно выросла в размерах, обзавелась кучей новых деталей, и медленно вращалась по часовой стрелке. Вместе с ней вращались прямоугольные белые пластины, что попросту парили в воздухе, а снизу, тонкими белыми линиями, к ней тянулось призрачное свечение, закручиваясь по спирали. Над антенной нависли черные тяжелые тучи.
– Мать твою, ну за эту, за ногу, – вздохнул Стас.
– Мне это кажется, или тучи и в самом деле висят только над зданием? – спросил сбитый с толку Саня.
Я согнулся над рулем и посмотрел на небо.
– Считай, что это локальная гроза.
И словно в подтверждение моих слов, из самого центра черных туч ударила ослепительно яркая молния, искрами разлетевшаяся об одну из медленно плывущих по воздуху панелей. Сама панель качнулась, изменила траекторию движения, но уже через секунду вернулась на место.
Я, поджав губы, вслушивался еще несколько секунд и, не дождавшись желаемого, произнес:
– Грома нет.
– Чего? – Саня повернулся ко мне.
– Грома нет, – повторил я, словно мои слова и не требовали пояснений.
– И… и что это значит? – зашуршала одеждой Наташка, протискиваясь вперед.
– Не знаю, – честно ответил я. – Но мне это не нравится.
– Это единственное, что тебе не нравится? – воскликнул Серега, обеими руками указывая за окно.
– Нет, но это не нравится точно.
Я отпустил тормоз и свернул на парковку перед зданием бывшего рая для детей и остановился перед самым входом.
– Все готовы? – спросил я, оглядываясь.
– Да не особо, – повела плечами Наташка. – А что нам может пригодиться?
Я рассеяно осмотрел салон, припомнил содержимое багажника и качнул головой:
– Возьмите фонарики. Больше у нас все равно ничего нет.
Фонарика у нас сбыло два: маленький карманный забрал себе я, а большой и мощный фонарь – Стас. Мы вышли из машины и осторожно прошли оставшиеся пару метров, зайдя в нишу парадного входа. Лицевая часть кубического здания хищно нависла над нами.
Я навел луч фонаря на сдвижные стеклянные двери и присмотрелся.
– Не черта не видно, – пожаловался я. – Тут какое-то зеркальное покрытие.
– Да? – Саня подошел ближе. – А кажутся черными.
– Помоги-ка. – Я вставил лезвие старшей сестры в узкую щель меж дверей и слегка раздвинул их, увеличив щель на пару сантиметров. – Только осторожно с пальцами.
Саня ухватился за правую половину, а я за левую. Придерживая дверь одной рукой, чтобы не закрылась, я крутанул бабочку, сложил ее и убрал в карман.
– Ну, – кивнул я, – давай.
Мы потянули одновременно и двери расползлись в стороны. Прижав их своими спинами, чтобы не закрылись, мы принялись махать остальным, чтобы те поторопились. Вот только никто не торопился, даже как раз наоборот – все сделали дружный шаг назад.
– Давайте быстрее, – прикрикнул на них Саня. – Мы тут стоим как на ладони.
Никто не ответил. Три пары глаз с ужасом смотрели вглубь магазина.
– Что? – спросил я, уже догадываясь, каким будет ответ.
Мы с Саней медленно повернулись, наши взгляды на секунду встретились, а затем обратись к темноте помещения. Хотя, это только нам показалось, что в помещении темно, сработало наше воображение, которое его себе таким представляло. На самом же деле, магазин был наполнен слабым и тусклым сиянием.
В нескольких метрах от нас плотными рядами стояли светлячки. Их сияние было не таким сильным, как у тех, что толпились возле нашего штаба, словно кто-то убавил свет. Вместо этого из их рта и глаз тянулись длинные змеевидные линии света, которые поднимались на несколько метров вверх и угасали. Светлячки занимали весь холл, балконы второго этажа и эскалаторы, и мне совсем это не нравилось.
– Да их тут сотни, – выдохнул Саня.
Магазин был набит людьми в буквальном смысле. Даже в самые отчаянные времена, когда скидки по распродаже опускаются до невероятно низких значений, вы никогда не встретите такого количества людей в одном месте. Казалось, что достаточно добавить лишь одного человека и вся эта хрупкая структура взлетит на воздух, как переполненный воздушный шарик, не выдержавший внутреннего давления.
– Послушайте, – нервно произнес я, стирая пот над верхней губой; отросшая за это время щетина больно царапнула ладонь, – мы ничего не добьемся, если будем просто стоять тут. Нам придется туда зайти.
По лицам я видел, что все понимают меня и разделяют мое мнение, однако никто не стремился быть первым.
– Серега, придержи, – попросил я, и он быстро занял мое место.
Я сделал несколько неуверенных шагов внутрь. Ощущение было таким, словно я добровольно погружаюсь в бассейн полный голодных акул. Тело тут же прошиб холодный пот, я весь покрылся мурашками. С трудом сдержал дрожь и прошел еще несколько метров.
Мне казалось, что все смотрят на меня своими стеклянными глазами, смотрят и ожидают того момента, когда я окажусь рядом, чтобы схватить своими твердыми как лед и столь же холодными руками. Я слышал шорох и шепот сотен голосов. С каждой секундой мне казалось, что они становятся все ближе ко мне, стоит мне отвести взгляд они окажутся перед самым моим носом. Все помещение магазина наполнял жутковатый шелест материи.
А потом все закончилось. Закончилось так же быстро, как и началось. Стоило мне только бросить быстрый взгляд через плечо, как я понял, что весь этот ужас рисовало мне мое воображение. Друзья взволнованно смотрели мне в спину.
– Все хорошо, – попытался улыбнуться я, с трудом сглатывая загустевшую слюну. – Идем.
Стас вошел следом за мной. За ним юркнула Наташка, быстрая и настороженная как ласка. Саня с Серегой отпустили двери одновременно. Магазин неожиданно погрузился во мрак.
Я слышал, как пискнула Наташка, налетела на Стаса. Тот зашипел от неожиданности.
– Что-то тут темновато, – нервно заметил Саня.
Свечение, исходящее от светлячков исчезло практически полностью, став лишь призрачными нитями, что лениво тянулись вверх. Теперь они напоминали скорее первых людей впавших в кому, чем кровожадных зомби из фильмов Ромеро.
Я щелкнул фонариком и направил луч света вперед. Это было плохой идеей. К потолку тут же взметнулись сотни черных теней и принялись плясать, подчиняясь яркому свету. Лица застывших людей наполнились призрачным сиянием.
– Просто не будем на них смотреть, – предложил я, протискиваясь вперед. – Просто будем думать, что это обычные манекены.
– Легко говорить. – Стас включил свой фонарь и направил его свет поверх голов. – Куда нам?
– Нам нужно подняться на верхний этаж и поискать служебную дверь. Она выведет нас на крышу.
Я принялся медленно продвигаться между светлячков в сторону эскалатора. Поначалу казалось, что светлячки стоят так плотно, что между ними даже муха не пролетит, но на деле все оказалось совсем иначе. Расстояния между ними хватало, чтобы протиснуться вперед, если представить, что вы просто пробираетесь через толпу поближе к сцене на празднование дня города. Все дело в том, что у страха глаза велики.
Но одно дело пробиваться в толпе, толкая людей и ощущая как они толкают тебя в ответ, кричат ругательства тебе вслед, но совсем другое пробираться среди застывших холодных тел. Это все равно, что протискиваться сквозь висящие в морозилке туши коров и свиней.
Я шел вперед и старался не смотреть по сторонам, старался не смотреть на лица людей, но это было чертовски трудно, все равно, что стараться не смотреть на человека с каким-нибудь жутким увечьем или уродством. То и дело я замечал краем глаза яркий блеск в свете фонаря и все время реагировал на него резким движением в сторону, и каждый раз это оказывался блеск стеклянных глаз или блики застывшей на подбородке слюны.
– Не смотри, – шептал я сам себе. – Просто не смотри.
– Что ты говоришь? – раздалось за моей спиной.
Я оглянулся и высветил фонариком Наташкину грудь – не то, чтобы я пытался это сделать нарочно, просто не хотел светить ей в глаза. Девушка смотрела на меня огромными, широко раскрытыми глазами на снежно белом лице. Ее губы были сжаты так плотно, что превратились в тоненькую щелочку. Даже волосы слиплись и облепили голову так, словно Наташка только что вышла из душа. Они была перепугана насмерть.
– Ничего, – ответил я, отводя свет фонарика в сторону. – Это я сам с собой разговариваю.
– Помогает? – поинтересовалась она.
– Не особо.
– Эй, ну что там за пробка? – прошипел идущий следом Серега. – Может, еще привал устроим?
Я молча отвернулся и пошел дальше. Он был прав, нам не стоило тут задерживаться, никто не знает, когда злосчастный сигнал раздастся вновь. Я проверил рацию на бедре, и она весело мне подмигнула зеленым огоньком.
Через пару метров я наткнулся на такую плотную стену светлячков, что протиснуться между ними не смог бы и ребенок.
– Почему задержка, – шепнула мне подоспевшая Наташка.
Я посветил фонариком в один конец толпы, затем в другой – прохода не было нигде.
– Что случилось? – спросил Стас. Он уже стоял рядом с Наташкой.
– Нам тут не пройти, – ответил я, все еще бесцельно блуждая лучом фонаря из стороны в сторону.
– И что будем делать?
– Пока не знаю, я думаю.
– Почему задержка? – спросил появившийся из толпы Серега.
– Проход перекрыт, – ответил ему Стас.
Я высветил фонарем эскалатор – он был в пятнадцати, может двадцати метрах от нас, сразу за головами нескольких десятков, а то и сотен людей. Вернуться назад и искать обход, значит потерять кучу времени, которого у нас вполне могло не быть. Я посветил наверх, выхватил кусок ровного как зеркало потолка. Можно было идти по головам, использовать их как ступени, но никто не мог гарантировать, что это их не разбудит.
– Почему задержка? – спросил Саня, что только-только добрался до нас.
Или, можно было… я опустил луч фонаря к своим ногам.
– Ясно, – кивнул мой брат, выслушав объяснения Стаса. – И что будем делать?
Я повернулся к ним, наткнулся на испуганное лицо Наташки, что смотрела на меня с мольбой, и, вздохнув, ответил:
– Вариант у нас по сути один – ползти.
– Ползти? – Губы Наташки задрожали.
Я провел лучом света от моих ног к широко расставленным ногам мужика в кожаной куртке, что стоял, высоко задрав голову.
– Пролезем здесь, затем налево, под юбкой вон той девицы. Дальше по обстоятельствам. Как только сможем встать на ноги, пойдем пешком. Эскалатор уже близко.
– О, Боже, – выдохнула Наташка, глядя как я опускаюсь на четвереньки.
Ситуация сама по себе унизительная, усугублялась еще и тем, что в этом положении я становился максимально беззащитным. Я не мог оттолкнуть кого-либо, не мог быстро сорваться с места и побежать. Я мог даже не успеть подняться, если на меня навалятся толпой. И это еще сильнее подгоняло меня, заставляло совершать ошибки.
Я дважды ткнулся головой и плечом в чьи-то ноги. Дважды выпустил фонарик из рук, и он чуть от меня не укатился. Один раз зацепился кобурой за штанину мужика и чуть не наделал в штаны от ужаса, решив, что меня кто-то схватил. А когда я протискивался между стройных ног высокой блондинки, то не отказал себе в удовольствии поднять взгляд вверх и подсветить фонариком ее белые кружевные трусики. Ненавижу кружева.
– Ты что! – зашипела мне в спину Наташка.
Я оглянулся: она смотрела испуганно и ошарашено. Я пожал плечами и пополз дальше. Ну а что? Надо пользоваться любым случаем, который дает тебе жизнь. Что-то подсказывало мне, что случай увидеть трусики такой очаровательной, хоть и зомбированной блондинки, вряд ли мне еще представится.
Добравшись до свободного прохода, я поднялся на ноги и нос к носу столкнулся с искаженным в отвращении лицом Лехи. Я отшатнулся назад, резко выдохнул и промокнул лоб.
– Вот так встреча, да? – нервно усмехнулся я шепотом. – А ты, я смотрю, все такой же лысый. Все еще со скинхедами, да?
Он не ответил. Просто смотрел на меня с отвращением.
– Что тут? – спросила Наташка.
– Это Леха, ты его не знаешь, он ушел от нас, еще до твоего появления.
– Что там? – спросил Стас.
– Леха. Остальным передай.
– Там Леха, – шепнул он и это слово, словно эхом повторил Серега.
– Ладно, друг, бывай. Если все у нас выйдет, то еще может быть, свидимся.
Я чмокнул кончики своих пальцев и похлопал ими по ощетинившейся мелкими волосками лысине старого друга и слегка потрепал рукой. Когда я двигался дальше, то краем глаза заметил, что так сделал каждый, кто когда-то знал и любил Леху. Вот ведь в каких нелепых ситуациях нас иногда вновь сводит жизнь.
Добравшись до эскалатора, я перевел дух и подсветил часы на руке. Прошел почти час, как мы ползаем по этому магазину, а не прошли и двухсот метров. Такими темпами нас возьмут за задницу в самом сердце этой орды.
– К черту! – взорвался я, и принялся протискиваться по эскалатору, распихивая людей локтями.
Они отшатывались с трудом – я уже говорил, что это было равносильно тому, чтобы двигать большой булыжник, – иногда издавали хрипящие звуки, но каждый раз возвращались на прежнее место, словно были зафиксированы на пружине.
– Толкайте их, – бросил я через плечо. – Нечего тут осторожничать. Мы либо не успеем, и нас раздавят, либо разбудим их, и нас раздавят.
– А есть варианты, где нас не давят? – поинтересовалась Наташка.
– Есть, – ответил я. – Но там тебя насилуют.
Наташка скрежетнула зубами и промолчала, вспоминая, как мы ухахатывались над ней, когда выбрались из того дома в прошлом году. Так, погруженная в свои мысли, она не заметила, как налетела на меня, уткнувшись лицом мне в спину.
– Ты чего? – спросила она, потирая ушибленный нос.
– Это Таня, – ответил я, подсвечивая невысокую девушку с русыми волосами. – Моя одноклассница.
Наташка с интересом посмотрела на нее и пожала плечами:
– И что?
– Всегда хотел услышать, как она молчит. Идем.
Я опустил фонарь и пошел дальше.
– Ты что, – крикнула Наташка мне вслед, – только что схватил ее за задницу?
– Вовсе нет, – ответил я.
– Вовсе да.
– Вовсе нет, – настаивал я.
– Вовсе да! – топнула ногой Наташка.
– Вовсе нет. – Я скрестил руки на груди. – Ну, может чуть-чуть.
Наташкина челюсть отвисла.
– Всегда хотел узнать какая она на ощупь, – пояснил я.
– Дурак.
Я ухмыльнулся и двинулся дальше. А Наташка, проходя мимо моей одноклассницы, положила руку ей на плечо, и прошептала:
– Прости, подруга, он просто мерзкий, пахабный, изварще…
Договорить Наташка не успела, так как девушка в этот момент вздрогнула, захрипела, роняя слюну, изогнулась всем телом. Ее руки поднялись к груди, пальцы скрючились.
Наташка завизжала так пронзительно, что зазвенели стекла. Она кинулась вперед и ухватилась за мое плечо двумя руками, впиваясь ногтями под кожу. Я до скрипа стиснул зубы, ощетинился, но не проронил ни звука. Молча слушал, как визг девушки гуляет по безжизненным закоулкам пустого магазина, которого в эту ночь наполняли лишь призраки.